и сказал Амнундаку, чтобы белых людей на молении не было.
     - Значит, будет суд в отсутствие подсудимых! - усмехнулся Костяков. -
А женщины могут пойти?
     - Они уже все там. От них и узнаем прежде всего, что скажет шаман.
     Горохов,  очевидно,  не заметил Аннуир, когда вошел в землянку, а она
за его спиной тихонько шмыгнула за дверь,  как только услышала, что пришел
шаман, а ему велели уйти.
     - А знаете ли, какой холод на дворе? - прибавил Горохов, присаживаясь
к огню и протягивая к нему руки. - Я совсем околел, пока там разговаривал.
Густой туман, и холодный, словно у нас в Казачьем.
     Ордин  многозначительно переглянулся с  Горюновым,  и  оба  вышли  на
воздух.
     Их   охватил  такой  холод,   какого  они  давно  не  испытывали,   -
температура,  наверное, была едва выше нуля. И тьма была такая, что в двух
шагах нельзя было  различить друг  друга.  Свет от  костра,  выходивший из
дымового отверстия землянки, едва освещал висевший в воздухе густой туман.
     Из жилища вождя уже доносился грохот бубна и глухой голос шамана.
     Собаки,  почуяв  хозяев,  подбежали и  стали  визжать  и  проситься в
землянку.
     - Эге, и они отвыкли от холода! - сказал Ордин. - Ничего, привыкайте,
скоро вернетесь на холодную родину.
     - Но завтра мы идем на север? - спросил Горюнов.
     - Вот узнаем,  что вымолит шаман у богов.  Может быть, придется в эту
же ночь, пользуясь туманом, бежать отсюда.
     - Едва ли мы найдем дорогу ночью!
     - А эти твари на что? Они поведут нас, - ответил Ордин, лаская Крота,
вертевшегося у его ног.
     Когда они вернулись в  землянку,  Горохов укладывался спать от нечего
делать.   Выждав,   пока  он  захрапел,   путешественники  переговорили  с
Костяковым  относительно возможного  бегства  ночью  и  отобрали  пожитки,
которые нужно  было  взять  с  собой.  Затем уселись к  огню  в  тягостном
ожидании возвращения женщин с моления.
     Наконец явилась Аннуир,  присела к  огню и,  пристально глядя в него,
сказала со слезами на глазах:
     - Худо будет онкилонам,  шаман говорит. Холод, вода, огонь. Сбывается
предсказание предков.  Белые люди пришли -  бедствия начались.  Белые люди
уйдут -  бедствия останутся.  Если могут -  пусть помогут. Будем молиться,
жертвы приносить.  Нехорошо говорил,  нескладно говорил.  Три раза начинал
моление.  Теперь лежит,  как мертвый.  Онкилоны сидят,  ждут, не скажет ли
лучше.
     Но путешественники остались довольны результатами волхвованья. Их, по
крайней мере,  прямо не назвали виновниками бедствий,  не требовали, чтобы
они прекратили их,  не изгоняли немедленно из своей среды. А если бедствия
дадут передышку на  целые недели или даже месяцы,  онкилоны успокоятся,  и
можно будет мирно доживать свое время и уйти, когда это будет удобно.
     - Аннуир,  -  сказал Ордин,  -  завтра рано-рано мы  пойдем в  долину
Тысячи Дымов, и ты пойдешь с нами. Но другим ничего не говори.
     - Зачем вы опять идете в это нехорошее место?
     - Нужно посмотреть,  что  там  делается,  скоро ли  кончатся бедствия
онкилонов.
     - Как вы узнаете это? Шаман не знает, а вы знаете!
     - Пойдешь с  нами -  и ты узнаешь,  мы тебе растолкуем.  Пойдем через
стоянку твоего рода. Ты знаешь самую прямую дорогу?
     - Как не знать - сколько раз ходила.
     - И в туман дорогу найдешь?
     - Постараюсь. Для тебя все сделаю!
     - Ну, тогда ложись спать, вставать нужно рано.
     Только что они улеглись, как явились остальные четыре женщины.
     При виде пустой землянки они сначала испугались,  подумали, что белые
люди тайком бежали,  но сейчас же заметили спящих и,  погревшись немного у
огня,  разошлись по  своим  местам,  откуда вскоре послышался тихий говор.
Путешественники наутро узнали,  что шаман,  очнувшись,  сказал,  что белые
люди не должны уходить,  а  то будет хуже.  Поэтому и  женщины вернулись к
ним.


                              Черная пустыня

     Чуть свет три исследователя и  Аннуир,  одевшись потеплее и  захватив
котомки и ружья,  отправились в путь.  Горохову они оставили записку,  что
пошли на осмотр озер и  вернутся только на следующий день,  а его оставили
онкилонам в  залог своего возвращения.  Туман был  очень густ,  но  Аннуир
быстро  нашла  прямую  тропу  к  дальним стойбищам и  уверенно вела  своих
спутников.  Холод заставил их идти быстро.  На траве повсюду лежал иней, и
одно из озер,  мимо которого прошла тропа, оказалось покрытым тонким льдом
у берегов.
     - Никогда еще  у  нас не  было так холодно в  это время!  -  заметила
Аннуир при виде льда.
     - Вот мы и идем в долину Тысячи Дымов, чтобы узнать, почему стало так
холодно, - пояснил ей Ордин.
     Туман рассеялся только к  полудню,  когда путники дошли до последнего
стойбища,   где  сделали  привал  для  обеда.  Оно  тоже  развалилось  при
землетрясении,  но  было уже почти восстановлено.  Его население встретило
белых людей дружелюбно -  до  него не  дошли еще настроения и  подозрения,
развившиеся  накануне  в   роде  Амнундака.   Они  знали  об  исчезновении
священного озера и  были встревожены,  но барабан не передал,  что в  этом
винят пришельцев.
     Присутствие  Аннуир,  которую  ее  родня  любила,  отстранило  всякое
подозрение,  что белые люди бежали,  а когда три воина,  узнав, куда лежит
путь,  предложили себя в  конвоиры и  это не было отвергнуто,  не осталось
даже мысли об отлучке без согласия вождя.
     Отдохнув,   отправились  дальше.   Солнце  уже  пригревало,  но  день
производил впечатление осеннего,  а не летнего.  Пошли кратчайшим путем на
север и  часа через три достигли пояса скудной растительности,  а  немного
позже  вступили в  пустынную местность.  Происшедшая в  ней  перемена была
заметна уже за несколько километров - не видно было многочисленных столбов
белого  пара  на  горизонте,  и  вдали  отчетливо рисовалась черная  стена
окраины котловины.  Когда вступили в пределы долины Тысячи Дымов, все были
поражены.  Не  осталось ни одного из тысячи столбов,  оживлявших местность
своими клубами и радугами;  в кипящих озерах вода или исчезла,  или стояла
спокойно,   хотя  была  еще  горяча.   Повсюду,   насколько  хватал  взор,
расстилалась голая,  черная,  безжизненная пустыня из лавы с ее шлаковатой
поверхностью,  пересеченной в  разных направлениях трещинами;  от  нее шел
теперь сухой жар, и проносившийся по временам ветерок, подобный дыханию из
огромной хлебопекарной или  металлургической печи,  вздымал черную пыль  и
крутил ее  смерчами по  мертвой равнине.  Накаленный воздух струился по ее
поверхности и  становился непрозрачным,  так  как  черные  обрывы  окраины
казались  плавающими  на   поверхности  обширного  озера   и   приобретали
фантастические очертания.  Казалось,  что  за  озером на  самом берегу его
возвышался огромный город.
     С  изумлением все  созерцали происшедшую перемену.  Онкилоны были  из
тех,  которые  сопровождали путешественников в  прошлый раз,  и  им  стало
жутко. Они долго перешептывались между собой и наконец спросили:
     - Где же тысячи дымов, которые мы видели здесь? Где озерки, в которых
мы варили мясо? Что это значит, скажите, белые люди? Почему подземные духи
перестали варить и топить там,  в глубине?  Умерли они,  или заснули,  или
ушли в другое место?
     Горюнов объяснил им  при  помощи Аннуир,  что  все это -  последствия
землетрясения.  Они поняли только наполовину и сделали вывод, неожиданный,
но правильный:
     - Значит, нам далеко, как прошлый раз, ходить не нужно?
     Действительно,  проникать в  глубь черной пустыни не было надобности,
да  и  было бы очень трудно.  В  накаленном воздухе было трудно дышать.  В
прошлый раз многочисленные столбы пара,  испаряясь в атмосфере,  несколько
понижали температуру; было жарко, как в бане, но терпимо.
     Бросив  последний  взгляд  на  мертвую  пустыню  и   маячивший  вдали
фантастический город, повернули обратно и на закате остановились на ночлег
у первого из озер в полосе растительности. Здесь было еще тепло - северный
ветерок приносил жар  из  пустыни.  Расположившись у  костра и  поджаривая
мясо,  стали обсуждать положение. Аннуир беседовала со своими родичами - и
путешественники могли говорить свободно; они были встревожены.
     - Какие  выводы можно  сделать из  того,  что  мы  видели сегодня?  -
спросил Горюнов.
     - Мне кажется, очень серьезные, - ответил Ордин. - Мое предположение,
что землетрясение сильно изменило подземный режим котловины,  к сожалению,
оправдалось полностью,  и грелка Земли Санникова,  как с полным основанием
можно назвать долину Тысячи Дымов, испортилась. Почва в ней еще горяча, но
она скоро остынет,  и  в ближайшее время начнется замерзание котловины,  и
этот оазис среди полярных льдов быстро исчезнет.
     - И  ничего  другого  ожидать  нельзя?   Это  единственный  возможный
результат? - спросил Костяков.
     - Нет,   он   был  бы   единственным,   если  бы   послевулканическая
деятельность, выражавшаяся в этих фумаролах, кипящих и пузырящихся озерах,
умирала естественной смертью,  постепенно ослабевая.  Но  тогда  и  гибель
жизни в котловине шла бы очень медленно -  может быть,  целые десятилетия;
зимы становились бы мало-помалу суровее и  длиннее,  животные,  растения и
человек долго боролись бы с этим ухудшением жизненных условий.
     - А теперь они осуждены на гибель в течение одной зимы?
     - Да,   если  не   случится  в   ближайшие  же   недели  или   месяцы
восстановления грелки.
     - Почему же она может восстановиться?
     - По-моему,  не может,  а должна.  Землетрясение закрыло трещины,  по
которым выделения из  потухшего или  заснувшего -  этого  мы  не  знаем  -
вулкана в виде паров и газов, весьма обильных, прорывались на поверхность.
Эти выделения не прекратились -  им только отрезан путь вверх.  В  глубине
они накапливаются и рано или поздно должны найти себе выход; чем позже это
случится,  тем катастрофичнее будет прорыв.  Поэтому нужно пожелать, чтобы
поскорее случилось еще землетрясение, которое откроет парам и газам старые
или же новые пути вверх;  это будет самый безболезненный способ разрешения
кризиса, потому что, если пары и газы, накопившись до крайнего напряжения,
начнут  сами   прокладывать  себе   выход,   то   может   даже   кончиться
восстановлением вулкана, то есть гибелью населения, но уже не от холода, а
от огня.
     - Вот так история!  -  воскликнул Костяков. - Несчастные онкилоны, им
все равно погибать - так или иначе!
     - И единственное спасение -  в новом землетрясении! - сказал Горюнов.
- А они молят богов, чтобы земля больше не тряслась.
     - Да,  в новом и скорейшем.  Так как если оно случится только будущей
весной,  то  уже  мало поможет:  большинство животных не  переживет зиму с
морозами в сорок -  пятьдесят градусов и многодневными пургами. Онкилоны в
землянках могут ее пережить -  дров здесь достаточно, но будущим летом они
начнут вымирать от голода, так как вся крупная дичь исчезнет.
     - А перелетные птицы,  а водяные орехи,  грибы,  ягоды, корешки?.. Вы
смотрите слишком мрачно.
     - Ну, пожалуй. Все-таки питаться им придется меньше и хуже. Разве что
займутся хлебопашеством, огородничеством, разведением рыбы, скотоводством.
Но для этого им нужно доставить семена, орудия и научить их.
     - Следовательно,   вернувшись  домой,  мы  должны  сказать  шаману  и
Амнундаку,  что нужно молить богов о  скорейшем землетрясении?  А если оно
создаст новые пути в южной части котловины?
     - Это,  конечно,  будет  хуже,  потому что  погибнет более или  менее
крупный  участок растительности,  может  быть,  оленьи  пастбища,  поляны,
землянки. Но все-таки это лучше, чем полная гибель от холода.
     - А что делать нам? - спросил Костяков.
     - Нам нужно протянуть время возможно дольше и  уходить из котловины в
крайнем случае, - ответил Ордин.
     - Поживем -  увидим,  что будет дальше,  как изменится погода, каково
будет настроение онкилонов.  Оставаясь,  мы рискуем меньше,  чем в  случае
преждевременного ухода, - подтвердил Горюнов.
     Утомленные далеким переходом, путники скоро и спокойно заснули.
     Онкилоны по очереди караулили.


                             Жертвоприношение

     На  следующий  день  путешественники,   миновав  последнее  стойбище,
довольно  рано  возвратились домой.  Вокруг  землянки  вождя  они  увидели
скопление онкилонов,  окруживших воинов соседнего стойбища, которые только
что привели пленного вампу.
     Они рассказывали,  что в этот день утром,  отправившись на охоту, они
наткнулись  на   пять  вампу,   по-видимому  разведчиков,   высматривавших
возможность похищения оленей.  Их  настигли недалеко от  стада.  Произошла
стычка,  во время которой двух вампу убили,  два успели бежать,  а  одного
раненого взяли в плен и привели в подарок чужестранцам.  Воины знали,  что
последние собирают шкуры  и  черепа диких  животных;  во  время  последней
экскурсии в  долину Тысячи Дымов  взяли  череп и  кости вампу,  съеденного
волками,  и  решили,  что  живой вампу еще лучше годится для той же  цели.
Пленник  стоял  с  крепко  связанными назад  руками,  покрытый  кровью  из
нескольких ран от копий и стрел,  и,  по-видимому, едва держался на ногах.
Его обступили сплошным кольцом женщины и дети,  которым приходилось видеть
вампу очень редко. Теперь они могли вволю насмотреться на живого вампу.
     Когда путешественники заявили,  что вампу интересен для них,  пока он
живой,    Амнундак   распорядился,   чтобы   его   привязали   к   дереву.
Путешественники решили  поторопиться сделать  все  измерения,  которые  их
интересовали, снять фотографии, а затем попросить вождя отпустить вампу.
     Пленник был еще молодой,  мускулистый,  как все эти первобытные люди.
Измерениям черепа,  конечно,  мешала  спутанная грива  волос,  наполненных
многолетней грязью,  и Горюнов решил остричь его. Когда он подошел к вампу
с блестящими ножницами,  последний подумал, что его собираются зарезать, и
испустил дикий вопль.  Операция стрижки производилась под  взглядами целой
толпы онкилонов, окружившей дерево, - им никогда еще не приходилось видеть
подобное,  и  самый  инструмент был  им  незнаком.  Пленник принял это  за
прелюдию к  каким-нибудь  истязаниям и  старался схватить своими  крепкими
зубами  руку  мучителя,  так  что  пришлось  завязать ему  рот.  Блестящие
инструменты для измерения черепа привели его в  трепет.  Эти измерения,  а
также обмер тела он,  конечно,  счел за какие-то колдовские манипуляции, в
результате которых с  ним  должно было  произойти что-то  очень  скверное.
Наконец,  когда  принесли и  поставили перед ним  на  блестящем треножнике
какой-то  черный  предмет  и  раздался  щелк  затвора,  он  закрыл  глаза,
вообразив,  что  сейчас его  поразит молния.  Поэтому,  когда его  наконец
оставили в покое и с ним ничего не случилось, он, видимо, был удивлен.
     Онкилоны с  громадным интересом следили за  всеми  этими  операциями;
измерения головы и  тела были им уже знакомы,  так как сначала женщины,  а
затем некоторые воины и  дети уже подвергались им,  и всегда эти измерения
заканчивались тем  же  черным  предметом  на  блестящей треноге,  значения
которого онкилоны не могли понять.
     Когда все было кончено,  Горюнов попросил вождя отпустить пленника на
волю, но получил решительный отказ.
     - Сегодня вечером у  нас опять будет моление,  и шаман узнает решение
духов, должен ли вампу умереть, - заявил Амнундак. - До сих пор мы пленных
не отпускали никогда.
     Уже смеркалось,  и  путешественники,  утомленные далекой экскурсией и
историей  с  пленником,  были  рады  вернуться в  свою  чистую  землянку и
расположиться у  пылающего огня.  Туман уже  сгущался и  снова становилось
холодно.  От Горохова они узнали,  что и  накануне,  и  в  этот день туман
держался до полудня,  а потом,  несмотря на то что солнце было видно,  все
время было холодно,  <как у  нас в  Казачьем в эту пору>.  В этот день был
замечен отлет стрижей на  юг,  а  гуси и  утки также собирались к  отлету,
побуждаемые  наступлением холода.  После  двух  морозных  ночей  трава  на
полянах поблекла и легла,  а листья на деревьях, не желтея, начали падать.
Онкилоны были удивлены и говорили,  что такие холода и туманы у них бывали
только целым месяцем позже,  а  птицы улетают теперь также раньше обычного
времени. По поводу холода в этот вечер и было назначено моление.
     Когда стемнело,  Горохов пошел узнать,  не пришел ли шаман и могут ли
белые люди присутствовать на молении.  Он вернулся с известием, что в этот
раз моление будет только в  присутствии воинов и даже женщины и дети будут
удалены из землянки.
     Ввиду  холода Амнундак просил белых людей пустить женщин с  детьми на
это время в их жилище.
     - Мне пришло в  голову,  что они затевают что-то недоброе!  -  сказал
Ордин при этом известии.  -  Они удаляют всех женщин,  чтобы мы  не  могли
узнать ничего через них.
     - Возможно,  -  ответил Горюнов.  -  Но  помешать им  мы не можем,  и
остается только быть настороже.  А вот спросите Аннуир,  бывают ли  у  них
моления подобного рода.
     Аннуир сообщила,  что  подобные моления бывают перед  походами против
вампу.
     Вскоре землянка наполнилась женщинами и  детьми,  пришедшими коротать
время своего изгнания у  костра белых людей.  Они и  раньше бывали здесь в
гостях,  особенно во время отлучек чужестранцев; но теперь, явившись целым
родом,  были смелее,  принесли с  собой палочки с мясом,  лепешки и начали
готовить  ужин;  их  смех  и  шутки,  взвизгивание детей,  плач  младенцев
наполнили землянку.  При  взгляде  на  этих  веселых и  беззаботных людей,
недавно еще предлагавших гнать в шею чужеземцев и винивших их в бедствиях,
предсказанных  предками,   а   теперь  болтавших  и  шутивших  с  теми  же
чужеземцами,  путешественники не  могли  не  подумать о  том,  что  видели
накануне в черной пустыне и что грозило близкой гибелью этому первобытному
племени, если положение не изменится.
     - Я  все  думаю  и  не  могу  решить...   -  сказал  Горюнов  Ордину,
уединившемуся с  ним  в  углу землянки,  когда смех и  шутки женщин начали
надоедать,  - не могу решить, должны ли мы сказать онкилонам о грозящей им
гибели и предложить им уходить вместе с нами на юг.
     - Я  тоже думал об  этом,  -  ответил Ордин,  -  но  решил,  что  это
преждевременно.  Сейчас море открыто и идти им,  не имея лодок,  некуда. А
кроме того,  неизвестно,  оправдаются ли и в каком виде мои опасения. Если
восстановится так или иначе грелка Земли Санникова, все может измениться к
лучшему, может быть, на целые десятилетия.
     - А если грелка не восстановится и на наших глазах начнет надвигаться
зима?
     - И  все-таки говорить им  ничего не  придется.  Куда они  могут идти
через льды в полярную ночь, без достаточно теплой одежды, без топлива, без
оленей,  которые погибнут от  голода через несколько дней  пути по  льдам?
Нет,  эту зиму они кое-как переживут, а весной, когда увидят, что снега не
тают,  что животные погибли,  сами могут додуматься до  необходимости уйти
отсюда.
     - Верно!  А  весной мы  можем вернуться сюда  с  большой экспедицией,
которую пошлет академия,  чтобы изучить землю и  ее население,  прежде чем
снега окончательно заполнят котловину.  Тогда легче будет устроить и исход
онкилонов - они поверят в его необходимость.
     - А  теперь  они  будут  только  требовать  от  нас,  чтобы  бедствия
прекратились!
     После  ужина  женщины по  просьбе Горохова устроили пляску.  Детей со
старухами рассадили по  углам,  а  сами,  разоблачившись,  по обыкновению,
донага,  взявшись за руки,  пошли хороводом вокруг огня. Пляска состояла в
подпрыгивании,  поднимании то  правой,  то  левой ноги,  в  движениях рук,
изгибах  туловища  в  разные  стороны  под  аккомпанемент припева  простой
мелодии.  Такими  плясками  женщины  развлекали себя  и  мужчин  в  долгую
полярную ночь,  когда надоеда