ся
к  сидевшим воинам.  Женщины были  почти нагие;  только узкая,  в  ладонь,
повязка из  темной кожи,  по цвету почти не отличавшейся от смуглого тела,
огибая бедра,  проходила по нижней части живота.  У молодых женщин повязка
была  украшена вышивкой из  тоненьких черных,  желтых и  красных ремешков.
Кроме этой повязки, на них были ожерелья из мелких белых, серых, зеленых и
красноватых камней и такие же браслеты на предплечьях и запястьях.  Нагота
как бы скрадывалась татуировкой на груди,  животе,  спине,  руках, ногах и
лице в  виде фантастических цветов и  листьев,  волнистых линий и кружков.
Особенное внимание привлекала молодая  жена  вождя,  у  которой татуировка
изображала двух змей,  обвивавших кольцами ее ноги, извивавшихся по животу
и  бокам  и  оканчивавшихся головками,  обращенными друг  к  другу,  между
грудями и ключицами;  две змеи поменьше обвивали ее руки и оканчивались на
обеих лопатках.  На  смуглом теле эти  черно-синие змеи производили жуткое
впечатление.
     Черты лиц женщин были мягче,  чем у  мужчин,  и  некоторых можно было
назвать  даже  красивыми;   телосложение  их   было  стройное,   и   формы
пропорциональны.
     Дети были совершенно голые,  а  подростки обоего пола носили такой же
поясок стыдливости,  как  женщины,  который у  девочек также был вышит.  У
последних волосы были заплетены в мелкие косички,  а у мальчиков закручены
в узел на темени.  У женщин волосы были заплетены в две косы, спускавшиеся
на грудь и украшенные камешками;  у девушек кос было четыре:  две по бокам
головы, спускавшиеся на грудь, и две сзади, падавшие на спину.
     Амнундак сделал знак женщине со  змеями,  и  она достала из сундучка,
обитого  кожей,  небольшие  деревянные  чашки,  наполнила  их  молоком  из
бурдюка,  висевшего на  столбе,  и  подала одну за  другой вождю,  который
передал их гостям.  Оставив  последнюю  себе,  он,  поднося  ее  к  губам,
красивым  жестом  предложил  последовать  его примеру.  В чашках оказалось
густое оленье молоко,  немного кислое,  но вкусное,  во всяком случае  для
путешественников,  которые давно уже не пили его. Чашки были наполнены еще
раз,  после чего женщина сняла с палки поджарившееся  мясо,  нарезала  его
костяным  ножом  на  толстые  ломти  и  в деревянном корытце подала вождю,
который роздал по ломтю  каждому  из  гостей.  Пока  последние  ели  мясо,
запивая  молоком,  Амнундак обратился к населению землянки с речью,  смысл
которой Горохов не уловил,  так как вождь говорил слишком быстро.  Горюнов
попросил вождя объяснить,  что он сказал. Амнундак медленно, чтобы Горохов
мог переводить каждое слово, рассказал следующее:
     - Наш  народ,  онкилоны,  много  лет  назад,  измученный непрерывными
войнами  с  чукчами  из-за  оленьих пастбищ,  решил  уйти  от  этих  людей
подальше.  Сначала перешли по  льду на близкие острова,  вырыли землянки и
стали жить спокойно.  Но земля не понравилась:  летом туман,  зимой туман,
весной туман,  целый год туман. Люди стали умирать, олени стали умирать. И
увидели люди,  что  птицы  весной  летят  дальше,  на  север,  а  к  осени
возвращаются жирные.  Надумали - пойдем сами туда, куда птицы летят. Пошли
раз -  море не пустило, пошли второй - море замерзло плохо, пурга поломала
лед,  много народа и оленей утонуло. Дождались самой холодной зимы, вперед
послали разведку.  Лед крепкий был.  Все прошли и нашли эту землю. Немного
осталось народа - человек пятьдесят было ли, нет ли, не знаю.
     Вождем в  это  время был  великий шаман,  исцелявший все болезни;  он
указал народу путь на  эту землю.  Перед смертью он объявил,  что спокойно
жить на этой земле онкилоны будут до тех пор,  пока к  ним не придут белые
люди с Большой земли. И сказал он, что в руках у белых людей будут громы и
молнии, как у властителей неба, которые убивают издалека.
     Когда мы увидали вас,  первых белых людей,  пришедших к нам с Большой
земли, мы вспомнили слова старого шамана.


                             Жертвы и моления

     - Скажите вождю,  - обратился Горюнов к Никите, - что мы самые мирные
люди и зла никому не причиним. И нас привели сюда птицы, летящие на север.
Мы  захотели только  посмотреть ту  землю,  где  птицы  проводят лето.  Мы
посмотрим ее и уйдем назад на нашу землю.
     Горохов перевел эти слова.
     - А есть у вас в руках громы и молнии, поражающие издалека? - спросил
Амнундак.
     При  этом  вопросе глаза всех  присутствующих впились в  чужеземцев в
тревожном  ожидании.   Горохов  в  недоумении  посмотрел  на  Горюнова,  а
последний сказал:
     - А разве наши ружья не громы и молнии, поражающие издалека? Онкилоны
так или иначе узнают про них. Так воспользуемся случаем и окружим себя еще
большим уважением,  чтобы нас считали посланниками богов и  не  делали нам
зла.
     - Да, у нас есть громы и молнии! - сообщил Горохов вождю.
     Тревожный шепот пробежал по толпе.  Сидевшие ближе к путешественникам
невольно отшатнулись. Вождь сказал:
     - Покажите их нам,  чтобы мы знали,  что вы - именно те, кого послало
небо. Но прошу вас - не убивайте онкилонов!
     - Выйдем из жилища, чтобы молния не поразила людей, - сказал Горюнов.
     Вождь  торжественно  поднялся  и  направился  к  выходу;   за  ним  -
путешественники  и  все  население,  державшееся  от  них  почтительно  на
некотором расстоянии.
     - Приведите жертвенного оленя! - распорядился Амнундак. - Пусть белые
люди поразят его, чтобы принести в дар богам.
     Несколько онкилонов побежали  в  лес  за  землянкой и  вывели  оттуда
большого, почти белого северного оленя; животное, словно предчувствуя свою
участь,  упиралось и ревело. По указанию Горохова, его привязали к колышку
в  двухстах  шагах  от  землянки.  Путешественники,  заменив  в  винтовках
разрывные  пули  обыкновенными,   дали  залп  -   и  олень  упал,   словно
подкошенный. При громе выстрелов все онкилоны упали на колени и склонились
перед могущественными чужеземцами.
     Поднявшись,  Амнундак произнес громким  голосом,  чтобы  слышали  все
присутствовавшие:
     - Мы  знаем теперь,  что  вы  -  посланники неба,  о  которых говорил
великий шаман.  Будьте нашими гостями;  все,  что мы имеем - жилище, пища,
одежда,  олени, - ваше, распоряжайтесь им! Сегодня вечером шаман обратится
к  богам  и  будет молить пощадить онкилонов,  которые приняли посланников
неба как дорогих гостей.
     Окончив  речь,  Амнундак приложил руку  ко  лбу,  к  сердцу  и  низко
поклонился гостям;  все онкилоны повторили его жест. В это время притащили
труп оленя и  положили к ногам вождя,  который,  указывая на четыре раны в
боку животного, сказал:
     - Все  четыре  молнии поразили жертву.  Женщины,  приготовьте мясо  к
вечернему молению!.. Воины, пригласите шамана в наше жилище!
     По возвращении в  землянку возобновилось угощение молоком и  копченой
олениной,  к  которой подали  лепешки из  муки,  приготовленной из  плодов
водяного ореха,  и печеные луковицы сараны.  Ни хлеба,  ни чая,  ни табака
онкилоны  не  знали,   и  несколько  сухарей  и  кусков  сахара,   которые
путешественники  достали  из  котомок,   пошли  по  рукам,  осматривались,
обнюхивались и  пробовались с  большим  интересом.  Еще  большее  внимание
возбудили трубки,  которые Горохов и Ордин закурили после еды. С некоторым
ужасом онкилоны смотрели,  как  белые люди глотают дым,  который вызывал у
соседей кашель и чиханье. Большой восторг вызвал медный чайник, повешенный
над огнем;  онкилоны имели только деревянную и  глиняную посуду и варили в
ней мясо,  нагревая воду раскаленными камнями. Но чай без сахара, которого
путешественники  имели  слишком  мало,   чтобы  угощать  всех,  никому  не
понравился.  Амнундак с трудом выпил предложенную ему чашку и заявил,  что
напиток онкилонов - он указал на бурдюк с молоком - вкуснее.
     Топоры  и  охотничьи  ножи  также  возбудили  огромный  интерес;   их
осматривали,  гладили,  пробовали  и  восторгались блеском,  прочностью  и
действием сравнительно с  каменными топорами и костяными ножами онкилонов.
По  знаку Амнундака женщина со  змеями достала из  сундучка железный ножик
грубой работы, изъеденный ржавчиной, который хранился как реликвия.
     Показывая его гостям, вождь сказал:
     - Наши предки имели такие ножи,  топоры,  наконечники копий и  стрел,
которые выменивали у  якутов,  но сами делать не умели.  И вот,  когда они
пришли  сюда,  эти  вещи  мало-помалу  пришли  в  негодность,  поломались,
потерялись, и онкилоны снова стали делать каменные и костяные.
     Крот и  Белуха,  приютившиеся у  ног  гостей,  внушали онкилонам,  не
имевшим собак,  сначала некоторый страх.  Когда Горохов спросил,  почему у
них нет собак, Амнундак рассказал следующее:
     - Из-за этих злых зверей началась война наших предков с чукчами. Наши
предки были оленеводы и  собак не  держали,  потому что собаки нападают на
оленей.  Наши  предки жили  на  берегу моря  оленеводством и  ловлей рыбы,
тюленей, моржей; жилища строили из леса, выброшенного морем. Но вот пришли
чукчи; у них было много собак, но не было оленей. Они начали теснить нас с
рыболовных и звероловных мест;  когда у них не хватало рыбы для собак, они
отнимали у  нас оленей.  Из-за этого и началась война.  Чукчей было много,
нас было мало. Вот и пришлось уйти от них сюда.
     - А  сколько онкилонов живет здесь?  -  спросил Горохов.  -  Весь ваш
народ здесь? - Он обвел рукой присутствующих.
     Амнундак засмеялся:
     - Таких  жилищ у  нас  двадцать.  В  каждом живет один  род,  человек
двадцать - тридцать.
     - Где же другие жилища?
     - В разных местах.  Оленям нужны моховища.  Нельзя всем жить близко -
тесно станет и людям и оленям.
     - В каждом жилище есть такой вождь, как ты?
     - Нет, я главный вождь всех онкилонов! - гордо заявил Амнундак. - Мой
род самый большой. Но в каждом жилище есть свой начальник, глава рода.
     Действительно, население землянки, считая женщин и детей, доходило до
шестидесяти человек.  Горюнов подсчитал,  что,  если в остальных землянках
живет в  среднем по  двадцать пять душ,  всех онкилонов на Земле Санникова
должно быть около пятисот тридцати человек.
     В  разговорах и угощениях время прошло до вечера.  К закату солнца на
поляну к землянке пригнали стадо оленей, и путешественники наблюдали сцену
доения маток,  в  которой приняли участие все  женщины и  девочки,  быстро
перебегавшие с  деревянными подойниками от  одного  животного  к  другому;
стадо состояло из двухсот с лишним голов. На ночь оно оставалось на поляне
и охранялось по очереди воинами от нападения хищников.
     Когда наступили сумерки и все возвратились в землянку,  явился шаман,
который жил отдельно в нескольких километрах.  Это был высокий,  худощавый
старик с  впалыми щеками и проницательными глазами,  глубоко сидевшими под
нависшими бровями.  Несмотря на сравнительно теплую погоду,  он был одет в
длинную  шубу  мехом  наружу,  с  воротника и  пояса  которой на  ремешках
свешивались медные  и  железные бляхи  и  палочки  странной формы,  сильно
потертые,  очевидно принесенные еще с  материка и переходившие от шамана к
шаману.  В руке у него был небольшой бубен, украшенный кожаными красными и
черными  лентами и  железными погремушками.  Остроконечная шапочка,  вроде
скуфьи,  с  почти  вылезшим  мехом  скрывала  его  волосы.  Поклонившись с
достоинством вождю и  внимательно оглядев чужеземцев и  их собак,  которые
при виде странно одетого человека глухо зарычали,  шаман уселся отдельно у
ярко  пылавшего костра и,  отложив бубен,  протянул к  огню свои костлявые
руки, бормоча какие-то слова. По знаку вождя женщины подали шаману чашку с
молоком,  которое  он  выпил,  предварительно брызнув  несколько капель  в
огонь.
     Над  костром  на  длинных  палочках  жарилась  нарезанная  небольшими
кусками оленина.  Рядом  варился суп,  или,  вернее,  соус,  из  оленины и
клубней сараны в цилиндрическом деревянном сосуде,  в котором кипение воды
поддерживалось при  помощи  раскаленных в  костре  небольших камней.  Одна
женщина то и  дело вынимала из огня раскалившийся камень,  пользуясь двумя
палочками с  наконечниками из  каменных плиток,  опускала его  в  сосуд  с
супом, а другой камень, уже остывший, вытаскивала и клала в костер.
     Когда мелко нарезанное мясо сварилось,  вождю, шаману и гостям подали
по чашке мяса, облитого супом, и деревянные вилки довольно изящной работы.
Но,  попробовав суп,  путешественники убедились в  полном отсутствии соли.
Онкилоны,  подобно чукчам,  не употребляли ее в пищу.  Пришлось достать из
котомок свою соль,  чтобы посолить суп. Это вещество также пошло по рукам;
его стали пробовать, предполагая, что это тоже сладкое, подобно сахару, но
потом долго отплевывались и  выражали недоумение,  зачем белые люди портят
этой гадостью такой вкусный суп и мясо.
     После супа  подали жареное мясо  и  лепешки из  водяного ореха;  ужин
закончился чашкой молока.  Когда  посуда была  убрана,  прогоревший костер
сдвинули совсем в  сторону,  чтобы  очистить весь  центральный квадрат для
моления.  В землянке воцарился полумрак,  озаренный красным светом тлеющих
углей.
     Во время ужина Амнундак рассказал шаману, как появились белые люди на
земле онкилонов,  кто они,  что делали,  как поразили оленя.  Шаман слушал
молча, кивая головой и изредка задавая вопросы. После ужина, перед началом
моления,  он  потребовал,  чтобы удалили собак из  жилища.  Когда это было
исполнено,   он  уселся  среди  очищенной  площадки,   окруженной  кольцом
зрителей,  затем достал из кожаного мешочка, привешенного к поясу, щепотку
беловатого порошка, высыпал ее на ладонь и слизнул языком. Горохов сообщил
путешественникам,  что  это сушеный мухомор,  который камчадалы,  коряки и
некоторые другие  народы  употребляют в  качестве наркотического средства,
вызывающего своеобразное опьянение.
     Посидев некоторое время молча,  с  взором,  пристально устремленным в
тлеющие угли костра,  шаман взял бубен,  провел по нему рукой -  и  тотчас
раздались едва  слышные звуки звенящей под  пальцами туго  натянутой кожи.
Под их аккомпанемент,  постепенно усиливающийся, он запел сначала медленно
и вполголоса,  гортанными звуками, затем все быстрее, пока пение и гудение
барабана  не  слились  в  сплошной гул,  из  которого вырывались отдельные
слова,  словно вопли.  Шаман сначала сидел, раскачиваясь взад и вперед, не
спуская взора с  огня,  но  затем,  придя в  исступление,  вскочил и  стал
кружиться на одном месте все быстрее и  быстрее,  продолжая бить в бубен и
завывая.  Его  длинная  шуба  и  ремешки с  бляхами и  палочками при  этом
вращении начали  отходить от  туловища и  наконец  образовали три  конуса,
насаженных друг на  друга и  увенчанных конусом его шапки.  Руки с  бубном
были  подняты  над  шапкой  и  находились в  беспрерывном движении;  бубен
вертелся, качался, плясал, издавая громкий гул.
     Но вот песня резко оборвалась диким воплем,  шаман опустился на землю
и,  раскинув руки и выронив бубен,  впал как будто в беспамятство, которое
никто не  осмелился нарушить.  Тонкая струйка пены стекала из  угла рта по
впалой  щеке.  Все  зрители хранили молчание,  и  в  землянке,  только что
оглашавшейся  хаосом  звуков,   воцарилась  жуткая  тишина.  Даже  собаки,
привязанные вне землянки, лай которых по временам врывался в песню шамана,
замолчали.
     Минут через пять шаман привстал, выпил поднесенную ему чашку молока и
потом  тихим  голосом произнес несколько слов,  вызвавших среди слушателей
волнение и перешептывание. Вождь повторил их громко, и Горохов перевел:
     - Духи неба поведали шаману,  что  народу онкилонов предстоят великие
беды.
     Амнундак поднял руки к небу, но шаман остановил его жестом и произнес
еще несколько слов.  Радостный шепот пробежал по рядам зрителей,  и вождь,
опустив руки, провозгласил:
     - Шаман говорит,  что беды, может быть, не начнутся, пока чужестранцы
будут жить на земле онкилонов. Так поведали духи.
     Шаман  медленно  поднялся,  отвесил  вождю  и  путешественникам общий
поклон и удалился в сопровождении двух вооруженных воинов. После его ухода
в  землянке  поднялся оживленный говор.  Путешественники также  шептались.
Результаты волхвования были для них несколько неожиданны. С одной стороны,
они  обеспечивали им  безопасность пребывания  среди  онкилонов  и  всякую
помощь,   но  зато  связывали  их  с   этим  народом  надолго  в  качестве
своеобразной страховки от  бед.  В  их  планы  входила  зимовка  на  Земле
Санникова,  но  не  далее  начала следующей весны.  Отпустят ли  их  тогда
онкилоны?
     - Нетрудно догадаться,  - скачал Горюнов, - что хитрый шаман придумал
эту поправку к  своему предсказанию,  представляющему вариант их предания,
нам  уже  известного.  Старик  сообразил,  что  люди,  владеющие громами и
молниями,  будут очень полезны онкилонам в  качестве их  друзей,  но могут
быть очень страшны как враги.
     - И если отпустить их,  -  прибавил Ордин,  -  они, зная дорогу в эту
прекрасную землю,  вернутся в  большом  числе  и  вытеснят онкилонов,  как
некогда чукчи.
     - Совершенно верно!  -  заметил Костяков. - Ведь эти люди, оторванные
столетиями от мира,  не имеют понятия о том,  что делается теперь, и живут
воспоминаниями о старине.
     - Во  всяком случае,  мы  пока не должны заявлять им,  что собираемся
уйти в недалеком будущем, - сказал Горюнов.
     - Да,  они могут просто арестовать нас и держать взаперти, - прибавил
Ордин.
     - Или, в лучшем случае, постоянно сопровождать нас и стеснять свободу
передвижения, - заметил Костяков.
     - Поживем с ними, познакомимся ближе и постепенно убедим, что все эти
предсказания вздор и что им ничего не грозит в будущем.
     Вождь все время прислушивался к  беседе чужеземцев и  наконец встал и
произнес громко,  чтобы  слышали  все  жители,  разговоры которых  затихли
сразу:
     - Онкилоны,  воины и  женщины!  Вы  слышали,  что  сказал шаман,  что
поведали ему небесные духи.  Пока белые пришельцы с  нами -  бед не будет.
Так будем просить их остаться с нами!
     - Да, да, будем просить! - раздались голоса со всех сторон.
     Вождь повернулся к гостям и, склонившись, произнес:
     - Белые люди,  посланники богов,  народ онкилонов просит вас остаться
жить с ним. Вы спасете онкилонов от бед. Мы дадим вам все, что вы хотите -
лучшее жилище,  пищу в изобилии,  теплую одежду,  когда придет зима, самых
красивых женщин, - чтобы вы не терпели недостатка ни в чем. Вы будете жить
как наши вожди.
     - Всё,  всё  дадим вам,  только оставайтесь с  нами!  -  повторил хор
мужских и  женских голосов,  и  со всех сторон к  гостям потянулись руки в
умоляющем жесте.
     Горюнов встал и ответил:
     - Хорошо, мы согласны остаться у вас как ваши гости, пока вы сами нас
не отпустите.  Но мы хотим осмотреть всю вашу землю,  и вы должны показать
нам ее.
     Горохов перевел эти слова,  и крики радости огласили землянку.  Вождь
вторично  склонился  перед   гостями  и   пожал  руку   каждому  из   них,
предварительно прикладывая свою руку ко лбу и к сердцу,  что означало, как
они  узнали позже,  <от  чистого сердца и  без  задних мыслей>.  Потом  он
сказал:
     - Скоро  у  нас  будет  весенний праздник,  на  который соберутся все
молодые женщины и девушки племени,  и вы сможете,  если захотите,  выбрать
себе жен.  Вы оставили своих жен там, далеко, - он махнул рукой на юг, - а
жить человеку без женщины скучно.
     - Вот мы и в женихи попали! - рассмеялся Горохов.
     - Но это страшно стеснит нашу свободу! - заметил Горюнов.
     - Ну, там видно будет! - философски заключил Ордин.


                             Священный камень

     Когда  онкилоны,  шумно  выражавшие свою  радость по  поводу согласия
чужеземцев остаться у них, несколько успокоились, а женщины опять разожгли
костер, Амнундак обратился к гостям:
     - Вы сказали,  что хотите осмотреть всю нашу землю.  Но знаете ли вы,