т для школьников  сейчас  вторая  мировая  война
просто миф.
   - Тебе хотелось бы иметь такую кожу? Ни шрамчика, ни родинки.
   - Кстати, на днях я заметила маленькое  розовое  пятнышко,  вот  здесь.
Повыше.
   - О-о, да-а. Болит?
   - Нет.
   - Хорошо.
   - Ты когда-нибудь замечала, что, когда  начинаешь  себя  обследовать  и
искать затвердения, какие, говорят, при  этом  бывают,  кажется,  что  они
везде? Тело - ужасно сложная вещь.
   - Пожалуйста, не заставляй меня даже думать об этом.
   - В новом словаре, у нас в редакции,  есть  эти  слайды  на  прозрачной
бумаге, в разделе "Человек", там есть и женское тело тоже. Сосуды,  мышцы,
кости, все на отдельных листах, невероятно. И как все это совмещается?
   - Не думаю, что на самом деле все  так  сложно,  это  мы  мысленно  все
усложняем. Как и многое другое.
   - Как они удивительно округлы. Совершенные полукруги.
   - Полусферы.
   - Звучит, как политический термин.
   - Полусферы влияния.
   - Совсем весело.  Провисание  эрогенной  зоны.  На  днях  я  попыталась
посмотреть в зеркало на свой зад и увидела эти явные, несомненные складки.
Может, поэтому у меня негибкая шея.
   - В "Немо" делают очень хорошие сосиски.
   - Слишком много острого красного перца. Фидель подбирается  к  Ребекке.
Это делает ее пикантнее.
   - А как вы думаете, какого цвета будут у них дети?
   - Бежевого.
   - Кофейного.
   - Не слишком ли мы бесцеремонны?
   - Совсем нет.
   - Как хорошо она рассуждает!
   - О господи, когда ты молода и красива, беда в том, что нет никого, кто
бы помог тебе в должной мере это оценить. Когда мне было двадцать два года
и, думаю, я была в самом расцвете, единственно, что  меня  тревожило,  это
оказаться в постели не хуже тех шлюшек, с которыми Монти жил в колледже, и
угодить свекрови.
   - Это как у богачей. Знают, что у них есть кое-что,  и  становятся  все
скупее, боясь, чтобы их не перехитрили.
   - Не похоже, чтобы Даррила занимали такие мысли.
   - А он на самом деле очень богат?
   - Я знаю, что он еще не расплатился с Джо.
   - Богачи всегда так. Держат свои деньги и наживают проценты.
   - Обрати внимание, дорогая.
   - Как можно не обратить внимания?
   - У меня кончики пальцев сморщились от воды.
   - Ну что, вылезаем, а то нашим амфибиям, может,  уже  пора  откладывать
яйца?
   - О'кей, докей.
   - Идем.
   Они тяжело, с плеском вылезали из воды: словно после химической реакции
свинец превращался в серебро. Ощупью нашли полотенца.
   - Где он?
   - Может, спит? Я хорошо погоняла его на корте.
   -  Говорят,  если  потом  не  намазаться  кремом,  после  определенного
возраста вода не полезна для кожи.
   - У нас есть притирания.
   - Целые ведра притираний.
   - Просто вытянись. Расслабилась?
   - О да. Расслабилась.
   - А вот и еще одна, как раз под грудью. Как крошечный розовый ротик.
   Хоть в комнате и было темно,  ничего  не  было  странного  в  том,  что
женщины  разглядели  и  такую  малость,  ведь  зрачки   у   всех   четырех
расширялись,  словно  переливаясь  в  серую,  ореховую,  карюю  и  голубую
радужки. Одна из ведьм ущипнула Дженнифер за ложный сосок и спросила:
   - Что-нибудь чувствуешь?
   - Нет.
   - Хорошо.
   - Стесняешься?
   - Нет.
   - Хорошо, - произнесла третья.
   - Ну разве она не мила?
   - Да, мила.
   - Просто подумай: "Плыву".
   - Я чувствую, что лечу.
   - Мы тоже.
   - Всегда.
   - Мы здесь с тобой.
   - Потрясающе.
   - Мне нравится быть женщиной, - сказала Сьюки.
   - Ну и будь, - сухо ответствовала Джейн Смарт.
   - Но я и в самом деле _так_ чувствую, - настаивала Сьюки.
   - Девочка моя, - говорила Александра.
   - Ох, - слетело с губ Дженнифер.
   - Нежней. Мягче.
   - Райское блаженство.


   - Я считаю, - со значением говорила по телефону Джейн Смарт, словно  ей
возражали, - слишком уж она обаятельная. Слишком скромная и слишком похожа
на Алису в Стране Чудес. По-моему, у нее что-то на уме.
   - Но что она может замышлять? Мы бедны как церковные мыши, к тому же  у
нас в городе дурная репутация.
   Мыслями Александра все еще была в своей мастерской, рядом с  наполовину
заполненной арматурой двух летящих,  держащихся  за  руки  женщин.  Ее  не
оставляло беспокойство: когда она набила фигуры пропитанными клеем комками
бумаги, ей так и не удалось  сообщить  им  ту  же  убедительность,  что  и
маленьким глиняным фигуркам. Ее тяжеленькие малышки так надежно  покоились
на приставных столиках и каминных полках в шумных комнатах.
   - А ты представь себе, - дирижировала Джейн. - Неожиданно она  остается
сиротой. В Чикаго она, очевидно, запуталась в делах. Их дом слишком велик,
его трудно отапливать и трудно платить налоги. А поехать больше некуда.
   Последнее время Джейн готова была  отравить  все,  к  чему  бы  она  ни
прикасалась. За окном на  холодном  ветру  бесснежной  зимы  раскачивались
коричневатые, как воробьи, ветки и пустая кормушка для птиц. Дети Споффорд
были дома на рождественских каникулах, но ушли на каток,  а  у  Александры
выдался часок для работы, его нельзя было терять.
   - А я думала, что Дженнифер приятное дополнение  к  нашей  компании,  -
сказала она Джейн. - Мы не можем постоянно вариться в собственном соку.
   - Мы также не можем уехать из Иствика, - к ее удивлению, сказала Джейн.
- Разве не ужасно то, что случилось с Эдом Парсли?
   - А что с ним? Он вернулся к Бренде?
   - Вернулся, да не целиком, - был жестокий ответ. - В кусках. Он  и  Дон
Полански подорвались в доме, когда пытались  делать  бомбы.  -  Александре
вспомнилось его бледное  лицо  на  вечернем  концерте,  последний  взгляд,
брошенный ею на Эда. Его аура окрасилась  болезненным  зеленым  цветом,  а
кончик длинного гордого носа, казалось, еще больше  вытянулся,  и  поэтому
лицо сползло на сторону, как резиновая маска. Она тогда уже могла сказать,
что он обречен. Грубый образ, подсказанный Джейн, "вернулся в  кусках",  -
резанул Александру по сердцу, согнутая в  локте  рука  поплыла  в  сторону
вместе с телефонной трубкой и с голосом Джейн, а глаза и тело  устремились
сквозь оконный переплет, как сквозь сетку яйцерезки.  -  Его  опознали  по
кончикам пальцев на руке, найденной среди обломков, - говорила Джейн. - По
одной этой руке. Сегодня утром все это передали по телевидению. Удивляюсь,
как это Сьюки тебе не позвонила.
   -  Сьюки  разговаривала  со  мной  несколько  раздраженно,  может,   ей
показалось, что Дженнифер была с ней высокомерна в тот вечер. Бедняжка Эд,
- сказала Александра, чувствуя, как ее уносит медленным взрывом. -  Сьюки,
должно быть, убита.
   - Я не заметила, когда разговаривала с ней  полчаса  назад.  Ее  больше
беспокоит, какую часть этой истории захочет  увидеть  в  "Уорд"  ее  новое
начальство; на месте  Клайда  теперь  молодой  человек,  моложе  нас,  его
прислали хозяева газеты; все  считают,  что  они  главари  мафии,  которая
обитает,  как  ты  знаешь,  на  Капитолийском  холме.  Он  только  что  из
Браун-колледжа и совсем не разбирается в редакторской работе.
   - Она винит себя?
   - Нет, с чего бы это? Она ведь  не  заставляла  Эда  бросить  Бренду  и
бежать с этой глупой маленькой потаскушкой, скорее наоборот,  делала  все,
что в ее силах, чтобы сохранить их брак. Сьюки  говорит,  что  велела  ему
держаться за Бренду и свой приход, по крайней мере, до тех пор, пока он не
наладит контакты со службой по связям с общественностью.  Именно  туда,  в
эту службу, подаются священники, оставляя церковь.
   - Я этого не знала, - тихо сказала  Александра.  -  А  руки  Дон,  тоже
нашли?
   - Не представляю,  что  там  осталось  от  Дон,  но  смерти  она  могла
избежать, если только...
   "Если только не была ведьмой", - мысленно докончила за нее Александра.
   - Даже это не очень-то поможет, если речь идет о кордите  или  как  там
его называют. Даррил знает.
   - Даррил считает, что я уже готова сыграть что-нибудь из Хиндемита.
   - Дорогая,  это  замечательно.  Жаль,  он  не  говорит,  что  я  готова
вернуться к своим малышкам. Начать с того, что мне нужны деньги.
   - Александра С.Споффорд, уж Даррил придумает для  тебя  нечто  из  ряда
вон, - строго выговаривала Джейн Смарт. -  Эти  нью-йоркские  дельцы,  его
приятели, приобретают какую-нибудь безделку за десять тысяч.
   - Но не мои безделушки, - сказала она сердито и положила трубку. Ей  не
хотелось стать просто одним из ингредиентов в  ядовитом  горшке  у  Джейн,
частицей ее обычного ежедневного варева,  ей  хотелось  смотреть  в  окно,
созерцая на многие мили вокруг опустевшую золотистую землю с серо-зелеными
пятнами и вершины далеких гор, белевшие, как неподвижные облака.


   Должно быть, Сьюки простила Александре то, что та пленилась  Дженнифер,
потому что позвонила ей после заупокойной службы по Эду, чтобы отчитаться.
Между тем выпал снег. Всякий раз  забываешь  об  этом  ежегодном  чуде,  о
снежном просторе и свежем морозном  воздухе,  о  косо  летящих  снежинках,
покрывающих все штрихами гравировки, о  большом  снежном  берете,  надетом
утром набекрень на птичью кормушку, о сохранившихся на дубе и ставших ярче
сухих коричневых листьях, темно-зеленых стеблях  болиголова  с  опущенными
веточками и ясной голубизне неба, похожего на опрокинутую чашу; стены дома
пронизаны  возбуждением,  неожиданно  оживают  обои,   загадочна   упорная
обособленность  амариллиса  в  горшке  на  окне,  отбрасывающего   бледную
фаллическую тень.
   - Выступали Бренда, - говорила  Сьюки,  -  и  какой-то  зловещего  вида
толстяк, революционер, с бородой и  длинными,  завязанными  сзади  хвостом
волосами. Он сказал, что Эд и Дон - жертвы полицейской тирании или  что-то
в этом роде. Он очень волновался, с ним  были  люди  в  кубинской  военной
форме, и я боялась, что они начнут драку, если  кто-нибудь  заговорит  или
как-то  нарушит   церемонию.   Но   Бренда   правда   храбрая,   держалась
замечательно.
   - Да?
   Фальшивая монета, вот  как  запомнилась  Александре  Бренда:  голова  с
гладко  зачесанными  светлыми  волосами,  туго  закрученными  в  пучок  на
затылке,  повернута  в  сторону  в  павлиньем  смешении  аур  на  вечернем
концерте. Из других встреч в памяти всплыло длинное, довольно бледное лицо
с ярко накрашенными, самодовольно поджатыми губами, с этим  слишком  ярким
блеском розы, у которой вот-вот осыпятся лепестки.
   - Теперь она носит длинные, темные  английские  костюмы  с  подкладными
плечами и такой широкий  шелковый  галстук,  что  он  похож  на  салфетку,
которую позабыли снять, отведав омара. Она говорила минут  десять  о  том,
каким внимательным священником был Эд, как он заботился об Иствике  и  его
экологии, о вечно конфликтующей молодежи и тому подобном, пока его совесть
- при слове "совесть" голос у Бренды дрогнул,  тебе  бы  понравилось,  она
промокнула платочком глаза, по одной слезинке  из  каждого  глаза,  именно
столько, сколько нужно, - "пока его совесть, - сказала она, - не заставила
его направить энергию за пределы этого города, где его так  ценили  (Сьюки
вовсю  использовала  свои  способности  передразнивать,  Александра   живо
представила себе, как ее верхняя губка изгибается и комично выпячивается),
и отдавать свою удивительную  энергию  на  то,  чтобы  поправить  ужасное,
дорогие мои, нездоровье, отравляющее жизнь нашей нации". Она сказала,  что
наш народ изнемогает от порчи, и посмотрела мне прямо в глаза.
   - А что сделала ты?
   - Улыбнулась. Это не я,  а  Дон  увезла  его  в  Нью-Джерси  с  группой
подрывников. Между прочим, когда толстяк ушел, о ней почти  не  упоминали.
Как будто и не было никакой Дон  Полански.  Очевидно,  от  нее  ничего  не
осталось, так, куски одежды, которые могли попасть туда из стенного шкафа.
Она была такая неряшливая малышка, может, вылетела через крышу.  Полански,
или как их там, отчим и мать, пришли разодетые, как  из  фильма  тридцатых
годов. Полагаю, они не часто вылезают из своего трейлера. Я посмотрела  на
мать - она ведь была  цирковой  акробаткой.  Должна  сказать,  фигуру  она
сохранила, но лицо! Лицо страшное. Такое грубое, кожа  как  на  мозолистых
пятках. Никто не знал, что им сказать, ведь девчонка была  просто  шлюхой.
Да и вообще неизвестно, погибла ли она. Даже Бренда сначала не знала,  как
себя вести, ведь эта семья была в какой-то мере причиной ее несчастья, но,
должна сказать, она держалась великолепно - сама любезность и grande dame.
Она выразила им сочувствие, не моргнув глазом. Знаю,  Бренда  другая,  чем
мы, но я в самом деле восхищена, как она сумела собраться  и  использовать
эту ситуацию. Говоря о ситуациях...
   - Да? - откликнулась Александра. Эта пауза означала, что ее  проверяют,
слушает ли она по-прежнему внимательно. Александра  лениво  ставила  точки
кончиками пальцев на  запотевших  стеклах  нижних  рам  кухонного  окна  -
машинально рисовала снежинки, или веснушки Сьюки, или дырочки в телефонной
мембране, или мазки краски, которыми украшала  Ники  де  Сент-Фалль  своих
"Нана", принесших ей всемирную славу.  Александра  радовалась,  что  Сьюки
опять разговаривает с ней, иногда ей казалось, что, если бы не Сьюки,  она
потеряла бы всякий контакт с внешним миром и уплыла бы в стратосферу,  как
малышка Дон, подорвавшаяся в доме в Нью-Джерси.
   - Меня уволили, - сказала Сьюки.
   - Не может быть! Как можно, ты единственное светлое пятно в газете.
   - Ну, скажем так, я ухожу сама. Молодой человек, занявший место Клайда,
с какой-то еврейской фамилией, не могу ее запомнить: Бернстайн, Бирнбаум -
даже и запоминать не хочу,  сократил  мой  некролог,  сделав  из  полутора
колонок об Эде два маленьких бессмысленных абзаца; он сказал, что на  этой
неделе не хватает места, потому что еще один бедняга из  местных  убит  во
Вьетнаме, но я знаю, это потому, что ему уже доложили,  что  Эд  был  моим
любовником, и он боится, что я  перейду  границы  приличий  и  все  станут
хихикать. Очень давно Эд дал  мне  свои  стихи,  написанные  в  духе  Боба
Дилана, и я поместила в статье два его стихотворения. Я не  возражала  бы,
если бы их вырезали,  но  они  убрали  даже  то,  как  он  основал  группу
справедливого распределения жилья и что он был одним  из  лучших  учеников
класса в Гарвардском духовном училище.  Я  втолковываю  этому  юноше:  "Вы
только что приехали в Иствик и, по-моему, не понимаете, как  любили  здесь
преподобного Парсли", а этот парень  из  Браун-колледжа  улыбается  так  и
говорит: "Я слышал, как его любили", а я  говорю:  "Я  много  работаю  над
своими статьями, и мистер Гэбриел почти никогда не выбрасывал  ни  слова".
Тут этот несносный мальчишка улыбается еще раз, и  мне  ничего  больше  не
остается, как уйти. И по правде сказать, прежде чем уйти, я взяла  у  него
из рук карандаш и сломала перед его носом.
   Александра расхохоталась, радуясь, что у нее есть такая живая  подруга,
не то что эти злые клоунские маски на стенах ее спальни.
   - Сьюки, ты в самом деле так поступила?
   - Да, и  даже  сказала:  "Чтоб  тебе  ноги  переломать",  -  и  бросила
сломанный карандаш ему на стол. Самоуверенный дурак.  Но  что  мне  теперь
делать? Все, что у меня есть, это семьсот долларов в банке.
   - Может, Даррил...
   Все время Александра мысленно была у Ван Хорна,  представляя  себе  его
морщинистое лицо с  брызгами  слюны,  и  какие-то  пыльные  углы  в  доме,
ожидающие женских рук, и  те  мгновения,  когда  он  вдруг  после  грубого
лающего хохота резко замолкал, забывая  об  окружающем.  Образы  возникали
сами собой, непроизвольно, так бывает, когда едешь по серпантину дороги  и
одна радиостанция вдруг перекрывает другую. В то время как Сьюки и  Джейн,
казалось, набирались свежих сил и желаний в ритуальных обрядах на острове,
Александра обнаружила, что в своем  независимом  существовании,  по  сути,
отошла от жизни, без конца возясь с клеем и бумагой, и узы, поддерживавшие
ее связь с природой, ослабели. Она позволила своим розам встретить зиму не
укрытыми соломой и ветками, не собрала, как всегда,  листья  в  компостную
яму, забывала подсыпать корм птицам и  не  барабанила  больше  по  стеклу,
отгоняя от кормушки прожорливых серых белок.  Она  еле  волочила  ноги  от
усталости, это заметил даже Джо Марино  и  был  этим  немало  обескуражен.
Скучная жена является  частью  брачного  договора,  но  скучную  любовницу
мужчина не вынесет. Все, что хотелось Александре, так  это  отмочить  свои
старые кости в горячей тиковой  ванне  и  преклонить  голову  на  заросший
волосами торс Ван Хорна, пока Тайни Том издает трели на стерео: "Жить  под
солнцем, любить под луной, наслаждаться жизнью!"
   - У Даррила забот полон рот, - сказала ей  Сьюки.  -  Город  собирается
перекрыть ему воду за неплатежи, и он по  моему  предложению  взял  Дженни
Гэбриел к себе в лаборантки.
   - По твоему предложению?
   - Ведь она _работала_ техником в Чикаго, а здесь девочка большую  часть
времени совсем одна...
   - Сьюки, прекрасный поступок. А ты не хитришь?
   - Я чувствовала, что должна сделать для нее хоть  немного,  она  ужасно
милая и серьезная в своем белом халатике. Вчера там многие побывали.
   - А что, там вчера была вечеринка? А мне никто не сказал?
   - Не совсем вечеринка. Никто не раздевался.
   "Возьми себя в руки, - приказала себе Александра. - Ты должна  найти  в
жизни новый смысл".
   -  Все  заняло  меньше  часа,  дорогая,  честное  слово.   Просто   так
получилось. Там был еще человек  из  городского  отдела  водоснабжения,  с
постановлением суда или чем-то в этом  роде.  Он  не  смог  найти  кран  и
отключить воду, но не  отказался  от  выпивки,  а  мы  все  примеряли  его
фуражку. Ты же знаешь, что нравишься Даррилу больше всех.
   - Нет, не знаю. Я не такая хорошенькая, как ты, и я не умею проделывать
с ним то, что делает Джейн.
   - Но ты его тип, - убеждала ее Сьюки. - Вы  хорошо  смотритесь  вместе.
Дорогая, я правда должна бежать. Слышала, что в "Недвижимости Перли" могут
взять стажера, предчувствуя весенний бум.
   - Ты собираешься торговать недвижимостью?
   - Может быть. Нужно же чем-то заниматься. Я трачу  миллионы  на  зубное
протезирование детей и не представляю - почему. У  Монти  были  прекрасные
зубы, и у меня неплохие, только небольшой непорядок с прикусом.
   - А Мардж нашего поля ягода? Помнишь, что ты говорила о Бренде?
   - Если даст мне работу, то она одна из нас.
   - Я думала, Даррил хочет, чтоб ты писала роман.
   - Даррил хочет, Даррил хочет, - сказала Сьюки. - Если бы Даррил оплатил
мои счета, он мог бы иметь то, что хочет.
   Когда Александра положила трубку, ей показалось, что  стали  появляться
трещины там, где какое-то время все выглядело превосходно. Она поняла, что
отстала от жизни, ей хотелось бы, чтоб ничто не менялось,  скорее,  всегда
повторялось,  как  в  природе.  Все  та  же  путаница  ядовитого  плюща  и
виргинского вьюнка на покосившейся стене у края болота,  та  же  блестящая
разноцветная галька на дороге. Как прекрасны и как ужасны эти камешки! Они
лежат вокруг миллиарды лет, не только обкатанные  до  округлости  морскими
волнами за века, сама их  материя  взболтана  и  перемешана  вздымающимися
горами  и  постоянным  их  разрушением,  и  не  единожды  на   продолжении
сменяющихся геологических эпох, горы, покрытые снежными шапками,  высились
прежде там, где теперь в Род-Айленде и Нью-Джерси заливаемые морской водой
болота, а океаны плодили кремниевые водоросли там, где  сейчас  вздымаются
Скалистые горы с вкраплениями окаменелых трилобитов на утесах.  В  детстве
Александру  приводили  в  изумление   выставленные   в   музее   минералы,
соединенные в кристаллические призмы, слишком яркие, хотя их создала  сама
природа, лепидолит и турмалин с их царственными названиями, вырубленные из
породы, как гигантские искры, застывшие в мешанине земли.  Сами  гранитные
породы вокруг нас изменяются, континенты плывут  на  базальтовых  породах.
Временами у нее кружилась голова, она была  привязана  к  этому  всеобщему