за воспаляются.  Человек слепнет на  несколько дней и
испытывает  колющие  боли,   не  дающие  покоя.  Даже  самые  темные  очки
недостаточны,  если  не  дополнены  густой  сеткой,  закрывающей  с  боков
промежуток  между  лицом  и  стеклом.   Туземцы  носят  самодельные  очки,
представляющие просто  дощечку  с  узким  прорезом,  пропускающим  минимум
света, но и они не всегда спасают.
     Пока  Горохов  и  Никифоров  откапывали  занесенные сугробами  нарты,
приводили в  порядок упряжь и  распределяли груз,  все три путешественника
поднялись на  невысокий холм,  возвышающийся позади мыса,  чтобы осмотреть
местность и  выбрать лучшее  направление пути  через  море;  ясная  погода
позволяла видеть вдаль на большое расстояние.
     Снеговая равнина моря,  где  зимние  пурги  свирепствовали на  полном
просторе,  в  разных местах нарушалась более или менее широкими и длинными
полосами торосов в виде очень неровных белых валов с торчащими то тут,  то
там глыбами льда, на которых снег не мог удержаться и которые просвечивали
бледно-зеленым светом; иные сверкали, как зеркало, отражая солнечные лучи.
Местами видны были темноватые площади среди белых; но это были не полыньи,
а  места,  где  снег  был  дочиста сметен с  гладкого льда.  Только вдали,
километрах в сорока, полоса низкого белого тумана выдавала открытое море -
полынью,  которая тянулась по  всему горизонту,  так  что  обойти ее  было
невозможно;  при пасмурном небе площади открытой воды узнаются по  темному
пятну, которое они обычно отражают на светло-серой пелене облаков.
     Эта полоска тумана закрывала лежащую за полыньей снеговую равнину, но
на  самом горизонте на  севере виднелось что-то  темное,  выдававшееся над
туманом.
     - Вот,  кажется,  виден остров Беннетта!  -  воскликнул Ордин, первый
обративший внимание на это место горизонта.
     Горюнов и Костяков взглянули в указанном направлении, и первый сейчас
же взял засечку по компасу.
     - Это  не  остров Беннетта,  -  сказал он.  -  Остров находится много
восточнее и с Котельного не виден -  он слишком далек.  Если это не мираж,
то мы видим Землю Санникова. По Толлю, она должна быть в этой стороне.
     Двое вытащили бинокли,  а  третий -  старую подзорную трубу,  подарок
Шенка <для поисков Санниковой Земли>.  Темные массы то исчезали за туманом
полыньи,  то появлялись.  Тем не менее удалось рассмотреть,  что это целая
цепь довольно острых темных вершин,  на которых белели полосы и целые поля
снега, рассекавшие цепь на отдельные части. Эта цепь тянулась на некоторое
расстояние,  а затем быстро исчезала,  понижаясь в обе стороны.  До нее по
прямой линии было не меньше ста двадцати - ста тридцати километров.
     - Несомненно земля!
     - Да, и очень высокая и гористая!
     - Почему же она не вся в снегах?
     - Очевидно,  склоны  гор  слишком круты,  чтобы  на  них  повсюду мог
удержаться снег.
     - Но  на таких крутых горах не может быть места ни для гусей и  уток,
ни для онкилонов.
     - Среди гор есть и долины.
     - Во  всяком случае,  это  не  мираж,  а  Земля Санникова!  -  заявил
Горюнов.  - Она расположена в той части горизонта, где ее видели и Толль и
сам Санников.  Мираж не  может быть всегда на  одном и  том же  месте.  Он
образуется над полыньями,  а последние меняют место, как мираж меняет свои
очертания.
     Подзорная  труба  оказалась  лучше  хороших  биноклей,   и  Костяков,
обладавший ею,  заявил,  что различает две гряды:  переднюю пониже и почти
сплошь белую, а заднюю выше, с черными скалами.
     - А между грядами,  несомненно,  есть долина,  и,  может быть,  очень
широкая!
     - И в ней онкилоны, живущие вне досягаемости! - заметил Ордин.
     - А  мы  хотим нарушить их  мирное существование своим появлением!  -
прибавил Костяков. - Трудно даже представить себе людей, которые несколько
веков уже оторваны от всего мира.
     Визг,  вой и лай собак,  донесшиеся на холм снизу,  прервали беседу и
напомнили,  что  пора отправляться в  путь.  Если нет  пурги или жестокого
мороза, то собаки с нетерпением ждут отъезда и по-своему выражают радость,
когда видят,  что все готово.  Горюнов еще раз взял по компасу направление
на таинственную землю, и все трое спустились к поварне.
     - Однако, землю сегодня видно? - встретил их вопросом Горохов.
     - Отлично видно, никакого сомнения быть не может! - сказал Горюнов.
     - Надо поглядеть!  Пока вы пьете чай,  я успею сбегать. Я ведь только
раз видел, и то плохо.
     Взяв  у  путешественников бинокли,  оба  промышленника отправились на
холм.  Собаки,  заметив,  что одни люди ушли в поварню,  а другие на гору,
затихли и улеглись в своих упряжках на снег.
     Спустившись с  холма,  Горохов  и  Никифоров подтвердили,  что  Землю
Санникова отлично видно и на том самом месте,  на котором они наблюдали ее
раньше.
     Вскоре маленький караван спустился с мыса на море и пошел почти прямо
на север.  Собаки, отдохнувшие за три дня, везли бойко, несмотря на то что
нарты получили добавочный груз в  виде дров,  запасенных на  целую неделю.
Хотя переход до земли можно было сделать дня в  три,  но пурга могла опять
разразиться и задержать движение;  ночевать же без возможности согреть чай
и пищу при жестоком морозе очень тяжело.
     Подвигались то  быстро по  ровным местам,  то  медленно,  преодолевая
торосы.  К  вечеру прошли километров сорок и  остановились на ночлег среди
широкой  полосы  торосистого льда,  выбрав  ровное  местечко  под  защитой
больших глыб.  Быстро  раскинули палатку,  зажгли костер,  сварили ужин  и
потом посидели часок у  огня,  который бросал красные отблески на  зеркала
льдин.  Солнце  исчезло на  западе;  на  юге  сквозь легкую пелену туч  то
показывалась, то исчезала прибывшая луна; на севере слабо играли сполохи -
северное сияние - в виде желтоватых дуг и столбов, хорошо заметных, только
когда луна скрывалась за тучей.
     Перед тем  как  лечь  спать,  Горюнов вскарабкался на  гребень тороса
осмотреть горизонт.  Показалась луна,  и снеговая равнина,  валы торосов и
глыбы засияли мягким голубоватым светом.  С юга тянул холодный ветерок,  и
там  на  горизонте чернели  тучи,  на  фоне  которых  плоским горбом  чуть
выделялся Котельный остров.
     На следующий день погода была хмурая и южный ветер усилился.  Горохов
и  Никифоров ждали пургу и  подгоняли собак.  Но  лед стал очень неровным,
широкие пояса торосов встречались чуть не  на каждом километре,  и  вперед
подвигались медленнее, чем накануне. На сером небе впереди с утра уже ясно
выделилась темная полоса,  указывавшая широкую и длинную полынью. К вечеру
последняя была уже настолько близко, что можно было расслышать шум волн. С
перевала через  высокий  торос  наконец  увидели в  полукилометре открытое
море, покрытое беляками волн и отдельными плавающими льдинами; оно уходило
на север,  казалось,  до горизонта. Назавтра предстоит переезд через него,
если не помешает пурга.
     Поэтому решили подъехать ближе к  краю льда для более быстрого спуска
байдары и  удобной ее нагрузки;  так как ветер дул с  юга,  то нельзя было
опасаться, что море начнет ломать лед с этой стороны. На ночлег устроились
среди  льдин  последнего тороса,  шагах  в  полутораста от  открытой воды,
выбрав ровную площадку,  на  которой с  трудом уместились нарты,  собаки и
палатка;  с  юга и запада эта площадка была защищена огромными отвесными и
наклонными льдинами,  и вообще этот торос изобиловал ими, свидетельствуя о
том,  что  при  последнем северном ветре здесь был  страшный нажим ледяных
полей друг на друга.
     Под защитой льдин и  с огоньком у входа в палатке было тепло и уютно.
Между тем  ветер к  ночи усилился и  пурга разразилась.  При  свете костра
видно было,  как в темном небе на пять - шесть метров над палаткой несутся
целые  потоки  снежинок,   сложенные  из  изгибающихся,   переплетающихся,
волнующихся струй и струек.  Под напором ветра толстые льдины содрогались,
а сквозь свист и гул по временам раздавались как будто резкие выстрелы.
     - Это что такое? - испуганно воскликнул Костяков, когда такой выстрел
послышался впервые.
     - Во льду образовалась новая трещина, - ответил Горюнов.
     - Лед трещит, - подтвердил Горохов спокойно.
     - А наше убежище не может разломать?
     - Если ветер повернет кругом и подует с севера, тогда пожалуй, потому
что  волна будет бить  в  край  нашего ледяного поля и  начнет поднимать и
ломать его. А пока ветер с юга - опасаться нечего.
     - А жутковато здесь,  Матвей Иванович,  -  сказал Никифоров, - что ни
говорите!  Подумать  только:  сидим  мы  спокойно,  трубочки,  потягиваем,
калякаем, а под нами всего аршина два льду и бездонная бездна! Там, промеж
островов, все-таки спокойнее - море неглубоко, земля близко.
     - Не все ли равно,  сколько глубины под нами,  -  двадцать ли, сто ли
метров! - засмеялся Ордин. - И там и тут утонем, если лед провалится.
     - Все-таки здесь страшнее, потому что моря и земли не видно.
     - А ты залезь под шубу и засни, может, и увидишь! - пошутил Горохов.
     - И то правда,  заляжем-ка,  проспим до утра,  там на свету спокойнее
будет.
     Но  спали все-таки тревожно,  потому что,  лежа на льду,  слышали еще
лучше,  как то ближе,  то дальше образуются трещины.  Собаки также, против
обыкновения,  спали беспокойно,  и то одна, то другая начинала ворчать или
завывать.  Горохов несколько раз вставал и  выглядывал из  палатки,  чтобы
убедиться, не меняется ли направление ветра.
     Когда рассвело и все проснулись, он успокоил остальных словами:
     - Ни зги не видно, задувает по-прежнему, можете не вставать.
     Провалялись до позднего утра, когда голод поднял всех. Развели огонь,
поставили чайник.  Горохов и  Никифоров пошли  кормить собак,  сбившихся в
кучу  между двумя нависшими льдинами,  где  ветер совсем не  чувствовался.
Пурга начала менять свой характер -  то затихнет минут на пять, на десять,
так что небо начинает проясняться,  то заревет с удвоенной силой. Во время
одного затишья Горохов вскарабкался на  высокую льдину,  огляделся кругом,
протяжно свистнул и закричал:
     - Однако, паря, мы куда-то поплыли, кругом вода!
     Все,  перепуганные,  полезли к нему на льдину и увидели,  что на юге,
откуда вчера пришли по льду,  чернеет сквозь снежную мглу море;  на севере
тоже чернела вода,  а на запад и восток тянулся торос, но насколько далеко
- нельзя было разобрать.  Вглядываться долго не пришлось, потому что новый
порыв  ветра застлал все  снегом и  согнал их  вниз.  Пришлось вернуться в
палатку.
     - Я  думаю,  -  сказал Горюнов,  -  что ледяное поле,  на  котором мы
находимся,  было слабо припаяно к остальным.  Когда лед потрескался, напор
ветра оторвал наше поле и погнал по морю.
     - Но куда?
     - Очевидно, на север, куда он дует.
     - Но если в этой части моря есть течение,  то нас может унести далеко
на запад или на восток!
     - Конечно, может.
     - Что же нам делать?
     - Ничего  сделать нельзя.  В  такую  погоду плыть  на  нашей  байдаре
опасно. Остается ждать, пока пурга не кончится.
     - А если льдину еще разломает?
     - Если ее  до  сих  пор  не  разломало,  то  будем надеяться,  что не
разломает и впредь, по крайней мере, пока не натащит на другое поле или не
прибьет к сплошному льду.
     - На  этот случай не  мешало бы приготовить нашу байдару и  сложить в
нее все вещи.
     - Правильно! - заявил Горохов.
     Позавтракав,  занялись разгрузкой нарт и  соединением частей байдары.
Потом сложили в нее груз и нарты,  оставив только палатку и постели в ней,
убрать  которые  можно  было  при  первых  признаках опасности.  Время  от
времени,  когда ветер затихал,  лазили на льдину, но видели по-прежнему на
севере и  на  юге море,  от которого в  обе стороны их отделяло расстояние
метров по сто.
     Так прошел день.  Пурга свирепствовала по-прежнему.  Поужинав,  долго
сидели при свете догорающего огня.  Настроение было тревожное; по временам
казалось,  что  лед  колеблется под  ногами.  Но  выстрелов,  показывающих
образование  новых  трещин,   с   утра  уже  не  было  слышно.   Очевидно,
оторвавшееся поле  было  достаточно прочно.  Ночью  дежурили поочередно на
всякий случай.  Ветер стал ослабевать,  и  по временам сквозь снежную мглу
даже показывалась луна в виде тусклого, расплывшегося пятна.
     Ордин, которому досталось последнее дежурство, на рассвете задремал и
проснулся от солнечного луча, осветившего его лицо. С удивлением он увидел
взошедшее уже солнце и над собой бледно-голубое небо.  Ненастье кончилось,
ветер  дул   сравнительно  слабо,   часто  затихая;   свежий  снег   начал
ослепительно сверкать.
     Быстро вскарабкался Ордин на  льдину и  увидел на  юге  до  горизонта
синеющее  море  с  зайчиками на  мелкой  волне;  на  западе  ледяное  поле
кончалось в  полукилометре,  на  востоке -  еще ближе.  На севере,  совсем
близко  за   полосой  воды,   виднелся  край   сплошного  льда,   медленно
приближавшийся. Ордин поспешил разбудить остальных. Все залезли наверх.
     - Если бы восходящее солнце не показывало сразу, где у нас север, где
юг,  я бы подумал,  что море к северу от нас,  как и раньше!  - воскликнул
Костяков.
     - Да, нам удивительно повезло! - заявил Горюнов.
     - Вместо  того  чтобы  плыть  в  байдаре  и  хлопотать с  нагрузкой и
выгрузкой,  мы лежали себе спокойно в палатке,  а пурга перевезла нас сама
через море.
     - Словно на плашкоте через речку переправились, - прибавил Горохов.
     - И на казенный счет, ничего не заплатимши, - рассмеялся Никифоров, -
по нашему открытому листу!
     - Попугала нас  пурга-матушка только немного для острастки,  чтобы не
баловались! - сказал Костяков.
     - А  что,  причалит она  нас к  берегу или придется все-таки спускать
байдару? - заметил Ордин.
     - Будем  надеяться,  что  причалит.  Плыть  уже  немного,  а  ветерок
задувает, и наш торос хорошо парусит.
     - Пока  что  давайте завтракать и  в  путь  готовиться,  -  предложил
Горюнов.
     Так как ветер был слабый,  льдина, так удачно послужившая паромом для
экспедиции,  подвигалась вперед медленно.  Успели позавтракать,  разобрать
байдару,  уложить нарты и взобрались опять на торос, чтобы выжидать момент
причала  парома  к  краю  неподвижного льда.  Пришлось ждать  около  часа;
наконец почувствовалось сотрясение всего поля,  и на глазах у наблюдателей
вдоль линии соприкосновения начало крошить лед и вздымать обломки торосом.
Но напор был слабый, торос вышел пустяковый, и паром успокоился.
     - Причалили! - воскликнул Горохов.
     Вооружившись топорами и лопатами для очистки дороги,  путешественники
подъехали к  краю парома и,  выбрав более ровное место,  в  короткое время
переправились на неподвижный лед.
     Никифоров  с  комической  важностью  поклонился  покинутой  льдине  и
крикнул:
     - Спасибо, парень, за перевоз! Молодцом прокатил, что и говорить!
     Предполагая,  что  ледяной паром  не  очень уклонился от  направления
маршрута.  Горюнов  повел  нарты  на  север,  рассчитывая с  высоты  более
крупного тороса увидеть Землю  Санникова и  ориентироваться по  ней.  Путь
сначала был  очень труден,  один  торос сменялся другим,  и  к  обеду едва
сделали десять  километров.  Эти  торосы  совершенно закрывали вид  вдаль.
Наконец около  полудня начался более  ровный лед,  и  на  горизонте сквозь
дымку чуть  показались острые вершины таинственной земли,  все  еще  очень
далекой.
     - Третий день едем,  а будто нисколько не виднее стала она!  - заявил
Горохов таким странным тоном,  что Горюнов,  стоявший рядом с ним, обратил
на это внимание.
     - Ты что-то нехорошее надумал, Никита, - сказал он.
     - Верно. Сомнительно мне стало. Не к добру нас льдина так чудно через
море перевезла,  Матвей Иванович.  И подумалось мне,  что это не земля,  а
марево. Завлечет нас, все будет маячить вдали и манить. Заедем так далеко,
что и вернуться нельзя будет.
     - Ну,  пустяки ты надумал!  -  рассмеялся Горюнов. - Вот увидишь, еще
день-другой - и рукой подать будет до этой земли.
     - А я полагаю,  что если завтра ее не будет видно, так, чтобы не было
сомнений, нам лучше повернуть назад, пока не поздно.
     Горюнов прекратил разговор и взял направление на землю. Она оказалась
уже  на  северо-востоке -  очевидно,  паром  снесло  ветром  или  течением
порядочно на запад.  Пришлось изменить направление маршрута.  Более ровный
лед  позволил  двигаться  быстрее,  и  к  вечеру  прокатили  еще  тридцать
километров.  Перед закатом горизонт совсем прояснился,  и  путешественники
увидели уже совершенно ясно, без помощи бинокля, цепь остроконечных черных
вершин,  поднимавшихся над  плоским белым горбом.  Даже Горохов как  будто
успокоился.
     Еще два дня шли в том же направлении, но из-за пасмурной погоды земли
не  было  видно:  тучи низко стлались по  небу и,  очевидно,  скрывали ее.
Наконец на  третий день,  вскоре после  обеденного привала,  торосы совсем
прекратились, и  снеговая  равнина,  покрытая  застругами,  начала заметно
подниматься. Собаки сразу замедлили свой бег.
     - Уж не земля ли под нами? - воскликнул Ордин.
     - Подлинно земля!  -  подтвердил Никифоров. - В гору поехали, собачки
ясно показали.
     В это время сквозь рассеявшиеся на минуту тучи впереди,  в нескольких
верстах, показалась как будто высокая белая стена.
     - Пока,  кроме снега, ничего нет на этой земле! - проворчал Костяков.
- Горы куда-то скрылись.
     - Вот нетерпение! За белой стеной и горы увидим. А вот вам и кое-что,
кроме снега!  - Горюнов указал вправо, где что-то чернело в сотне шагов от
каравана.
     Все трое устремились к этому месту.  Ордин вынул из-за пояса молоток,
готовясь вступить в  рукопашную схватку со  скалой,  потому что  это  была
плоская,   гладкая  скала,  выдававшаяся  бугром  над  снеговой  равниной.
Поверхность ее  была  отполирована снежинками,  которые  проносили по  ней
пурги.  Но с  помощью зубила,  вставленного в  трещинку,  удалось выломать
кусок породы. Ордин внимательно осмотрел ее и заявил:
     - Это, пожалуй, базальт.
     - Что и следовало ожидать,  -  заметил Горюнов.  -  Эта вулканическая
порода,  по-видимому, очень распространена на островах Ледовитого океана и
свидетельствует, что здесь когда-то были громадные излияния лавы.
     - Эх, и тепло было тогда здесь! Не то что теперь! - прибавил Костяков
тоном сожаления.
     Кусок   базальта   торжественно  поднесли  Горохову,   оставшемуся  с
Никифоровым у нарт.  Это было лучшее доказательство, что под ногами земля,
край таинственной Земли Санникова, на которую, может быть, впервые ступила
нога человека.
     Медленно поднимаясь вверх по уклону,  караван часа через два очутился
у подножия белой стены,  которая оказалась тоже откосом,  но более крутым.
Она  тянулась,   насколько  видно  было  сквозь  легкий  туман,  окутавший
местность,  далеко в обе стороны, преграждая путь. Приходилось подниматься
вверх,  но не прямо,  а наискось. Снег, уплотненный пургами, был настолько
тверд, что даже полозья тяжелых нарт слабо врезывались в него.


                       На пороге обетованной земли

     Медленно,  длинными зигзагами поднимался караван по белому склону все
выше и выше, и казалось, конца не будет подъему; легкий туман, окутывавший
склоны,  не позволял видеть его гребень,  и снеговой откос скрывался уже в
сотне шагов в сероватой мгле.
     - Вот так высокая гора!  -  воскликнул Горохов при одной из остановок
на повороте, необходимых для отдыха собакам.
     - Мы,  вероятно,  попали очень неудачно на  склон одной из  окраинных
гор, вместо того чтобы пройти в долину, - предположил Ордин.
     - Весьма возможно,  что  весь  южный  край  земли  таков,  -  заметил
Горюнов.  - Вспомните, что мы видели впереди скалистой горной цепи высокий
снежный  вал,   протянувшийся  далеко;   вот  на  него  мы,   очевидно,  и
поднимаемся.
     - Странная земля!  -  сказ