Стивенсон Роберт Луис
   Владетель Баллантрэ
 
   Изд. "Правда", Москва, 1981 г.
   OCR Палек, 1998 г.
 
 
   ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ "ВЛАДЕТЕЛЬ БАЛЛАНТРЭ"
 
   Будучи давним, закоренелым странником,  издатель  дальнейших  страниц
все же кое-когда наезжает в город, уроженцем которого он  счастлив  себя
назвать, и мало у него бывает ощущений более странных,  более  горестных
или же более целительных, чем во время таких вот наездов. В чужих  краях
он появляется нежданно-негаданно и привлекает к себе внимание, совсем не
рассчитывая на это; в своем же городе все выходит наоборот, и ему  оста-
ется только дивиться, как плохо его здесь помнят. В других местах на не-
го благотворно действует каждое приятное лицо: вот этот  человек,  может
быть, станет ему другом; здесь он с болью в  сердце  бродит  по  длинным
улицам в поисках лиц и друзей, которых уже не встретит. В других  местах
его восторгает все новое; здесь терзает исчезновение старого.  В  других
местах ему довольно быть теперешним самим собой; здесь его равно  гнетут
сожаления о том, каким он был когда-то, и о том, каким надеялся стать.
   Вот что он смутно чувствовал по дороге с  вокзала  в  последний  свой
приезд на родину; чувствовал и в ту минуту, когда вышел из кэба  у  дома
своего друга, присяжного стряпчего мистера Джонстоуна Томсона, у которо-
го должен был погостить это время. Сердечный прием, лицо, не так уж  из-
менившееся, несколько слов, напомнивших былые дни, шутка, вызвавшая смех
у обоих, увиденное мельком, на ходу: белоснежная скатерть, отсвечивающие
боками графины и офорты Пиранези на стенах столовой - все это  препрово-
дило его в отведенную ему спальню в более легком  расположении  духа,  и
когда, несколько минут спустя, они с мистером Томсоном сели рядышком  за
стол и отдали дань былому предварительным бокалом,  у  него  отлегло  от
сердца, он уже почти отпустил себе две непростительные погрешности:  то,
что покинул когда-то свой родной город, и то, что вернулся сюда.
   - Я приберег кое-что подходящее для вас, - сказал  мистер  Томсон.  -
Мне хотелось отпраздновать ваш приезд,  дорогой  мой  друг,  потому  что
вместе с вами меня снова посетила моя молодость, правда, в сильно потре-
панном и увядшем обличье, но... ничего иного от нее не осталось.
   - И на том спасибо, - сказал издатель. - Но что вы  считаете  так  уж
подходящим для меня?
   - Сейчас мы к этому приступим, - сказал мистер Томсон. - Судьба  дала
мне возможность отпраздновать ваш приезд и подать вам  на  десерт  нечто
весьма своеобычное. Тайну!
   - Тайну? - повторил я.
   - Да, - ответил друг издателя. - Тайну. Она может оказаться пустяком,
но может дать и, очень  многое.  Впрочем,  пока  что  перед  вами  нечто
действительно таинственное, ибо вот уже почти сотню лет этого  никто  не
видел; перед вами нечто весьма высокого порядка, ибо дело касается одно-
го титулованного семейства, и, по-видимому, вы столкнетесь с мелодрамой,
ибо, судя по сопроводительной записке, речь тут идет о смерти.
   - Я, кажется, никогда не слышал более туманного или более многообеща-
ющего вступления, - проговорил его собеседник. - Но что же это такое?
   - Вы помните контору моего предшественника, старого Питера Мак-Брайе-
ра?
   - Прекрасно помню. При встречах со мной  он  всегда  бросал  на  меня
горько-укоризненные взгляды и скрыть чувство горечи ему не удавалось.  Я
питал к этому человеку интерес как к личности  исторической,  но  взаим-
ностью у него не пользовался.
   - Нет, нет, мы на нем не задержимся, - сказал мистер Томсон.  -  Смею
думать, что старик Питер знал обо всем этом не больше, чем знаю я.  Дело
обстоит следующим образом: после него осталась целая кипа старинных  до-
кументов и железные шкатулки с бумагами. Часть их была из архива  самого
Питера, часть перешла к нему от его отца, Джона, - основателя их  юриди-
ческой династии, человека в свое время примечательного. И  среди  прочих
бумаг в этом архиве хранятся документы семейства Дэррисдиров.
   - Дэррисдиры! - воскликнул я. - Друг мой, это  же  крайне  интересно!
Один из них уезжал на север в 45-м году, у другого были какие-то  стран-
ные дела с дьяволом - об это м, кажется, есть в "Хрониках" Лоу, - а  за-
тем в их семье произошла загадочная  трагедия.  Что  там  случилось,  не
знаю, но было это много позднее, лет сто назад.
   - Больше, чем сто, - сказал мистер Томсон. - В 1783 году.
   - Откуда вы это знаете? Я говорю о чьей-то смерти.
   - Да, о прискорбной кончине милорда Дэррисдира и его брата, владетеля
Баллантрэ, постигшей их обоих в жестоком междоусобии,  -  сказал  мистер
Томсон таким тоном, будто цитируя по памяти. - Не так ли?
   - Я, признаться, встречал всего лишь невнятные ссылки на это в разных
хрониках, - сказал я, - и слышал еще более невнятные предания от  своего
дядюшки (вы его, кажется, знали). Мой дядюшка жил в  детстве  неподалеку
от Сент-Брайда; в его рассказах было и про тамошнюю аллею,  перегорожен-
ную и всю заросшую травой, и про большие ворота, всегда на запоре, и про
последнего хозяина поместья, который жил в задних покоях замка со  своей
старенькой незамужней сестрой. Люди они были тишайшие, бедные, но вместе
с тем чувствовалось в этой скромной, ничем не примечательной чете что-то
возвышенное: ведь все же они были последними потомками  людей  отважных,
неуемных. А местные сельские жители даже питали страх перед ними, издав-
на наслушавшись разных кривотолков про этот род.
   - Да, - сказал мистер Томсон. - Последний хозяин поместья, Генри Грэ-
ем Дьюри, умер в 1820  году.  Его  сестра,  достопочтенная  мисс  Кэтрин
Дьюри, - в 1827-м. Это я давно знаю, а просмотренное мною  за  последние
несколько дней подтверждает, что были они, как вы говорите,  люди  поря-
дочные, тихие и небогатые. Сказать правду, на поиски пакета, который  мы
с вами сегодня вскроем, меня навело письмо милорда.  У  него  затерялись
какие-то документы, и он написал Джеку Мак-Брайеру, спрашивая, не  обна-
ружатся ли они среди тех, что опечатал некий мистер Маккеллар.  Мак-Бра-
йер ответил, что все опечатанное Маккелларом  написано  его  собственной
рукой и носит, насколько ему известно, чисто повествовательный характер,
а дальше следовало: "Я не вправе вскрывать пакет до 1889  года".  Можете
себе представить, как эти слова взбудоражили меня.  Я  занялся  разбором
всего архива МакБрайера и наконец наткнулся на этот пакет, который (если
вы не хотите больше вина) я не замедлю вам показать.
   В курительной, куда мой хозяин привел меня, лежал пакет,  скрепленный
печатями и обернутый листом толстой бумаги со следующей надписью:
   "Документы касательно жизни и прискорбной кончины ныне покойных лорда
Дэррисдира и его старшего брата, Джемса, именуемого владетелем  Баллант-
рэ, постигшей их обоих в жестоком междоусобии. Документы сии переданы  в
руки присяжного стряпчего Джона Мак-Брайера по улице Лонмаркет в  городе
Эдинбурге сентября 20 в лето от Рождества Христова 1789, с тем чтобы  он
держал их в тайне впредь до истечения ста лет, а именно до  сентября  20
1889 года.
   Составил и записал я, Эфраим Маккеллар, без малого сорок  лет  бывший
управителем поместья Его Светлости".
   Так как мистер Томсон человек женатый, я не стану  говорить,  сколько
пробило на часах, когда мы с ним перевернули последнюю из следующих  да-
лее страниц. Добавлю лишь, какими словами мы обменялись.
   - Вот вам готовый роман, - сказал мистер Томсон. - Все,  что  от  вас
тут потребуется, - это добавить пейзаж, развить характеры  и  подправить
слог.
   - Любезный друг мой, - сказал я. - Вашим трем советам я как раз и  не
последую даже под страхом смерти. Это надо выпустить в свет так, как оно
есть.
   - Да эти записки голые, будто лысина! - воскликнул мистер Томсон.
   - По-моему, нет ничего интереснее, чем такой вот голый слог, -  отве-
чал я. - Что же касается лысин, то, по мне, пусть вся литература облысе-
ет (если вам угодно) да, пожалуй, и все авторы, кроме одного.
   - Ну что ж, - сказал мистер Томсон. - Поживем, почитаем.
 
 
   ГЛАВА I
   ОБЗОР СОБЫТИЙ ЗА ВРЕМЯ СТРАНСТВОВАНИИ БАЛЛАНТРЭ
 
   Полная правда об этих странных делах - вот чего давно ожидало от меня
всеобщее любопытство, и она, несомненно, будет встречена всеми с одобре-
нием. Случилось так, что последние годы я был  накрепко  связан  с  этой
семьей, и едва ли найдется в живых хоть один человек, который лучше меня
мог бы разъяснить все происшедшее и который сильнее  меня  стремился  бы
рассказать обо всем полную правду. Я знал Баллантрэ; о многих  потаенных
ступенях его жизненного пути у меня есть достоверные  письменные  свиде-
тельства; я был почти единственным, кто сопровождал его в последнем пла-
вании; я был одним из участников того зимнего путешествия, о котором хо-
дило так много рассказов, и я присутствовал при его смерти. Что же каса-
ется моего покойного господина, лорда Дэррисдира, - я служил ему и почи-
тал его почти двадцать лет, и чем ближе его узнавал, тем больше было это
почтение. Вообще говоря, я считаю,  что  такого  рода  свидетельства  не
должны пропадать без следа; правдой я могу оплатить свой долг памяти по-
койного лорда; и мне кажется, что мои последние годы  протекут  глаже  и
седины мои спокойнее будут покоиться на подушке, когда  долг  этот  мною
будет оплачен.
   Дьюри из Дэррисдира и Баллантрэ были со времен Давида Первого [1] од-
ной из самых крепких семей югозапада. Песня, которую и до сих пор поют в
округе:
   Страшен врагам наш лорд Дэррисдир,
   Выводит он в поле сотни секир, - говорит о  древности  их  рода;  имя
Дэррисдиров упоминается и в другой песне, которую приписывают самому То-
масу из Эрсельдуна [2], насколько основательно, сказать не могу, и кото-
рую иногда приурочивают - не знаю, справедливо ли - к событиям, о  кото-
рых я поведу рассказ:
   Двое Дьюри у нас в Дэррисдире, -
   Не ужиться им в замке вместе;
   Жениху день свадьбы горек,
   Но горше был день тот невесте.
   Что достоверно и закреплено историей - это их деяния, не  всегда  (по
теперешним понятиям) похвальные. Семья испытала на себе  в  полной  мере
все взлеты и падения, которые так обычны были  для  знатных  шотландских
фамилий. Но все это я миную для того, чтобы сразу перейти к  достопамят-
ному 1745 году, когда завязаны были узлы разыгравшейся позднее трагедии.
В то время неподалеку от Сент-Брайда, на берегу залива Солуэй, в  старом
замке - родовом поместье Дэррисдиров  со  времен  Реформации  [3],  жила
семья, состоявшая из четырех человек. Старый лорд, восьмой в своем роду,
был не стар годами, но преждевременно одряхлел; постоянное место его бы-
ло у камина - там он сидел в подбитом мехом плаще, читая свою книгу. Ма-
ло для кого находилось у него хоть слово, а худого слова от него не слы-
хал никто.
   Так он и жил - образец старого, удалившегося от дел домоседа, но  ра-
зум милорда был изощрен чтением, и он слыл гораздо умнее, чем мог  пока-
заться с первого взгляда.
   Старший его сын, носивший титул владетеля Баллантрэ, получил при кре-
щении имя Джемса и перенял от отца любовь к серьезному чтению, а отчасти
и его манеры; но то, что было сдержанностью в отце, стало в сыне  злост-
ным притворством. Он был общителен, вел разгульный образ жизни: допоздна
засиживался за вином, еще дольше - за  картами;  его  считали  в  округе
опасным волокитой, и всегда он был зачинщиком всех ссор.
   Он первым ввязывался в дело, но замечено было, что он неизменно выхо-
дил сухим из воды, а расплачиваться за все приходилось  его  сообщникам.
Были у него, конечно, и недоброжелатели, но для  большинства  эта  удача
или увертливость лишь упрочила его славу, и от него ждали многого в  бу-
дущем, когда он остепенится.
   На его репутации было одно действительно черное пятно; но дело было в
то время замято и так обросло всякими кривотолками еще до моего  появле-
ния в тех местах, что я не решаюсь излагать его здесь. Будь это правда -
это было бы непростительным укором для такого юноши, будь это выдумка  -
это была бы непростительная клевета. Я считаю необходимым отметить,  что
он всегда хвалился своей неумолимостью и, возможно, убедил в  этом  мно-
гих, недаром слыл он среди соседей человеком, которому опасно  перечить.
Словом, этот молодой дворянин (в 45-м году ему не было  еще  и  двадцати
четырех лет) не по летам прославился в своих краях.
   Не мудрено поэтому, что мало кто слышал о втором сыне, мистере  Генри
(моем покойном лорде Дэррисдире). Не было в нем крайностей ни в  дурную,
ни в хорошую сторону, а был он простой, честный человек, как  многие  из
его соседей.
   О нем мало кто слышал, сказал я; вернее будет - о нем мало кто  гово-
рил. Слышали о нем рыбаки залива, потому что он был завзятый рыболов, но
знал он толк и в лечении лошадей и с юношеских  лет  вплотную  занимался
ведением дел по усадьбе. Никто лучше меня не видел, насколько  это  было
неблагодарное занятие и как легко было при том положении, в котором ока-
залась семья, без всякого основания прослыть тираном и скрягой.
   Четвертой в доме была мисс Алисой Грэм, близкая  родственница  семьи,
сирота и наследница значительного состояния, нажитого ее отцом  на  тор-
говле. Эти деньги могли вывести моего господина из  больших  затруднений
(ведь поместье было многократно перезаложено), и мисс Алисон  предназна-
чалась в жены Баллантрэ, на что она шла вполне охотно. Другое дело - на-
сколько охотно подчинялся этому решению сам Баллантрэ. Она была миловид-
ная девушка и в те дни очень живая и своенравная - ведь дочерей у милор-
да не было, а миледи давно скончалась, так что  мисс  Алисон  росла  без
присмотра, как ей вздумается.
   Известие о высадке принца Чарли [4] перессорило  всю  семью.  Милорд,
как и подобает домоседу, предлагал выжидать событий. Мисс Алисон  выска-
зывалась за обратное, потому что это казалось ей романтичным, и Баллант-
рэ (хотя, как я слышал, они редко сходились во мнениях) на этот раз  был
на ее стороне. Насколько я понимаю, его привлекала эта авантюра, соблаз-
няла и возможность поправить дела дома и, не менее того, надежда  запла-
тить личные долги, которые размером своим превосходили  все  предположе-
ния. Что касается мистера Генри, то поначалу Он, видимо,  говорил  мало,
его черед наступил позже. А те трое, проспорив весь день, пришли наконец
к решению держаться среднего курса: один сын поедет сражаться за "короля
Джемса", а другой останется с милордом дома, чтобы не потерять  располо-
жения "короля Джорджа" [5].
   Несомненно, это решение было подсказано милордом, и хорошо  известно,
что так поступили многие влиятельные семьи Шотландии.
   Но лишь только окончился один спор, как разгорелся другой. Потому что
милорд, мисс Алисон и мистер Генри - все трое придерживались  того  мне-
ния, что ехать надлежит младшему; а Баллантрэ с присущей ему  непоседли-
востью и тщеславием ни за что не соглашался остаться дома.
   Милорд увещевал, мисс Алисон плакала, мистер Генри настаивал -  ничто
не помогало.
   - У королевского стремени должен ехать прямой наследник  Дэррисдиров,
- твердил Баллантрэ.
   - Да, если бы мы вели игру всерьез, - возражал мистер Генри, -  тогда
это было бы резонно. Но что мы делаем? Мы играем краплеными картами.
   - Мы спасем дом Дэррисдиров, Генри, - говорил ему отец.
   - Ты сам посуди, Джеме, - сказал мистер Генри, - если поеду я и принц
возьмет верх, тебе будет легко договориться с королем Джемсом.  Но  если
ты поедешь и попытка его провалится, то ведь законное право и титул  бу-
дут разъединены. И кем тогда буду я?
   - Ты будешь лордом Дэррисдиром,  -  ответил  Баллантрэ.  -  Я  ставлю
ва-банк.
   - А я не хочу вести такую игру! - закричал мистер Генри.  -  Ты  меня
оставишь в положении, которого не может потерпеть ни один человек, обла-
дающий рассудком и честью. Я ведь буду ни рыба ни мясо! - восклицал он.
   С минуту помолчав, он высказался еще резче и, может быть, даже откро-
веннее, чем хотел бы.
   - Ты обязан остаться здесь с отцом, - сказал он. - Ты ведь  прекрасно
знаешь, что ты любимец.
   - Вот как? - процедил Баллантрэ. - "И взяла слово  Зависть"!  Ты  что
же, хочешь подставить мне ножку, Иаков? [6] - и он с умыслом  подчеркнул
это имя.
   Мистер Генри отошел и, не отвечая, несколько раз прошелся по дальнему
концу залы; он умел молчать. Потом он вернулся.
   - Я младший, и ехать должен я, - сказал он. - Приказывает здесь глава
семьи, а он говорит, что я должен ехать. Что вы на это скажете, братец?
   - А вот что. Генри, - ответил Баллантрэ. - Когда поспорят  два  очень
упрямых человека, выходов только два: драться - а я надеюсь, ни один  из
нас к этому не прибегнет, - или положиться на судьбу. Вот гинея;  подчи-
нишься ты ее решению?
   - Будь что будет, - сказал мистер Генри. - Корона - я еду, герб - ос-
таюсь!
   Метнули жребий, и монета легла гербом.
   - Вот и урок Иакову! - воскликнул Баллантрэ.
   - Мы еще раскаемся в этом, - сказал мистер Генри и  с  этими  словами
выбежал из комнаты.
   А что до мисс Алисон, то она схватила золотую монету, которая  только
что обрекла ее жениха превратностям войны, и, швырнув  ее,  пробила  фа-
мильный герб в одном из стекол большого витража.
   - Если бы вы любили меня, как я вас люблю, вы бы остались! - вскрича-
ла она.
   - "Как смел бы я любить тебя, коль не хранил бы чести  я?"  -  пропел
Баллантрэ.
   - О! - зарыдала она. - Вы бессердечны, пусть же вас там  убьют!  -  И
она в слезах выбежала и заперлась у себя в комнате.
   Говорят, что Баллантрэ обернулся к милорду с самой веселой ужимкой  и
сказал:
   - Дьявол, а не женщина!
   - Это мне дан дьявол в сыновья, - закричал отец, -  ты,  которого,  к
стыду своему, я любил больше всех! Ничего доброго не видел я от  тебя  с
самого часа твоего рождения, нет, ничего доброго! - и повторил это еще и
в третий раз.
   Что так взволновало милорда - то ли легкомыслие Баллантрэ, то ли  его
строптивость, то ли словечко мистера Генри про любимца, -  не  знаю,  но
думаю, что, пожалуй, последнее вернее всего, потому что с этого дня  ми-
лорд стал ласковее к мистеру Генри.
   Во всяком случае, весьма холодно было прощанье, когда явно  наперекор
всей семье Баллантрэ уезжал на север; и это еще больше омрачало запозда-
лые, как всем казалось, сожаления об этих часах.
   Плетью и пряником он сколотил себе  свиту  в  десяток  верховых,  все
больше из фермерских сынков. Все они были изрядно навеселе, когда, наце-
пив по белой кокарде на шляпу, с криками и песнями поднимались вверх  по
холму мимо старого аббатства. Для такого маленького отряда  было  чистым
безрассудством пробираться через всю Шотландию без всякой поддержки; тем
более (как все и отметили), что о ту пору, когда эта горстка въезжала на
холм, в заливе, широко распустив по ветру королевский флаг,  красовалось
военное судно, которое на одной шлюпке могло бы всех их доставить в  ко-
рабельную тюрьму.
   На следующий день, дав брату отъехать подальше, собрался в свой черед
и мистер Генри. Он уехал без провожатых - предлагать свой меч  и  доста-
вить письма отца правительству короля Георга. Мисс Алисон до  самого  их
отъезда не выходила из своей комнаты и не переставая плакала; но все  же
она сама пришила белую кокарду на шляпу Баллантрэ, и, как рассказал  мне
Джон Поль, шляпа была вся мокрая от слез, когда он понес  ее  в  комнату
Баллантрэ.
   Во все время последующих событий мистер Генри и мой  старый  господин
были верны своему уговору. Я не знаю, много ли им удалось сделать, и  не
думаю, чтобы они особенно старались для короля. Но как бы  то  ни  было,
они придерживались буквы лояльности, переписывались  с  лордом-наместни-
ком, смирно сидели дома и совсем, или почти совсем, не поддерживали свя-
зи с Баллантрэ, покуда длилась вся эта история. Он тоже, со своей сторо-
ны, не давал о себе знать. Правда, мисс Алисон все время слала ему  вес-
точки, но часто ли она получала от него ответы, мне неизвестно. Одно  из
ее писем возил Макконнэх