оим партнером_, ты должна поддерживать _меня_.
   - Вы играли замечательно, - послушно согласилась девушка.
   Джейн вернулась, держа  в  руке  горстку  черного  песка,  который  она
ногтями наскребла сбоку корта.
   - Закрой глаза, - приказала она Дженнифер и бросила песок  ей  прямо  в
лицо. По волшебству клейкие  остатки  яйца  испарились,  однако  песок  на
гладком лице придал ей испуганный диковатый вид, как будто девушка была  в
пестрой маске.
   - А не пора ли принять  ванну?  -  заметила  Александра,  по-матерински
глядя на испачканное лицо Джейн.
   "Но как можно принимать свою обычную ванну с этими двумя  малознакомыми
людьми", -  подумала  Сьюки  и  вновь  отругала  себя,  что  поспешила  их
пригласить. Во всем виновата ее мать, в их  доме,  в  штате  Нью-Йорк,  за
обеденный стол всегда  садились  посторонние  люди,  возможно,  переодетые
ангелы, по разумению матери. Вслух Сьюки запротестовала:
   - Но Даррил еще не играл! И Кристофер, - добавила она, хотя  ее  меньше
всего беспокоил вызывающе самонадеянный мальчишка.
   - Они, кажется, не собираются возвращаться, - заметила Джейн Смарт.
   - Надо что-то делать, иначе мы простудимся, - сказала  Александра.  Она
взяла  мокрый  носовой  платок  Дженни  с  ее  монограммой  и  замысловато
сложенным  уголком  стала  счищать  песчинку  за  песчинкой   с   круглого
послушного личика, повернувшегося к  ней,  как  розовый  цветок  навстречу
солнцу.
   Сьюки испытала приступ ревности.
   - Пошли в дом, -  крикнула  она,  хлопнув  в  ладоши,  хотя  неуставшие
мускулы требовали разминки. - Если только  кто-нибудь  не  хочет  поиграть
один на один.
   - Может, Даррил, - обронила Джейн.
   - Он великолепный игрок, он меня обыграет.
   - Я так не думаю, - тихо произнесла Дженни, видевшая, как  хозяин  дома
разминался, и не знавшая, как он на самом деле играет.  -  Вы  в  отличной
форме, а он совсем несобран, правда же?
   Джейн Смарт холодно сказала:
   - Даррил Ван Хорн самый цивилизованный человек из всех, кого я знаю.  И
очень  терпимый.  -  И  продолжила  в  раздражении:  -   Лекса,   дорогая,
пожалуйста, не суетись. Ванной все будут довольны.
   - Я не взяла купальника, - сказала Дженнифер,  широко  открыв  глаза  и
переводя вопросительный взгляд с одной на другую.
   - Там совсем темно, ничего не видно, - ответила ей Сьюки. - А может, ты
хочешь поехать домой?
   - Ох, нет. Слишком тяжело. Я все представляю, как папа висит в петле, и
боюсь подняться наверх разобрать на чердаке вещи.
   И тут Сьюки пришло в голову,  что,  раз  у  всех  троих  есть  дети,  а
Дженнифер и Кристофер были детьми тоже, они,  как  матери,  должны  о  них
позаботиться. Она с печалью вспомнила член Клайда, их отца, какой  мог  бы
быть и у ее собственного отца, член, казавшийся  в  самом  деле  предметом
старины, с его желтоватым оттенком, когда он восставал, и длинными  седыми
волосами, свисавшими  из-под  яичек,  как  волосы  на  голове  у  старухи.
Неудивительно, что он сразу же отзывался, стоило ей раздвинуть ноги. Сьюки
повела женщин с теннисного корта, где на каждой стороне дверь  закрывалась
на молнию и нужно было быстро ее открыть  и  закрыть,  чтобы  не  впустить
холодный воздух.
   Умирающий декабрьский день пощипывал лица и  ноги  в  легких  теннисных
туфлях. Коул, противный Лабрадор Александры,  и  нервный  пятнистый  колли
Даррила, Нидлноуз, в лесочке  на  острове  вдвоем  затравили  и  разорвали
какого-то пушистого зверька. С темными окровавленными мордами они носились
вокруг. Когда-то заботливо ухоженный газон,  ведущий  к  дому,  был  изрыт
бульдозерами, чтобы построить корт этой осенью, а промерзшие груды дерна и
глины образовали ненадежный лунный ландшафт,  куда  страшно  было  ступить
ногой. От холода на глаза у Сьюки навернулись слезы,  и  от  этого  вокруг
спутников возникла радужная аура, а  мороз  обжигал  щеки  так,  что  было
больно говорить. Она быстро побежала по твердой дорожке, за ней  двинулись
по гравию остальные, как одно огромное неуклюжее животное. Тяжелая дубовая
дверь поддалась под ее рукой, как живая, в вестибюле с мраморным  полом  и
пустой слоновьей ногой ударило в нос подушкой горячей серы.  Фиделя  нигде
не было видно. По голосам женщины нашли Даррила и Кристофера в библиотеке,
они сидели по обе стороны  круглого,  обтянутого  кожей  стола,  на  столе
лежали  старые  комиксы  и  стоял   чайный   поднос.   Над   ними   висели
меланхолические головы американского лося и оленя, оставшиеся  от  прежних
хозяев Ленокса, заядлых охотников. Печальные  стеклянные  глаза  чучел  не
моргали, хотя и были забиты пылью.
   - Кто победитель? - спросил Ван Хорн. - Добро или зло?
   - А кто у нас добрая колдунья, а кто  злая?  -  спросила  Джейн  Смарт,
бросаясь на  малиновый  стул  под  утесом  связанных  колдовских  томов  с
выгоревшими корешками и тонкими надписями на  латыни.  -  Победила  свежая
кровь, - сказала она, - как всегда.
   Пушистый  бесформенный  Тамкин  стоял  неподвижно,  как  статуэтка,  на
изразцах камина так близко к огню, что казалось, кончики усов подпалились.
Вот очень степенно кот пригнулся к лодыжкам Джейн и,  будто  приняв  белые
спортивные носки за столбики для точки когтей, глубоко вонзил в  них  свои
когти, в то же время его хвост задрался кверху  и  подрагивал,  словно  он
мочился. Джейн взвыла от боли  и  носком  туфли  высоко  подбросила  кота.
Тамкин закружился, как огромная снежинка, прежде чем бесшумно приземлиться
на все четыре лапы недалеко от того места, где блестели кочерга  с  медной
ручкой, щипцы и совок. Глаза обиженного кота сверкали, как медная утварь у
камина, вертикальные зрачки сузились в желтой радужке, созерцая собрание.
   - Они начали строить пакости, - проболталась Сьюки. - У меня  чутье  на
обман.
   -  Вот  как  можно  узнать  настоящую  женщину,  -  произнес   горловым
отрешенным  голосом  Даррил  Ван  Хорн.  -  Ей  всегда  кажется,  что   ее
обманывают.
   - Даррил, не будьте таким мрачным и язвительным, - сказала  Александра.
- Крис, как чай? Правда, хороший, как вам кажется?
   - О`кей, - произнес юноша, ухмыляясь и ни на кого не глядя.
   Материализовался Фидель. Его защитный  пиджак  казался  измятым  больше
обычного. Может, он развлекался на кухне с Ребеккой?
   - Te para las senoras у la  senorita,  por  favor  [чай  для  сеньор  и
сеньориты, пожалуйста (исп.)], - велел ему Даррил.
   У  Фиделя  был  отличный  английский,  и  он  все   больше   обогащался
разговорными выражениями, но непременной частью взаимоотношений хозяина  и
слуги был испанский  язык,  коль  скоро  Ван  Хорну  хватало  собственного
словарного запаса.
   - Si, senor [да, сеньор (исп.)].
   - Rapidamente [быстро (исп.)], - произнес Ван Хорн.
   - Si, si.
   Он ушел.
   - Ну разве  не  чудесно!  -  воскликнула  Джейн  Смарт,  но  что-то  не
нравилось  Сьюки  и  огорчало  ее:  весь  дом  был  похож  на  сценические
декорации, великолепный с одной стороны, а с другой пустой и  ветхий.  Это
была имитация какого-то другого дома, находившегося в другом месте.
   Сьюки надулась:
   - Я не наигралась. Даррил, пойдемте сыграем один на один. Пока  светло!
Ведь вы уже одеты.
   Он серьезно ответил:
   - А как же юный Крис? Он вообще не играл.
   - Уверена, он и не  хочет,  -  голосом  заботливой  сестры  воскликнула
Дженнифер.
   - Я паршиво играю, - согласился брат.
   "Он и в самом деле туповат", - подумала Сьюки. Девочка в  его  возрасте
была бы занятной, такой  живой  и  восприимчивой,  вбирающей  впечатления;
кокетничая и стараясь понравиться, она превратила бы  пространство  вокруг
себя в свою паутину, свое гнездышко, свой театр. Сьюки была  в  бешенстве,
она стояла, встряхивая волосами, не скрывая своего настроения, граничащего
с грубостью, и она не знала, кого винить, знала только, что все  запутала,
приведя сюда Габриелей. Она не спала с мужчиной с тех пор, как две  недели
назад Клайд совершил самоубийство. Поздно ночью она вдруг начинала  думать
об Эде, представляла себе, что  он  делает  в  подполье  с  маленькой  Дон
Полански,  этой  грязнулей  из  низов.  Даррил,  обладавший  интуицией   и
добротой, несмотря  на  грубые  манеры,  встал  в  своих  красных  штанах,
облачился в  пуховую  лиловую  жилетку  и  водрузил  на  голову  оранжевую
охотничью кепочку  с  козырьком  и  наушниками  фирмы  "Дей-Гло",  которую
надевал иногда шутки ради, и взял алюминиевую ракетку.
   - Быстренько, один сет, - предупредил он, - до семи, если  будет  ничья
6:6. Если мяч превращается в жабу, вы теряете очко. Хочет кто-нибудь пойти
посмотреть?
   Никто не хотел, все ждали чай. Тогда вдвоем, как супружеская пара,  они
вышли  в  туманные  сумерки;  притихшие   кусты   и   деревья   окрасились
светло-лиловым, а небо на  востоке  покрылось  зеленой  эмалью  до  самого
горизонта, было тихо и уединенно, как на кладбище.
   Игра была великолепна,  неуклюжий  с  виду,  но  играющий  безошибочно,
Даррил извлекал  из  Сьюки  изумительные  удары.  Невозможные  подачи  она
превращала в отличные звенящие штуки, корт, разделенный на части в длину и
ширину, сжался до миниатюрных размеров,  благодаря  ее  сверхъестественной
скорости и ловкости. Когда она бросалась к мячу,  он  зависал,  как  луна,
тело послушно подчинялось разуму, как ей того хотелось. Она  даже  успешно
завершила  несколько  ударов  слева  и,  подавая  мяч,  чувствовала,   что
натягивается, как  лук,  выпускающий  стрелу.  Она  была  Дианой,  Изидой,
Астартой в этот серебряный  миг  -  воплощением  женской  грации  и  силы,
облаченной в одеяние рабыни. В углах серовато-коричневого купола  сгущался
мрак,  сквозь  круглые  окошки  наверху  виднелось  небо  -  над   головой
колыхалась гигантская  корона  из  аквамаринов.  Сьюки  больше  не  видела
темноволосого  противника,  который  вдалеке,  по  другую  сторону  сетки,
носился по площадке,  что-то  кричал,  ударял  ракеткой.  Мяч  всякий  раз
возвращался и резко подпрыгивал ей прямо в лицо, как  хищник,  возрождаясь
каждый раз, отраженный крашеным асфальтом. Удар, еще удар, она все била по
мячу, а мяч становился все меньше и меньше, став  величиной  с  мячик  для
гольфа, с золотистую горошину, и  в  конце  концов  превратился  в  глухой
отскок на дальней от сетки чернильно-темной части площадки, потом просто в
едва слышимый кожаный звук. Игра окончилась.
   - Это было блаженство, -  заявила  Сьюки  тому,  кто  стоял  по  другую
сторону сетки.
   Голос Ван Хорна скрипел и грохотал, когда он произнес:
   - Я был хорошим товарищем, а как насчет товарищеской услуги для меня?
   - О'кей, - сказала Сьюки. - Что надо сделать?
   - Поцелуй меня в задницу, - хрипло вымолвил он. И  подставил  ее  через
сетку. Она была волосатой или пушистой, смотря по тому, как  относиться  к
мужчинам. Слева, справа... - И посреднике, - потребовал он.
   Запах казался  посланием  издалека,  как  слабый  запах  верблюда,  что
доносится сквозь шелковые складки шатра в пустыне Гоби.
   - Спасибо, - сказал Ван Хорн, натягивая штаны.  В  темноте  его  резкий
голос походил на голос нью-йоркского таксиста. - Знаю,  тебе  кажется  это
глупым, но я получил удовольствие.
   Они поднимались по холму, пот остывал на коже Сьюки. Она  беспокоилась,
что им не удастся принять горячую ванну,  пока  здесь  Дженнифер,  а  она,
похоже, не собирается уезжать. Ее неотесанный братец  сидел  в  библиотеке
один за чтением большого синего тома;  взглянув  через  его  плечо,  Сьюки
увидела переплетенный комплект комиксов, Бэтмена, одетого в плащ с голубым
капюшоном, с острыми ушами.
   - Весь этот чертов комплект, - похвастался Ван Хорн, - стоил  мне  кучу
денег, некоторые из этих старых книжек изданы до воины, если бы я сохранял
их с детства, я смог бы заработать, на них целое  состояние.  Бог  мой,  я
провел  детство  в  ожидании  следующего  ежемесячного  выпуска.  Я  любил
Джокера. Любил Пингвина. Любил Бэтмобиль, стоявший в подземном гараже.  Вы
оба слишком молоды и не могли помешаться на этом.
   Мальчишка простодушно произнес:
   - По телеку показывали.
   - Ага. Но там они все изменили. Этого нельзя делать. Они все превратили
в шутку, все ужасно безвкусно. В старых комиксах есть настоящее  зло.  Это
белое лицо преследовало меня во сне, не шучу. А что вы думаете о  капитане
Марвеле? - Ван Хорн вынул томик из другого собрания  сочинений  на  полке,
переплетенный не в  синюю,  а  в  красную  обложку,  и  с  комичным  пылом
проревел: - О-о, кто бы поверил!
   К удивлению Сьюки, он устроился на складном стуле и начал листать книг,
его крупное лицо расплылось от удовольствия.
   Сьюки пошла на слабо доносившиеся женские голоса через длинную  комнату
с  разрушающимися  творениями  поп-арта,   через   маленькую   комнату   с
нераспакованными коробками и через двойные двери, ведущие  в  облицованную
плиткой  ванную  комнату.  Огни  в  ребристых  круглых  светильниках  были
притушены реостатом до минимума. Красный глазок стереосистемы наблюдал  за
происходящим  сквозь  мягкие  пассажи   сонаты   Шуберта.   На   дымящейся
поверхности воды виднелись  три  головы  с  подобранными  вверх  волосами.
Голоса продолжали невнятно звучать, и ни одна из  голов  не  обернулась  к
раздевающейся  Сьюки.  Она  выскользнула  из   многослойной   затвердевшей
спортивной одежды и, обнаженная, пошла сквозь  насыщенный  парами  воздух,
села на каменный бортик, изогнула дугой спину  и  отдалась  воде.  Сначала
было  трудно  перенести  ее  жар,  а  потом  нет,  нет.  О,  она  медленно
обновлялась. Вода, как сон, избавляет нас от привычной  тяжести.  Знакомые
тела Александры и Джейн покачивались рядом, волны, идущие от них и от нее,
соединялись, превращаясь во врачующие колебания. В центре ее  поля  зрения
появилась круглая голова Дженнифер Гэбриел, ее округлые груди плавали  под
самой поверхностью прозрачной темной воды, а бедра и ноги были  укорочены,
как у абортированного плода.
   - Ну разве не прелесть? - спросила ее Сьюки.
   - Да.
   - У него здесь все регулируется.
   - Он тоже собирается прийти к нам сюда? - в страхе спросила Дженнифер.
   - Думаю, на этот раз нет, - сказала Джейн Смарт.
   - Из уважения к тебе, дорогая, - добавила Александра.
   - Я чувствую себя в полной безопасности. Это так?
   - А почему бы и нет? - спросила одна из ведьм.
   - Чувствуй себя в безопасности, пока можешь, - посоветовала другая.
   - Эти огни похожи на звезды, правда? Разбросаны в беспорядке.
   - Смотри.
   Все они уже разбирались в тонкостях управления. От нажатия кнопки крыша
с грохотом раздвинулась. Первые бледные проколы в небе - планеты,  красные
гиганты - показали, что прежний, охранявший их вечером бирюзовый купол был
иллюзией, ничем. Здесь же за одними сферами виднелись  другие,  прозрачные
или отливающие опалом, в зависимости от времени суток и времени года.
   - Боже мой. Небо.
   - Да-а.
   - А мне не холодно.
   - Пар поднимается.
   - Сколько же денег он во все это вложил?
   - Тысячи.
   - Но зачем, для чего?
   - Для нас.
   - Он нас любит.
   - Только нас?
   - А мы не знаем.
   - Бесполезный вопрос.
   - Ты довольна?
   - Да.
   - Да-а.
   -  Пожалуй,  мне  и  Крису  пора  возвращаться.  Надо  покормить  своих
питомцев.
   - Каких питомцев?
   - Фелисия Гэбриел часто говорила, что нельзя тратить белки на питомцев,
пока в Азии голодают.
   - Я не знала, что у Клайда и Фелисии были домашние животные.
   - Их и не было. Но вскоре после нашего  приезда  кто-то  однажды  ночью
подложил нам в "вольво" щенка. А позже к дверям пришла кошка.
   - Подумай, каково нам. У нас дети.
   -  Бедные  заброшенные,  неухоженные  малыши,  -  сказала  Джейн  Смарт
насмешливо, показывая, что передразнивает кого-то, в городе шли враждебные
пересуды.
   - Ну и что,  за  мной  в  детстве  хорошо  смотрели,  -  с  готовностью
откликнулась Сьюки, - и это меня тяготило. Сейчас, анализируя, я вижу, что
от этого было мало проку, родители решали какие-то свои проблемы.
   - Нельзя ни за кого жить его жизнью, - медленно проговорила Александра.
   - Хватит женщинам прислуживать  всем,  а  потом  еще  чувствовать  себя
обязанной, даже психологически. Такая у нас политика была до сих пор.
   - Здорово сказано, - задумчиво произнесла Дженни.
   - Это терапия.
   - Закройте крышу. Так неуютно.
   - И заткните этого хренова Шуберта.
   - Представьте, если войдет Даррил.
   - С этим ужасным парнишкой.
   - Кристофером.
   - Пусть.
   - М-да. Сильна.
   - Мое искусство, это оно дает мне силу, я чувствую ее даже под ногтями.
   - Лекса, сколько ты подлила в чай текилы?
   - А до которого часа работает супермаркет у "Олд Вик"?
   - Не имею представления, я совсем не хожу  туда.  Если  чего-то  нет  в
супермаркете в центре, мы без этого обходимся.
   - Но там сейчас нет свежих овощей и парного мяса.
   - Ну и что? Им достаточно замороженных готовых обедов, чтобы  не  нужно
было идти к столу и отрываться от телевизора и  сандвичей.  В  них  кладут
лук! Наверное, поэтому я перестала целовать детей на ночь.
   - Мой старший, просто невероятно, с двенадцати лет ничего не ест, кроме
хрустящих чипсов и орешков пекан, и тем не менее он ростом 183  сантиметра
и у него нет ни одного испорченного зуба. Его  зубной  врач  говорит,  что
никогда не видел такого прекрасного рта.
   - Это все фтор.
   - Мне _нравится_ Шуберт. Он не всегда под настроение, как Бетховен.
   - Или Малер.
   - О, боже, Малер.
   - Его действительно чудовищно много.
   - Моя очередь говорить.
   - Нет, моя.
   - Ух, хорошо. Ты нашла то самое место.
   - Что значит, когда болит шея и наверху под мышками?
   - Это лимфатические железы. При раке.
   - Не шути так, пожалуйста.
   - Попытайся вызвать менопаузу.
   - Мне уже все равно.
   - Я мечтаю о ней.
   - Иногда и вправду спрашиваешь  себя,  не  преувеличивают  ли  значение
способности к деторождению?
   - То и дело слышишь ужасные вещи об ЛСД.
   - Лучшие противозачаточные средства, как ни забавно, продаются в  вечно
битком набитой пиццерии-развалюхе на Восточном пляже.  Но  она  закрыта  с
октября до августа. Я слышала, что хозяин с женой ездят во Флориду и живут
вместе с миллионерами в Форт-Лодердейле, настолько хорошо у них идут дела.
   - Это тот одноглазый, что стряпает там  в  нижней  рубашке  с  цветными
тесемками?
   - Никогда не знала наверняка, одноглазый он или всегда моргает.
   - Пиццу готовит его жена. Хотела бы знать, как у нее  получается  такая
корочка.
   - У меня столько томатного соуса, а дети бастуют против спагетти.
   - Отдай его Джо, пусть снесет домой.
   - Он уносит домой достаточно.
   - Ну, он и вам оставляет что-нибудь тоже.
   - Не задирайся.
   - Что он берет домой?
   - Запахи.
   - Воспоминания.
   - О боже.
   - Мы все здесь.
   - Мы с тобой.
   - Я это чувствую, - сказала Дженни голосом, тише и нежнее обычного.
   - Какая ты хорошенькая.
   - Разве не здорово было бы снова стать молодой?
   - Не могу поверить, что я такой была. Я, должно быть, была другой.
   - Закрой глаза. У тебя в уголке глаза осталась последняя песчинка. Все.
   - Мокрые волосы - вот действительно проблема в это время года.
   - На днях у меня от дыхания шарф примерз к лицу.
   - Я думаю постричься.  Говорят,  новый  парикмахер  на  другой  стороне
Портовой площади в том небольшом длинном здании, где раньше  точили  пилы,
здорово стрижет.
   - Женщин?
   - Они вынуждены обслуживать  женщин,  мужчины  перестали  туда  ходить.
Правда, они подняли цены. Семь пятьдесят, и это  без  укладки,  без  мытья
головы, без всего.
   - Последнее, что я сделала для отца, - свезла его в инвалидном кресле в
парикмахерскую постричь. Он тоже чувствовал,  что  стрижется  в  последний
раз. Он объявил об этом всем, кто сидел в парикмахерской.  Это,  мол,  моя
дочь, она привезла меня постричься в последний раз в жизни.
   - Площадь Казмиржака. Видели новую табличку?
   - Ужасно. Не верю, что это привьется.
   - Люди все забывают. Во