рочь от Поплавка, но
Поплавок почему-то перестал отдаляться, а еще через минуту у Филиппа гулко
бухнуло сердце: Поплавок приближался! Он шел не прямо к Филиппу, а чуть
наискось и, разумеется, приближался не для того, чтобы подобрать неудачника
- он просто шел кратчайшим путем к предсказанному краю едкого пятна, не
обращая внимания на оказавшуюся на его пути мелкую человеческую букашку. Он
удирал, по-черепашьи набирая скорость на полной тяге своих циклопических
водометов, он гнал перед собой водяной вал, гладкий спереди и бело-пенистый
по бокам, и медленно-медленно - по сантиметру - рос в высоту, поднимаясь из
воды.

Пока есть силы - плыть! Ни мыслей, ни чувств - только вперед! Буруны
по-прежнему швыряли его и пробовали топить, но, кажется, стало спокойнее, и
водяной вал перед вставшим стеной бортом Поплавка приближался с каждым
взмахом. Еще сто взмахов... Пятьдесят...

Вал отшвырнул его. Напрасно выкладывая силы, Филипп дважды пытался
взобраться на этот водяной бархан и один раз - поднырнуть. Потом его
повлекло куда-то вбок, с каждой секундой все быстрее, и он понял, что
выкладывал силы зря. Коническая гора Поплавка медленно проплывала в
двадцати шагах, отшвыривая неудачника со своего пути. Да и кому в этом мире
нужны неудачники? Они всегда тонули, фигурально или буквально, и всегда
будут тонуть.

Один шанс из ста? Из миллиона? Филипп не думал об этом. Он знал, что шанс
есть - последний шанс, крохотный. Когда водяной вал, вспенившись, отделится
от борта, нужно попытаться преодолеть его любым способом - и ждать. Все
равно на большее не хватит сил. Может, турбулентность вынесет к борту,
может быть - утопит. Это даже лучше, чем замерзнуть.

Теперь он чувствовал холод каждой клеточкой тела. Только бы не свело мышцы,
подумал он. Громадина Поплавка важно шла мимо, словно и не помышляла
когда-нибудь кончиться, - еще минут десять она будет тяжело и неостановимо
идти мимо, но до рывка осталось минуты две. Минута... "Нет, я поспешил, вот
теперь - минута. Тридцать секунд... Пора?.."

Пора.

Перевалившись через фальшборт, он упал и замер, и это было последнее, на
что у него хватило сил. Лежать... Не шевелиться. Пусть дыхательный фильтр
остался где-то там и трудно дышать... Десять лет жизни за полчаса
неподвижности. Нюхнуть бы сейчас порошка... благословенный грибной порошок,
прекрасное средство подстегнуть силы и разум - особенно разум, из-за чего,
конечно, и запрещенное всякими Живоглотами...

Галлюцинация, подумал он и на этот раз не испугался. Сон наяву. Пусть.

Холод заставил его встать на четвереньки, а затем и на ноги. Ноги дрожали
мелкой противной дрожью - им вовсе не хотелось нести на себе тело, им
хотелось, чтобы их оставили в покое. Болело под ушами от долгого
стискивания зубов. На рифленом настиле уступа, там, где пришлось опереться
рукой, остались красные пятна - пальцы были ободраны. Лезть по наростам
репьев оказалось мучительно трудно и вдобавок очень больно, дважды нога
соскальзывала, а однажды зацепка, на которой он едва не повис всей
тяжестью, осталась у него в руке. Кровь шла и носом. Филипп потрогал нос и
убедился, что тот не сломан, а только расквашен вдребезги и болит ужасно.
Саднила правая скула - дотронувшись до нее, Филипп зашипел от боли. Это и
называется везением, подумал он, вспомнив, с какой страшной силой его
швырнуло о борт и как он инстинктивно хотел закрыть руками лицо, вместо
того чтобы в те полсекунды, что были ему подарены удачей, найти зацепки в
наростах репьев и вцепиться в них так, чтобы нельзя было оторвать его, не
оторвав пальцев. К счастью, инстинкты удалось подавить... Филипп видел, что
другого случая не представилось бы: под борт со стороны "кормы" был
здоровенный подсос. Утопило бы, конечно.

Он припомнил, как вплавь брал вал и что чувствовал при этом, видя, как
Поплавок уходит прочь - уходит! - и ему стало нехорошо. После вала были
буруны, гигантские пузыри кипящей, мечущейся воды, его то топило, то
вышвыривало наверх, но это как-то выпало из памяти. Поднявшаяся из воды
стена то удалялась прочь, то вырастала совсем рядом - вся в безобразных
наростах, в усах скользких водорослей. Наверное, сразу после удара о борт
он на время потерял сознание, однако руки сами сделали как надо, потому
что, очнувшись, Филипп обнаружил себя висящим над бешено клокочущей водой.
Его не смыло; до уступа над головой было метров пятнадцать, и Поплавок
продолжал медленно вставать из океана. При всех его сверхмощных насосах и
необъятных трубах-туннелях выкачать всю балластную воду, уменьшив осадку на
сотню метров, - дело минимум часа, а то и двух.

Висеть на наростах неожиданно оказалось делом терпимым - на Земле с ее
силой тяжести замерзший, измученный пловец не провисел бы и минуты. Куда
труднее было заставить себя начать карабкаться вверх. Филипп пересилил
себя, лишь когда вспомнил о практике очистки от наростов - электромагнитный
удар или что-то вроде. От этого шершавая кора морских репьев отваливается
сразу, единым пластом, и если кто-нибудь из вахтенного начальства именно
сейчас сообразит сделать это, дабы увеличить скорость Поплавка еще на одну
десятую узла...

На трясущихся ногах он доковылял до фальшборта и лег на него животом.
Бездна, упустившая добычу, приковывала взгляд. Внизу, теперь уже метрах в
сорока под уступом все так же бурлила вода. Признаков желтого прилива пока
не наблюдалось. Поплавок мерно содрогался в такт бешеной работе машин, а
были ли высланы буксиры, отсюда не просматривалось. Явившийся свету
подводный борт выглядел совершенно отвесным, без малейших намеков на
отрицательный уклон, словно отроду был цилиндром, а не полусферой.
Немудрено при километровой осадке Поплавка, а все-таки удивительно. Не
оторваться. Разум не постигает, какая это громада - Поплавок.

Он почувствовал саднящую боль в пальцах и увидел, что они сами собой
намертво вцепились в поручень. "Это правильно... Глупо было бы свалиться.
Если свалюсь сейчас, ничто уже не поможет, - подумал Филипп, содрогнувшись.
- Даже если каким-то чудом буруны снова швырнут на борт - сорока метров
вертикальной стены мне не одолеть ни за что, я же не скалолаз и не птица,
чтобы снизу вверх... Это летать сверху вниз каждый с рождения обучен".

Он с отвращением ободрал с локтей и колен репьи, успевшие пристать во время
лазанья, и швырнул их через фальшборт. Жест победителя. Усталого
победителя. Можно считать, легко отделался...

А отделался ли уже?

А снайпер? Или контролер, наблюдавший за действиями Лейфа, - был ли?

Должен был быть. И очень может оказаться, что он еще не удостоверился в
успехе покушения... или как там у них в контрразведке называется? Акции?
Операции?

"Бежать, - подумал Филипп. - Поднять шум. Не к Джильде - сразу к Монтегю, и
плевать на субординацию! Не примет - учинить скандал и вообще наделать
побольше шума, тогда они, может быть, не решатся повторить... Лучше плевать
на гауптвахте в потолок, чем отплевываться кислотой в желтом приливе, тут и
вопроса нет...

Интересно, открыт ли сейчас в Поплавке хотя бы один внешний шлюз?

На нижнем уступе - вряд ли".

Ближайший трап оказался рядом. Пошатываясь, Филипп пересек уступ, скользя
по вечно мокрым ступеням, взобрался на следующий - этот уступ был узеньким,
просто-напросто внешний служебный ход как раз на полпути к широченному
уступу флайдрома сектора Дельта - и здесь лег ничком. Сил не было.
Проклятые мокрые ботинки с высокой шнуровкой висели на ногах гирями -
просто удивительно, что не утянули на дно... Хотя где здесь дно?

Минуту спустя он понял, что успел убраться вовремя: кто-то шел по нижнему
уступу слева, от сектора Гамма. Филипп высунул и тотчас убрал голову.
Андерс. Один. Вот, значит, как. Сам подполковник Андерс, правая рука
Велича, бледный Глист... И лучевик в руке - в открытую. Решил
подстраховать, проверить работу Лейфа сам, никому не доверил...

Бежать?

Не убежишь. И поздно. Заметит и срежет первым же импульсом.

Нюхнуть бы порошка... грибного. И хотя бы на несколько минут стать боевой
машиной, как тот странный двойник из странных снов во сне и наяву...

Филипп приник к щели шпигата. Глист Андерс шел не торопясь, своей знакомой
вялой походочкой, словно был готов заснуть на следующем шаге. Иллюзия
вялости не рассеивалась и тогда, когда он останавливался у фальшборта и,
чуть перегнувшись, ленивым взглядом окидывал наружный борт. Заметит он
следы крови на настиле или нет?

Заметил. Осматривается.

- Как медленно непослушное тело переваливается через поручень, как
неторопливо оно летит вниз...

Уже обрушиваясь сверху на Глиста, Филипп с неожиданной веселой яростью
подумал, что грибной порошок вовсе не обязателен. Хватит и злости.

Лучевая вспышка оплавила уступ - Глист успел-таки выстрелить, но только
один раз и наугад. Сбитый с ног рухнувшей на голову тяжестью, он обмяк
совсем ненадолго, затем застонал и заворочался. Пришлось повозиться,
отнимая лучевик: пальцы обеспамятевшего Глиста сошлись на рукоятке
капканом. Кисть хрустнула под каблуком - Глист коротко вякнул.

Филипп сунул оружие за пояс. Никто не видел? Он оглянулся. На всякий случай
посмотрел вверх. Никто, конечно... Опять надо перевалить тело через
поручень... Но теперь это было чужое, вяло сопротивляющееся тело, а внизу
бесновался океан.

Как видно, подполковник Андерс и в полубеспамятстве не торопился умирать.
Во всяком случае, его здоровая рука уцепилась за поручень фальшборта.

- Что, очухался? - крикнул, задыхаясь, Филипп. - Теперь держись и не падай.

- Сволочь, - глухо сказал Глист. - Ты мне пальцы сломал.

- Ты мне жизнь сломал, подонок! Пальцы ему!.. - Филипп подышал, унимая
ярость. - Ну вот что... Не ответишь на вопросы - сломаю тебе пальцы и на
другой руке. Посмотри-ка лучше себе под ноги... Сломаю, будь уверен. Мне с
тобой возиться некогда. Гад ты, конечно... но если ответишь, будешь жить,
ты понял?

- Дурак, - сказал Андерс, подняв голову. По болезненно-бледному лицу
обитателя глубин Поплавка тек пот. - Ты уже заработал лет десять. Нападение
на старшего офицера, к тому же в аварийной ситуации...

- Значит, не договорились?

- Почему, собственно? - быстро отозвался Глист. - Поговорим...

- Зачем вам понадобилось меня убивать?

Вися за бортом, Андерс жутковато осклабился. Стиснув зубы от нахлынувшей
ярости, Филипп ударил рукояткой лучевика рядом с его пальцами - роняя капли
конденсата, поручень отозвался звоном. Андерс пробормотал ругательство.
Приходилось отдать ему должное, он держался молодцом, и лишь по тому, как
напряглась его рука на скользком поручне, Филипп понял: Глист боится.

- Мне повторить вопрос?

Глист покачал головой.

- Ты не поймешь... Стой, не бей! Ты действительно не поймешь... и не
поверишь.

- Попытайся объяснить, - с холодной злостью процедил Филипп. - Очень тебе
советую.

- Страховка от случайностей. Как по-твоему, почему тебе не дали вакансии в
метрополии? Правильно сделали. Ты... не совсем человек.

- Да ну? - Это было так неожиданно, что Филипп при всей неуместности смеха
едва не расхохотался. - А кто же я тогда?

- Вероятно, "кукушонок".

- Кто-о?

- Ты не родился в метрополии. Тебя подбросили извне... с какой-то целью...
и с фальшь-памятью.

- Не болтай чепухи, гад. Ты считаешь, что в это можно поверить?

Глист безнадежно качнул головой.

- Я же говорил... не поймешь.

- Ладно, - зло сказал Филипп, напоказ поигрывая лучевиком. - Оставим пока.
А почему меня подставили во время рейда, я тоже не пойму?

Глист колебался не более секунды.

- Тебе предложили выполнить опасное задание. Ты согласился, не зная, в чем
оно будет заключаться... совершенно добровольно. В случае успеха тебе было
обещано производство в следующий чин. Этот кусок твоей памяти был стерт.
Тогда мы еще не знали, кто ты такой... - Андерс замолчал.

- Дальше, - потребовал Филипп.

- Тебе был подсажен мнемоблок с латентной памятью о флоте Федерации на
Капле. Дислокация баз, вооружение, степень готовности к войне... словом,
все, что гипотетически может знать о нашей зоне любознательный лейтенант
нашей же погранфлотилии. Это была хорошая работа, можешь мне поверить.

- Дезинформация?

- Конечно. Остальное ты знаешь. Операция сорвалась по-глупому, мы зря
потеряли пищекомбинат и позволили диверсанту уйти. По счастью, сработал
запасной вариант.

- Кто он?

- Тебя не касается. Один лейтенант из Резервного флота, его имя тебе ни о
чем не скажет...

"Так, - подумал Филипп. - Подставили не меня одного... Цель достойная, не
придерешься: пожертвовать одной-двумя пешками на огромной доске, даже не
пешками - песчинками... ради успеха в войне за объединение Капли, ради
Федерации и светлых ее идеалов... Но как же подло!

Присягал сдохнуть за Федерацию?

Присягал. Искренне. Разумеется, как все, надеясь в душе на лучшее.

А вот этого тебе, приятель, никто не обещал...

Тебе не обещали даже того, что ты при необходимости умрешь за Федерацию от
рук противника, а не своего же командования или контрразведки. Есть
необходимость или нет ее - не тебе решать.

Подло. Неизбежно подло. Необходимо. Единственный способ победить в нашем
подлом мире - стать подлее его.

Получается, что и бомбили меня свои - наверняка "Черный Баклан".
Беспрепятственно пропустив чужака, с предельной дистанции взяли своего в
бомбовый "ящик", да так, чтобы, Боже упаси, не утопить ненароком...
Ювелирная работа.

Лишь одного не смогли предположить эти подлецы: что чужак с А-233 окажется
не подлецом, а человеком..."

- Ты же был воспитан как землянин, - кривясь от боли, хрипло сказал Глист.
- Ты же должен понять...

Понять и простить?

- Заткнись!

По виду, Глист честно зарабатывал себе жизнь. "А ведь придется, пожалуй,
его вытащить, - без энтузиазма подумал Филипп. - Джентльменские соглашения
с ним невозможны, но, надо думать, он будет молчать, сохраняя лицо.
Какое-то время. Начальство на него не надавит - это его операция.

Ох, опасно..."

- Вытащи меня!

- Повиси пока. Ты сказал о мнемоблоке. Почему я этого не помню?

- Латентная память, идиот! Воображаешь, что я вру? А память о сеансе и
вообще о всякой операции тебе стерли. Потом и мнемоблок был кем-то стерт...

- Что? Кем?

- Не знаю! Вытащи меня, идиот! Сейчас сорвусь!

Филипп покачал головой.

- Мы не обговорили гарантии моей безопасности.

- Я твоя гарантия! Сорвусь - ты труп, понял? Вытащишь - устрою тебе
перевод... чтобы не маячил тут. На Малый Эдем хочешь? Земля тебе все равно
не светит, врать не стану.

Поверить? После всего сделанного им и его прихвостнем? На одной руке Глист
долго не провисит.

Филипп снова почувствовал, что замерз и еле держится на ногах. Пожалуй, еще
чуть-чуть - и не хватит сил втащить...

- Я подумаю, - сказал он.

- О чем, кретин?! Тебе предлагают жизнь, "кукушонок"! Жизнь!

Вероятно, на лице Филиппа отразилось сильное сомнение на этот счет. Во
всяком случае, позднее он не нашел иного объяснения тому, что произошло
секунду спустя.

- Лейтенант, смирно! - неожиданно гаркнул Андерс.

Он уже подтягивался на одной левой руке, легко взбросив ноги над поручнем,
от его вялости не осталось и тени, он и с раздробленными пальцами был
боевой машиной, повисшей в прыжке, не сводящей с отшатнувшегося Филиппа
яростно-насмешливого взгляда... И тотчас же сорвался, без вскрика мелькнул
за поручнем и исчез.

Филиппа качнуло к фальшборту. Секунды три Глист был еще виден, затем нелепо
размахивающее руками тело без особого всплеска погрузилось в буруны и
больше не показывалось.

Даже кругов не разошлось в том месте, где подполковника Андерса сглотнул
океан - да и какие круги в кипящей воде? Должно быть, Глиста сразу утащило
в глубину. Никто не висел на наростах, у уреза воды, цепляясь одной рукой.

Филипп долго ждал, перегнувшись через фальшборт. Мысли прыгали, и не было
сил унять дрожь. Андерс врал, это ясно. С лопоухим лейтенантиком он и с
раздробленной кистью расправился бы в секунду, тем более что тот - рефлекс!
- действительно чуть было не принял стойку "смирно", а о лучевике и думать
забыл...

"С этими не договоришься. Никогда. Бессмысленно вымаливать пощаду.

Скверное это дело - знать, что обречен. Ужасно жаль себя.

Но неужели вы вообразили себе, что я не стану огрызаться?"

Филипп стоял у фальшборта до тех пор, пока изменившаяся поверхность океана
не указала на первые, понятные только глубиннику, признаки желтого прилива.
Потом, вздрогнув и очнувшись, он сунул лучевик за пазуху и полез по трапам
наверх. Скользя, цепляясь за поручни, часто останавливаясь перевести
дыхание, он упрямо карабкался с уступа на уступ, надеясь, что где-нибудь
отыщется незаблокированный шлюз. Он знал, что ему делать: найти Лейфа.
Найти и заставить говорить. И, вероятнее всего, убить по окончании
разговора.

ГЛАВА З

Ночь без звезд.

Черная, бесконечная. Лишь слышно, как плещет внизу океан. Лишь мигает
неизвестно зачем световой маячок на вершине Поплавка да освещены посадочные
площадки для боевых флайдартов и летающих платформ.

Когда в полярных водах наступает ночь, к теплой громаде Поплавка
поднимаются обитатели здешних глубин - бесформенные студенистые тела
размером с хорошую субмарину - и, коснувшись металла, в панике распадаются
на подвижные реснитчатые клетки, уходят в глубину мутными облаками, чтобы
собраться и слипнуться вновь подальше от опасной плавучей горы. Свирепые
хищники, неутомимые охотники за всем, что крупнее криля и мельче полярного
кракена, ищут пищу. Их не отгоняют, Поплавку они не опасны.

Мутны конусы прожекторов, погруженных в висящий над океаном туман. Океан не
светится. На Капле нет светящегося планктона.

Чем дальше на юг, тем реже "окна" в толще облаков, а у летней границы льдов
их не бывает совсем. Короткий мутный день мелькнет и погаснет, не успев
запомниться, и снова наступает ночь без звезд. Может, это и хорошо, что нет
"окон"; облака лгут, делая вид, будто что-то скрывают. Новички, наслышанные
о полярных сияниях, задирают головы в небо в надежде увидеть просвет, - но
на Капле нет магнитного поля и нечему сиять над полюсами.

Кому дано увидеть незримый луч, тонкой нитью вонзающийся в небо из
распахнутого иллюминатора, медленно режущий облака вслед перемещению
заоблачной точки - спутника туннельной связи? Пожалуй, лишь случайная птица
могла бы прервать нить на краткий миг, перед тем как с испуганным криком
метнуться прочь, ощутив на себе тепловой укол. Но на Капле нет птиц.

Снежный заряд, заблудившись во тьме, ворвался в иллюминатор, суматошно
закружился, попав в сквозняк. Гундер Шелленграм зябко поежился. Его
собеседник, напротив, чувствовал себя вполне комфортно с расстегнутым
воротом, и, наверное, его рукопожатие было бы сейчас крепким и теплым, чуть
влажным, но протяни руку - и встретишь пустоту. Не человек - изображение,
переданное через две тысячи двести семнадцать парсеков. Это если передача
идет с Земли. Если с Новой Терры, то меньше, а если с Марции - больше.

Похоже, что все-таки с Земли: задержка сигнала в пределах долей секунды.
Хороший Канал. Качество изображения не ахти: полполосы сигнала съедено
защитой от перехвата.

Разговор был сух. Но будь он хоть трижды душевным и доверительным,
Шелленграм не ждал от него ничего хорошего.

- Вы не представились, - сказал он.

- Извините. Не подумал, что это имеет значение. Зовите меня просто: Гость.

- Велите прикрутить у себя свет, Гость, - попросил Шелленграм. - Вы сияете
на всю палубу. Здесь ночь.

Гость, покосившись куда-то вбок, неслышно пошевелил губами. Действительно,
стало темнее.

- Так лучше?

- Да.

- Вы ответите на мои вопросы?

- Не сочтите за дерзость, но я предпочел бы разговаривать непосредственно с
шефом, - возразил Шелленграм. - Существуют правила...

- Оставьте при себе ваши предпочтения, Гундер. Не время. Вас устраивают мои
полномочия?

- Да... Гость. На какие вопросы я должен ответить?

- Ваш доклад изучен. В нем есть все, кроме одного: вашего личного отношения
к событиям. Не