Будучи   добросовестным,   аккуратным   ребенком,   Клайд   наслаждался
созерцанием архитектурных зарисовок - тех,  где  присутствуют  все  лепные
украшения, и переплет окна, и  каждый  выступ,  -  зарисовок,  на  которых
делалось явным схождение угла перспективы. При  помощи  линейки  и  синего
карандаша он когда-то продлевал сближающиеся линии на рисунках в  журналах
и комиксах к  точке  схода,  даже  если  эта  точка  лежала  за  пределами
страницы. То, что эта  точка  существовала,  было  для  него  приятно,  и,
возможно, он впервые узрел взрослое мошенничество, открыв, что  на  многих
безвкусных рисунках художники обманывали: в них не было определенной точки
схода. Теперь Клайд сам достиг точки в конце  перспективы,  и  все  вокруг
него было идеально ясно и свежо. Огромные пространства проблем - следующий
выпуск "Уорд" в среду, договоренность со  Сьюки  о  свидании,  это  вечное
стремление любовников найти постель и чтобы все это не казалось бы пошлым,
каждый  раз  повторяющаяся  боль,  когда  одеваешься  и  покидаешь  Сьюки,
необходимость консультироваться с Джо Марино насчет  камина,  износившихся
труб и радиаторов, ни на что не похожее состояние его кишечника и  печени,
периодически проводимые у доктора Пэта анализы и консультации,  лицемерные
заключения,  подтверждавшие  плачевное  состояние  его  тела,   а   теперь
бесконечные осложнения с полицией  и  судом  -  были  отброшены,  оставляя
только очертания комнаты, линии ее  деревянных  конструкций,  четкие,  как
пучок лазерных лучей.
   Клайд выпил  залпом  остаток  виски.  Он  обжег  ему  пищевод.  Фелисия
ошибалась, утверждая, что у него нет характера. Ставя  бокал  на  каминную
доску, он мог краем глаза увидеть ее ногу в чулке,  неловко  отставленную,
словно в шаге сложного танца. В Уорвикской средней школе она и правда была
подвижной и любила танцевать под прекрасные, раскачивающиеся и  завывающие
звуки биг-бэнда; такую музыку могли тогда исполнять даже маленькие местные
оркестры. Когда Фелисия начинала кружиться, кончик  ее  языка  показывался
между зубов. Клайд наклонился, поднял Лукреция с пола и  поставил  обратно
на полку. Спустился в подвал, чтобы найти веревку. Непристойно старый очаг
пережевывал свое  топливо  с  неестественным  воем;  его  хрупкий,  ржавый
панцирь терял так много тепла, что подвал был самым уютным местом в  доме.
Там раньше располагалась комната  для  стирки,  и  от  прежних  владельцев
остались древняя  "Бенедикс"  с  прессом  для  отжима,  старомодный  запах
керосина и даже корзина прищепок на круглой оловянной  крышке  лохани.  Он
вспомнил игры, в  которые  играл  когда-то  с  прищепками,  рисуя  на  них
цветными карандашами маленьких длинноногих человечков  в  круглых  шляпах,
похожих на шапочки  моряков.  Веревки  для  белья,  теперь  ими  никто  не
пользуется. Но здесь был моток веревки, аккуратно свернутый и засунутый за
старую стиральную машину в царство паутины. Клайд неожиданно осознал,  что
рука провидения явно  вела  его.  Своими  собственными  темными  руками  -
жилистыми, искривленными, отвратительными старческими клешнями - он  резко
дернул  веревку  и  внимательно  отмерил  два  или  три  метра,  отыскивая
протертые места, которые могут не выдержать.  Пара  ржавых  ножниц  удобно
легла в руку, и он отрезал кусок веревки нужной длины. Когда взбираешься в
гору, делаешь по одному шагу и не смотришь вверх; решение плавно вело его,
с пыльной веревкой в руках, обратно по  ступеням.  Он  свернул  налево  на
кухню и посмотрел вверх, потолок  здесь  был  когда-то  понижен  во  время
реконструкции   и   представлял    собой    непрочную    поверхность    из
текстурированных плиток, закрепленных на  алюминиевой  решетке.  В  других
комнатах первого этажа были  оштукатуренные  потолки  высотой  три  метра;
орнаментированные розетки для люстр - ни на одной из них  люстр  давно  не
висело - не смогли бы выдержать его веса, даже  если  бы  он  забрался  на
стремянку и нашел выступ, чтобы привязать веревку.
   Он вернулся в библиотеку, чтобы налить себе еще. Огонь уже горел не так
весело, и нужно было подбросить полено, но подобное внимание  повлечет  за
собой кучу других дел, больше его не касающихся.  Потребовалось  некоторое
время, чтобы к этому привыкнуть. Он  потянул  виски  и  почувствовал,  как
дымный янтарный глоток опустился, чтобы  больше  никогда  не  повториться.
Клайд вспомнил об уютном подвале и с интересом подумал, что,  если  бы  он
пообещал просто жить там в старом ящике из-под угля и никогда не  выходить
наружу, все могло бы  быть  забыто  и  прощено.  Но  эти  трусливые  мысли
осквернили ту чистоту и безмятежность, в которой он  пребывал  еще  минуту
назад. Надо еще подумать.
   Вероятно, с веревкой будут проблемы. Он проработал  в  газете  тридцать
лет и знал  о  богатом  разнообразии  методов,  при  помощи  которых  люди
расставались с жизнью. Смерть под колесами автомобиля была, конечно, одним
из самых распространенных способов; сбитых машинами самоубийц каждый  день
хоронят исполняющие свой долг священники и близкие,  избежавшие  упрека  в
том, что были причиной самоубийства.  Но  способ  был  ненадежный,  грязно
публичный.  И  в   этой   крайней   точке   нарушались   те   эстетические
представления, которыми Клайд дорожил при жизни, они  возникали  вместе  с
образами его детства. Сгорев во время пожара, некоторые оставляли  ужасную
улику, лежащую на полу в деревянном доме, может быть, они сами зажгли свой
погребальный костер. Но это лишит Криса и Дженни наследства,  а  Клайд  не
был похож на Гитлера и не хотел утянуть за собой весь  мир;  Фелисия  была
явно не в себе, придумав такое сравнение. Потом, как можно поручиться, что
не бросишься в последний  момент  спасать  свою  подпаленную  шкуру  и  не
выбежишь из дома? Он  не  был  буддийским  монахом,  воспитанным  на  идее
умерщвления плоти и способным спокойно сидеть, протестуя, до тех пор, пока
обуглившаяся  плоть  не  распадется.   Газ   используют,   чтобы   умереть
безболезненно, но он не такой мастак, чтобы  заизолировать  многочисленные
кухонные окна, просторная  и  солнечная  кухня  была  одним  из  факторов,
повлиявших тринадцать лет назад, в декабре, на их решение купить этот дом.
Весь декабрь этого года - это пришло ему в голову с преступной радостью  -
декабрь с его  короткими,  темными,  разукрашенными  днями  и  призрачными
толпами, покупающими и устанавливающими елки, чтобы отдать должное мертвой
религии (грошовые рождественские песнопения, жалкие рождественские ясли на
Портовой-Казмиржак-площади,  елка,  на  другом   конце   Портовой   улицы,
установленная  в  огромной  круглой  мраморной  урне,   которую   называют
лошадиным водопоем), теперь весь декабрь со множеством  событий  выпал  из
упрощенного календаря Клайда. Не нужно  платить  за  бензин  за  следующий
месяц. И за газ. Но он счел ниже своего  достоинства  неудобное  ожидание,
требующееся, чтобы  отравиться  газом,  и  ему  не  хотелось  в  последние
мгновения жизни  созерцать  внутренность  газовой  духовки,  засунув  туда
голову и стоя на четвереньках в позе раба или собаки, собирающейся поесть.
Он отверг всю эту грязь, связанную с ножами, лезвиями в ванной. Таблетки -
безболезненное  и  чистое  средство,  но  одной  из  маний  Фелисии   была
чудаковатая борьба против фармацевтических компаний и того, что,  как  она
говорила,    было    попыткой    создать    каменную    Америку,     нацию
лекарственнозависимых зомби. Клайд улыбнулся, глубокая складка на его лице
дернулась. А что, старушка временами была права. Она не только  занималась
болтовней. Но он был не согласен с ней в отношении Дженнифер и  Криса;  он
никогда не ждал и не хотел, чтобы  они  оставались  дома  всегда,  он  был
обижен только тем, что Крис приобрел такую ненадежную профессию, связанную
с театром, и что Дженни уехала так далеко,  в  Чикаго,  и  облучается  там
рентгеновскими лучами; сможет ли она теперь родить ему  внуков?  Внуки  не
намечались. Заводить детей мы, как нам кажется,  должны  потому,  что  так
делали наши родители, но через некоторое время наши дети становятся просто
еще одними членами рода человеческого, что  довольно  печально.  Дженни  и
Крис  были  хорошими,  спокойными  детьми,  и  в  этом  тоже  было  что-то
разочаровывающее; будучи хорошими, они тем самым не  поддавались  Фелисии,
она, когда была моложе и не так уперта в альтруизм, имела жуткий  характер
(сексуальная неудовлетворенность была,  без  сомнения,  его  причиной,  но
какой муж может одновременно защищать жену  и  возбуждать?),  и  таким  же
образом дети не подчинялись также и  ему.  Дженни,  когда  ей  было  около
девяти лет, мучилась мыслями о смерти и однажды спросила его, почему он не
молится вместе с ней, как другие отцы, и, хотя он не знал,  как  ответить,
они сблизились, как никогда. До того он всегда старался почитать на  ночь,
а ее приход мешал ему.  Имея  лучших  родителей,  Дженни  могла  бы  стать
святой, с такими светлыми чистыми глазами, лицом, гладким, как фото  после
ретуши. До того как у него родилась девочка, Клайд по-настоящему не  видел
женских гениталий,  таких  нежных,  пухлых,  как  пара  маленьких  сдобных
булочек на лотке кондитерской.
   Город вдруг притих, ни одна машина не двигалась по  улице  Людовика.  У
него болел желудок. Он действительно всегда болел в это  время,  ночью,  -
начальная стадия язвы. Доктор Пэт сказал, что если ему необходимо пить, то
надо хотя бы и есть. Одним из неприятных побочных эффектов  его  связи  со
Сьюки были пропущенные ленчи ради встречи в постели. Она иногда  приносила
баночку кешью, но он из-за зубов не увлекался орехами: крошки попадали под
вставную челюсть и ранили десны.
   Поразительно,  но  женщины  никогда  не  насыщаются  любовью.  Если  ты
хорошенько потрудишься, им через минуту хочется еще, как будто это  то  же
самое, что достать газету. Даже Фелисия, судя по тому,  что  она  сказала,
ненавидела его. Прежде в этот ночной час он сделал бы еще глоток,  сидя  у
гаснущего огня и давая ей время, чтобы лечь в постель и уснуть в  ожидании
его. Выговорившись, она мгновенно сваливалась и отключалась. Интересно,  а
не было ли у Фелисии гипогликемии? По утрам у нее  была  ясная  голова,  и
призрачная аудитория, перед которой она  произносила  речи,  рассеивалась.
Она, казалось, не осознавала, что приводила  его  в  бешенство.  Иногда  в
субботу или воскресенье утром она оставалась в ночной  рубашке,  соблазняя
его с целью примирения. Вы думаете, что  мужчина  и  женщина,  жившие  так
долго вместе, могли бы  найти  минуту,  чтобы  это  наверстать?  Упущенные
возможности.  Если  бы  сегодня  он  смог  все  это  вынести  и  дать   ей
благополучно подняться по  лестнице...  Но  и  эта  возможность  вместе  с
внуками, вместе с лечением его  желудка,  пострадавшего  от  спиртного,  и
вместе с неприятностями с зубным протезом была не в счет.
   У Клайда было ощущение, что сейчас он существует  в  нескольких  лицах,
как двойники с телевидения. В  это  время  суток  он  с  процессией  таких
двойников должен взойти по ступеням. Ступени. Безвольно  свисающая  старая
веревка все еще покачивалась в его  руке.  Паутина  с  нее  осела  на  его
вельветовых брюках. Господи, дай мне силы.
   Лестница  была,  пожалуй,  роскошной,  в  викторианском  стиле,   после
площадки она раздваивалась посередине.  Искусно  построенная  когда-то,  с
видом на задний двор и  сад,  она  немного  обветшала  в  последние  годы.
Веревка, привязанная к одной из балясин  в  верху  лестницы,  должна  была
обеспечить  достаточное  расстояние  от  нижних  ступеней,  которые  могли
служить помостом виселицы. Он понес веревку наверх, на лестничную площадку
второго этажа. Работал  быстро,  чувствуя,  что  может  отключиться  после
выпитого. Рифовый узел вяжется слева направо, затем справа налево. Или как
там? Сначала у него получился "бабий"  узел.  Было  трудно  манипулировать
руками в узком пространстве  между  квадратными  основаниями  балясин;  он
ободрал костяшки пальцев. Казалось,  что  руки  очень  далеко  от  глаз  и
светятся, как будто погруженные  в  неземную  воду.  Потребовались  чудеса
калькуляции, чтобы рассчитать, где должна быть петля (не более  пятнадцати
- двадцати сантиметров под узким облицованным настилом с его  трогательным
изящным карнизом,  или  ноги  могут  достать  до  ступеней,  и  тело,  это
безрассудное животное, будет бороться за жизнь)  и  какого  размера  нужна
петля для его головы. Если будет слишком большая, он выпадет, если слишком
тугая, он может просто задохнуться, а искусство висельника состоит в  том,
чтобы  шея  сломалась  -  он  читал  об  этом  не  один  раз  -  благодаря
неожиданному резкому давлению на  шейные  позвонки.  Тюремные  заключенные
пользовались для этого своими ремнями, но у них только синели лица.  Когда
Крис был бойскаутом  (это  было  много  лет  назад),  случился  скандал  с
командиром  отряда  бойскаутов,  сломавшим   тогда   шалаш   при   попытке
самоубийства. Клайд в конце концов сделал приблизительный вариант сложного
скользящего узла и отпустил петлю, чтобы она свешивалась  через  край.  Со
стороны, если наклониться над  перилами,  вид  был  тошнотворный;  веревка
слегка качнулась  и  продолжала  качаться,  превращенная  струей  воздуха,
незваного гостя в этом продуваемом доме, в маятник.
   Сердце Клайда было уже не здесь, но с  методичной  решимостью,  которая
помогла ему подготовить к печати десять тысяч номеров газеты, он  пошел  в
теплый подвал (старый камин жевал и жевал топливо)  и  принес  алюминиевую
стремянку. Она была легкой, как пушинка, могущество  ангелов  снизошло  на
него. Он принес  также  несколько  деревянных  обрезков  и  с  их  помощью
установил стремянку на покрытые ковром ступени таким образом,  чтобы  одна
пара пластиковых ножек покоилась тремя уровнями ниже  другой,  стоящей  на
поленьях,  а  прикрепленные  крестообразно  рейки  без  ступеней  были  бы
вертикальны и вся наклонная конструкция в форме буквы "А" опрокинулась  бы
от легкого толчка. Последнее, что он увидит, как он определил, будет  вход
с улицы и указующий  свет  полукруглого  окошка  над  дверью  из  цветного
стекла, его неясный на рассвете симметричный рисунок, освещенный натриевым
свечением далекого уличного фонаря.
   Вблизи при свете  звезд  царапины  на  алюминиевой  стремянке  казались
следами хаотичного движения атомов в газовой камере.  Все  поражало  своей
отчетливостью, во множестве сходящиеся  и  пересекающиеся  линии  лестницы
были именно такими, какими их задумал  архитектор.  Клайд  Гэбриел  был  в
состоянии экстаза, в  голову  пришла  мысль,  что  нечего  бояться,  душа,
конечно, проходит сквозь материю, как  божественная  искра,  какой  она  и
является, после жизни, конечно, откроются неограниченные  возможности,  он
сможет все уладить с Фелисией, и Сьюки у него будет тоже, и не один раз, а
бесконечное  число  раз,  как  предполагал   Ницше.   Туман   всей   жизни
рассеивался: все было четко и ясно, смысл выражения, что звезды поют  ему,
Candida sidera [благосклонные звезды (лат.)], придавал светлый оттенок его
вялому духу в мерзости самодовольства.
   Алюминиевая стремянка  чуть  вздрогнула,  как  легковозбудимая  молодая
кобылка, которой вверяешь собственную тяжесть. Один шаг,  второй,  третий.
Веревка жестко обвилась вокруг шеи,  лестница  тряслась,  когда  он  полез
наверх и откинулся назад, чтобы завязать покрепче узел.  Теперь  стремянка
сильно раскачивалась из стороны в сторону, возбужденная  кровь  того,  кто
оседлал ее, легко несла к барьеру, где она подпрыгнула, поднялась и  упала
при самом незначительном побуждении с его стороны,  как  он  и  предвидел.
Клайд услыхал грохот и глухой звук падения. Он не ожидал  чувства  жжения,
как будто ободрали пищевод горячим рашпилем, а углы  деревянной  лестницы,
ковер и обои кружились так сильно, что на какую-то секунду показалось, что
у него появились глаза на затылке.  Потом  заливший  голову  красный  свет
сменился темнотой, уступив место пустоте.


   - Ох, дорогая, как это ужасно,  -  говорила  Джейн  Смарт  по  телефону
Сьюки.
   - А что, если бы  я  увидела  воочию?!  Ребята  в  полицейском  участке
описали все довольно живо. Наверное, у нее не было лица.
   Сьюки не плакала,  но  голос  звучал,  как  измятая  промокшая  бумага,
которую уже нельзя расправить, когда она высохнет.
   - Но она была злой женщиной, - твердо сказала Джейн, успокаивая  Сьюки,
хотя ее мысли, глаза и слух снова обратились к Баху без  аккомпанемента  -
бодрой, какой-то враждебной, напористой Четвертой в  ми  мажоре.  -  Такая
зануда, так уверена в собственной правоте,  -  шипела  она.  У  нее  перед
глазами  был   непокрытый   пол   гостиной,   выщербленный   бесчисленными
неряшливыми ямками от острой стальной ноги виолончели.
   Голос Сьюки то звучал нормально, то затихал, как будто  она  отстраняла
трубку от подбородка:
   - Я не знала человека более мягкого, чем Клайд.
   - Мужчины склонны к насилию, - сказала Джейн, терпение ее кончалось.  -
Даже самые спокойные. Это  физиология.  Они  полны  агрессии,  потому  что
должны участвовать в воспроизведении человеческого рода.
   - Он даже не любил никого поправлять на работе, - продолжала  Сьюки,  в
то время как величественная музыка -  ее  дьявольские  ритмы,  удивительно
требовательные к исполнителю, - медленно уходила из памяти Джейн, а с  нею
вместе и острая боль в большом пальце левой руки, которым она со  страстью
нажимала на  струны.  -  Хотя  изредка  он  взрывался,  если  какой-нибудь
корректор пропускал целую уйму ошибок.
   - Ну, дорогая, ясно почему. Именно поэтому. Он все держал  в  себе.  До
того как он набросился на Фелисию, он копил  ярость  целых  тридцать  лет,
неудивительно, что он снес ей голову.
   - Неверно сказать, что он снес ей голову, - сказала Сьюки. - Он  вроде,
как сейчас говорят, прикончил ее?
   - А потом прикончил себя, - подсказала Джейн, в надежде таким эффектным
финалом завершить беседу, чтобы вернуться к музыке; по  утрам  она  любила
поупражняться часика два, с десяти до полудня,  потом  тщательно  готовила
себе ленч из творога или салата с тунцом на одном большом изогнутом  листе
латука. В этот день  они  договорились  с  Ван  Хорном  о  встрече  в  час
тридцать. Они поработают часок  над  одной  из  вещей  Брамса  или  чудной
маленькой пьеской Кодали, которую  Даррил  откопал  в  подвале  гранитного
здания, на улице Уэй Боссет, где помещался  нотный  магазин,  как  раз  за
Аркадой, потом - у них уже вошло в привычку - выпьют "Асти  Спумантс"  или
молочный коктейль с текилой, приготовленный Фиделем, и примут ванну. После
их последнего свидания у Джейн  болела  промежность  с  обеих  сторон.  Но
многие приятные для женщины воспоминания связаны с болью, а ей  польстило,
что он захотел принять ее одну, если не считать Фиделя и Ребекки, бесшумно
приносивших и  уносивших  подносы  и  полотенца.  Было  что-то  опасное  в
вожделении Даррила, ласкаемого и удовлетворяемого  ими  тремя,  когда  они
были все  вместе,  а  когда  Джейн  оставалась  с  ним  одна,  требовались
особенные ласки. Она с раздражением прибавила: - Ничего удивительного, что
у него хватило ума все это осуществить.
   Сьюки защищала Клайда:
   - Обычно алкоголь не выводил его из себя, он пил его как лекарство.  На
мой взгляд, в большой степени его депрессия была из-за  нарушения  обмена;
он говорил мне как-то, что у него кровяное давление сто на семьдесят,  для
мужчины его возраста это просто удивительно.
   Джейн огрызнулась:
   - Уверена, что он много чем мог удивить для мужчины  его  возраста.  Я,
разумеется, предпочла бы его, а не этого жалкого Эда Парсли.
   - Джейн, знаю, я тебе до смерти надоела, но если уж говорить об Эде...
   - Да-а-а?
   - Замечаешь, как Бренда сблизилась с Неффами?
   - Откровенно говоря, я Неффов давно не видела.
   - Знаю, тем лучше для тебя,  -  сказала  Сью