ексару,  ибо  берег  Сент-Джонса,
казалось, тянулся  здесь  непрерывной  линией.  Вот  почему  только  очень
искусному гребцу, хорошо знакомому с этой бухтой, удалось бы проникнуть  в
нее на своем челне в полумраке наступающих сумерек.
   Вслед за свистком "Шаннона" с  берега  тотчас  же  донесся  троекратный
окрик, и среди высоких прибрежных трав замелькал яркий огонек. От берега к
пароходу плыла, очевидно, какая-то лодка.
   То был простой челнок с одним веслом.  Вскоре  он  приблизился  уже  на
расстояние полкабельтова от парохода.
   Тексар наклонился через борт и, сложив руки рупором, крикнул:
   - Эй!
   - Эй! - отвечали с лодки.
   - Это ты, Скуамбо?
   - Я, господин.
   - Подъезжай-ка ближе.
   Челнок подплыл к пароходу. При свете  факела,  прикрепленного  на  носу
челнока, можно было разглядеть сидевшего в нем человека. То был крепкий  и
сильный, с обнаженным до пояса могучим торсом и спутанной  черной  гривой,
индеец.
   Тексар повернулся к своим друзьям  и  пожал  им  всем  руку,  говоря  с
многозначительным видом: "До свиданья". Затем, кинув угрожающий  взгляд  в
сторону Бербанка, он быстро спустился по трапу и сел в челн к индейцу.
   Несколько оборотов колес - и  пароход  оставил  челнок  далеко  позади;
никто из пассажиров  "Шаннона"  и  не  подозревал,  что  легкое  суденышко
скрылось в чаще прибрежных зарослей.
   - На пароходе одним негодяем меньше, -  заметил  Кэррол,  не  стесняясь
присутствия друзей. Тексара.
   - Он не только негодяй, - сказал Бербанк, - он  опасный  преступник.  Я
ничуть в этом не сомневаюсь, хотя этому мерзавцу и удавалось всегда  выйти
сухим из воды, установив каким-то непостижимым образом свое алиби.
   -  Если  этой  ночью  в  окрестностях  Джэксонвилла   будет   совершено
преступление, - заявил Стэннард, - то Тексар во всяком случае окажется  ни
при чем: ведь он только что покинул "Шаннон".
   -  Ну,  я  в  этом  не  уверен,  -  возразил  Бербанк.  -  После  всего
случившегося я ничуть не удивлюсь, если мне даже  скажут,  что  он  в  это
самое время убил или ограбил кого-нибудь в  пятидесяти  милях  отсюда,  на
севере Флориды... Правда, меня не поразило бы также, если бы  ему  удалось
доказать, что не он виновник преступления... Но довольно говорить  о  нем.
Скажите-ка лучше, Стэннард, вы едете прямо в Джэксонвилл?
   - Да, сегодня же вечером.
   - Ваша дочь ожидает вас?
   - Да, и я тороплюсь к ней.
   - Понятно. А когда вы собираетесь к нам в Кэмдлес-Бей?
   - На этих днях.
   - Приезжайте-ка поскорее,  дорогой  Стэннард.  Вы  же  знаете,  что  мы
накануне важных событий, которые не преминут развернуться  с  приближением
федеральных войск. Не безопаснее ли будет для вас и  Алисы  перебраться  к
нам в Касл-Хаус, чем оставаться в городе, где от южан можно ожидать  любых
безобразий?
   - Вот это мне нравится! Да разве сам-то я не южанин, любезный Бербанк?
   -  Конечно,  южанин,  Стэннард,  но  вы  мыслите,  вы  действуете,  как
северянин.
   Час спустя "Шаннон", уносимый беспрерывно усиливавшимся отливом, прошел
мимо живописной деревушки Мандарен, приютившейся на склоне зеленого холма,
и милях в пяти или шести ниже по  течению  остановился  у  правого  берега
реки.
   Тут была устроена грузовая пристань.  Чуть  выше  по  течению  виднелся
легкий  пирс  -  красивое  деревянное  сооружение,  подвешенное  на   двух
проволочных тросах. То была пристань Кэмдлес-Бея.
   На конце пирса стояли два негра с фонарями в руках, ибо  наступила  уже
ночь.
   Джемс Бербанк простился с мистером Стэннардом и в сопровождении Кэррола
вступил на пирс.
   За ними шла Зерма, которая отозвалась на  окликавший  ее  откуда-то  из
темноты детский голосок.
   - Я здесь, Ди! Здесь!
   - А папа?
   - И папа тоже.
   Фонари стали  удаляться  от  реки,  а  "Шаннон"  продолжал  свой  путь,
повернув  к   левому   берегу.   Тремя   милями   ниже   Кэмдлес-Бея,   на
противоположном берегу реки, он остановился у пристани  Джэксонвилла,  где
высадилась большая часть остававшихся еще на нем пассажиров.
   Здесь, между прочим, сошел на берег Уолтер Стэннард и трое или  четверо
из единомышленников Тексара, с  которыми  тот  расстался  полутора  часами
раньше, когда индеец приехал за  ним  на  челноке.  На  пароходе  осталось
только человек шесть пассажиров, направлявшихся частью в Пабло - небольшое
местечко  близ  маяка  в  устье  Сент-Джонса,  частью  на  остров  Талбот,
находящийся при входе в пролив того же названия, а частью, наконец, в порт
Фернандину.  "Шаннон"  продолжал  плыть  по  реке,  благополучно   миновав
песчаную отмель, и  скрылся  через  час  за  поворотом  бухты  Траут,  где
Сент-Джонс, становясь  вдруг  бурливым,  смешивал  свои  воды  с  сердитым
прибоем океана.



2. КЭМДЛЕС-БЕЙ

   Кэмдлес-Бей  -  таково  название   плантации,   принадлежавшей   Джемсу
Бербанку. Богатый плантатор жил там со всей своей  семьей.  Название  свое
плантация получила от бухты на  Сент-Джонсе,  находящейся  немного  повыше
Джэксонвилла,  на  противоположном  берегу.  Вследствие   такой   близости
плантации к городу  сообщение  между  ними  было  удобным  и  легким:  при
попутном ветре от Кэмдлес-Бея до  Джэксонвилла  можно  было  добраться  на
хорошей лодке за какой-нибудь час. Кэмдлес-Бей находился на расстоянии  не
более трех миль от главного города графства Дьювал.
   Плантация Джемса Бербанка была одной из лучших во всей  Флориде.  Кроме
этих земель, у него еще были большие поместья в штате Нью-Джерси,  который
граничит со штатом Нью-Йорк. Таким образом  Бербанк  мог  считаться  очень
богатым человеком.
   Место  для  плантации  на  правом  берегу  Сент-Джонса   было   выбрано
чрезвычайно  удобное,  как   бы   самою   природою   приспособленное   для
возделывания, и человеку не приходилось затрачивать слишком много  усилий,
чтобы обрабатывать эту плодородную почву.  При  умном  и  распорядительном
хозяине, бывшем в то время в расцвете сил и обладавшем  вдобавок  солидным
капиталом,  при  удачно  подобранном  персонале,  плантация  находилась  в
цветущем состоянии.
   Земли в поместье было четыре тысячи акров [приблизительно 3000 гектаров
(прим.авт.)]; и если в Южных штатах можно было встретить поместья  больших
размеров, то вряд ли где хозяйство  было  так  хорошо  поставлено,  как  у
Бербанка. Господский дом, службы, конюшни, жилища для  рабов,  мастерские,
рельсовая дорога между  плантацией  и  пристанью,  дороги  для  повозок  и
фургонов - все было устроено необыкновенно практично  и  удобно.  На  всей
усадьбе лежал тот отпечаток домовитости и порядка, который  умеют  придать
своему хозяйству обитатели Северных штатов.
   С Кэмдлес-Беем могли сравниться только  лучшие  поместья  Виргинии  или
обеих Каролин.  Высокие  плоскогорья  плантации  как  бы  специально  были
предназначены для хлебных злаков; в низинах разводились кофейные деревья и
какао. Болотистые, топкие равнины с солончаковой почвой отведены были  под
рис и сахарный тростник.
   Известно, что хлопок Флориды и Джорджии  ценится  на  рынках  Европы  и
Америки очень высоко  благодаря  шелковистости  и  длине  его  волокон,  и
хлопковые  поля  с  их  аккуратными   насаждениями,   нежной   зеленью   и
лиловато-желтыми  цветами  составляли  поэтому  одну  из  главных-доходных
статей поместья. Во время сбора хлопка на этих полях, площадью  от  одного
до полутора акров каждое, появлялось множество временных хижин, в  которых
жили невольники  -  женщины  и  дети,  собиравшие  с  кустов  коробочки  и
выбиравшие из них хлопок,  -  операция,  требующая  большой  осторожности,
чтобы не повредить волокон. Затем хлопок сушился на  солнце,  очищался  на
чесальных  машинах  с   зубчатыми   колесами   и   вальцами,   прессовался
гидравлическими  прессами,  упаковывался  в  кипы,  стягивался   железными
обручами и складывался в амбары в ожидании отправки. Погрузка на парусники
или пароходы производилась тут же с пристани Кэмдлес-Бея.
   Кроме  плантаций  хлопка,  у  Джемса  Бербанка  были   также   обширные
насаждения кофе и сахарного  тростника.  Первые  -  заповедные  участки  с
тысячью - тысячью двумястами деревьев  высотой  в  пятнадцать  -  двадцать
футов каждое; цветы их похожи на испанский жасмин, а плоды - на вишенку  с
двумя косточками, которые оставалось лишь извлечь  и  высушить.  Вторые  -
луга, вернее болота, ощетинившиеся высоким тростником длиною от девяти  до
восемнадцати футов, с белыми  султанами,  развевающимися  по  ветру  точно
плюмажи скачущей кавалерии. Сахарный тростник был предметом особого  ухода
в  Кэмдлес-Бее:  сахар  из  него  получался  в  жидком   виде,   а   потом
перерабатывался в рафинад на сахарных  заводах,  хорошо  оборудованных  по
тому времени. Побочными продуктами были  сиропы,  идущие  на  производство
водки, рома и тростникового вина, которое приготовляется из смеси  жидкого
сахара с ананасным и апельсиновым соком. Это  тоже  была  весьма  доходная
статья, хотя и не столь прибыльная, как хлопок.
   Несколько участков с деревьями какао, бататом, маисом,  ямсом,  индиго,
табаком, двести - триста акров рисовых полей - все это давало значительную
прибыль.
   Но был у него еще один источник дохода, приносивший прибыль  не  меньше
чем хлопок: неисчерпаемые лесные богатства  поместья.  Не  говоря  уже  об
апельсиновых, лимонных, манговых и хлебных деревьях,  о  маслинах,  винных
ягодах, перце и корице, о плодах всех фруктовых деревьев Европы, прекрасно
акклиматизирующихся  во  Флориде,  Джемс  Бербанк   регулярно   производил
систематическую рубку своих лесов. Какие огромные богатства заключены были
в кампешевом дереве, в мексиканском вязе, столь широко применяемых теперь,
в баобабах, в коралловом дереве с кроваво-красным  стволом  и  цветами,  в
черном орехе, индийском  златоцвете,  в  особом  виде  каштана  с  желтыми
цветами,  в  южной  сосне  -  прекрасном  мачтовом  лесе  и   строительном
материале; в шоколадной каролинии, зерна которой как петарды  лопаются  на
южном солнце, в зонтичной сосне, тюльпанном дереве, кедрах  и  особенно  в
кипарисах: огромные кипарисовые леса в пятьдесят - сто миль протяженностью
покрывают полуостров Флориду. Джемсу Бербанку пришлось оборудовать по всей
территории большие лесопильни. На речках - притоках Сент-Джонса - устроены
были запруды, и эти речки, прервав свой мирный бег, образовали  каскады  -
источник механической силы, необходимой для распиливания бревен  и  досок,
количества которых хватало бы для нагрузки сотни судов.
   Наконец следует упомянуть  и  об  огромных  тучных  лугах,  на  которых
паслись лошади, мулы  и  многочисленный  рогатый  скот.  Что  же  касается
всевозможной дичи в лесах и болотах, то трудно даже  представить  себе,  в
каком изобилии она  водилась  в  Кэмдлес-Бее,  как,  впрочем,  и  во  всей
Флориде.
   Над лесами с пронзительным  клекотом,  напоминавшим  звук  надтреснутой
трубы, на широко распростертых крыльях парили  белоголовые  орлы,  кружили
кровожадные грифы, огромные выпи с острыми,  как  штык,  клювами.  У  реки
среди  камышей,  среди  зарослей  гигантского  бамбука  жили  розовые  или
пурпурные фламинго, белоснежные ибисы, словно  слетевшие  с  какого-нибудь
древнего  египетского  памятника,  огромные  пеликаны,   мириады   морских
ласточек разных пород, ракоедки с зелеными хохолками и перьями,  кулики  с
пурпурным оперением в беловатых крапинках и  коричневым  пухом,  жакамары,
золотистые зимородки, целый мирок гагар, морских курочек,  диких  уток  из
породы  свистунов,  чирков,  зуйков,  не  говоря  уже   о   буревестниках,
водорезах, морских воронах, чайках-фаэтонах,  которых  порыв  ветра  может
унести до самой середины реки, и  соблазнительной  добычи  для  лакомок  -
летучих рыб, или  долгоперов.  На  лугах  во  множестве  водились  бекасы,
морские и болотные кулики, султанки с пестрым  оперением,  где,  точно  на
летающей палитре, смешались все цвета - красный, синий, белый,  зеленый  и
желтый, куропатки, серые белки, красноногие голуби с белыми головками, а в
качестве съедобной дичи  -  длиннохвостые  кролики:  нечто  среднее  между
европейским зайцем и кроликом, - и целые  стада  ланей,  а  сверх  того  -
еноты, черепахи, фараоновы мыши  и,  к  несчастью,  масса  ядовитых  змей.
Таковы  были  представители  животного  царства  в  великолепном  поместье
Кэмдлес-Бей.  К  ним  приходится  причислить  и  негров,  закабаленных  на
плантации. А во что же,  если  не  во  вьючный  скот,  обращены  были  эти
человеческие существа,  которые  можно  было  покупать  или  продавать  по
желанию.
   Однако как же Джемс Бербанк, этот убежденный сторонник  освободительных
доктрин северян, с нетерпением дожидавшийся победы  Севера,  продолжал  до
сих пор владеть невольниками? Неужели он не освободил бы их даже и  тогда,
когда наступили  бы  более  благоприятные  обстоятельства?  Освободил  бы,
конечно! Он и собирался это сделать через несколько недель или даже  дней,
как только федеральная армия, занявшая уже некоторые населенные  пункты  в
соседнем штате, вступит во Флориду.
   Впрочем, Джемс  Бербанк  уже  предпринял  у  себя  в  имении  ряд  мер,
значительно улучшивших жизнь его рабов. Их  у  него  было  около  семисот;
помещались они в просторных  и  чистых  хижинах,  пищу  получали  хорошую;
непосильной работой их не обременяли. Управляющему и его  помощникам  было
строго-настрого  приказано  обращаться  с  неграми  справедливо  и  мягко.
Невольники  в  Кэмдлес-Бее  работали  поэтому  очень  усердно,  хотя   там
давным-давно уже  отменены  были  всякие  телесные  наказания.  На  других
плантациях привыкли обращаться с рабами совсем по-иному, и  соседи  сильно
косились на порядки, заведенные Джемсом Бербанком, так что положение его в
этих краях было довольно затруднительно, особенно теперь, когда  вопрос  о
рабовладении решался силою оружия.
   Негры Джемса Бербанка, как мы уже говорили, жили  в  удобных  и  чистых
хижинах. Около полусотни таких хижин составляли деревушку.  Около  десятка
таких деревушек были разбросаны по берегам маленьких речек, протекавших по
плантации. Негры жили вместе со своими женами и детьми. Члены одной семьи,
если это было возможно, работали вместе - в поле, лесу или на фабрике, так
что и в рабочие часы не разлучались. Во главе каждой деревушки стоял  один
из помощников  управляющего,  исполнявший  в  некотором  роде  обязанности
старосты или, если угодно,  мэра.  Общее  же  управление  всем  хозяйством
сосредоточивалось в  господской  усадьбе,  окруженной  высоким  палисадом,
заостренные колья которого утопали в роскошной флоридской зелени.
   Господский дом походил на замок  и  вполне  заслуженно  носил  название
Касл-Хауса.
   Кэмдлес-Бей издавна принадлежал предкам Джемса Бербанка. В те  времена,
когда плантаторы еще боялись нападения индейцев, господский  дом  пришлось
сильно укрепить. Не много времени прошло с тех пор, когда генерал  Джессеп
оборонял Флориду от индейцев-семинолов. Колонисты немало терпели  от  этих
кочевников, которые их грабили и убивали, а жилища  предавали  огню.  Даже
города неоднократно  подвергались  набегам  и  грабежу.  И  теперь  еще  в
некоторых местах можно  наткнуться  на  развалины  -  следы  набегов  этих
кровожадных индейцев. В пятнадцати милях  от  Кэмдлес-Бея  близ  деревушки
Мандарен до сих пор показывают "дом крови", где был скальпирован индейцами
плантатор Мотт, его жена и три дочери. Но теперь, конечно, война  белых  с
краснокожими уже в прошлом. Семинолы частью истреблены, частью оттеснены к
западу от Миссисипи. О семинолах уже ничего не слышно -  только  несколько
их шаек блуждают еще среди болот Южной Флориды. И жителям края уже  нечего
опасаться свирепых туземцев.
   Теперь понятно, почему жилища плантаторов строились в  старину  в  виде
укрепленных замков, в которых можно было бы отсидеться до прихода  отрядов
волонтеров из города или соседней деревни. Именно таким укрепленным замком
и был Касл-Хаус в Кэмдлес-Бее.
   Дом  стоял  на  пологом  холме  посреди  парка,   обнесенного   высоким
палисадом. Парк был площадью в три акра, он  кончался  в  нескольких  стах
ярдах от реки Сент-Джонс. Довольно глубокий ручей протекал вокруг парка, а
высокий палисад делал его еще неприступней.  Попасть  в  парк  можно  было
только  по  мостику,  переброшенному  через  ручей.  От   самой   пристани
Кэмдлес-Бея до первых лужаек усадьбы  вела  чудесная  тенистая  бамбуковая
аллея.  Всюду  в  просветах  между  деревьями  виднелись  зеленые  газоны,
пересеченные широкими аллеями, которые  сходились  у  обширной,  усыпанной
песком площадки перед главным фасадом Касл-Хауса.
   Архитектура  замка  строгостью  не  отличалась,  в   ней   было   много
несообразностей как в общих очертаниях,  так  и  в  деталях,  но  если  бы
осаждающим удалось проникнуть за палисад - здание могло бы выдержать осаду
в течение нескольких часов. Окна  нижнего  этажа  были  защищены  крепкими
железными решетками. Дверь  главного  подъезда  поражала  своей  массивной
прочностью, в стенах были устроены бойницы, из которых можно было с фланга
обстреливать нападающих. Окон и дверей в здании было очень немного. Вообще
дом Джемса Бербанка, с своею высокой крышей,  с  центральной  башней,  над
зубцами  которой  развевался  украшенный  звездами  американский  флаг,  и
толстыми стенами, гораздо больше походил на форт,  чем  на  мирное  жилище
помещика. Как уже было сказано,  здание  строилось  в  те  времена,  когда
должно было служить для  своих  обитателей  защитой  от  набегов  свирепых
индейцев.
   Под зданием существовал даже подземный ход, которым Касл-Хаус сообщался
с небольшою бухтой на Сент-Джонсе, известной под именем бухты  Марино.  Он
проходил под палисадом и окружающим парк ручьем. В  крайнем  случае  через
этот ход можно было тайно бежать.
   Конечно, уже лет двадцать как семинолы вытеснены с полуострова и больше
не страшны, но как знать,  что  ожидает  в  будущем?  И  если  индейцы  не
представляют уже угрозы для  Джемса  Бербанка,  то  не  следовало  ли  ему
опасаться своих же соотечественников? Разве он, сторонник Севера,  не  был
одинок в этих Южных штатах,  не  зависел  от  случайностей  кровопролитной
гражданской войны, не должен был быть готовым к жестокой расправе?
   Сильно укрепленный и неприступный Касл-Хаус внутри был удобным и уютным
жилищем. Просторные комнаты были богато и со вкусом  обставлены,  так  что
семья Бербанков, живя в этой очаровательной местности, пользовалась полным
комфортом, которым могут окружать себя  состоятельные  люди,  если,  кроме
денег, обладают еще и художественным вкусом.
   Позади замка, вплоть до ограды парка, скрытой под вьющимися  растениями
и ветвями страстоцвета, среди которых порхали стайки  колибри,  разбросаны
были купы апельсиновых и масличных деревьев, росли понтедерии с лазоревыми
цветами, гранаты и смоковницы; магнолии, которые распускали  свои  чашечки
цвета старой  слоновой  кости  и  наполняли  воздух  чудным  благоуханием;
пальмы, тихо  качавшие  веерообразными  вершинами  под  легким  дуновением
ветерка, гирлянды лиловой кобеи, юкка,  звенящая  точно  сталь  отточенной
сабли, розовые рододендроны, мирты и райские деревья  -  словом,  в  садах
была собрана вся  роскошная  флора  субтропиков,  все,  что  только  может
порадовать взор и обоняние.
   За садом, у самой ограды, под сенью  громадных  кипарисов  и  баобабов,
находились  службы:  конюшни,  амбары,  маслобойни;  псарни  и   птичники.
Благодаря обилию деревьев домашние животные не  страдали  от  тропического
зноя, а близость  воды  поддерживала  в  воздухе  приятную  и  живительную
прохладу.
   Среди обширных владений Джемса Бербанка место для усадьбы было  выбрано
весьма удачно: туда не доносился  ни  шум  хлопкоочистительных  машин,  ни
скрип лесопилен, ни стук  топоров  в  лесу.  Тишину  нарушало  лишь  пение
множества  птиц,  порхавших  по  деревьям  и  яркостью   своего   оперенья
соперничавших с роскошными южны