мысль  о  его
предательстве иссушила неглубокие ключи его дружбы и обнаружила во  всей
неприглядности его истинную натуру. - Э. Макк.)
 
 
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   ВРАГ В ДОМЕ
 
   Небывалое дело, чтобы я не запомнил даты, тем более даты  события,  в
корне изменившего всю мою жизнь, закинувшего меня в чужие края, - однако
это так. Я был вышиблен из колеи, против  обыкновения  вел  свои  записи
беспорядочно, не ставил даты по неделе, по две и вообще писал как  чело-
век, махнувший рукой на все. Во всяком случае, это было  в  конце  марта
либо в начале апреля 1764 года. Спал я плохо и проснулся с тяжелым пред-
чувствием. Оно так угнетало меня, что я поспешил сойти вниз, даже не на-
кинув камзола, и при этом, помнится мне, рука моя дрожала,  опираясь  на
перила. Было холодное солнечное утро, с густым  слоем  изморози,  вокруг
дома распевали дрозды, и во всех комнатах слышен был шум моря. При входе
в зал другой звук остановил мое внимание - звук голосов. Я подошел ближе
и остолбенел. Да, в зале звучал человеческий голос, но я не узнавал его,
и это в доме моего господина; там звучала человеческая речь, но,  как  я
ни вслушивался, я не понимал ни слова, и это в своей родной стране.  Мне
припомнилось старое  предание  о  залетной  фее  (или  просто  иноземной
гостье), которая посетила наш край в незапамятные времена  и  пробыла  у
нас неделю, а то и больше, говоря на языке ни для кого  не  понятном,  а
затем исчезла ночью так же внезапно, как и появилась, не раскрыв  никому
ни своего имени, ни цели  своего  посещения.  Мной  овладел  не  столько
страх, сколько любопытство, я отворил дверь и вошел.
   На столе еще не было убрано после ужина, ставни еще не были  открыты,
хотя свет уже проникал в щели, и большая комната  была  освещена  только
свечой и отсветом тлеющих углей. У самого камина  сидели  двое.  Одного,
одетого в плащ, из-под которого виднелись сапоги, я узнал сразу: это был
все тот же вестник несчастья. А о другом, который сидел вплотную к огню,
закутанный во что-то, словно мумия, я мог сказать только, что он чужезе-
мец, что кожа у него гораздо темнее, чем у нас, европейцев, что сложения
он тщедушного и что глаза у него глубоко  запали  под  необычно  высоким
лбом. По полу было раскидано несколько тюков и небольшой чемодан, и, су-
дя по скудности этого багажа и  по  состоянию  сапог  самого  Баллантрэ,
кое-как залатанных каким-нибудь деревенским сапожником, можно  было  су-
дить, что зло не принесло ему богатства.
   При моем появлении он встал, взгляды наши скрестились, и сам не  знаю
почему, но смелость во мне так и взыграла.
   - А! - сказал я. - Так это вы? - И  я  остался  доволен  развязностью
своего голоса.
   - Вот именно я самый, почтеннейший Маккеллар, - сказал Баллантрэ.
   - На этот раз вы приволокли за собою свою черную тень, - продолжал я.
   - Вы это о Секундре Дассе? - спросил он. - Позвольте его представить.
Это туземный джентльмен из Индии.
   - Так, так! Не могу сказать, чтобы мне нравились вы сами, мистер Бал-
ли, или ваши друзья. Но дайте-ка я погляжу на вас при свете, - и, говоря
это, я открыл ставни выходившего на восток окна.
   При ярком утреннем свете видно было, насколько изменился  этот  чело-
век. Позднее, когда мы все были в сборе, меня еще более  поразило,  нас-
колько слабо по сравнению с другими отразилось на нем время;  но  первое
впечатление было не такое.
   - А вы постарели, - сказал я.
   Лицо его омрачилось.
   - Если бы вы видели самого себя, - сказал он, - вы,  может  быть,  не
стали бы распространяться на эту тему.
   - Почему же, - возразил я. - Старость меня не страшит. Мне сейчас ка-
жется, что я всегда был стариком; а теперь с годами я, милостью  божьей,
стал лишь более известен и уважаем. Не каждый может сказать это о  себе,
мистер Балли. Ваши морщины говорят о страстях  и  напастях;  ваша  жизнь
постепенно становится вашей тюрьмой;  смерть  скоро  постучит  к  вам  в
дверь; и не знаю, в чем вы тогда почерпнете утешение!
   Тут Баллантрэ обратился на индустани к Секундре Дассу, из чего я зак-
лючил (признаюсь, не без удовольствия), что мои слова задели  его.  Само
собой, что все это время, даже и подшучивая над незваным гостем,  я,  не
переставая, ломал голову над другим: прежде всего, как бы мне поскорее и
незаметнее известить милорда Я сосредоточил на этом все  силы  ума,  как
вдруг, подняв глаза, увидел, что он стоит в дверях,  с  виду  совершенно
спокойный. Поймав мой взгляд, он тотчас же переступил  порог.  Баллантрэ
заметил его и пошел навстречу; шагах в четырех оба брата остановились, в
упор глядя друг на друга, потом милорд улыбнулся, слегка наклонил голову
и резко отошел в сторону.
   - Маккеллар, - сказал он, - надо позаботиться о завтраке для этих пу-
тешественников.
   Ясно было, что Баллантрэ несколько смущен, но тем наглее  он  стал  в
словах и поступках.
   - Я умираю с голоду, - сказал он. - Надеюсь, ты нас хорошо  угостишь,
Генри?
   Милорд обернулся к нему все с той же жесткой улыбкой.
   - Лорд Дэррисдир... - поправил он.
   - Ну, не в семейном же кругу! - воскликнул Баллантрэ.
   - Все в этом доме называют меня так, - сказал милорд. - Если  ты  хо-
чешь быть исключением, подумай, как поймут это посторонние, и  не  пока-
жется ли это им признаком бессильной зависти?
   Я чуть было не захлопал в ладоши от удовольствия, тем более  что  ми-
лорд, не давая времени для ответа, сделал мне знак следовать  за  ним  и
тотчас вышел из залы.
   - Скорее, - сказал он, - надо очистить дом от  заразы.  -  И  он  так
быстро зашагал по коридорам, что я едва поспевал за ним. Подойдя к двери
Джона Поля, он открыл ее и вошел в комнату. Джон делал вид,  что  крепко
спит, но милорд и не пытался будить его.
   - Джон Поль, - сказал он как нельзя более спокойно, -  ты  много  лет
служил моему отцу, не то я вышвырнул бы тебя,  как  собаку.  Если  через
полчаса ты оставишь дом, то  будешь  по-прежнему  получать  жалованье  в
Эдинбурге. Если же я узнаю, что ты торчишь тут  или  в  Сент-Брайде,  то
хоть ты старик, старый слуга и все прочее, но я найду способ жестоко на-
казать тебя за измену. Вставай и убирайся. Через ту же дверь, в  которую
ты впустил их. Я не желаю, чтобы ты попадался на глаза моему сыну.
   - Меня радует, что вы это приняли так спокойно, - сказал я, когда  мы
опять остались вдвоем.
   - Спокойно? - воскликнул он и приложил мою руку к своему сердцу,  ко-
торое молотом колотилось у него в груди.
   Это поразило и испугало меня. Самая могучая натура не вынесла бы  та-
кого бешеного напряжения; каково же было ему,  силы  которого  были  уже
подточены. Я решил, что этому чудовищному положению надо как можно  ско-
рее положить конец.
   - Я думаю, что мне надо предупредить миледи, - сказал я.
   Ему бы следовало, конечно, пойти к ней самому, но я имел в  виду  его
равнодушие к ней - и не ошибся.
   - Ну что ж, - сказал он. - Предупредите. А я  потороплю  завтрак.  За
столом мы все должны быть в сборе, даже Александер; не надо подавать ви-
ду, что мы встревожены.
   Я побежал к миледи и без излишней жестокости  всяких  предуведомлений
сообщил ей новости.
   - Я давно уже к этому готова, - сказала она. - Сегодня же надо  тайно
собраться и в ночь уехать. Слава создателю, что у нас есть другой дом. С
первым же кораблем мы отплывем в Нью-Йорк.
   - А как же с ним? - спросил я.
   - Ему мы оставим Дэррисдир! - воскликнула она. - Пусть его радуется!
   - Ну нет, с вашего позволения, будет не так, - сказал я. -  При  доме
есть цепной пес, и зубов он еще не лишился. Мы обеспечим мистеру  Джемсу
кров и стол, а если будет смирен, то и лошадь для прогулок; но  ключи  -
подумайте об этом, миледи, - ключи должны остаться в руках Маккеллара. А
он уж их сбережет, в этом не сомневайтесь!
   - Мистер Маккеллар! - воскликнула она. - Спасибо вам  за  эту  мысль.
Все будет оставлено на ваше попечение. Если уж нам суждено  спасаться  к
дикарям, то вам  я  завещаю  отомстить  за  нас.  Пошлите  Макконнэхи  в
Сент-Брайд, чтобы без огласки нанять лошадей и пригласить  мистера  Кар-
лайля. Милорд должен оставить доверенность.
   В это время в дверях появился сам милорд, и мы поделились с ним наши-
ми планами.
   - Я и слышать об этом не хочу! - вскричал он. - Он  подумает,  что  я
его испугался. С божьей помощью я останусь в своем доме, в нем  и  умру.
Не родился еще человек, который может выжить меня. Что бы ни было, здесь
я жил и здесь останусь, и наплевать мне на всех дьяволов и самого  сата-
ну!
   Я не могу передать здесь всей горячности его тона, но мы с миледи бы-
ли поражены, особенно я - свидетель его недавней сдержанности.
   Миледи посмотрела на меня; взгляд ее дошел до самого моего  сердца  и
вернул мне самообладание. Я сделал ей незаметно знак уйти  и,  оставшись
наедине с милордом, который с полубезумным  видом  метался  по  комнате,
твердо положил ему руку на плечо.
   - Милорд, - сказал я. - Мне придется говорить начистоту  еще  раз,  и
если в последний, тем лучше, потому что я устал от этой роли.
   - Ничто не изменит моего решения. Я не отказываюсь выслушать вас,  но
ничто не изменит моего решения.
   Он говорил твердо, без тени прежней ярости, и это оживило во мне  на-
дежды.
   - Ну что же, - сказал я. - Я могу позволить себе и напрасные разгово-
ры. - Я указал рукой на кресло, он уселся и посмотрел  на  меня.  -  Мне
помнятся времена, когда миледи не оказывала вам должного внимания.
   - Я никогда не говорил об этом, пока это было так, -  весь  вспыхнув,
возразил милорд. - Но теперь все изменилось.
   - И если бы вы знали, насколько! - заметил я. - Если бы вы знали, как
все изменилось! Теперь все наоборот. Теперь миледи ищет вашего  взгляда,
вашего слова, - да, и напрасно. Знаете ли вы, с кем она коротает  время,
пока вы разгуливаете по окрестностям? Она рада коротать свой досуг с не-
ким старым скучным управляющим по имени Эфраим Маккеллар. И мне кажется,
что вы на собственном опыте испытали, что это значит, потому что, если я
не ошибаюсь, вы некогда и сами вынуждены были проводить время в  той  же
компании.
   - Маккеллар! - воскликнул милорд, порывисто вскакивая.  -  Боже  мой,
Маккеллар!
   - Ни мое, ни божье имя ничего не изменят в том, что я вам  говорю,  -
сказал я. - Это истинная правда. Вам ли, так много  страдавшему,  причи-
нять те же страдания другому? Таков ли долг христианина? Но вы так  пог-
лощены новым другом, что все старые друзья забыты. Все они начисто  изг-
ладились из вашей памяти. И все же они были с вами в самую мрачную пору,
и первая из них - миледи. А приходит ли вам на ум  миледи?  Приходит  ли
вам на ум, что пережила она в ту ночь? И какой женой она с тех пор стала
для вас? Нет! Для вас вопрос чести - остаться и встретить  его  лицом  к
лицу, и она обязана будет остаться с вами. Конечно! Честь милорда -  ве-
ликое дело. Но вы-то мужчина, а она только женщина. Женщина, которую  вы
поклялись защищать, и более того, - мать вашего сына.
   - В том, что вы говорите, Маккеллар, много горечи, - сказал он, - но,
видит бог, боюсь, что это горькая правда. Я  оказался  недостоин  своего
счастья. Позовите сюда миледи.
   Миледи была поблизости, ожидая конца разговора. Когда я привел ее об-
ратно, милорд взял наши руки и прижал их к своему сердцу.
   - У меня в жизни было двое друзей, - сказал он. - Все хорошее исходи-
ло от них. И раз вы единодушны в своем решении, я был  бы  неблагодарной
скотиной, если бы... - он замолчал, и глаза его наполнились  слезами.  -
Делайте со мной что хотите, - продол жал он, - но только не думайте... -
он снова приостановился. - Делайте со мной что хотите. Видит бог, я люб-
лю и уважаю вас!
   И, выпустив наши руки, он повернулся и отошел к окну.
   Но миледи побежала за ним, повторяя:
   - Генри! Генри! - и с рыданиями обняла его.
   Я вышел, прикрыл за собою дверь и от всего сердца возблагодарил  гос-
пода.
   За завтраком мы по желанию милорда все собрались к  столу.  Баллантрэ
успел к этому времени стянуть с себя свои латаные ботфорты  и  оделся  в
более подходящий к случаю костюм; Секундра Дасс уже  не  был  закутан  в
свои покрывала, он облачился в приличный черный камзол,  который  только
подчеркивал его необычность, и оба они стояли,  глядя  в  большое  окно,
когда милорд с семейством вошел в залу. Они обернулись;  черный  человек
(как его уже успели прозвать в доме) склонился в земном  поклоне,  тогда
как Баллантрэ поспешил вперед, чтобы по-семейному приветствовать  вошед-
ших. Однако миледи остановила его,  церемонно  сделав  ему  реверанс  из
дальнего угла залы и удерживая при себе детей. Милорд  несколько  выдви-
нулся вперед; и вот все трое Дэррисдиров стояли лицом к лицу. Рука  вре-
мени коснулась всех троих: на их изменившихся лицах я,  казалось,  читал
memento mori [39] и особенно меня поразило то, что меньше всего  постра-
дал от времени самый порочный из них. Миледи уже совсем  превратилась  в
матрону, которой пристало почетное место за столом во главе сонма  детей
и домочадцев. Милорд стал слаб на ноги и сутулился; походка у него  сде-
лалась какая-то подпрыгивающая, словно он перенял ее у мистера  Алексан-
дера. Лицо осунулось и как-то  вытянулось;  временами  на  нем  мелькала
странная, как мне казалось, не то горькая, не то беспомощная усмешка.  А
Баллантрэ держался прямо, хотя и с видимым усилием; лоб  его  пересекала
между бровями глубокая складка, губы были сжаты повелительно и строго. В
нем была суровость и отблеск величия Сатаны из "Потерянного  рая"  [40].
Глядя на него, я не мог подавить восхищения и  только  дивился,  что  он
больше не внушает мне страха.
   И в самом деле (по крайней мере, за столом),  он,  казалось,  утратил
свою былую власть, и ядовитые клыки его затупились. Мы знавали его чаро-
деем,  повелевавшим  стихиями,  а  сейчас  это   был   самый   заурядный
джентльмен, болтавший с соседями за обеденным столом. Теперь, когда отец
умер, а миледи примирилась с мужем, в чье ухо было ему нашептывать  свою
клевету? Наконец-то мне открылось, насколько я переоценивал  возможности
врага. Да, коварство его было при нем, он был по-прежнему  двуличен,  но
изменились обстоятельства, придававшие ему силу, и он сидел  обезоружен-
ный. Да, это по-прежнему была гадюка, но яд ее  остался  на  напильнике,
сточившем зубы. И еще вот о чем я думал, сидя за столом: первое, что  он
был растерян, я бы сказал, удручен тем,  что  злая  сила  его  перестала
действовать; и второе, что, пожалуй, милорд  был  прав  и  мы  совершали
ошибку, обращаясь в бегство.  Но  мне  вспомнилось  бешено  колотившееся
сердце бедного моего патрона, а ведь как раз заботясь о его жизни, мы  и
собирались сдавать свои позиции.
   Когда трапеза окончилась, Баллантрэ последовал за мной в мою  комнату
и, усевшись в кресло (хотя я ему вовсе этого не предлагал), спросил  ме-
ня, каковы наши намерения в отношении его.
   - Что ж, мистер Балли, - сказал я, - на время двери этого дома  будут
для вас открыты.
   - То есть как это "на время"? - спросил он. - Я вас не  совсем  пони-
маю.
   - Это как будто ясно, - сказал я. - Мы дадим вам пристанище во  избе-
жание огласки, но как только вы привлечете к себе внимание  какой-нибудь
из ваших пакостей, мы попросим вас удалиться.
   - А вы, как я вижу, обнаглели. - И при этих словах Баллантрэ угрожаю-
ще насупил брови.
   - Я прошел хорошую школу, - возразил я. - А вы, может быть, сами  за-
метили, что со смертью старого лорда от вашего прежнего могущества ровно
ничего не осталось. Я больше не боюсь вас, мистер Балли; более того - да
простит мне это бог! - я нахожу некоторую приятность в вашем обществе!
   Он расхохотался, но это было явное притворство.
   - Я прибыл с пустым кошельком, - сказал он, помолчав.
   - Не думаю, чтобы тут нашлись для вас деньги, - ответил я. - Не сове-
тую строить на этом ваши расчеты.
   - Ну, об этом мы еще поговорим, - возразил он.
   - Вот как? - заметил я. - А о чем же именно?
   - Уверенность ваша неуместна, - сказал Баллантрэ. -  У  меня  остался
хороший козырь: вы тут все боитесь огласки, а я нет.
   - Прошу прощения, мистер Балли, - сказал я. - Но только мы  вовсе  не
боимся огласки ваших похождений.
   Он снова захохотал.
   - Да, вы научились отражать удары. На словах все это очень легко,  но
иногда и обманчиво. Предупреждаю вас: я буду напастью  для  этого  дома.
Было бы разумнее с вашей стороны дать мне денег и отделаться от меня.  -
И, махнув мне рукой, он вышел из комнаты.
   Немного погодя вошел милорд, сопровождаемый стряпчим - мистером  Кар-
лайлем. Нам подали бутылку старого вина, и мы выпили по стакану,  прежде
чем приняться за дело. Затем были подготовлены и подписаны все необходи-
мые документы и все шотландские поместья переданы под мое и мистера Кар-
лайля управление.
   - Есть один вопрос, мистер Карлайль, - сказал милорд,  когда  с  этим
делом было покончено, - в котором я жду от вас большой услуги. Мой  вне-
запный отъезд, совпадающий с  возвращением  брата,  несомненно,  вызовет
толки. Я хотел бы, чтобы вы опровергали всякие подобные сопоставления.
   - Приму все меры, милорд, - сказал мистер Карлайль.  -  Так,  значит.
Балл... мистер Балли не будет сопровождать вас?
   - Как раз об этом я и хотел сказать, -  продолжал  милорд.  -  Мистер
Балли остается в Дэррисдире на попечении мистера Матокеллара, и я не хо-
чу, чтобы он даже подозревал, куда мы уехали.
   - Но пойдут всякие толки... - начал было стряпчий.
   - В том-то и дело, что все это должно остаться достоянием нас  двоих,
- прервал его милорд. - Никто, кроме вас и Маккеллара, не должен знать о
моих переездах.
   - Так, значит, мистер Балли останется здесь? Ага... Понимаю, - сказал
мистер Карлайль. - И полномочия вы оставляете... - тут он снова  запнул-
ся. - Трудная задача предстоит нам с вами, мистер Маккеллар.
   - Без сомнения, сэр, - сказал я.
   - Вот именно, - сказал он. - Так, значит, у мистера  Балли  не  будет
никаких прав?
   - Никаких прав, - сказал милорд, - и, надеюсь, никакого влияния. Мис-
тер Балли плохой советчик.
   - Само собой, - сказал стряпчий. - А кстати, есть у мистера Балли ка-
кие-нибудь средства?
   - По моим сведениям, никаких, - ответил милорд. - Я предоставляю  ему
в этом доме стол, очаг и свечу.
   - Ну, а как насчет денег? - спросил стряпчий. - Поскольку мне  предс-
тоит разделить ответственность, вы сами понимаете,  что  я  должен  пра-
вильно понять ваши на этот счет распоряжения. Так вот, как  относительно
денег?
   - Никаких денег, - сказал милорд. - Я хочу, чтобы  мистер  Балли  жил
замкнуто. Его поведение в обществе не всегда делало честь семье.
   - Да, и что касается денег, - добавил я, - он показал  себя  мотом  и
вымогателем. Взгляните на этот реестр, мистер Карлайль, в него я внес те
суммы, которые, он высосал из имения за последние пятнадцать -  двадцать
лет. Хорошенький итог, не правда ли?
   Мистер Карлайль беззвучно свистнул.
   - Я и не подозревал ничего подобного, - сказал он. - Еще раз  прости-
те, милорд, если я покажусь навязчивым, но мне в  высшей  степени  важно
понять ваши намерения. Мистер Маккеллар может умереть, и я тогда окажусь
единственным исполнителем вашей воли. Может быть, ваша милость  предпоч-
тет, чтобы... гм... чтобы мистер Балли покинул страну?
   Милорд посмотрел на мистера Карлайля.
   - Почему вы меня об этом спрашиваете?
   - Мне кажется, милорд, что мистер Балли вовсе не утешение для  семьи,
- сказал стряпчий с улыбкой.
   Вдруг лицо милорда исказилось.
   - А ну его к черту! - воскликнул он и налил себе вина,  но  рука  его
при этом так дрожала, что половину он пролил. Уже второй раз его спокой-
ное и разумное поведение нарушалось подобным взрывом  враждебности.  Это
поразило мистера Карлайля, и он стал украдкой с  любопытством  наблюдать
за милордом; а для меня это было подтверждением, что мы  поступали  пра-
вильно, оберегая здоровье и разум моего патрона.
   За исключением этой вспышки, р