й  не  свалишь,   а   раненный,   он
рассвирепеет, и нам придется плохо,
     - Пустим в него две или три пули - за этим дело не станет!
     Горюнов с видимой неохотой согласился на это убийство редкого и почти
ручного животного,  но сам не стал стрелять. Онкилоны очень обрадовались и
с  громадным интересом стали  следить за  действием молний белых  людей на
бога вампу.  Ордин и Костяков выстрелили одновременно в ближайшего старого
мамонта,   который  стоял  боком  и  снова  собирался  дремать.   Животное
пошатнулось, ринулось вперед, потом метнулось в сторону и, испустив глухой
рев,  упало на  колени и  затем рухнуло всей массой на бок.  Остальные три
мамонта, испуганные выстрелами, отбежали немного в сторону, остановились и
повернулись назад,  ожидая,  что  упавший  почему-то  товарищ поднимется и
присоединится к ним; они призывали его громкими трубными звуками.
     Охотники и  онкилоны подошли к раненому мамонту,  который еще шевелил
судорожно хоботом и ногами; при виде подошедших людей он немного приподнял
голову,  но  тотчас бессильно опустил ее,  испустив тяжелый вздох.  В  его
маленьких черных глазах как  будто  светился укор  убийцам.  Но  скоро они
остановились,  и  животное затихло.  Ордин вынул рулетку и  стал  измерять
мамонта.  Костяков помогал  и  записывал,  а  онкилоны,  окружив  труп,  с
удивлением следили  за  этими  манипуляциями,  в  которых они  подозревали
заклинания,   производимые  белыми  людьми  над   убитым  богом  с   целью
умилостивить его дух.  Собаки,  не теряя времени,  принялись лакать кровь,
вытекавшую из большой раны и сбегавшую по брюху на траву.
     Запятые работой,  а также зрители не заметили,  что остальные мамонты
постепенно приблизились к ним шагов на сорок и остановились,  рассматривая
странных двуногих,  которые  окружили их  товарища,  не  желавшего встать.
Собаки первые почуяли их близость и  с громким лаем бросились к ним.  Люди
оглянулись и замерли в нерешительности -  бежать ли к опушке, не дожидаясь
нападения мамонтов,  или  начать  наступление.  Собаки,  не  добежав шагов
десяти до животных,  надрывались от лая и визга,  хотя поджали хвосты и не
смели  приблизиться.   Звери  с   удивлением  рассматривали  этих  дерзких
карликов,  которые осмеливались надоедать им  своими звуками.  Наконец им,
видимо,  надоело слушать лай,  и они, повернувшись, величественно отошли к
другому краю поляны, где стали кормиться, обрывая ветки деревьев.
     Онкилоны  успокоились и,  когда  Ордин  кончил  описание и  измерение
мамонта,   приступили  к  снятию  шкуры  и  срезанию  мяса.  В  это  время
разведчики, посланные немедленно после выстрела по следам вампу, вернулись
и  сообщили,  что  на  соседней поляне  они  нашли  только  что  брошенное
стойбище.  Горюнову захотелось осмотреть его, и он позвал с собой Горохова
и   одного  из  разведчиков,   предоставив  остальным  производить  работу
мясников.
     Стойбище оказалось у  подножия большого развесистого тополя,  росшего
среди  небольшой поляны.  Трава  вокруг дерева была  вытоптана,  на  земле
лежали  несколько звериных шкур,  грубо  вырезанные деревянные чашки,  две
тяжелые дубинки и несколько копий.  Костер еще не совсем потух,  и над ним
склонились палочки с полуобгоревшими кусками мяса.  Испуганные выстрелами,
вампу бросили свой недоконченный ужин; повсюду валялись обглоданные кости,
а на суке висела задняя нога лошади, судя по свежей шкуре, разостланной на
траве.
     Осмотрев стоянку,  Горюнов собирался уже  уходить,  захватив одну  из
чашек в качестве образца изделий вампу, когда онкилон обратил его внимание
на  то,  что на дереве находится <гнездо> вампу,  в  котором,  может быть,
спрятались караульщики богов.  Но  это предположение было неосновательно -
вампу не  оставили бы внизу свое оружие и  палочки с  мясом.  Их воздушное
жилище было,  конечно, пусто. Поэтому Горюнов захотел осмотреть его, и все
трое полезли наверх,  что было не трудно, так как дерево было развесистое.
Гнездо оказалось почти на вершине,  где главный ствол делился на несколько
толстых сучьев,  полого расходившихся в  стороны;  на  сучья были положены
тонкие бревна,  а поверх сделана пастилка из жердей, представлявшая грубый
помост;  часть последнего была  защищена от  дождя навесом,  сплетенным из
ветвей и тростника.  Под ним лежали шкуры -  постель и одеяла вампу.  Пара
дубинок,  кожаная  праща  и  куча  голышей  для  метания,  несколько копий
составляли убогий инвентарь приюта,  в котором первобытные люди укрывались
от ночных хищников.  Несколько просветов,  проделанных в  листве в  разные
стороны, служили для наблюдения за окрестностью, в том числе и за поляной,
на которой паслись мамонты;  часть ее была видна,  и Горюнов мог различить
группу онкилонов; копошившихся вокруг добычи.
     Пока посетители осматривали гнездо и окрестности, на опушку поляны из
кустов   вышел   вампу,   осмотрелся  и   замахал  рукой,   вызывая  своих
попрятавшихся соплеменников. Тотчас же по соседству вылезли женщина и двое
детей,  и все четверо направились к дереву. В это время их заметил Горохов
и прошептал несколько испуганно:
     - Караульщики богов возвращаются! Что нам делать? Стрелять в них?
     Онкилон уже  достал  из  колчана стрелу  и  собирался натянуть тетиву
лука, когда Горюнов остановил его движением руки.
     - Посидим смирно и понаблюдаем,  что будут делать вампу,  - сказал он
Горохову.
     - А если они полезут наверх?
     - Днем им тут делать нечего, а внизу их еда.
     - Но как же мы уйдем отсюда?
     - Испугаем их выстрелом! Ах, черт возьми, мое ружье осталось внизу.
     - Вот те раз! Они его найдут и испортят.
     - Не  дадим,  ваше ружье ведь здесь.  А  мое осталось по  ту  сторону
ствола - они могут и не заметить.
     Во время беседы застигнутые на дереве улеглись на шкуры вокруг выреза
в  помосте,  с  которого видна была  площадка стойбища у  подножия.  Семья
вампу,  подойдя к дереву, уселась на корточках вокруг огнища; у женщины на
руках был  грудной ребенок;  мальчик лет  двенадцати имел уже  украшение в
виде палочки в носу,  а девочка лет шести еще не была изуродована.  Увидев
обуглившееся мясо, мужчина издал несколько отрывистых звуков, мало похожих
на  человеческую  речь,  но понятых мальчиком,  который побежал к опушке и
вернулся с охапкой хвороста. В это время женщина отгребла золу, освободила
тлевшие  еще  угли  и,  покрыв их хворостом,  вздула огонь.  Девочка взяла
палочку с мясом и стала отковыривать сгоревшую корку и поедать  уцелевшее.
Мужчина нашел среди валявшихся костей кусок кремня, служивший ножом, встал
и стал отрезать от лошадиной ноги  куски  мяса,  которые  бросал  женщине;
небольшие  обрезки  он поедал сырыми.  Женщина нанизывала мясо на палочки,
откусывая время от времени кусочки,  а мальчик втыкал  палочки  у  огня  и
следил  за  ними.  Вдруг  младенец,  лежавший на земле,  запищал;  женщина
подняла его,  зажала между коленями и сунула ему в рот черный сосок  своей
обвислой груди, после чего продолжала заниматься мясом.
     Мужчина  внезапно  прекратил  работу  и  стал  прислушиваться,  потом
проворчал что-то,  указав  пальцем  в  сторону  поляны  мамонтов;  женщина
подняла голову,  видимо  встревоженная,  дети  вскочили.  Очевидно,  вампу
услышали крики онкилонов,  доносившиеся с поляны. Мужчина бросил кремень и
обогнул дерево,  намереваясь влезть наверх и  посмотреть,  что делается на
поляне.  Тут он увидел ружье Горюнова, висевшее на сучке. Он издал громкий
крик изумления, женщина и дети подбежали: все с удивлением смотрели на эту
странную блестящую дубину, каким-то чудом повисшую на их дереве. Видя, что
предмет не змея,  остается неподвижным и не издает никаких звуков, мужчина
осмелел и протянул к нему руку, но женщина в испуге удержала ее, завязался
спор;  наконец вампу грубо оттолкнул жену,  дрожащими руками снял  ружье с
сука и,  держа далеко от себя,  понес к костру,  присел на корточки и стал
рассматривать.  Женщина  и  дети,  убедившись,  что  странный  предмет  не
кусается  и  лежит  спокойно на  коленях,  приблизились.  Постепенно вампу
осмелел,  стал гладить пальцами блестящий ствол, приклад, заглянул в дуло,
даже дунул в него,  потом стал трогать курок и собачку - и внезапно грянул
выстрел.
     Женщина с  воплем откинулась на  спину,  младенец покатился по земле,
попал  ручкой  в  костер и  завопил;  дети  отскочили в  сторону;  мужчина
отшвырнул  ружье.  Еще  мгновение  -  и  дети  пустились бежать;  женщина,
подобрав  ребенка  и  держась  рукой  за  голову,   вероятно  контуженная,
устремилась за ними, завывая. Вампу отбежал в сторону на несколько шагов и
остановился.
     Все  было тихо,  огонь спокойно горел,  предмет,  так  испугавший их,
лежал неподвижно на земле в нескольких шагах от дерева. Шаг за шагом вампу
стал  возвращаться назад -  его  ужин опять был  прерван и  мясо горело на
огне.  Он подошел к костру и протянул руку,  чтобы убрать палочки с мясом,
как вдруг над сто головой прогремел гром,  что-то ударило в костер, угли и
головешки разбросало в стороны.
     Теперь и мужчина струсил не на шутку -  с дикими воплями он побежал к
опушке,  где женщина и дети остановились и не знали,  что делать. При виде
бегства мужчины они тоже скрылись в кустах.
     - Ну,  теперь они  долго не  вернутся,  -  сказал Горохов,  пустивший
разрывную пулю  в  костер.  -  Теперь  дерево у  них  будет  заколдованное
навсегда.
     Онкилон хохотал до  слез.  Горюнов тоже  смеялся.  Все  трое слезли с
дерева,  подобрали ружье;  онкилон предварительно поджег гнездо,  а  внизу
бросил дубины и  копья в  костер;  Горохов воткнул палочки с  мясом в кору
дерева  высоко  над  землей  и,  найдя  среди  костей  человеческий череп,
водрузил его  на  лошадиную ногу,  которую снял  с  дерева  и  прислонил к
стволу,  на темя положил кремень,  которым вампу резал мясо,  а в глазницы
засунул по угольку.
     - Если они осмелятся прийти сюда вскоре,  -  сказал он, - то припишут
все эти штуки колдовской силе и еще больше будут бояться наших выстрелов.
     Возвращаясь  на  поляну  мамонтов,  шутники  встретились с  остальным
отрядом, уже спешившим к ним на помощь. Услыша выстрел, потом другой и рев
вампу, Ордин и Костяков подумали, что ушедшие подверглись нападению вампу,
и  оторвали онкилонов от свежевания.  Узнав,  в  чем было дело,  все много
смеялись происшествию с ружьем.
     На поляне уже были разведены костры,  и  Аннуир готовила ужин;  хобот
мамонта оказался превкусным блюдом,  но  бифштексы из  филе  были  немного
жестки,  может быть  потому,  что  им  не  дали вылежаться.  Но  мяса было
столько, что можно было повторить опыт и позже.
     Тяжело  нагруженные  шкурой,  бивнями  и  мясом,  на  следующий  день
охотники направились уже  прямо  к  стоянке  Амнундака,  которой  достигли
только вечером.
     Вождь онкилонов уже снаряжал большую экспедицию для поисков пропавших
чужестранцев.  Землетрясение сильно напугало онкилонов,  на памяти которых
подобного еще не было.  В  некоторых землянках бревна навесов выскочили из
гнезд и,  упав  вместе с  дерном на  просыпавшихся людей,  многих ушибли и
несколько детей убили.  Выскочив из  жилищ,  перепуганные онкилоны видели,
как  качались деревья,  и  слышали,  как  с  грохотом падали глыбы камня с
обрывов;  подземные удары валили их с ног.  Потом разразилась гроза, какой
не запомнили старики, а потоки дождя мочили людей, не решавшихся вернуться
в землянки; двери на последних размыло, и вода подмочила постели и одежду.
     Сопоставляя это бедствие с недавним нападением вампу, онкилоны начали
думать,  что несчастия,  предсказанные их предкам в связи с приходом белых
людей,  действительно начались, а эти люди как раз скрылись, и неизвестно,
вернутся ли  еще или исчезнут так же  таинственно,  как появились.  Отряд,
посланный по  сигналу барабанов из  крайнего стойбища на  поиски в  долину
Тысячи Дымов,  не  нашел там  никого,  и  Амнундак был  сильно встревожен;
приходилось искать пропавших во  владениях вампу и  для этого собрать всех
воинов.  Возвращение потерявшихся успокоило тревогу, а шкура, бивни и мясо
мамонта увеличили радость племени.
     Землянка  путешественников  благодаря  лучшей  конструкции  почти  не
пострадала от землетрясения,  и в ней жила два дня часть рода вождя,  пока
чинили его полуразрушенное жилище.


                             Священное озеро

     Шаман  заявил  Амнундаку,  что  по  случаю благополучного возвращения
чужеземцев,  не покинувших онкилонов в дни бедствия, должна быть принесена
жертва богам у священного озера. Путешественники, узнав из расспросов, что
в это озеро стекаются все воды котловины,  были рады случаю посетить его и
выяснить,  куда же  уходит эта  вода.  Жертва была назначена через два дня
после их возвращения.
     Воины всего рода во  главе с  Амнундаком и  путешественники выступили
рано утром на юго-запад; в хвосте отряда вели белого жертвенного оленя, по
бокам которого шествовали шаман и его ученик,  всю дорогу бившие в бубен и
певшие заклинания. Миновав ряд полян и промежуточных лесов, часа через два
дошли до  небольшого озера,  расположенного у  самой окраины котловины.  С
двух  сторон  его  берега  состояли  из  крупных  и   мелких  глыб  черной
базальтовой лавы,  под  которыми всюду слышалось журчание воды,  стекавшей
под  россыпью к  озеру;  с  двух  других  сторон непосредственно из  озера
отвесно  поднимались базальтовые стены  окраины на  высоту  нескольких сот
метров,  отражавшиеся в зеркале воды вместе с кусочком синего неба. В этот
глубокий полуколодец солнечные лучи проникали даже летом только в  течение
двух - трех ранних часов, когда солнце находилось на северо-востоке; позже
озеро  все  время  лежало  в  глубокой  тени.  Черные стены,  уходившие на
головокружительную  высоту,  черные   глыбы   берегов,   черная   вода   в
совокупности   производили  угнетающее  впечатление,  и  недаром  онкилоны
признали озеро священным.
     Большая ровная плита,  немного возвышавшаяся над остальными у  самого
края воды,  служила жертвенником:  на нее взошел шаман с учеником и втащил
оленя.  Амнундак,  путешественники и воины расположились полукругом вокруг
плиты.  Подняв  бубен,  шаман  стал  медленно бить  в  него,  и  благодаря
многократному отражению звуковых волн от отвесных скал по ту сторону озера
получился целый хаос громких звуков.  Не понимая,  что такое эхо, онкилоны
думали,  что духи отовсюду отвечают теми же  звуками.  Помолившись,  шаман
вынул  из-за  пояса  короткий,  но  острый  нож  из  халцедона,  тщательно
выточенный и  насаженный на костяную ручку,  украшенную резьбой;  по форме
нож походил на кинжал и  употреблялся только для кровавой жертвы.  Ученик,
схватив оленя за рога,  пригнул его голову к земле, а шаман сильным ударом
в затылок нанес смертельную рану. Над телом умиравшего оленя возобновились
удары  в  бубен,  а  в  это  время  два  онкилона  принесли  легкий  плот,
изготовленный из  четырех сухих тонких бревен,  и  спустили его на  воду у
края плиты.  С  помощью онкилонов ученик сбросил оленя на плот и оттолкнул
последний от берега.  Шаман в  это время продолжал бить в бубен;  губы его
двигались,  шепча молитвы или заклинания,  но из них не вылетало ни одного
звука - говорить громко на берегу священного озера считалось кощунством.
     Плот  медленно  поплыл  к   середине  озера,   увлекаемый  незаметным
течением.  Наконец он доплыл почти до подножия обрыва и начал кружиться на
одном месте.
     В  глубоком молчании вождь и воины следили за его движением.  И вдруг
из   черной  воды   послышался  глухой  шум,   поверхность  озера   слегка
заволновалась,  и  недалеко от плота стала образовываться плоская воронка,
словно огромное чудовище, скрытое в глубине, начало всасывать в себя воду.
Воронка постепенно углублялась,  шум  усиливался,  послышалось сопение,  и
плот,  схваченный водой, уходившей вглубь, исчез в пучине; мелькнули концы
бревен,  рога оленя,  и  воронка закрылась.  Еще минута или две видна была
впадина в этом месте,  а затем зеркало озера восстановилось и лежало перед
зрителями такое же спокойное, как и прежде.
     Как только плот исчез в черной пучине,  шаман перестал бить в бубен и
возгласил глухим шепотом:
     - Священная вода приняла жертву!
     Поклонившись озеру,  он  спустился с  плиты,  и  весь  отряд двинулся
обратно.  Путешественники могли  теперь  обменяться своими  впечатлениями.
Озеро наглядно показало им,  куда уходят воды котловины: время от времени,
накопившись в этом бассейне и преодолевая сопротивление, они всасывались в
какой-то подземный канал, по которому и стекали в море.
     - Почему  озеро  считается у  вас  священным?  -  спросил  Горюнов  у
Амнундака на обратном пути.
     - Так сказал шаман,  приведший наших предков на  эту землю.  Он нашел
озеро,  и  на  его берегу духи беседовали с  ним и  открывали ему будущее.
Перед смертью он велел, чтобы его тело похоронили в этой священной воде. С
тех пор всех шаманов хоронят здесь.
     - Как же это делается?
     - Умершего шамана кладут на такой же плот,  как вы видели, с бубном в
руках; в ногах ставят чашу с дарами, в головах - голову жертвенного оленя,
а  шкурой его  покрывают тело.  Новый  шаман  стоит на  жертвенной плите и
молится,  воины всего племени присутствуют.  Плот  носится по  воде взад и
вперед -  шаман прощается со своим народом. Потом вода схватывает умершего
и увлекает вглубь, как вы видели.
     - И ничего не выбрасывает назад?  Неужели не выплывает обратно шкура,
бревно, бубен?
     - Нет,  все исчезает бесследно.  И если бы вода что-нибудь выбросила,
это  был  бы  знак,  что  шаман чем-то  не  угодил духам или сделал что-то
нехорошее в течение своей жизни.
     - Как же делают, если шаман умрет зимой? Озеро ведь замерзает?
     - Священное озеро не  замерзает -  снег лежит на  камнях берегов,  но
вода не покрывается льдом.
     Горюнов  мог   объяснить  себе   это   явление  только  периодическим
всасыванием воды в  подземное жерло,  при  котором захватывается и  тонкий
лед, успевший образоваться на поверхности.
     Возвратившись на стойбище,  путешественники провели почти целый месяц
в  своей землянке,  так как Амнундак не  соглашался больше отпускать их  в
далекие экскурсии.  Они обходили только ближайшие поляны и леса,  всегда в
сопровождении  нескольких  воинов,  наблюдая  жизнь  животных  и  развитие
растительности,  принимая участие в  небольших охотах или занимаясь рыбной
ловлей  на  озерах,  чтобы  познакомиться с  представителями этого  класса
позвоночных.  Впрочем и  погода не  благоприятствовала далеким экскурсиям:
этот  первый летний месяц  был  на  Земле Санникова самым дождливым;  небо
часто  застилалось тучами,  моросил  мелкий  неприятный  дождик.  Но  и  в
дождливые дни  скучать не  приходилось:  пять  молодых женщин  в  землянке
заботились об этом. Знание языка онкилонов, постоянно совершенствовавшееся
благодаря частым беседам с ними,  позволяло вести более свободно разговоры
и  собирать богатые сведения о  нравах,  обычаях,  образе жизни и поверьях
онкилонов.
     У  этого племени не  было  письменности,  но  много устных преданий и
сказок можно  было  записать.  Овладев достаточно языком,  путешественники
приглашали к  себе стариков и старух из соседних стойбищ или сами посещали
их   для  этой  цели.   Путешественников  интересовали  также  религиозные
воззрения племени,  и в этом отношении шаман, как хранитель культа, мог бы
им сообщить всего больше;  но он категорически отказался от этого и вообще
относился к  чужестранцам со  скрытой враждебностью.  Онкилоны же  имели в
этом  отношении  довольно  смутные  и  даже  противоречивые представления,
сводившиеся, в общем, к вере в существование добрых духов на небе и вообще
в воздухе, в облаках, на небесных светилах, и злых - в воде и под землей.
     За  это  время один только раз двоим путешественникам удалось сходить
проведать  Никифо