ужасный безумец, но я разбираюсь в  музыке.  Только  она  заставляет  меня
чувствовать собственное несовершенство.
   Темные глаза Джейн загорелись, просто засияли.
   - Вы считаете, что моя игра  не  жеманна?  -  спросила  она.  -  А  наш
руководитель твердит, что у меня жеманная интонация.
   - Какой тупица, - произнес Ван Хорн, вытирая уголки рта. - У  вас  есть
четкость, при чем здесь жеманность. Четкость  должна  присутствовать  там,
где начинается страстное увлечение музыкой. Без четкости beacoup  de  rien
[она - ничто (фр.)], а? Даже большой палец, вы давите  на  него  там,  где
большинство мужчин сильно ударяет по струнам, ведь давить очень больно.  -
Он поднес ее левую руку к глазам и погладил большой  палец.  -  Видите?  -
обратился он к Александре, в восхищении  размахивая  рукой  Джейн,  словно
неживой. - Вот эта прекрасная мозоль.
   Джейн отдернула руку, чувствуя, что  на  них  устремлены  все  взгляды.
Священник унитарной церкви Эд Парсли тоже наблюдал за этой сценой.
   Возможно, Ван Хорн смаковал реакцию публики, когда  театральным  жестом
отпустил левую руку Джейн и, под ее удивленным  взглядом,  схватил,  чтобы
пожать, правую, беспечно опущенную вдоль тела.
   - Вот эта рука, - почти кричал он. - Подумать только, эта рука  и  есть
ложка дегтя в бочке меда. Ваш смычок.  Боже!  Ваше  спиккато  звучит,  как
маркато, ваше  легато  прерывисто.  Дорогая,  вы  нанизываете  музыкальные
фразы, вы не просто играете ноты, одну за  другой,  тра-ляля,  вы  играете
фразы, вы передаете человеческие муки!
   Аккуратный правильный ротик Джейн широко открылся, словно в  беззвучном
крике. Александра увидела, как слезы образовали вторые линзы на ее глазах,
которые вблизи казались совсем светлыми, прямо орехового цвета.
   Подошел преподобный Парсли. Моложавый мужчина, словно отмеченный  роком
- его лицо было красиво, но  как  бы  искажено  кривым  зеркалом,  слишком
длинное от баков до ноздрей, будто  его  постоянно  вытягивали  вперед,  а
очень полные чувственные губы упорно улыбались, как у  человека  знающего,
что он не туда попал, не на ту остановку на автобусной станции, в  стране,
языка которой он не знает. Хотя ему и было всего за тридцать, он уже вышел
из того возраста, чтобы, как какой-нибудь накачавшийся наркотиками  мойщик
стекол, принимать участие в демонстрации  за  мир,  и  это  усиливало  его
чувство неприкаянности и неполноценности,  хотя  он  всегда  организовывал
марши, и дежурства,  и  чтения  и  предлагал  своим  прихожанам  позволить
превратить их красивую старинную церковь в  приют,  поставить  там  койки,
плиты и биотуалеты  для  толп  молодых  людей,  уклоняющихся  от  воинской
службы. Вместо этого здесь проводились культурные мероприятия  на  хорошем
уровне, акустика в церкви оказалась  изумительной,  в  старину  строители,
наверное, знали секреты. Но Александра, выросшая в пустынной местности  со
следами, оставленными съемками  сотен  ковбойских  фильмов,  склонна  была
считать, что прошлое часто романтизируют, что, когда оно  было  настоящим,
оно обладало той же странной пустотой, которую мы ощущаем сегодня.
   Эд вопрошающе посмотрел снизу вверх - он был невысок ростом,  еще  одно
из его разочарований - на Даррила Ван Хорна. Потом обратился к Джейн Смарт
с нарочитой отчужденностью в голосе:
   - Прекрасно, Джейн. Как прекрасно все вы четверо играли. Как  я  только
что сказал Клайду Гэбриелу, жаль, была  плохая  реклама  и  приехало  мало
народу из Ньюпорта, хотя, знаю,  его  газета  сделала  все  возможное.  Он
согласился с моей критикой, последнее время он очень нервничает.
   Сьюки спит с Эдом. Александра знала об этом,  а  возможно,  и  Джейн  в
прошлом спала с ним. В голосе мужчины, если вы спали с ним даже много  лет
назад, слышится особый тембр, подобно тому, как обозначаются на некрашеной
древесине волокна, если  ее  оставить  надолго  на  воздухе.  Аура  Эда  -
Александра не могла не видеть ауру, эта  способность  возвращалась  к  ней
всякий раз с менструальными  спазмами  -  слабыми  зелено-желтыми  волнами
беспокойства и самолюбования исходила от его  волос,  зачесанных  назад  и
каких-то бесцветных, хотя и не седых.  Джейн  все  еще  пыталась  сдержать
слезы, во время возникшей  неловкой  паузы  Александра  представила  этого
странного человека, организатора концерта.
   - Его преподобие Парсли.
   - Ну что за церемонии, Александра. Мы  же  друзья.  Зовите  меня  Эдом,
_пожалуйста_.
   Сьюки, должно быть, немного о ней  рассказывала,  когда  спала  с  ним,
поэтому он позволил себе такую фамильярность. Где ни появись, оказывается,
люди знают тебя больше, чем ты их, вечно они шпионят. Александра не  могла
заставить себя называть его  по  имени,  слишком  отталкивающей  была  его
роковая аура.
   - А это  мистер  Ван  Хорн,  который  только  что  переехал  в  особняк
Леноксов. Вы, вероятно, слышали.
   - Я действительно слышал, и это приятный  сюрприз  увидеть  вас  здесь,
сэр. Никто не говорил мне, что вы любитель музыки.
   - С натяжкой, можно сказать. Рад познакомиться, ваше преподобие.
   Они пожали друг другу руки, и священник передернулся.
   - Не называйте меня так, пожалуйста. Все, друзья  или  враги,  называют
меня Эдом.
   - У вас, Эд, отличная старинная церковь. Наверное, страховка от  пожара
стоит целую кучу денег.
   - Бог знает, что он делает, - пошутил Эд, и его слабая аура расширилась
от удовольствия, которое он испытал от собственного богохульства.  -  Если
говорить серьезно, то здание нельзя перестроить,  а  пожилые  жалуются  на
крутизну ступеней. Бывало, люди уходили из церковного хора, потому что  не
могли подняться наверх.  К  тому  же,  по-моему,  такое  роскошное  здание
традиционной   постройки   мешает   осуществлению    миссии    современных
унитаристов-универсалистов. Что бы мне хотелось  увидеть,  так  это  чтобы
открылась церковь в центре  напротив  магазинов,  на  Портовой,  там,  где
собирается молодежь, где бизнес и торговля делают свое грязное дело.
   - Что же в этом грязного?
   - Извините, не расслышал вашего имени?
   - Даррил.
   - Даррил, вижу, вам нравится насмехаться над людьми. Вы человек, как  и
я, умудренный опытом, знаете, как прямо и  непосредственно  связаны  между
собой зверства, творящиеся в Юго-Восточной Азии, и этот новый филиал  "Олд
Стоун Банк" рядом с малым супермаркетом. Мне не стоит брать на себя труд и
доказывать свою точку зрения.
   - Вы правы, дружище, не стоит, - ответил Ван Хорн.
   - Когда речь идет о деньгах, дядя Сэм не зевает.
   - Аминь, - сказал Ван Хорн.
   "Как  приятно,  -  размышляла  Александра,  -  когда  мужчины  спокойно
беседуют: нет этой агрессивности, не хватают  друг  друга  за  грудки,  не
следят с помощью микрофонов и звукозаписи". Она пугалась, когда,  гуляя  в
лесу у бухты, находила где-нибудь на  песке  следы  клешней  или  одно-два
пера, оставшихся от смертельной схватки.
   Эд  Парсли  принял  Ван  Хорна   за   банкира,   проводящего   политику
существующей Системы, и все в нем противилось  тому,  что  его  собеседник
явно торопится закончить  разговор  с  надоедливым  либералом-неудачником,
беспомощным  представителем  несуществующего   Бога.   Эду   хотелось   бы
представлять другую систему,  столь  же  сильную  и  обширную.  Будто  для
самоистязания, он носил сутану с  воротом,  в  котором  его  шея  казалась
одновременно мальчишеской и жилистой; для священника  его  вероисповедания
такой воротник был необычен, и он носил его как бы в знак протеста.
   - Мне  послышалось,  -  голос  его  звучал  приглушенно,  с  вкрадчивой
торжественностью, - что  вы  критикуете  исполнение  Джейн  ее  партии  на
виолончели?
   - Только смычок, - сказал  Ван  Хорн  неожиданно  робко  и  застенчиво,
челюсть  его  отвисла,  и  закапала  слюна.  -  Я  сказал,  что  все  было
замечательно, только смычок "фыркает". Господи, да здесь нужно смотреть во
все глаза, чтобы  не  наступить  кому-нибудь  на  любимую  мозоль.  Я  тут
рассказывал милой Александре, как нерасторопен мой подрядчик-сантехник,  а
оказалось, он ее лучший друг.
   - Не лучший друг, а просто друг, - сочла нужным вмешаться Александра.
   Этот человек, как она заметила даже в суматохе первой встречи,  обладал
даром бесцеремонно выводить женщину на чистую воду,  вынуждая  ее  сказать
больше, чем она собиралась. Вот он только что обидел Джейн,  и  она  молча
смотрит на него влажным взглядом побитой собаки.
   - Бетховен был особенно великолепен,  вы  согласны?  -  Парсли  все  не
отставал от Ван Хорна, чтобы вырвать у него какую-нибудь  уступку,  начало
мирного договора, предлог для встречи в следующий раз.
   -  Бетховен,  -  великан  говорил  нудно  и  назидательно,  -   заложил
собственную душу, чтобы написать эти последние квартеты, он был совершенно
глухой. Все эти  знаменитости  девятнадцатого  века  запродали  свои  души
дьяволу.  Лист,  Паганини.  То,  что  они   создали,   выше   человеческих
возможностей.
   - Я упражнялась до тех пор, пока не выступала на пальцах кровь -  Джейн
подала голос, глядя прямо в  рот  Ван  Хорну,  утиравшемуся  в  это  время
рукавом. - Все эти ужасные шестнадцатые ноты во втором анданте...
   - Продолжайте ваши упражнения, малышка Джейн. Знаете,  на  пять  шестых
здесь главное - динамическая память. А когда помнят пальцы,  сердце  может
петь. А до этого вы просто выполняете движения. Послушайте. Почему бы  вам
не приехать как-нибудь ко мне,  и  мы  развлечемся,  исполняя  Людвига  на
фортепиано и виолончели? Эта соната ля бемоль  просто  прелесть,  если  не
бояться легато. Или эта ми минор  Брамса:  fabuloso  [потрясающая  (фр.)].
Quel Schmaltz! [как (фр.) сало (нем.); здесь: в значении "как  по  маслу"]
Думаю, мои пальцы еще помнят ее. - Он пошевелил пальцами перед их  лицами.
Руки Ван Хорна внушали какой-то страх своей белизной, пусть  даже  скрытой
под волосами; казалось, на нем облегающие хирургические перчатки.
   Эд Парсли, пытаясь загладить  неловкость,  повернулся  к  Александре  с
неприятным видом заговорщика. - Кажется, ваш друг знает, о чем говорит.
   -  Не  смотрите  так  на  меня.  Я  только  что  познакомилась  с  этим
джентльменом, - сказала Александра.
   - Он еще в  детстве  был  вундеркиндом,  -  сообщила  им  Джейн  Смарт,
рассердившись и словно обороняясь. Ее аура, обычно розовато-лиловая, стала
вздыматься светло-лиловыми  полосами,  предвещая  такое  возбуждение,  при
котором за аурой не виден человек.
   Гостиная перед глазами  Александры  заколыхалась  сливающимися  друг  с
другом и пульсирующими аурами, вызывая тошноту, как от табачного  дыма.  У
нее закружилась голова, она бешено  сопротивлялась  чарам,  ей  захотелось
домой, к Коулу, к тихо шумящей печи для обжига, к ожидающей ее в  джутовых
мешках холодной влажной мягкой глине, привезенной из Ковентри. Она закрыла
глаза и пожелала, чтобы вся эта цепь событий вокруг - пробуждение чувства,
неприязнь, полная неуверенность в себе и  зловещее  стремление  подавлять,
исходившее не только от этого темноволосого мужчины, - вдруг распалась.
   Несколько пожилых прихожан прокладывали себе путь сквозь  толпу,  чтобы
им мог уделить внимание преподобный Парсли. И он обернулся, чтобы  сказать
им любезность. В пещерах перманентной завивки в  седых  волосах  у  женщин
виднелись нежнейшего  оттенка  золотые  и  голубые  пряди.  Реймонд  Нефф,
раскрасневшийся и вспотевший -  концерт  удался!  -  подошел  к  ним,  как
триумфатор, молча выслушал их одновременные комплименты и шумно  увлек  за
собой Джейн, свою любовницу и товарища по музыкальным битвам. Плечи и  шея
у нее блестели от пота  после  напряженного  выступления.  Александра  это
заметила и была растрогана. Что нашла Джейн в этом Реймонде Неффе? А  что,
собственно, нашла Сьюки в Эде Парсли? Оба мужчины,  когда  стояли  близко,
для Александры пахли обыкновенно - а у  Джо  Марине  кожа  имела  какой-то
нежный кисловатый запах, как  молочный  запах  младенца,  когда  касаешься
щекой твердой и теплой, покрытой пушком макушки. Вдруг она опять оказалась
наедине с Ван Хорном и испугалась, что  снова  придется  ощутить  в  груди
неотвратимую тяжесть разговора с ним, но Сьюки, которая ничего не  боялась
и чувствовала  себя  в  своей  стихии,  вся  мерцающая  под  своей  аурой,
красновато-коричневая, пробралась через толпу и взяла интервью.
   - Что привело вас на этот концерт, мистер  Ван  Хорн?  -  спросила  она
после того, как Александра неловко представила их друг другу.
   - У меня не в  порядке  телевизор,  -  мрачно  ответил  он.  Александра
заметила, что он предпочитал обращаться к людям сам, но Сьюки нельзя  было
отказать, когда она задавала вопросы, -  ее  энергичное  обезьянье  личико
сияло, как медная монета.
   - Что привело вас в наши края? - был следующий вопрос.
   - Решил, что пора выбираться из  города  Нью-Йорка,  -  ответил  он.  -
Слишком много грабежей, очень высокая арендная плата. Здесь она умеренная.
Это пойдет в газету?
   Сьюки облизнула губы и призналась:
   - Может быть, я упомяну об этом в "Уорд", я веду там колонку  "Глаза  и
уши Иствика".
   - Бог мой, не делайте этого, - проговорил великан в мешковатом твидовом
пиджаке. - Я приехал сюда, чтобы обо мне забыли.
   - А чем вы были знамениты, можно спросить?
   - Если бы я вам сказал, то это стало бы известно всем, не так ли?
   - Может быть.
   Александра диву давалась, глядя на свою отважную подругу.  Аура  Сьюки,
как и ее блестящие волосы, была цвета светлой меди.  Когда  Ван  Хорн  уже
собирался отойти, она спросила:
   - Говорят, вы изобретатель?
   - Дорогуша, даже если я весь вечер стану вам объяснять, вы все равно не
поймете. В основном я имею дело с химическими препаратами.
   - А вы все же попытайтесь, - настаивала Сьюки. -  Посмотрим,  может,  я
пойму.
   - Поместите это в ваших "Глазах и ушах", и я, быть может, пошлю  письмо
на конкурс.
   - Никто, кроме живущих в Иствике, не читает "Уорд", уверяю вас. Да и  в
Иствике никто ее не читает, разве только  объявления  и  если  упоминается
чье-то имя.
   - Послушайте, мисс...
   - Ружмонт. Миссис, я была замужем.
   - Кто он был, канадский француз?
   - Монти всегда уверял, что его  предки  швейцарцы.  Он  вел  себя,  как
швейцарец. А разве у швейцарцев не квадратные головы?
   - Держите меня. Я считал, что  это  у  маньчжуров.  У  них  черепа  как
цементные блоки, вот почему Чингисхан мог их укладывать так аккуратно.
   - Вам не кажется, что мы отклонились от темы?
   - Об  изобретениях,  послушайте,  я  не  могу  говорить.  Я  _привлекаю
внимание_.
   - Это волнует! Нас всех, - сказала Сьюки, от улыбки  ее  верхняя  губка
восхитительно изогнулась, так что  носик  сморщился  и  показался  краешек
розовой десны. - А если только для моих глаз и ушей? И Лекса здесь.  Разве
она не роскошная женщина?
   Ван Хорн резко повернул крупную голову, словно сам хотел  убедиться,  и
Александра увидела собственное отражение в  его  покрасневших  прищуренных
глазах, как с обратной стороны телескопа,  пугающе  маленькую  фигурку,  с
ямочкой на подбородке, с раздвоенным кончиком носа и прядями седых  волос.
Он решил ответить на вопрос Сьюки:
   - Последнее время я много занимаюсь защитными  покрытиями  -  покрытием
пола, которое нельзя соскрести,  когда  оно  затвердеет,  даже  ножом  для
разделки мяса: его можно напылять на горячую сталь, когда она остывает,  и
это вещество связывается  с  молекулами  углеводорода;  металл  в  корпусе
вашего автомобиля начинает испытывать  усталость  раньше,  чем  окислится.
Синтетические полимеры - вот как называется  этот  новый  прекрасный  мир,
дорогая, и  он  только  создается.  Бакелит  изобретен  около  1907  года,
синтетический каучук в 1910 году, нейлон около 1930 года. Стоит  проверить
эти даты, если хотите их использовать. Дело в том, что в этом столетии все
только начинается, синтетические полимеры будут служить  нам  до  миллиона
лет или до тех пор,  пока  мы  сами  не  взорвем  нашу  Землю,  что  более
вероятно. Вся  прелесть  заключается  в  том,  что  сырье  для  них  можно
_выращивать_. А когда нам не хватит суши, его можно выращивать  в  океане.
Держись, мать-природа. Мы  тебя  победим.  Я  также  работаю  над  Великим
Разделом.
   - Что это за Раздел? - не постеснялась спросить  Сьюки.  Александра  же
просто кивнула, будто  знает,  о  чем  речь.  Ей  еще  предстояло  многому
научиться, чтобы преодолевать женскую мягкость и уступчивость.
   - Раздел между солнечной и электрической энергиями, - сообщил Ван  Хорн
Сьюки. - Он _должен_ быть,  и,  когда  мы  найдем  нужную  комбинацию,  вы
сможете пользоваться любым приспособлением у себя дома, начиная с крыши, и
еще останется достаточно энергии, чтобы ночью перезарядить аккумуляторы  в
вашем электромобиле. Чистая, без ограничений, и  _бесплатная_  энергия.  И
так будет, дорогуша. Так будет.
   - Эти панели такие безобразные, - сказала Сьюки. - Тут  в  городе  есть
парень, хиппи, он оборудовал  старый  гараж  солнечными  батареями,  чтобы
нагревать воду. Не пойму, почему он никогда не моется.
   - Я не говорю о токоприемниках, - ответил Ван Хорн. - Это все модель Т.
- Он огляделся, его голова перекатывалась с боку на бок, как бочонок. -  Я
говорю о краске.
   - О краске? - спросила Александра, чувствуя, что  и  ей  пора  вставить
словечко.  По  крайней  мере,  этот  человек  дает  ей  новую   пищу   для
размышлений, кроме томатного соуса.
   - О краске, - серьезно подтвердил  он.  -  О  прочной  краске,  которую
берешь на кисть и красишь, и она превращает всю поверхность вашего уютного
дома в огромную низковольтную электролитическую ванну.
   - Это можно назвать только одним словом, - промолвила Сьюки.
   - Каким же?
   - Электрификация.
   Ван Хорн сделал вид, что обиделся.
   - Черт, если бы я знал, что вы скажете такую глупость,  я  не  стал  бы
тратить на вас время. Вы играете в теннис?
   Сьюки выпрямилась.  Александре  захотелось  погладить  ее  по  плоскому
животу, от груди и дальше, ниже талии, как всегда хочется протянуть руку и
погладить брюшко у кошки,  когда  она  потягивается,  лежа  на  спинке,  и
подрагивают ее напряженно вытянутые  задние  лапки  в  момент  мускульного
экстаза. Сьюки была так же красиво сложена.
   - Немного, - ответила она  и,  улыбнувшись,  коснулась  языком  верхней
губы.
   - Вы должны приехать через пару недель, когда сделают корт.
   Александра решила, что ей пора вмешаться.
   - Нельзя строить на болоте, - сказала она.
   Великан вытер губы и посмотрел на нее с антипатией.
   - Когда землю осушат, - сказал он  своим  плохо  поставленным  голосом,
проглатывая слова, - болота не будет.
   - Там подальше, на мертвых вязах, любят гнездиться снежные цапли.
   - Крепко, - сказал Ван Хорн. - Крепко.
   Взгляд его вдруг поразил Александру своей остротой, и она подумала, что
он, наверное, носит контактные линзы. И еще. Казалось, небрежно отвлекаясь
от разговора, он делает над собой усилие, чтобы сдержаться. Александра про
себя охнула, и у нее слегка закружилась голова, словно она смотрела  вниз,
в глубокую яму: аура его исчезла. Над сальными волосами  не  было  никакой
ауры, как у покойника или деревянного идола.
   Сьюки  заливисто  рассмеялась,  изящный  животик  затрясся  под  поясом
замшевой юбки в такт с движениями диафрагмы.
   - Мне это нравится. Можно  мне  вас  процитировать,  мистер  Ван  Хорн?
"Когда землю осушат, болота не будет", -  интригующе  заявляет  наш  новый
горожанин.
   Негодуя оттого, что они так спелись, Александра отвернулась. Ауры  всех
присутствующих на вечере теперь слепили, как  огни,  подсвечивающие  шоссе
снизу, как капли дождя на стеклоочистителе на ветровом стекле. И что  хуже
всего, сама того не желая, она смутно ощутила в  себе  чувственную  влагу.
Этот крупный мужчина весь состоял из недостатков, и он, как бездна, вбирал
прямо из груди ее сердце.
   Старая миссис Лавкрафт, аура у которой была кричащего цвета фуксии, как
у вс