жности не менее двадцати лет. Иметь дело со смертью
- единственное постоянно занятие,  в котором  он  преуспел.  Становясь
старше, он интересовался смертью все больше и больше, подобно художни-
ку,  все более интересующемуся интенсивностью и уровнем света, писате-
лю,  занятому  характерами  и оттенками смысла,  которые он познает на
ощупь,  словно слепой, Читающий по шрифту Брайля. Его больше всего ин-
тересовал уход...  сам отлет души...  уход из тела,  из того, что люди
считают жизнью,  и переход в какое-то другое состояние.  Что ты должен
чувствовать,  когда уходишь навсегда? Кажется ли это сном, от которого
ты очнешься?  Ждет ли там  дьявол  из  христианской  религии,  готовый
проткнуть  твою  вопящую душу вилами и потащить ее в ад,  словно кусок
мяса на вертеле?  Ощущаешь ли ты радость?  Знаешь ли ты,  что уходишь?
Что видят глаза умирающих?
   Рэйнберд надеялся,  что  получит возможность узнать все сам.  В его
профессии смерть зачастую наступала быстро и неожиданно. Мгновенно. Он
надеялся,  что у него будет время подготовиться к собственной смерти и
все прочувствовать. В последнее время он внимательно, с надеждой найти
тайну  в  глазах,  всматривался в лица людей,  которых убивал.  Смерть
очень интересовала его.
   Его также интересовала  маленькая  девочка,  которая  так  заботила
всех.  Эта  Чарли  Макги.  Как считал Кэп,  Джон Рэйнберд имел смутное
представление о семействе Макги и ничего не знал о "лот шесть". На са-
мом деле Рэйнберд знал почти столько же,  сколько сам Кэп, - что опре-
деленно обрекло бы его на ликвидацию,  догадайся Кэп об этом.  Они по-
дозревали, что девочка наделена способностью или потенциальной способ-
ностью излучать энергию.  А может быть,  у нее еще куча других способ-
ностей.  Он  хотел бы встретиться с девочкой,  посмотреть,  что это за
способности.  Знал он также о том,  что Макги обладал, по словам Кэпа,
"потенциальной  силой внушения",  но это не волновало Джона Рэйнберда.
Он еще не встречал человека, способного внушить что-нибудь ему самому.
   "Кто сообразительней"  кончилось.  Начались  неинтересные  новости.
Джон  Рэйндберд сидел,  ничего не ел,  не пил,  не курил,  очищенный и
опустошенный, ожидая, когда подойдет время для убийства.

                                * * *

   Несколько ранее в тот день Кэп беспокойно размышлял о том, как бес-
шумно двигается Рэйнберд. Доктор Уэнлесс его не услышал. Он очнулся от
глубокого сна, потому что чей-то палец щекотал его под носом. Проснул-
ся  и увидел склонившееся над кроватью чудовище из кошмара.  Один глаз
мягко поблескивал в свете лампы из ванной,  которую Уэнлесс всегда ос-
тавлял гореть, ночуя вне дома. На месте второго глаза зияла дыра.
   Уэнлесс открыл  было рот,  чтобы закричать,  но Джон Рэйнберд одной
рукой зажал ему нос, а другой закрыл рот. Уэнлесс задергался.
   - Ш-ш-ш, - сказал Рэйнберд. Он произнес это умиротворенно и снисхо-
дительно,  как говорит мать ребенку, меняя пеленки. Уэнлесс задергался
сильнее.
   - Хотите жить - не шевелитесь и молчите, - сказал Рэйнберд.
   Уэнлесс взглянул на него, изогнулся разок и затих.
   - Будете вести себя смирно? - спросил Рэйнберд. Уэнлесс кивнул. Ли-
цо  его  наливалось кровью.  Рэйнберд убрал руки - Уэнлесс стал хрипло
хватать воздух. Из одной ноздри вытекала тонкая струйка крови.
   - Кто... вы... Кэп... послал вас?
   - Рэйнберд, - угрожающе сказал он. - Да. Кэп послал меня. В темноте
глаза Уэнлесса казались громадными. Он облизал губы. Лежа в постели со
сбитыми вокруг костлявых коленей простынями,  он выглядел самым старым
ребенком в мире.
   - У  меня есть деньги,  - быстро зашептал он.  - Счет в швейцарском
банке. Куча денег. Все ваши. Рта не раскрою. Клянусь богом.
   - Не нужны ваши деньги,  доктор Уэнлесс, - сказал Рэйнберд. Уэнлесс
уставился на него,  левый угол рта опустился в чудовищной ухмылке, ле-
вое веко закрыло глаз и дрожало.
   - Если хотите остаться живым после восхода солнца,  - сказал  Рэйн-
берд,  - побеседуйте со мной,  доктор Уэнлесс.  Прочитайте мне лекцию.
Семинар для одного. Я буду внимательным, хорошим слушателем. И награжу
вас жизнью, которую вы проведете вдали от глаз Кэпа и Конторы. Понима-
ете?
   - Да, - хрипло отозвался Уэнлесс.
   - Согласны?
   - Да... но что?..
   Рэйнберд положил два пальца на губы доктора Уэнлесса,  и тот  мигом
умолк. Его костлявая грудь быстро поднималась и опускалась.
   - Я  произнесу  два слова,  - сказал Рэйнберд,  - и вы начнете свою
лекцию.  Включите в нее все,  что знаете, все, о чем подозреваете, все
ваши теоретизирования.  Вы готовы услышать эти два слова,  доктор Уэн-
лесс?
   - Да, - кивнул доктор Уэнлесс.
   - Чарлина Макги,  - сказал Рэйнберд,  и доктор  Уэнлесс  заговорил.
Сначала он медленно выдавливал слова,  затем они полились быстрее.  Он
рассказал всю историю испытаний "лот шесть" и того,  главного экспери-
мента.  Многое  из  рассказанного  Рэйберд  знал,  но  Уэнлесс добавил
кое-что новое. Профессор повторил всю проповедь, прочитанную в то утро
Кэпу.  Рэйнберд внимательно слушал,  иногда хмурясь, слегка похлопывая
руками,  хихикая над метафорой Уэнлесса относительно обучения туалету.
Это поощрило Уэнлесса говорить быстрее;  когда же он, как все старики,
начал повторяться, Рэйнберд снова наклонился и снова одной рукой зажал
ему нос, а другой закрыл рот.
   - Извините, - сказал Рэйнберд.
   Уэнлесс извивался и бился,  как рыба,  под тяжестью Рэйнберда.  Тот
надавил сильнее.  Когда Уэнлесс стал затихать,  Рэйнберд быстро  убрал
руку, зажимающую нос. Настоящее дыхание доктора походило на шум возду-
ха, вырывающегося из шины, проколотой большим гвоздем. Глаза вращались
в  орбитах,  как  у перепуганной лошади...  и все же в них трудно было
что-нибудь разглядеть.
   Рэйнберд схватил доктора Уэнлесса за воротник пижамы и  сдвинул  на
край постели, чтобы свет из ванны светил ему прямо в лицо. И снова за-
жал доктору нос.
   Мужчина, если перекрыть доступ воздуха в легкие и он лежит без дви-
жения,  иногда  может прожить до девяти минут без необратимых последс-
твий для мозга; женщина, при несколько большем объеме легких и немного
лучшей системе выделения углекислого газа,  может протянуть десять или
двенадцать минут.  Конечно, борьба и страх значительно сокращают время
выживания.
   Доктор Уэнлесс бился сорок секунд, затем его попытки спастись осла-
бели.  Он сильно бил руками по гранитной маске, заменявшей Джону Рэйн-
берду лицо. Притуплено барабанил пятками по ковру на полу. Пустил слю-
ну в мозолистую ладонь Рэйнберда. И настал тот самый момент.
   Рэйнберд наклонился вперед, с детским нетерпением изучая глаза Уэн-
лесса.
   Но было все то же,  всегда одно и то же.  Из глаз,  казалось, исчез
страх, вместо него в них появилась озадаченность, не удивление, не по-
нимание  или  благоговейный страх - просто озадаченность.  На какое-то
мгновение два озадаченных глаза уставились на единственный Джона Рэйн-
берда,  и Рэйнберд знал,  что эти глаза видят его.  Неясно,  все более
расплывчато,  по мере того как доктор уходил все дальше и  дальше,  но
его  видели.  Затем ничего не осталось,  кроме остекленевшего взгляда.
Доктор Джозеф Уэнлесс больше не находился в отеле  "Мэйфлауэр".  Рэйн-
берд сидел на кровати рядом с куклой человеческого роста.
   Он был  неподвижен,  одна рука все еще закрывала рот куклы,  другая
крепко зажимала его ноздри.  Полная уверенность не  помешает  -  пусть
пройдет еще минут десять.
   Он думал о том, что рассказал ему Уэнлесс о Чарлине Макти. Возможно
ли, чтобы ребенок обладал такой силой? Он полагал, что это возможно. В
Калькутте он видел,  как человек прокалывал себя ножами - ноги, живот,
грудь,  шею,  - затем вытаскивал ножи, не оставляя ран. Оказалось, что
это возможно. И, конечно, интересно.
   Он думал обо всем этом,  но поймал себя на мысли: что почувствуешь,
убивая ребенка?  Сознательно он никогда этого не делал  (хотя  однажды
подложил бомбу в самолет, бомба взорвалась, убив шестьдесят семь чело-
век на борту,  и возможно, среди них были дети, но это не одной то же,
то  было  безлично).  Его профессия не часто требовала убийства детей.
Контора,  в конце концов,  не террористическая организация,  как бы ни
хотелось некоторым,  скажем,  некоторым слюнтяям в конгрессе,  считать
так.  Они, в конце концов, - научное учреждение. Может, & ребенком все
будет  по-другому?  В конце может появиться другое выражение в глазах,
что-то другое, а не озадаченность, опустошающая и - да, да - так печа-
лящая его.
   Возможно, в смерти ребенка он отчасти откроет для себя то,  что ему
так хочется знать.
   Именно такого ребенка,  как эта Чарлина Макги. - Моя жизнь как пря-
мая дорога в пустыне,  - негромко сказал Джон Рэйнберд. Он внимательно
посмотрел в мутные голубые кусочки  мрамора,  бывшие  недавно  глазами
доктора Уэнлесса.  - Но твоя жизнь никуда больше не ведет, мой друг...
мой добрый Друг.
   Он поцеловал Уэнлесса сначала в одну щеку,  потом в  другую.  Затем
вытащил на кровать и набросил на него простыню.  Она опустилась мягко,
словно парашют, и облегла его торчащий, теперь уже неподвижный нос.
   Рэйнберд вышел.
   Ночью он думал о девочке, способной якобы возжигать пламя. Он много
думал о ней.  Ему хотелось знать, где она находится, что думает, какие
видит сны.  Он испытывал к ней подобие нежности,  стремление  защитить
ее.
   Минуло шесть часов утра - он засыпал, уверенный: девочка будет его.

                        ТАШМОР, ШТАТ ВЕРМОНТ

   Энди и Чарли Макги добрались до коттеджа у Ташморского озера спустя
два дня после пожара на ферме Мэндерсов.  Начать с того,  что "виллис"
был далеко не в лучшей форме,  а поездка по грязи через лесные дороги,
указанные им Ирвом, не принесла ему пользы.
   Наступила ночь бесконечного дня,  начавшегося в Гастингс Глене. Они
были  менее чем в двадцати ярдах от конца второй и худшей из двух лес-
ных дорог.  Перед ними,  скрытая густыми зарослями кустарника,  лежала
дорога 22.  Они не видели дороги, но время от времени слышали шелест и
шум пролетавших мимо автомашин и грузовиков.  Ночь они провели в "вил-
лисе",  обнявшись, чтобы было теплее. И двинулись вновь в путь на сле-
дующее утро - вчерашнее утро - вскоре после пяти,  когда дневной  свет
был всего лишь блеклой белой полоской на востоке.
   Чарли - бледная,  вялая, измученная - не спросила отца, что случит-
ся,  если пикеты на дорогах передвинуты дальше на восток.  Если пикеты
передвинуты, их поймают, и на этом все кончится. Не вставал и вопрос о
том, чтобы бросить "виллис". Чарли не могла идти, не мог идти и он.
   Поэтому Энди выехал на шоссе, и весь этот октябрьский день они вер-
телись  по  второстепенным дорогам под белым небом,  которое грозилось
дождем,  но так и не пролило его. Чарли много спала. Энди беспокоился,
что она спит нездоровым сном, стараясь убежать от случившегося с ними,
вместо того чтобы попытаться приспособиться к происшедшему.
   Дважды останавливался он у придорожных кафе,  покупал котлеты с жа-
реным  картофелем.  Во второй раз он воспользовался пятидолларовой бу-
мажкой,  которую дал ему водитель фургона Джим Полсон. Мелочь из теле-
фонов была почти израсходована.  Он,  вероятно, выронил часть монет из
карманов в то сумасшедшее утро у Мэндерсов, но не мог этого вспомнить.
Кое-что  еще исчезло:  за ночь ушли пугающие омертвелые пятна на лице.
Он ничего не имел против их исчезновения.
   Большая часть котлет и картофеля,  купленных  для  Чарли,  осталась
несъеденной.

   Прошлым вечером  они  остановились на площадке отдыха у шоссе через
час после наступления темноты.  Никого не было.  Стояла осень, и сезон
кочевья индейцев прошел до следующего года. Грубо сработанное объявле-
ние выжженными по дереву буквами гласило:  "НОЧЕВКА ЗАПРЕЩЕНА, КОСТРОВ
НЕ РАЗВОДИТЬ,  ПРИВЯЖИТЕ СОБАКУ, МУСОР НЕ БРОСАТЬ - ШТРАФ - 500 ДОЛЛА-
РОВ".
   - Тоже мне чистюли,  - пробормотал Энди и проехал  на  "виллисе"  в
дальний  конец  усыпанной гравием площадки,  к рощице на берегу узкого
журчащего ручья.  Они с Чарли вышли из машины и, не сговариваясь, нап-
равились к воде.  Небо затянули облака.  Но было не холодно. Звезды не
просматривались, и ночь казалась очень темной. Присели, прислушались к
говору ручейка. Он взял руку Чарли, тут она заплакала - громкие захле-
бывающиеся рыдания,  казалось, готовы были разорвать ее. Он обнял ее и
побаюкал.
   - Чарли, - пробормотал он. - Чарли, Чарли, не надо. Не плачь.
   - Пожалуйста, не заставляй меня делать это снова, папочка, - рыдала
она.  - Если ты прикажешь мне сделать это, я сделаю и потом убью себя,
так что, пожалуйста... пожалуйста... никогда...
   - Я люблю тебя,  - шепнул он. - Успокойся и перестань болтать о са-
моубийстве. Это сумасшедшие разговоры.
   - Нет, - сказала она. - Не разговоры. Обещай, папочка. Он долго ду-
мал и затем медленно произнес:
   - Не знаю, смогу ли, Чарли. Но обещаю - постараюсь. Этого достаточ-
но?
   Ее тревожное молчание служило красноречивым ответом.
   - Я тоже боюсь,  - сказал он мягко.  - Отцы тоже  пугаются.  Поверь
мне.
   Эту ночь они снова провели в кабине "виллиса". К шести утра - снова
были в пути.  Облака стали рассеиваться, и к десяти часам наступил бе-
зупречный  день  бабьего лета.  Вскоре после пересечения границы штата
Вермонт они увидели в садах людей, взбирающихся на лестницы, словно на
мачты, и грузовики, наполненные плетеными корзинами с яблоками.
   В одиннадцать  тридцать они свернули с дороги 34 на узкую грунтовую
дорогу с надписью "Частное владение",  и Энди вздохнул с  облегчением.
Они добрались до Грэнтера Макги. Они были на месте.
   Медленно проехали  примерно  полторы мили к озеру.  Осенние листья,
красные и золотые,  перелетали через дорогу перед тупым  носом  джипа.
Когда сквозь деревья засверкала вода,  дорога раздвоилась. Поперек бо-
лее узкой колеи висела тяжелая металлическая цепь,  а на цепи - желтая
табличка со ржавыми пятнами:  "ПРОХОДА НЕТ ПО УКАЗАНИЮ ШЕРИФА ОКРУГА".
Большая часть ржавых пятен образовалась вокруг шести или восьми углуб-
лений  в  металле,  и Энди предположил,  что летом какой-то отдыхавший
здесь парнишка в течение нескольких минут развеивал скуку,  хлопая  по
табличке из револьвера 22-го калибра. Но это было давным-давно.
   Он вылез из "виллиса", достал из кармана кольцо с ключами. На коль-
це висела бирка из кожи с почти стершимися его инициалами Э.МкГ.  Этот
кусочек  кожи Вики подарила ему на рождество - рождество накануне рож-
дения Чарли.
   Он постоял какое-то мгновение перед цепью,  глядя на кожаную бирку,
затем на сами ключи.  Их было около двух десятков.  Забавная штука эти
ключи: по ним, имеющим тенденцию скапливаться на кольце, можно просле-
дить жизнь.  Некоторые люди,  безусловно более организованные, чем он,
просто выбрасывали старые ключи;  те  же  организованные  люди  каждые
шесть месяцев имели привычку проверять и очищать свои бумажники.  Энди
никогда не делал ни того, ни другого.
   Вот ключ,  который открывал дверь в восточном крыле Принс  Холла  в
Гаррисоне - там был его кабинет. Вот ключ от самого кабинета. От каби-
нета английского отделения.  Вот ключ от дома в Гаррисоне,  который он
видел в последний раз в день,  когда Контора убила его жену и похитила
его дочь.  Откуда еще два или три ключа, он даже не мог вспомнить. Да,
ключи - забавная пйука.
   Воспоминания затуманились. Внезапно он почувствовал, что скучает по
Вики,  тоскует по ней, как не тосковал с тех первых мрачных недель его
бегства с Чарли.  Он так устал,  так напуган и переполнен гневом. Если
бы он мог выстроить всех сотрудников
   Конторы здесь, вдоль грэнтеровской дороги, и если бы кто-нибудь дал
ему в руки автомат Томсона...
   - Папочка? - забеспокоился голосок Чарли. - Не можешь найти ключ?
   - Нашел,  нашел, - сказал он. Маленький ключ от замка фирмы "Йейл",
на котором он выцарапал своим карманным ножом Т.О,  то есть Ташморское
озеро, висел среди других. Последний раз они были здесь в год рождения
Чарли,  и теперь Энди пришлось немного пошевелить ключом,  прежде  чем
заржавевший  механизм сработал.  Затем замок открылся,  и Энди положил
цепь на ковер из опавших листьев.
   "Виллис" проехал по дорожке, и Энди вновь навесил замок на цепь. Он
с удовольствием отметил, что дорога в плохом состоянии. Когда они при-
езжали сюда регулярно каждое лето, жили по три-четыре недели, он всег-
да находил пару дней,  чтобы привести дорогу в порядок - доставал гра-
вий с камнедробилки Сэма Мура и укладывал его в особенно  разъезженные
колеи,  обрезал  ветки кустарника и приглашал самого Сэма приезжать со
старым дреггером разравнивать дорогу.
   Другой, более широкий конец развилки вел к поселку  из  двух  дюжин
летних домиков и коттеджей, вытянувшемуся вдоль берега. Эти люди имели
свою Дорожную ассоциацию,  ежегодные сборы, августовские членские соб-
рания  и  все такое прочее (хотя собрания членов по сути служили всего
лишь поводом, чтобы хорошенько нагрузиться спиртным накануне Дня труда
и  закрыть еще один летний сезон).  Зато на этом конце дороги владение
Грэнтера было единственным, потому что Грэнтер скупил всю эту землю за
сущий пустяк в разгар депрессии.
   В былые времена у них был семейный автомобиль, "фордуниверсал". Эн-
ди сомневался, что тот старый автомобиль проехал бы по этой теперешней
дороге  -  ведь даже "виллис" с высокими осями раз или два сел на "пу-
зо". Энди это не огорчало: значит, здесь никто не бывал.
   - А тут будет электричество, папочка? - спросила Чарли.
   - Нет,  - сказал он,  - и телефона не будет.  Нам не стоит включать
свет, крошка. Это все равно что выставить объявление: "А МЫ ЗДЕСЬ!" Но
есть керосиновые лампы и две бочки с соляркой для кухонной печки.  Ес-
ли,  конечно,  все не разворовано.  - Это его несколько беспокоило. Со
времени их последнего приезда сюда цена солярки  поднялась  настолько,
что кража себя оправдала бы.
   - А будет... - начала Чарли.
   - Вот черт,  - сказал Энди. Он резко нажал на тормоз. Впереди попе-
рек дороги лежало дерево - большая старая береза,  сваленная  какой-то
зимней бурей. - Пожалуй, отсюда мы пойдем пешком. Здесь около мили, не
больше.  Пешком одолеем. - Потом надо будет прийти сюда с лучковой пи-
лой  Грэнтера  и  перепилить  дерево.  Ему не хотелось оставлять здесь
"виллис" Ирва. Это было бы чересчур заметно. Взъерошил ей волосы:
   - Пошли.
   Они вылезли из "виллиса", Чарли легко пролезла под деревом, Энди же
осторожно перелез через него, стараясь не ободраться. Они шли - листья
приятно шуршали под ногами,  а лес был полон осенних запахов. С одного
дерева на них внимательно смотрела белочка,  наблюдая за каждым движе-
нием. И вот снова сквозь деревья - голубые проблески.
   - Что ты хотела сказать, когда мы подъехали к дереву? - спросил Эн-
ди.
   - Надолго ли хватит топлива? А если мы будем зимовать?
   - Для начала там достаточно.  Я еще смогу нарубить дров. А ты собе-
решь много хвороста.
   Через десять минут дорога перешла в лужайку на  берету  Ташморского
озера,  и они были на месте.  Какое-то мгновение стояли тихо.  Энди не
знал, что чувствовала Чарли, но перед ним пронеслись такие пронзитель-
ные воспоминания,  для которых даже слово "ностальгия" казалось малоз-
начащим. К воспоминаниям примешалось сновидение трехдневной давности -
лодка, извивающийся червяк, даже заплатки из шины на сапогах Грэнтера.
   Пятикомнатный коттедж  был построен из дерева,  фундамент сложен из
небольших валунов,  терраса была обращена к озеру,  каменный пирс вда-
вался в воду.  Если не считать опавших листьев и деревьев, не пережив-
ших трех зим,  место это почти не изменилось.  Ему едва не почудилось,
что сам Грэнтер выходит навстречу,  одетый в одну из своих зелено-чер-
ных клетчатых рубах,  приветливо машет ему, зовет его, спрашивает, об-
завелся  ли он лицензией для ловли рыбы,  потому что коричневая форель
еще хорошо клюет в сумерках.
   Место хорошее,  безопасное.  Вдалеке,  на другом берегу Ташмо