ал  Костяков.  -  Вместо  крутых  обрывов и
скалистых мысов, которые окаймляют острова Новосибирские и Беннетта, здесь
такая ровная длинная покать.
     - И даже нет ледников,  сползающих сверху,  а только снег, - прибавил
Ордин.
     - Да, это странно! Этот склон южный, и снег на нем должен стаивать за
лето.  Но над ним,  как мы видели,  поднимается более высокая цепь гор,  с
которых должны были бы спускаться ледники через этот склон к морю. А мы их
пока не видели.
     - Единственное объяснение этого странного факта, что за этим снеговым
валом  лежит глубокая долина и  ледники спускаются в  нее,  -  предположил
Ордин,  -  а затем огромным ледяным потоком где-нибудь выходят к морю, как
на Шпицбергене.
     - Но  где  же  тогда будут кормовища для  птиц,  прилетающих будто бы
сюда,  не говоря уже об онкилонах,  в существование которых я, впрочем, не
верю? - заявил Костяков.
     - Потерпите же немного, товарищи, разгадка не за горами, - рассмеялся
Горюнов. - Вперед, бодрее!
     На следующей остановке барометр показал уже высоту в восемьсот метров
над уровнем моря. Туман как будто стал гуще, и Горохов заявил:
     - Как хотите, а нужно повернуть обратно.
     - Это почему? - воскликнул Горюнов.
     - Не видите,  что ли?  Лезем,  лезем,  словно на небо.  Не может быть
такой высокой горы.
     - Ох-хо-хо!  - рассмеялись все трое, и даже Никифоров присоединился к
ним.
     - А туман что значит?  Вспомните гору Кигилях, которая пускает туман,
чтобы люди не могли влезть на нее.
     - Ну,  Никита,  я  вижу,  ты  от  каюров суеверия набрался.  Туман на
высокой горе  -  самая обыкновенная вещь,  особенно в  здешних местах.  Не
видали мы его, что ли?
     - Ваша воля,  делайте как  знаете,  а  я  вас  предостерег.  Потом не
говорите, что Горохов вас в беду завел.
     Потянулись дальше и еще через полчаса сквозь поредевший туман увидели
наконец несколько темных скал  среди снега,  еще  довольно высоко впереди.
Все  вздохнули свободнее и  с  новой энергией продолжали путь;  снег  стал
рыхлее,  и  хотя уклон сделался пологим,  но нарты погружались глубоко,  и
пришлось уминать дорогу для собак.  Поэтому подъем замедлился, и последние
полкилометра достались тяжело.
     Солнце склонилось уже к закату,  когда караван очутился наконец почти
на  гребне этого высокого снегового увала,  где барометр показал девятьсот
семьдесят метров.  Туман  белой пеленой стлался внизу,  скрывая почти весь
склон и  подножие,  но  через него  открывался далекий вид  на  торосистую
равнину моря, расстилавшуюся до горизонта.
     Оставив нарты у подножия плоской черной скалы, поднимавшейся невысоко
над снегом,  все пятеро поднялись на самый гребень и  остановились в  двух
шагах от края огромного обрыва, которым оканчивался этот снеговой склон.
     - Ну  и  чудеса!   -  воскликнул  Никифоров,  выразив  этим  всеобщее
изумление перед развернувшейся впереди картиной.
     Вместо сплошного снега и  льда,  которые нужно было ожидать на  такой
высоте,  почти в тысячу метров над уровнем моря, под широтой в 79 или 80°,
путешественники  увидели  перед   собой   картину  пробудившейся  весенней
природы, хотя была только половина апреля, когда и под Якутском, на 15-17°
южнее, весна еле намечается первым таянием снега.
     Вниз  от  края обрыва мрачные черные уступы,  на  которых белел снег,
уходили в глубь огромной долины,  расстилавшейся на север до горизонта. На
дне  ее  ярко зеленели обширные лужайки,  разделенные площадями кустарника
или  леса,  уже  чуть  подернувшегося зеленью первых листочков.  В  разных
местах среди лужаек сверкали зеркала больших и малых озерков,  соединенных
серебристыми  лентами  ручьев,   то   скрывавшихся  в   чаще  кустов,   то
появлявшихся на лужайках. Над более далекими озерками клубился белый туман
- они словно дымились.  На  западе,  за этой зеленой долиной,  поднималась
чуть не отвесной стеной высокая горная цепь,  гребень которой был разрезан
на  остроконечные  вершины,  подобные  зубьям  исполинской  пилы;  на  них
полосами и пятнами лежал снег, тогда как ниже на обрыве его почти не было.
Солнце уже спустилось за  эту цепь,  и  вся долина погрузилась в  вечернюю
тень.
     Цепь  гор  уходила  на  север  за  горизонт,   скрываясь  в   тумане,
покрывавшем отдаленную часть долины.  Туда же,  на север,  насколько можно
было  видеть,  тянулась и  гряда,  на  гребне которой стояли наблюдатели и
которая  была  ниже  противоположной.   На  юге  та  и  другая  как  будто
соединялись, совершенно замыкая долину с этой стороны.
     Безмолвное  созерцание  первых  минут  сменилось  оживленным  обменом
впечатлений.
     - Диво дивное, Матвей Иванович! - произнес Никифоров.
     - Настоящая обетованная земля! - сказал Ордин.
     - Совершенно непостижима эта  зелень,  эта  растительность под  такой
широтой!  -  заявил Костяков. - Долина открыта на север, в сторону полюса,
словно оттуда идет к ней тепло.
     - И неудивительно,  что сюда летят издалека птицы,  пренебрегая нашим
суровым побережьем.  Вполне возможно, что сюда скрылись и онкилоны. Но как
мы спустимся вниз по этим обрывам с нашими нартами? По ним и порожняком не
сойдешь, - заметил Горюнов.
     - А  вот  же  звери  спускаются!  -  воскликнул  Ордин,  указывая  на
несколько темно-бурых животных с  огромными рогами,  закрученными спиралью
по бокам головы, которые появились на уступе под ногами путешественников.
     - Эх,  каменные  бараны!  Вот  бы  подстрелить  парочку  на  ужин!  -
воскликнул Горохов.
     Между  тем  животные,   очевидно  почуяв  людей,   остановились  и  в
недоумении подняли головы вверх.
     Бараны,  по-видимому,  все-таки были знакомы с  человеком,  так  как,
постояв минуту, резко повернули назад и скрылись за выступом скалы.
     В  это время Горюнов изучил при помощи бинокля гребень в  обе стороны
от места их стоянки; на северо-восток он повышался, на юго-запад как будто
понижался  и  в  этом  направлении,  может  быть,  представлял возможность
спуска.
     - Идем вдоль гребня на  юго-запад,  -  заявил он.  -  Если есть спуск
вниз, то скорее всего там.
     - Может  быть,  придется окружить всю  впадину,  -  заметил Ордин,  -
чтобы...
     - ...чтобы убедиться, что спуска в нее для людей нет и что только для
птиц она доступна, - подхватил Костяков.
     - Ну, что же, придется удовольствоваться на первый раз открытием этой
громадной  впадины  с  богатой  растительностью  среди  полярных  льдов  и
немедленно вернуться на материк.
     Пользуясь остатком дня,  пошли  на  юго-запад  вдоль гребня,  который
оказался неровным:  он то понижался,  и  здесь снеговое поле южного склона
доходило до  самого края  обрыва,  то  повышался и  представлял скалы  или
острые  грядки.   При   виде  их   Ордин  вспомнил  про   свой  молоток  и
освидетельствовал несколько таких выступов.
     Все они оказались состоящими из базальта, то плотного, то пузыристого
или шлаковатого, представлявшего базальтовую лаву.
     - Я начинаю думать,  -  сказал он,  обращаясь к Горюнову,  - что ваше
предположение,   высказанное  академику   Шенку,   что   Земля   Санникова
представляет  остаток  вулкана,  оправдывается.  Эта  огромная  котловина,
окруженная кольцом отвесных обрывов,  очень  похожа на  кальдеру* большого
древнего вулкана,  а базальты,  встреченные нами внизу и здесь, на гребне,
подтверждают это.
     _______________
           * К а л ь д е р о й (испанское слово <котел>)  называют  старые
     кратеры потухших вулканов, сильно расширенные и пониженные процессами
     размыва и имеющие  форму  обширного  цирка.  Среди  кальдеры  нередко
     расположен конус действующего вулкана.

     - Такое происхождение котловины объяснит нам и  существование богатой
растительности под этой широтой,  - прибавил Горюнов. - Но не будем решать
преждевременно, посмотрим, что будет дальше.
     По мере движения на юго-запад гребень заметно понижался, но в сторону
впадины обрывался так же  круто.  Сумерки сгущались,  но почти полная луна
уже поднялась и освещала путь. Прошел еще час.
     Горюнов взглянул на барометр - он показывал уже только пятьсот метров
над уровнем моря.
     - Я думаю,  нам придется заночевать на гребне. Луна не осветит спуска
на ту сторону, а в темноте идти по неизвестной дороге опасно.
     - Найдем ровную площадку и станем, - согласился Никифоров.
     - Но  если ночью поднимется пурга,  нас  может смести в  пропасть,  -
заметил Костяков.
     - Пурги не будет,  - заявил Горохов, - небо чистое, ветра нет, солнце
село некрасное. Вот разве шайтан захочет наказать нас...
     - Будем надеяться, что он помилует, - рассмеялся Горюнов.
     Выбрали более ровное и  широкое место гребня в промежутке между двумя
скалами,  поставили палатку поужинали,  но спать не хотелось. Таинственная
впадина была слишком близко и  возбуждала любопытство.  Луна уже  освещала
более отдаленную часть ее тогда как ближайшая оставалась в тени,  в разных
местах серебрились зеркала озер и  ленты ручьев среди темного фона лугов и
леса.
     Усевшись на краю обрыва, все пятеро созерцали лежавшую у ног странную
впадину; освещенные луной обрывы противоположного края казались теперь еще
выше и круче.
     Они поднимались над дном на  тысячу пятьсот -  тысячу шестьсот метров
почти  отвесно.  И  вдруг  в  ночной  тишине из  глубины раздалось сначала
протяжное мычанье, а затем глухой рев.
     - Эге-ге, там зверье есть, коровы мычат! - воскликнул Никифоров.
     - А другой кто, который ревет? Уж не сохатый ли? - спросил Горюнов.
     - Нет, не сохатый и не бык. Этот зверь словно трубит в большую трубу.
И не медведь.
     Погадали,  какой это  может быть  зверь,  но  ни  один  из  известных
промышленникам не издавал таких звуков, и все остались в недоумении.
     - А это что?  -  спросил Ордин,  указав на засветившуюся вдали, среди
впадины,  красную точку,  похожую на звезду;  она то разгоралась, то почти
потухала.
     - Это,  пожалуй,  огонек  на  дне  кратера  этого  вулкана,  который,
очевидно, не совсем потух, - засмеялся Костяков.
     - А не костер ли это?
     - На то похоже.  Значит,  здесь есть люди;  может быть, это пропавшие
онкилоны? - сделал предположение Горюнов.
     Опять  воцарилось  молчание.   Все  следили  глазами  за  этим  новым
загадочным явлением  в  странной  впадине.  И  вот  издалека  чуть  слышно
донеслись звуки, напоминавшие барабанный бой.
     - Не иначе,  как бубен шамана!  -  заявил Горохов. - Стало быть, люди
есть и огонь ихний.
     - А если есть люди, то должен быть и спуск вниз, - заметил Горюнов. -
Люди не могли слететь, как птицы, по воздуху.
     - Спуск мог быть, но обрушился.
     Прошло еще полчаса в  молчании,  и всех стало клонить ко сну.  Но тут
новое явление обратило на  себя внимание.  Несмотря на  поднявшуюся выше и
ярко  светившую луну,  дальняя часть впадины стала неясной и  скоро совсем
исчезла в  пелене тумана.  Эта пелена медленно ползла на юг,  и вскоре вся
впадина  превратилась в  огромное  белесоватое озеро  слегка  волнующегося
тумана. Затем он стал подниматься выше и клочьями переползать через низкое
место южной окраины, где находились путешественники.
     С  севера потянуло сырым,  но тепловатым ветерком,  и  скоро гребень,
скалы,  палатка очутились в  густом тумане,  через который едва была видна
луна.
     - Представление кончилось,  занавес опущен, и пора уходить! - заметил
Ордин.
     - Уйдем от греха в  палатку!  -  предложил Горохов.  -  И как вы себе
хотите, Матвей Иванович, а все это - одно наваждение, марево, и земля эта,
и леса,  и луга,  и звери.  Вот увидите,  завтра проснемся,  ничего, кроме
снега, не будет, и нам придется ворочаться поскорее.
     - Ну ладно, прорицатель, завтра увидим, - ответил Горюнов.
     Легли  спать,  но  спали  тревожно,  потому  что  собаки по  временам
поднимали лай и визг, вероятно чуя каких-то не очень далеких животных.


                      Первый день на Земле Санникова

     Когда рассвело,  туман еще не рассеялся;  он был так густ, что в пяти
шагах  силуэт  человека  почти  исчезал  в  молочно-белой  мгле.  Даже  по
соседству  со  стоянкой  нужно  было  ходить  очень  осторожно,  чтобы  не
свалиться с обрыва, находившегося в нескольких шагах от палатки.
     Приходилось ждать возможности идти дальше по  гребню в  поисках места
для  спуска.  Развели  огонь  последними дровами,  взятыми  с  Котельного,
накормили собак, не торопясь позавтракали.
     Судя по часам,  солнце поднялось уже больше часа, но туман совершенно
скрывал  его;  он,  казалось,  переливался через  гребень,  словно  жидкий
кисель, переполнивший огромную чашу впадины и стекавший через выщербленный
край.
     - Это дымит ваш вулкан,  -  острил Костяков. - Он действует по ночам;
сначала загорелись огни, а потом повалил дым.
     - Смейтесь,  смейтесь,  Павел Николаевич, - ответил Ордин. А все-таки
эта впадина -  вулкан, и это открытие не менее важно, чем нахождение самой
Земли Санникова.
     - Но  разве  могут  быть  вулканы  среди  полярных льдов?  -  спросил
Костяков.
     - Почему же  нет!  В  южной  полярной области есть  даже  действующие
вулканы Эребус и  Террор и  несколько потухших.  А  в  Ледовитом океане мы
находим  вулканические породы  разного  возраста  и  в  Гренландии,  и  на
Шпицбергене,  и  на  Земле Франца-Иосифа и  даже на ближайшем соседе Земли
Санникова - острове Беннетта.
     - Но это все очень старые.
     - Не все. А Исландия с ее грандиозной вулканической деятельностью?
     - Ну,  этот вулкан заткнет за пояс все остальные по своим размерам, -
заметил Горюнов. - Вот что заставляет меня пока сомневаться в правильности
вашей гипотезы...
     - Он  действительно очень  велик;  я  полагаю,  он  имеет  километров
двадцать в поперечном и сорок - пятьдесят в продольном направлении.
     - А каковы размеры самых крупных кратеров, известных на Земле?
     - Насколько помню, кратер Мауна-Лоа на Гавайских островах имеет около
четырех километров, а Гунунг-Тенгер на Яве немного меньше шести километров
в диаметре.
     - Ну вот видите!  Этому впору быть на Луне,  а не на Земле, - заметил
Костяков.
     - На  Луне он  был бы самым заурядным,  потому что там есть кратеры в
шестьдесят,  восемьдесят,  сто и  больше километров в диаметре;  например,
кратер  Птоломея  имеет  сто  шестьдесят один  километр,  Лянгренус -  сто
пятьдесят восемь,  а  в  семьдесят -  девяносто километров имеется  больше
десятка. Всего же на Луне насчитывают около тридцати тысяч кратеров.
     - Должно  быть,  красивое зрелище представляла Луна,  когда  все  они
действовали!
     Пока наши путешественники беседовали о Луне,  солнце делало свое дело
- и  туман быстро начал редеть,  поднимаясь вверх и  превращаясь в  тонкие
пленки,  которые  постепенно таяли  в  воздухе.  Скоро  гребень  настолько
очистился,  что можно было тронуться в путь, хотя впадина представляла еще
молочно-белое  море,   поверхность  которого  медленно  колебалась.  Пошли
дальше,   уже  на  запад,   согласно  изгибу  гребня,   который  продолжал
понижаться.  Наконец, незадолго до полудня, дошли до самого низкого места,
за которым ясно было видно новое повышение.
     - Если здесь нет спуска,  то  придется искать его далеко на  северном
конце впадины, - заявил Горюнов.
     - Это будет очень печально,  - заметил Ордин, - потому что дров у нас
нет, а корма для собак хватит дня на три, не больше.
     Подошли к  краю обрыва,  чтобы осмотреть его  внимательнее.  Барометр
показывал только  сто  двадцать метров  над  уровнем моря,  и  можно  было
надеяться, что при помощи веревок удастся спуститься с уступа на уступ.
     - Ну вот вам и спуск! - воскликнул Горюнов, указывая вправо.
     Все  взглянули туда.  Там тянулся от  гребня в  глубь впадины длинный
снеговой откос,  огромный сугроб,  нанесенный пургами, наметавшими снег со
стороны моря через самое низкое место гребня и отлагавшими его под защитой
обрыва.  Он  спускался довольно круто в  виде  двускатной крыши с  широким
коньком,  поднимаясь до самого края обрыва;  правее и левее его видны были
еще подобные сугробы,  но  не доходившие уже до повышавшегося гребня,  так
что только он один давал возможность спуска. Попробовали плотность снега -
она оказалась вполне достаточной: нога погружалась только на четыре - пять
сантиметров.
     Так как уклон доходил до 40°,  нарты нельзя было спускать с упряжкой.
Отстегнули собак,  достали веревки и,  привязав их по две к  каждой нарте,
стали  спускаться,  удерживая нарту  вдвоем.  Пока  две  нарты спускались,
Костяков остался наверху с  третьей нартой и  с собаками.  Когда Горохов и
Никифоров поднялись обратно,  Костяков повел  все  три  потяга собак вниз;
пустить их  одних  было  опасно,  так  как  они  могли немедленно увлечься
погоней за  какой-нибудь дичью.  Но  вести тридцать собак вниз по уклону -
нелегкая задача;  увидев внизу нарты и людей, собаки помчались так быстро,
что Костяков не удержался на ногах,  упал ничком и  покатился на животе по
всему откосу,  вздымая тучу снежной пыли,  к  общему удовольствию зрителей
вверху и внизу.
     Закончив спуск,  осмотрелись кругом.  Почва  вокруг подножия сугробов
была совершенно обнажена.  Сюда солнце начинало заглядывать в самые летние
дни и со стороны севера,  то есть собственно ночью, когда оно стояло низко
и грело слабо.  Снег,  вероятно,  долго не таял, и растительность не могла
развиваться.  Но шагах в  тридцати от конца сугробов среди плит и обломков
базальта,  рассеянных по поверхности почвы, зеленел мох и карликовые цветы
раскрывали свои  первые  лепестки.  Немного дальше видны  были  стелющиеся
кустики, еще обнаженные, а затем в полукилометре - более высокие и густые,
чуть подернутые зеленью. За ними уже темнела стена невысокого леса.
     За обедом или, вернее, за закуской с чаем, сваренным на остатке дров,
найденных по  нартам,  обсуждали важный  вопрос  -  как  двигаться дальше.
Байдара,  нарты,  собаки уже не были нужны, так как в котловине не было ни
снега, ни достаточно больших рек для плавания.
     Вести с  собой тридцать собак и  заботиться об  их корме было слишком
стеснительно для передвижения. Ввиду обилия дичи собаки доставили бы много
хлопот,  разбегаясь для ее преследования,  а вести их на привязи - значило
бы  все  внимание  уделять  им  и   занять  трех  членов  экспедиции  этой
непроизводительной работой.  Запрячь собак в нарты и ехать на них по траве
и  по  лесам  -  это  значило  стереть дочиста полозья нарт  и  сделать их
негодными для  обратного пути через льды,  а  также измотать собак трудной
работой.
     Единственным приемлемым  решением  казалось  -  оставить  все  лишнее
имущество и  собак под надзором одного человека тут же у  сугробов;  здесь
было  прохладно,  и  оставшийся мог  уделять  все  свое  время  на  добычу
пропитания себе  и  собакам посредством охоты.  Остальные четверо пешком и
налегке могли предпринять экскурсию по Земле Санникова,  возвращаясь время
от  времени к  этой базе для сдачи собранных коллекций.  Горохов,  знавший
чукотский и ламутский языки, был необходим для сношений в случае встречи с
онкилонами,   поэтому  остаться  сторожить  вещи   и   собак   приходилось
Никифорову.  Последнего несколько смущала необычная обстановка,  но вообще
он,  как и все промышленники Севера, не боялся провести несколько дней или
даже недель в одиночестве;  свора собак представляла достаточную защиту от
хищных зверей,  а  вместе с  тем  доставляла достаточно забот  -  так  что
скучать от безделья не приходилось,
     Выбрали место между двумя сугробами,  поставили палатку и  употребили
конец дня на сортировку вещей.  Идя в глубь котловины пешком,  нельзя было
обременять себя большим грузом; приходилось брать только самое необходимое
- небольшой запас одежды,  белья и обуви,  ружья и заряды к ним, котелок и
чайник, рассчитывая питаться охотой и ночевать под открытым небом.
     К   вечеру