чень  мелок,
имеет размеры от  трех  до  шести  миллиметров.  В  противоположность  ему
личинка, известная как киста-гидатода, может быть большой, как  футбольный
мяч.  Человек  приобретает  инфекцию,  -  послушайте,  -  при  контакте  с
экскрементами зараженных собак".
   Итак,  здесь  мы  имеем,  невзирая  на  обилие  экскрементов  и  слюны,
Человека, якобы сотворенного по  подобию  Бога,  что  касается  маленького
Echinococcus, то он есть просто остановка на пути к кишечнику  собаки.  Но
вы не должны думать, что паразиты не проникают друг  в  друга.  Есть  один
ловкач Trichosomoides crassicauda [трихосомоид  толстохвостый  (лат.)],  о
котором читаем: "Женская особь этого вида живет,  паразитируя,  в  мочевом
пузыре  крысы,  а  вырождающийся  самец  живет  в  утробе  самки".   Итак,
вырождающийся, даже  энциклопедия  считает,  что  он  вырождается.  А  что
скажете вот об этом?  "То,  что  может  быть  определено  как  мочеполовой
шистосоматоз, есть  наблюдаемый  в  крови  глист  Schistosoma  haematobium
[шистозома кровяная (лат.)], у которого меньшая размером самка переносится
в брюшной стенке или в мочеиспускательном канале мужской особи".
   В книге есть рисунок, который я хотел бы описать вам, люди добрые;  рот
находится в конце чего-то  похожего  на  палец,  и  этот  большой  брюшной
присосок вместе со всем  остальным  напоминает  банан  с  расстегивающейся
молнией. Поверьте, это отвратительно.
   А тем, кто сейчас сидел в нетерпении, ведь небо в верхних стеклах  окон
сияло, как фотовспышка позади листа  бумаги,  и  верхушки  розовых  кустов
гнулись и качались в очищающем небо бризе (бризе, который почти  опрокинул
Артура и Рея в Восточном проливе  около  острова  Даер.  Артур  не  привык
управлять быстрой маленькой яхтой, в сердце  началась  фибрилляция,  птица
била крыльями в груди, а мозг быстро проговаривал: "Нет еще,  Господи,  не
сейчас"), показалось, что лицо Ван Хорна, качавшегося взад-вперед во время
чтения записей и ослепленного солнцем, затуманилось и таяло в небытии.  Он
пытался собраться с мыслями в мучительной попытке подвести итог. Его голос
звучал форсированно, словно глубоко из-под земли:
   - Итак,  чтобы  закончить,  скажу:  это,  знаете,  не  просто  красивый
полосатый тигр или дружелюбный лохматый лев. Вот что нам продают вместе со
всеми этими мягкими игрушками. Это то же самое,  что  положить  ребенку  в
постель мягкого кишечного глиста или волосатого тарантула. Все  вы  едите.
То, как вы себя чувствуете ко времени захода солнца прекрасным летним днем
- начинают действовать первые джин с тоником, или ром  с  кока-колой,  или
"Кровавая Мэри", смягчая тот синапс, и немного  хорошего  мягкого  сыра  и
крекеров выкладываются, как карты  в  покере,  на  тарелку  на  стеклянном
столике в солярии или около бассейна, - слава Богу, люди добрые,  вот  так
же чувствует себя червь,  когда  большой  комок  пережеванного  месива  из
полупереваренного  бифштекса  или  соблазнительных  рыбешек,   поджаренных
по-мексикански, спускается к нему с хлюпаньем. Он такое же живое создание,
как вы  и  я.  Он  такое  же  превосходное  творение,  чудесное  существо,
действительно созданное с любовью. Вы представили себе этот  Великий  Лик,
склоняющийся и улыбающийся сквозь  бороду,  в  то  время  как  легендарные
персты с их ангельским маникюром играли с окончательной тонкой  настройкой
брюшного паразита Schistosoma: вот оно, Творение.  А  теперь  я  спрашиваю
вас,  не  ужасно  ли  это?  Вы  бы  смогли  сделать  лучше,  если  бы  вам
предоставили возможность? Уверен, черт побери,  что  смогли  бы.  Итак,  в
следующий раз голосуйте за меня, о'кей? Аминь.
   В каждом приходе бывает посторонний. Одинокой неприглашенной в тот день
была Сьюки Ружмонт, сидевшая сзади в соломенной  широкополой  шляпе,  дабы
спрятать свои прекрасные светло-рыжие волосы, и в больших  круглых  очках,
чтобы прочесть псалтырь и сделать записи  на  полях  копии  программы.  Ей
стало известно о готовящейся светской проповеди  Даррила,  и  она  пришла,
чтобы написать о ней в газете - колонка сплетен "Глаза и уши Иствика" была
восстановлена. Бренда и Даррил со своих мест на алтарном возвышении должны
были видеть, как она незаметно вошла во время первого гимна, но ни  Грета,
ни Дон, ни Роза Хэллибред не знали о ее присутствии, и с того момента, как
она ускользнула прочь на первой строфе "Отец небесный, изливающий дождь на
людей", не произошло конфронтации  между  фракциями  ведьм.  Грета  начала
беспрерывно зевать, тусклые глаза Дон стали ужасно чесаться, а  пряжки  на
туфлях Франни Лавкрафт расстегнулись, но все эти обстоятельства можно было
приписать естественным причинам, как, возможно, и  открытие  Сьюки,  когда
она в следующий раз посмотрелась в зеркало: прибавилось восемь или  десять
седых волос.


   - Она умерла, - сказала Сьюки по телефону Александре. -  Около  четырех
утра сегодня. Рядом был лишь Крис, да  и  то  он  задремал.  Вошла  ночная
сиделка и увидела, что нет пульса.
   - А где же был Даррил?
   - Уехал домой поспать. Бедняга,  он  и  вправду  пытался  быть  хорошим
мужем, сидел рядом с ней  каждую  ночь.  Все  это  продолжалось  несколько
месяцев, и врачи удивлялись, что она столько протянула. Оказалась  крепче,
чем можно было подумать.
   Ее, Александры, собственное сердце продолжало биться под бременем вины,
им овладевала осенняя грусть  и  спокойствие  отречения.  День  труда  был
позади, и с краю сада за домом длинные и тонкие полевые астры  соперничали
с золотарником и головастыми темнолистыми стеблями чертополоха, под  окном
созрел пурпурный виноград, и те  ягоды,  что  не  успели  склевать  птицы,
растекались кашицей по кирпичной стене; виноград в этом году  был  слишком
кислым, его нельзя было есть, а Александре захотелось  варить  желе:  пар,
процеживание, горячие банки. Пытаясь придумать, что бы еще сказать  Сьюки,
Александра вдруг испытала  все  более  привычное  для  нее  ощущение:  она
почувствовала себя вне своего тела, как бы наблюдая его со стороны, в  его
трогательной особливости, с его длиной и  шириной.  Наступит  март,  и  ей
исполнится сорок. По ночам продолжались загадочные боли и  зуд,  хотя  док
Пэтерсон ничего не находил. Это был пухлый лысый человек с будто  надутыми
кистями рук, такие они были мягкие и широкие, розовые и чистые.
   - Я чувствую себя отвратительно, - заявила она.
   - Не терзай себя, - вздохнула Сьюки, у нее самой был усталый  голос.  -
Люди постоянно умирают.
   -  Я  просто  хочу,  чтобы  меня  поддержали,  -   неожиданно   сказала
Александра.
   - Милая, а кто же не хочет?
   - Она тоже хотела лишь этого.
   - И она это получила.
   - Ты имеешь в виду Даррила?
   - Да. Но самое страшное...
   - Есть и самое страшное?
   - Не стоило бы тебе  это  говорить,  мне  сообщила  Джейн  по  большому
секрету: ты ведь знаешь,  она  встречается  с  Бобом  Осгудом,  ему  стало
известно от дока Пэта...
   - Она была беременна, - вымолвила Александра.
   - Откуда ты знаешь?
   - А что может быть страшнее? Как жаль, - сказала она.
   - Ой, не  знаю.  Не  могу  допустить  и  мысли  о  ребенке.  Как-то  не
представляю себе Даррила в роли отца.
   - Что же он теперь будет делать? -  Александра  с  брезгливым  чувством
представила себе висящий  утробный  плод,  похожий  на  рыбу  с  усеченной
головой, свернувшийся, как резной дверной молоток.
   - Думаю, продолжать в том же  духе.  Сейчас  у  пего  новые  друзья.  Я
рассказывала тебе о церкви.
   - Читала твой памфлет в "Глазах и ушах". Прямо лекция по биологии.
   - Так оно и есть. Замечательная мистификация. Он это  обожает.  Помнишь
"Соловей пел буги на Беркли-сквер"? Я не могла ничего вставить о Розе, Дон
и  Грете,  но,  честно  говоря,  когда  они  сходятся,  над  их   головами
поднимается   энергетический   конус,   из   которого   просто    истекает
электричество, как северное сияние.
   - Интересно, какие они без одежды,  -  сказала  Александра.  Когда  она
вдруг пыталась представить отстраненно собственное тело, оно  всегда  было
скрыто одеждой, хотя и не всегда той, которая в это время была на ней.
   - Ужасно, - вставила Сьюки. - Грета похожа на одну  из  этих  комкастых
небрежных гравюр немца, как его...
   - Дюрера.
   - Верно. А Роза тощая, как палка, Дон же просто маленькая  беспризорная
потаскушка, с круглым детским животиком и без грудей.  Бренда  -  вот  кем
стоит заняться, - признала Сьюки, - хотелось бы знать, не был ли Эд просто
поводом свести меня с Брендой.
   - Я вернулась на то место, - призналась в свою  очередь  Александра,  -
собрала все ржавые булавки и воткнула их себе в разные места.  Но  до  сих
пор  никакого  толку.  Док  Пэт  говорит,  что   не   может   найти   даже
доброкачественной опухоли.
   - Ох, милая, - воскликнула Сьюки, и  Александра  поняла,  что  напугала
подругу и та захотела положить трубку. - Ты и вправду чуднАя, а?
   Через несколько дней позвонила Джейн  и  пронзительным  от  негодования
голосом сказала:
   - Не может быть, чтобы ты ничего не слыхала!
   У Александры все больше складывалось впечатление,  что  Джейн  и  Сьюки
совещаются, а потом та или другая звонит ей в свободное от  работы  время.
Может, даже бросают монетку, кому выпадет.
   - Даже от Джо  Марино?  -  продолжала  Джейн.  -  Он  один  из  главных
кредиторов.
   - Мы с Джо больше не встречаемся.
   - Какая досада, - сказала Джейн. - Он был такой  милый,  конечно,  если
тебе по вкусу итальянские эльфы.
   - Он любил меня, - безнадежно сказала Александра, зная, какой глупой ее
считает Джейн. - Но не могла же я допустить, чтобы  он  ради  меня  бросил
Джину.
   - Ну, что ж, - сказала Джейн, - это тоже неплохой способ сохранить свое
доброе имя.
   - Может быть, и так, Джейн. В любом случае это непросто. Расскажи  свои
новости.
   - Это не только мои  новости,  это  новости  всего  города.  Он  уехал.
Улизнул, дорогуша. Il est clisparu [он скрылся (фр.)].
   Ее свистящие звуки ранили, но, казалось, они  вонзаются  в  то,  другое
тело, которое Александра может вернуть к жизни только во сне.
   По  гневному,   обиженному   тону   Джейн   Александра   могла   только
предположить:
   - Боб Осгуд?
   - Даррил, дорогая. Пожалуйста, проснись. Наш дорогой Даррил. Наш вожак.
Наш избавитель от ennui [скуки (фр.)] Иствика. И прихватил с  собой  Криса
Гэбриела.
   - Криса?
   - Во-первых, ты права. Он был один из этих.
   - Но он...
   - Некоторые так могут. Но это для них ненастоящее.  Они  не  строят  на
этот счет иллюзий, в отличие от нормальных мужчин.
   "Har, bar, diable, diable, saute  ici,  saute  la".  Всего  год  назад,
вспоминала Александра, она мечтала,  созерцая  издали  особняк;  потом  ее
тревожила мысль, что у  нее  слишком  толстые  и  белые  бедра,  когда  ей
пришлось брести по воде.
   - Ладно, - сказала она сейчас. - Ну не дуры ли мы были?
   - Скорее, наивные. Какими еще можно быть, живя в таком захолустье? Наши
мужья посадили нас здесь, а мы, как бессловесные маргаритки, так  здесь  и
остались.
   - Так ты думаешь, что малыш Крис...
   - С самого начала. Естественно. Он женился на Дженни только  для  того,
чтобы окончательно прибрать его к рукам. Убила бы их обоих, честное слово.
   - Ой, не говори так, Джейн.
   - И ее денежки прибрал к рукам тоже. Ему понадобились те жалкие  крохи,
что она получила за дом, чтобы не подпускать близко кредиторов.  А  теперь
еще эти счета из больницы. Боб  сказал,  что  ходят  самые  разные  слухи,
служащие банка  говорят,  что  давали  деньги  под  закладную  на  особняк
Леноксов. Он действительно считает, что, может быть, оставшегося имущества
как раз хватит для  удовлетворения  претензий  кредиторов,  если  найдутся
желающие  заняться  реконструкцией.  Дом   идеален   для   превращения   в
кондоминиум, если утвердят проект в Отделе планирования. Боб считает,  что
можно убедить Херби Принза, ведь он может  позволить  себе  такие  дорогие
зимние каникулы.
   - А что, он оставил здесь всю свою лабораторию? Краску,  которая  будет
преобразовывать солнечную энергию...
   -  Лекса,  ну  как  ты  не  поймешь?  Ничего  этого  не  было.  Мы  его
напридумывали.
   - А рояли? А искусство?
   - Но мы не имеем представления о том, что из всего этого было оплачено.
Очевидно, там  есть  и  какие-то  ценные  вещи.  Но  большая  часть  этого
"искусства", конечно, гроша ломаного  не  стоит.  Я  имею  в  виду  чучела
пингвинов с напыленной на них автомобильной краской...
   -  Ему  это  нравилось,  -  отвечала  преданная  Александра.  -  Он  не
притворялся, я уверена. Он был художником, и ему хотелось,  чтобы  все  мы
занимались творчеством. И сам творил. Посмотри на твою музыку,  весь  этот
Брамс, которого вы вместе исполняли, пока твой страшный доберман не изгрыз
виолончель, а ты сама стала вести себя, как какой-нибудь  заплывший  жиром
банкир.
   - Ну и дурочка, - резко сказала Джейн и положила трубку.
   И к лучшему,  слова  застревали  у  Александры  в  горле,  а  на  глаза
навернулись слезы.
   Через час позвонила Сьюки с последним изъявлением  былой  солидарности.
Но, кажется, все, что она могла сказать, это:
   - О боже. Этот маленький неудачник Крис. Я ни разу не слышала, чтоб  он
связал два слова.
   - Думаю, он _хотел_ нас  полюбить,  -  сказала  Александра,  она  могла
говорить только о Дарриле Ван Хорне, - но оказался не способен.
   - А Дженни? Ее он тоже хотел полюбить?
   - Может быть, потому, что она так похожа на Криса.
   - Он был образцовым мужем.
   - Это могло быть не всерьез.
   - Я все время себя спрашиваю, Лекса, он,  должно  быть,  знал,  что  мы
делаем с Дженни, можно ли...
   - Продолжай. Говори.
   - Мы исполняли его волю, так получается...
   - Убивая ее, - добавила Александра.
   - Да, - сказала Сьюки. - Потому что он  не  хотел,  чтобы  она  мешала,
когда они оформили отношения юридически и все изменилось.
   Александра пыталась думать: прошла целая вечность с  тех  пор,  как  ее
мозг напрягался, это ощущение доставляло ей почти физическое  наслаждение,
когда она блуждала по неуловимым тоннелям возможного и вероятного.
   - Я, правда, сомневаюсь, что Даррил все так устроил.  Он  вынужден  был
импровизировать в ситуациях, создаваемых другими людьми, и не умел  далеко
заглядывать. - Когда Александра говорила, она видела его все яснее и яснее
- чувствовала его изнутри, все его изъяны, рубцы и пустоты.  Мысленно  она
перенеслась душой в место гулкого одиночества. - Он не мог творить, у него
не было собственных способностей, все, что он мог,  это  высвобождать  то,
что уже было в других. Даже в нас: у нас было обиталище до  того,  как  он
появился в городе, и были свои  способности.  Думаю,  -  рассказывала  она
Сьюки, - что он хотел бы стать женщиной, как он как-то сказал, но  не  мог
даже этого.
   - Даже, - иронически отозвалась Сьюки.
   - Ну, большей частью это невесело. Честно.
   Опять першит в горле, подступают слезы. Это ощущение, как и то с трудом
поддающееся  стремление  снова  мыслить,  было  обнадеживающим  и  твердым
началом. Ее перестало нести по течению.
   - Может, тебя это немного  успокоит,  -  сказала  ей  Сьюки.  -  Вполне
вероятно, что Дженни не очень жалела, что умирает. Ребекка  теперь,  когда
Фидель сбежал с ним, стала поразговорчивее, и она рассказывала  в  "Немо",
что после нас там творилось такое, что волосы встанут дыбом. Очевидно, для
Дженни не было секретом то, что затевали Крис и Даррил, по  крайней  мере,
тогда, когда она благополучно вышла замуж.
   - Бедная девочка, - сказала  Александра.  -  Думаю,  она  одна  из  тех
совершенных, прекрасных людей, для которых  не  находится  места  в  нашем
мире, - природа в своей мудрости усыпляет их.
   - Даже Фидель оскорбился, - продолжала Сьюки, - но, когда Ребекка стала
упрашивать его остаться и жить с ней, он ответил, что не хочет быть ловцом
омаров или мальчиком на побегушках в "Дейтапроуб", а ничего другого  здесь
ему не светит. Сердце Ребекки разбито.
   - Ох уж эти мужчины, - красноречиво изрекла Александра.
   - Разве ж это мужчины?
   - Как восприняли все это люди, подобные Хэллибредам?
   - Плохо. Роза чуть не в истерике,  что  Артур  оказался  впутан  в  эти
ужасные финансовые дела. Естественно, он интересовался теорией  селениума,
выдвинутой Даррилом, и даже подписал с ним какое-то партнерское соглашение
в обмен на его экспертизу; Даррилу нравилось принуждать людей  подписывать
с ним договоры. У Розы так сейчас разболелась  спина,  что  ей  приходится
спать на матрасе прямо на полу, и она заставляет Артура  читать  ей  вслух
весь день дрянные исторические романы, и ему не удается улизнуть.
   - Вот уж действительно несносная женщина, - сказала Александра.
   - Отвратительная, - согласилась Сьюки. - Джейн говорит, что  ее  голова
похожа на сушеное яблоко, покрытое стальной стружкой.
   - А как Джейн? Боюсь, сегодня утром она была очень раздражена.
   - Ну, она рассказывает, что Боб Осгуд знает  удивительного  человека  в
Провиденсе на улице Надежды. Кажется, он может заменить всю переднюю  деку
на ее "черути",  не  изменяя  тембра.  Он  один  из  тех  хиппи,  докторов
философии, что идут в ремесленники назло своим отцам или протестуя  против
системы или еще чего-нибудь. Но она залепила виолончель клейкой  лентой  и
играет  на  изжеванном  инструменте  и  говорит,  что  ей  даже  нравится,
виолончель звучит более человечно. Как невротик или параноик. Я  попросила
ее встретиться в центре и перекусить где-нибудь, в кондитерской или даже в
"Немо", теперь, когда Ребекка больше не винит во всем нас, но она  боится,
что увидят те, другие: Бренда, Дон и Грета, наверное. Я их все время  вижу
на Портовой. Я улыбаюсь, они улыбаются. Нам  нечего  больше  делить.  Цвет
лица у нее ужасный, - сказала она, возвращаясь к Джейн. - Белый как мел, а
ведь еще не наступил октябрь.
   - Скоро октябрь, - сказала Александра. -  Малиновки  улетели,  а  ночью
слышны крики улетающих гусей. Я не стала в этом  году  собирать  помидоры:
всякий раз, как спускаюсь  в  погреб,  бесконечные  прошлогодние  банки  с
соусом словно укоряют меня. Ужасные дети, терпеть не  могут  макароны,  и,
должна сказать, они действительно добавляют калорий, которые едва  ли  мне
нужны.
   - Не говори глупости. Ты похудела. На днях я видела, как ты выходила из
супермаркета  -  я  застряла  в  редакции,  брала  интервью  у  невероятно
несолидного и напыщенного нового начальника порта, это просто мальчишка  с
волосами до плеч, даже моложе Тоби, - так вот, я случайно выглянула в окно
и подумала про себя: "Лекса  выглядит  потрясающе".  У  тебя  волосы  были
стянуты в длинный хвост, и на тебе был этот парчовый иранский...
   - Алжирский.
   - Алжирский жакет, который ты носишь осенью, а на поводке,  на  длинной
веревке Коул.
   - Я гуляла по пляжу, - сказала Александра. - Было чудесно, ни ветерка.
   Хотя они поболтали еще  несколько  минут,  пытаясь  восстановить  былую
теплоту в отношениях, тот тайный сговор двух податливых и  ранимых  женщин
против третьей, интуиция Александры безошибочно ей подсказала, что и Сьюки
с грустью почувствовала, - все это уже говорилось прежде.


   И вот наступает то благословенное  время  в  году,  когда  знаешь,  что
косишь лужайку в последний раз. Считалось,  что  старший  сын  Александры,
Бен, зарабатывал себе на карманные расходы, следя за садом, но  теперь  он
вернулся в школу, а после уроков пытался стать в футболе начинающим Лансом
Олвортом - бегать, качаться, прыгать, ощущая кончиками  вытянутых  пальцев
сильный удар кожаного мяча, оторвавшегося от земли  метра  на  три.  Марси
подрабатывала  официанткой  в  "Кофейном  уголке   кондитерской",   сейчас
наступил вечер, и она  обслуживала  посетителей:  к  сожалению,  последнее
время она связалась с  одним  из  тех  лохматых,  испорченных  ребят,  что
околачиваются  у  супермаркета.  Двое  младших,  Линда   и   Эрик,   пошли
соответственно в пятый и седьмой кл