ачную попытку большой группы людей выскочить из
человечества, и война на Капле - лишь первый шажок на пути к конечной, но
недостижимой цели, а все эти Лиги, Унии и Независимые - всего-навсего камни
на дороге, правда, об эти камни можно пораниться очень больно...

"А ведь нет, - подумал Шелленграм, - скучно мне, пожалуй, не будет. Тоже,
конечно, рутина, но уже веселее... Даже не надо просчитывать варианты
действий всех этих Величей и Андерсов, узнавших о "кукушонке", - они
предельно ясны".

Он ухмыльнулся. Далеко внизу океан нес сверкающую зыбь. Серая облачная
стена надвигалась с запада, усиливался ветер. Час ласкового солнца подходил
к концу.

Часть вторая
НИЖЕ ВАТЕРЛИНИИ

ГЛАВА 1

Какой-то гад наступил мне на грудь тяжелым кованым башмаком и не давал
дышать. Человек с тысячью лиц. И ног, обутых в кованые башмаки, провонявшие
потом и ваксой, у него, вероятно, были тысячи - во сне я сталкивал их с
себя, но с тем же успехом мог бы перебирать бархан по песчинке, они давили
все сильней, я задыхался, корчась червяком, а страшный человек надо мною
смеялся тысячью ртов, и я хотел закричать, но мой крик был затоптан и не
родился.

Потом человек исчез, но это не принесло облегчения. Я стоял у широкого
полукруглого зева в теле горы, у распахнутой в мир пасти и знал, что не
посмею отступить ни на шаг, ноги мои вросли в землю, а на меня валила толпа
голых людей с бессмысленными равнодушными лицами, если то, что было
повернуто ко мне, сошло бы за лица, и я стрелял по этим людям, и они молча
вспыхивали и падали, но накатывались на меня с неотвратимостью горного
обвала и даже горящие продолжали ползти. И еще была женщина - ее звали
Лиза, она гибла и звала меня на помощь, и я знал, что должен ее спасти, я
вполне мог ее спасти, мне стоило лишь выдрать ноги из камня и сделать
несколько шагов, но это значило оставить проход, проклятую дыру в каменной
стене, защищаемую неизвестно зачем, - и я выбрал дыру. Не женщину, любимую
мною. Я даже не мог закрыть глаза, потому что должен был ловить в прицел
лучевика чужие бессмысленные лица и безжалостно, размеренно, без суетливой
спешки нажимать на спуск...

Я проснулся в липком ужасе. Сердце колотилось в ребра, делая ударов двести
в минуту. Горел ночник на столике, и в моей каюте не было никого. Я
постепенно приходил в себя.

Настенные часы показывали, что на этот раз мне удалось поспать пятьдесят
восемь минут. Превосходно, мрачно подумал я, чувствуя, что без насилия над
собой не сумею шевельнуть и пальцем. Поспал называется... Меньше часа.

И эта первая бытовая мысль, обыденная и примитивно-точная, заставила меня
проснуться окончательно. Несколько минут я лежал неподвижно и слушал, как
сердце, мало-помалу успокаиваясь, входит в штатный режим. Судя по часам,
вставать было рановато. Вряд ли за ночь я проспал в общей сложности больше
трех часов, и сомкнуть глаза хотелось отчаянно, но я отверг эту мысль.
Разве что подремать немного? Пожалуй, не стоит: засну еще всерьез и опять
увижу... Можно догадаться что.

Нет, это определенно свинство какое-то. Четвертую ночь подряд один и тот же
сон. Этой ночью - уже в третий раз! И сон-то откровенно дурацкий. Какая еще
пальба по толпе? Какая гора? Какая Лиза?

Бред. Если так пойдет дальше, придется либо переходить на снотворное, либо
серьезно лечиться. Глубинник-невротик должен выбрать одно из двух: или быть
ему глубинником, или невротиком. Вместе - перебор. Друг с другом эти
ипостаси не уживаются.

Я ощупью нашел полотенце в изголовье, обтер с лица пот. Моя каюта - пять
шагов на два, мой дом и моя крепость - принадлежала мне, Филиппу Альвело.
Не тому несчастному убийце из сна. Мой надежный металлический бокс с
напыленной на стены пленкой звукопоглотителя, скверно имитирующей дерево, с
крохотным санузлом, койкой, откидным столиком, складным табуретом и
встроенным в стену шкафом. Обстановка более чем спартанская, но много ли
надо холостому глубиннику? Вдобавок такому, который бывает в Поплавке лишь
в законных перерывах между патрульными рейдами на границе, через два месяца
на третий.

Ни звука. Я приложил ладонь к стене - та едва ощутимо дрожала: Поплавок
двигался куда-то малым ходом, может быть, стремясь выйти из полосы
нежелательного течения. Или наоборот: стараясь удержаться в полосе течения
подходящего. Тихонько парил над бездной, делая узла полтора. Шесть узлов -
это все, что он со своими водометами может развить в режиме "самый полный".
Ну, семь, если рискнуть перегревом реактора. Тогда переборки, несмотря на
звукопоглотитель, начинают тоненько ныть, а свободные от вахты матросы и
прочая обслуга Поплавка, не говоря уже о пассажирах, - отсчитывать минуты.
Полчаса - по-видимому, сравнительно безопасно, час - очень рискованно.

Я подумал, что совершенно не интересуюсь, куда движется Поплавок и куда его
относит течением. Мне объясняли, что в этом и заключается какая-то там по
счету ступень превращения новичка в старожила. Текущее местонахождение
плавучего терминала не секретно - просто не интересно никому из его
обитателей, кроме тех, чья голова должна болеть об этом по должности.
Любопытствуют одни лишь новички, вчерашние земляне, и пристают к занятым
людям с глупыми расспросами. И то, кстати сказать, недолго. Ненужные
ответы, если их удается получить, не греют и не лечат. Кому нужно знать, к
каким берегам идет Поплавок, если берегов не существует?

Что действует на нервы, медленно подкрадываясь к новичкам и рано или поздно
беря их за горло, так это чуждость данного мира. Неприятие его под стать
неприкрытой ненависти Моржа к Сумбаве: "Жара, и местные поголовно идиоты -
пельменей не понимают..." Но Сумбава все-таки Земля, относительно спокойная
вулканическая твердь, а не жидкий пузырь под ногами.

Может, оттого и мои кошмарные сны? Тогда это пройдет, стоит только
перетерпеть. А перетерплю ли?

Куда я денусь, в конце концов.

Дотянувшись до сенсора, я включил обзорный экран. Сейчас бы я не отказался
вручную открыть иллюминатор, как на древних учебных калошах в метрополии,
пригодных лишь для натаскивания по азам. Но какие уж на Поплавке
иллюминаторы. Обзорная точка соответствует истинной высоте палубы, и на том
гран мерси. В общем-то все не так плохо. Общежитие для младшего офицерского
состава прямых выходов на смотровые уступы, понятно, не имеет и вообще
расположено в глубине Поплавка, однако же над ватерлинией, а это,
согласитесь, вопрос престижа.

Над океаном занимался рассвет. Вроде бы поздновато он занимался, этот
бледный чахоточный рассвет, робко просачивающийся сквозь облачную кашу, и
это значило, что за сутки Поплавок здорово отнесло либо к западу, либо к
югу. Скорее все-таки к югу, ближе к полярным широтам, - дни вроде бы
укорачиваются. Ничего не поделаешь, что для северян лето, то для нас зима.

Я встал, тщательно заправил койку и часа полтора бездумно убивал время.
Умылся, побрился, почистил и надел китель, прочитал бюллетени со свежими
новостями и последние приказы командования. Лично меня ничего не касалось.
Затем заказал завтрак в каюту и, к моему удивлению, через полчаса получил.
Бывают на свете такие чудеса. Иной раз у андроидов-стюардов, обслуживающих
шишек, выпадают свободные минуты, и мелкая сошка может рассчитывать на
человеческое к себе отношение. Андроиду все равно куда таскать подносы.

Уничтожив тосты с кофе, я не то чтобы повеселел - скорее пришел в
относительную норму и стал думать, чем бы мне заняться. Выходило, особенно
нечем. Во всяком случае, до тех пор, пока не получу новую капсулу. Вчера,
правда, в точном соответствии с предсказанием Моржа из метрополии прибыло
человек двести новичков, недоученных курсантиков, выпущенных мичманами, а
то и гардемаринами, и их надо вводить в курс дела, сразу объяснив, о каких
разделах ускоренного курса можно безболезненно забыть и какие рефлексы
следует наработать для относительно долгой жизни на Капле, - но не мне же
этим заниматься. С точки зрения старослужащих, меня самого еще учить и
учить.

Пятый день после того памятного медосмотра - и ровным счетом ничего: живи,
мол, спокойно. Следствие не назначено - стало быть, не считаюсь виновным.
Тишина. Забыло начальство о лейтенанте Альвело. Надо надеяться, дражайшая
Джильда не вспомнит о нем еще дней двенадцать - именно столько новичков
урвал себе четвертый отряд. Жаль, что не тринадцать, хотя скверное это
число.

Собственное расследование я забросил на третий день и теперь только
поражался своему злобному энтузиазму. Наивно было и думать что-либо
вынюхать, скорее я угодил бы в категорию подозрительных, сующих куда не
надо любопытный нос. И без того нетрудно сообразить, что имела место
совместная операция спецслужб Велича и погранфлотилии Монтегю, в которой
мне отводилась почетная роль наживки на крючке, а в чем состоял смысл
операции, того мне лучше не знать, целее буду. Разве не так?

Так.

"Ведь жив? - спросил я себя. - Ведь служишь по-прежнему?"

Жив. Служу.

Молодец. Служи дальше.

Отчего же эта тоска? Хоть вой.

Пока я таким образом содержательно беседовал со своей неврастенией, в
переборке над складным столиком негромко загудело, и в приемный лоток
почты, шурша по-змеиному, выполз еще один бумажный листок. Сказать по
правде, ничего хорошего от бумаги с пометкой "личное" я не ожидал - и
напрасно. Листок оказался всего-то навсего адресованным мне посланием
добровольного спортивного комитета Поплавка и извещал меня о том, что
ежегодные офицерские гонки на скутерах состоятся нынче в полдень, в связи с
чем командование дало согласие остановить Поплавок, и что я имею честь быть
запасным в команде четвертого отряда погранфлотилии. Больше ничего бумага
не содержала.

Придется сходить поглазеть, подумал я, меланхолически вертя в пальцах
листок. Офицерские гонки - зрелище не столь частое. Разумеется, запасной -
это всего-навсего запасной, и быть мне скорее всего рядовым зрителем, а не
участником.

А все-таки развлечение. Как-никак не бар, не Джильда и не надоевшие
телепрограммы. И даже получше, чем эстрадные шоу заезжих трупп - кстати,
давно их не было.

Минуту спустя я поймал себя на том, что нюхаю листок, согнутый желобком,
делая это совершенно машинально, а поймав, скомкал бумагу и злобно запустил
комок в сторону мусоропровода. Потом подберу. Нет, это уже вовсе ни на что
не похоже! Словно я не один в себе, а поселился в моем теле еще кто-то, и
мало того, что типичный неврастеник, так еще и наркоман. Позвольте
познакомиться, очень приятно!

Шизофрения, вот что это такое. Пойти сдаться медицине? Прямо скажем,
радужная перспектива.

И сны...

Я обнаружил себя валяющимся поверх заправленной койки в полной форме и тут
же вскочил. Ну, хватит! От дурных снов и мыслей два лечения: либо
немедленно напиться и выкинуть что-нибудь внеуставное, надеясь, что кривая
вывезет мимо гауптвахты, либо спуститься в спортзал и загонять себя на
снарядах до изнеможения. Есть и третий путь: пойти поискать трюмную девку
почище - но это сейчас не по мне.

Поборовшись с собой и одержав победу, первый метод лечения я также отверг и
спустился в спортзал.

А поприседай-ка ты под штангой, шизофреник...

Еще на подходе я заподозрил, что иду напрасно. Так и оказалось: в спортзале
было полным-полно морпехов, топот стоял такой, что гудели стены, а еще в
атмосфере пряно пахло крепким мужским потом, и было жарко - это в нашем-то
вечно промозглом спортзале! Небывалое, оказывается, бывает. Ну и ну.

Надышали, земноводные.

Я прислонился к стене и стал смотреть, как морская пехота воюет с мышечной
дистрофией. По беговому овалу, держась в строгом кильватере, бодро
галопировало не менее полуроты крепких ребятишек, а вторая полурота,
схваченная за ноги потными руками, сидела у первой на плечах. Последним в
кильватере ехал плотный бритоголовый сержант, то и дело покрикивающий:
"Заснули? Колено выше! А ну-ка, покажите, на что вы способны!
Раз-раз-раз!.." Лица бегущих однообразно лоснились, раззявленные рты зияли
ямами; физиономии же едущих демонстрировали куда более обширную гамму
чувств: от сибаритского наслаждения передышкой до явственного осознания
недолговечности чистой радости, коей непременно суждено окончиться
переменой мест слагаемых в паре "ишак-наездник".

Еще одна рота - не меньше - оккупировала центр зала, упражняясь в
костоломстве. Кто-то кого-то бил под дых, а побиваемый держал удары и
крякал. Кто-то размахивал ножом, а его противник уворачивался, ускользая
змеей. Щуплый с виду капрал, на которого наседали сразу пятеро,
демонстрировал редкий, безумно сложный в исполнении стиль "танцующий
призрак" и, казалось, "танцевал" в пяти местах разом. Двое морпехов
отлеживались на полу, приходя в чувство, - значит, вначале противников было
семеро и самое интересное я пропустил.

Ни одного знакомого лица. По забавным эмблемам на рукавах можно было
разобрать, что бегающая рота носила гордое имя собственное - "Лихие
павианы". Надо думать, свежее пополнение. Что-то много военных становится в
Поплавке, к чему бы? Эти, судя по оттенку загара, еще неделю-другую назад
тренировались в высадке с моря где-нибудь на атоллах Тихого океана...

Значит, Морж прав? Будем воевать?

Будем так будем. Интересно, с кем? С зоной Лиги? С зоной Унии? С
Независимыми? Или со всеми сразу?

Вереница морпехов с товарищами на плечах сделала полный круг по периметру
зала и вновь протопотала в метре от меня. Сержант, мазнув по мне взглядом,
ударом пятки притормозил тяжело дышащего под ним страдальца.

- Простите?..

Я указал на часы.

- Не хочу быть невежливым, сержант, но мне кажется, ваши люди ошиблись
временем. С девяти до одиннадцати по четным числам - время погранфлотилии.

Сержант смастерил сожалеющую улыбку. В ней выразилось все: и должное
почтение к старшему по званию, и удовольствие от неподчиненности ему, и
легкое презрение морпеха к глубиннику, и даже то, что он возвышается над
собеседником на метр. Зато взмыленный парнишка посмотрел на меня с явной
благодарностью.

- Извините, лейтенант, вы не в курсе. Нам зачитан приказ командования: все
спортивные сооружения и специальные тренажеры Поплавка вплоть до особого
распоряжения переданы бригаде генерала Бруна. Еще со вчерашнего дня. Увы,
ничем не могу вам помочь. Если имеет место недоразумение, справьтесь у
менеджера зала.

Вежливый...

А чего ему лаяться? Не на его горбу ездят.

Я поискал глазами Фабрицио и нашел. Вместо того чтобы следить, как бы эти
жеребцы не поломали чего из инвентаря, он смирненько сидел на скамейке у
противоположной стены зала и вроде бы дремал. Ну, пусть... Я-то знал, что
он не дремлет и закрыл глаза вовсе не оттого, что морпехи ему противны, как
всякому флотскому. Тут случай особый, тяжелый. По статистике, у каждого
шестого глубинника после десяти лет службы на Капле развивается либо
агорафобия, либо, что реже, клаустрофобия. Фабрицио - редчайший случай
обоих недугов сразу. Говорят, он слезно упрашивал, чтобы его не списывали,
позволили дослужить срок, и командование пошло навстречу. Вот этот зал -
единственное на Поплавке место подходящего для него объема. Он тут и спит
на раскладной койке...

Видно, иногда ему и здесь бывает тошно, раз глаза закрыл.

Беспокоить Фабрицио я, конечно, не стал и, кивнув сержанту, побрел к
выходу. За моей спиной сержант пришпорил бедолагу: "Догоняй, слабак,
шевелись, маменькин сынок, не спи, павиан бесхвостый..." Дробный топот ног
удалялся.

Куда деть время - вот вопрос. После Джильды в бордель все еще не тянет, да
и не то время суток. Вернуться к себе и попробовать поймать по корабельной
трансляции какую-нибудь развлекаловку? Обрыдло... Зайти к ребятам из
Вспомогательного, понаблюдать за драками бойцовых мышей в дырчатом
аквариуме, поставить несколько монет на фаворита? Лень тащиться, далеко.

Может, и вправду пойти напиться?

С этой здравой мыслью я направил стопы в пустующую по раннему времени
кают-компанию четвертого отряда и чуть далее - в буфет. Бары еще закрыты, а
здесь прежде адмиральского часа водки не допросишься, но пива дадут. Может
быть, даже темного.

Насосаться можно и пивом. А нет - спуститься в трюм и у первого же
встретившегося жучка купить бутыль контрабандного пойла.

Только один столик был занят - за ним сидел и потягивал пиво рыжий Лейф
Бьернсон, являя на всем известной конопатой физиономии картину полного
довольства. До сих пор мы с ним пересекались редко - разные смены
патрулирования. Не случись со мной ЧП, не пересеклись бы и в этот раз. Пиво
он пил из знаменитой на всю флотилию литровой серебряной кружки -
позапрошлогоднего приза за победу в гонке.

Заметив меня, Лейф повернул голову.

- О! Привет, лейтенант. Участвуешь?

- В выпивке? Конечно.

- В гонках, - снисходительно пояснил Лейф. - Обещают хорошую погоду. Смотри
не наберись с утра пораньше.

Приложив к папиллярному идентификатору на пустой буфетной стойке
указательный палец, я уменьшил причитающееся мне жалованье на две монеты и
получил в высокой кружке свой литр пива - увы, светлого.

Ладно и так. Особенно если чуть погодя дадут вторую кружку. Случаются такие
чудеса.

Пиво сегодня было сносное. Я жадно всосал первый глоток и слизнул с губ
пену.

- Какая разница? Я запасной.

- А ты не кисни, - посоветовал Лейф. - От нашего отряда заявлено три
участника и трое запасных. Офицерские гонки, тут, сам знаешь, всякое может
случиться. Положим, участвовать в индивидуальном первенстве тебя никто не
заставит, не желаешь - и не надо, одним конкурентом меньше, а к командной
гонке будь готов. Все может быть. Гонял ты, я помню, неплохо.

- А, - сказал я, делая второй глоток. - Когда это было. То ты, а то я.
Полгода без тренировок.

- Ну, тебе решать. Гляди не пожалей потом... - Лейф сощурился. - Так что,
вычеркивать тебя?

Я пожал плечами.

- Как хочешь.

- Я-то не особенно хочу, - сказал он.

- Тогда не вычеркивай...

Лейф посмотрел на меня с любопытством.

- Я слышал, тебя в рейде едва на тот свет не отправили? Или нет?

- Именно нет. Не отправили.

- Может, расскажешь?

Я медленно пил пиво. Рассказывать, даже в самых общих чертах, отчего-то не
хотелось. Но, возможно, как раз Лейфу стоило рассказать все. Как-никак
глубинник он опытный и вроде не болтун. Пять лет службы на Капле, скромный
чин капитан-лейтенанта и три удачные дуэли с капсулами противника, не
считая множества мелких эксцессов. Ходячее хладнокровие. Не Петра же мне
отягощать своими проблемами, у него своих навалом.

А этот, может, даст полезный совет. Полезный и мудрый в равной степени.

Например: "Не высовывайся".

Хотя этот совет я и сам могу дать кому угодно.

Нет, Лейф нормальный парень, свойский и все такое. Во всяком случае, вне
службы. Сам не понимаю, отчего при каждой встрече с ним я чувствую легкий
укол неприязни. Необъяснимо и даже как-то неловко.

Ну да мне под его началом не служить.

- Твое дело, - легко согласился Лейф, не дождавшись ответа. - Ты в доке уже
был?

- Нет. А зачем?

- Тогда жди - вызовут. Я краем уха слышал, что тебе дают новую капсулу.

Я выхлебнул остаток пива одним глотком и поперхнулся.

- Точно? Кх-х... Тьфу! А какую?

- А я откуда знаю? - Лейф развел руками и снова взялся за свою знаменитую
кружку. - Иди и посмотри. Семьдесят первый док, если я не напутал. Между
прочим, с тебя по этому поводу выпивка.

- Само собой! - Я вскочил с места. - Кхе... Семьдесят первый, говоришь?

Получить от автомата вторую кружку пива я, понятно, даже не попытался.
Какое там пиво. Бегу! Мчусь!

Лейф что-то крикнул мне вслед - я не разобрал что.

Нет для глубинника минуты приятней, чем получить новую матчасть, особенно
капсулу. Подозреваю, что то же самое чувствуют пилоты-истребители ВВС по
отношению к своим флайдартам. По правде сказать, служба на настоящей
субмарине куда притягательней одиночного патрулирования, но первое ощущение
единоличного обладания не идет ни в какое сравнение. Субмарина - на многих,
капсула - на одного. В этом все дело. Второй дом, а