ву

Спецсообщение
   Сегодня, 15.08.44 г., на  рассвете  оперативно-войсковой  группой  отдела
контрразведки армии был скрытно окружен хутор Залески (18 км северо-западнее
города Лида) с целью    изъятия  подпольной  радиостанции  АК  и  ареста
содержателей передатчика Святковских Витольда и Янины,  выявленных  нами  по
связям с отрядом "Рагнера".
   При появлении наших офицеров (под предлогом покупки  молока)  Святковские
вместе с третьим аковцем Юзефом Новаком, состоящим  якобы  в  одной  с  ними
террористической, так называемой "ликвидационной" группе, заперлись в  доме,
уничтожая   компрометирующие   улики,   а   затем    оказали    ожесточенное
сопротивление. В результате Святковская и Новак были  убиты,  а  Святковский
подорвал себя противотанковой гранатой.
   В развалинах дома обнаружены: две сильно поврежденные и обгоревшие  рации
-  аппарат  английского  производства   типа   АП-4   выпуск   1943   г.   и
коротковолновый приемник  типа  КС-1.  В  разбитом  зеркале-тайнике  найдены
старые кодовые таблицы и два  неначатых  оперативных  журнала  для  фиксации
данных о  связи  (позывные,  волны,  слышимость)  и  количестве  принятых  и
переданных корреспонденций.
   Большую часть документов Святковским и Новаку удалось уничтожить. Собрать
цельный пепел для восстановления текста не представилось возможным.
   При раскопках у задней стены амбара обнаружен тайник,  из  которого  нами
изъяты: ящик с радиодеталями и запасными батареями для раций и три комплекта
советского военного обмундирования, из них один  -  офицерского  состава,  с
пятнами крови на груди и на правом плече.
   По имеющимся у нас  проверенным  данным,  12  и  13  августа  Святковские
отсутствовали, и дом их пустовал. Не  исключено  пребывание  Святковских  13
августа в час радиосеанса передатчика с позывными КАО в районе  Шиловичского
леса, находящегося в  зоне  действий  отряда  "Рагнера",  всего  в  тридцати
километрах от их дома-хутора Залески. Понтрягин".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Понтрягину

   Примите все меры, чтобы установить, где находились  Святковские  13  и  7
августа сего года во второй половине дня.
   Особый интерес для нас представляют сведения о  радиошифре,  которым  они
могли  пользоваться,  а  также  режим  и  любые  подробности  радиопередачи.
Егоров".



   17. В ЛИДУ!

   Когда Хижняк проулком выехал на шоссе, трехтонный "ЗИС", на который  сели
двое офицеров, уже скрылся из виду.
   Стрелка на спидометре  полуторки  дрожала  между  цифрами  "40"  и  "50":
скорость для булыжного покрытия немалая, но, как казалось теперь Андрею, все
же недостаточная;
   Алехин откинулся в угол кабины  и,  обернув  бинокль  платком,  прижал  к
глазам. У следующей всски он смог хорошо рассмотреть ехавший далеко  впереди
"ЗИС".
   Это была потрепанная  трехтонка  со  слабо  различимым  на  заднем  борту
номером И  1-72-15.  Кроме  молодого  офицера  (круглолицый  капитан  сел  в
кабину), в кузове машины ехало человек семь  гражданских,  судя  по  одежде,
крестьян, и двое солдат. Кусок заднего борта  с  левой  стороны  вверху  был
выломан: "Приметная машина!"
   Вскоре у одной из деревень "ЗИС" остановился; было видно,  как  крестьяне
снимали мешки с  машины,  а  затем,  сгрудясь  у  кабины,  расплачивались  с
водителем. Хижняк, чтобы сохранить дистанцию, вынужден был  притормозить,  и
сейчас же колонна "студебеккеров", с десяток автомашин, обогнала  "газик"  и
поехала перед ним. Это разведчиков никак не устраивало: между  полуторкой  и
-"ЗИСом" с обломанным бортом должно было быть - для  прикрытия  -  не  более
двух-трех машин.
   - Обгоняй! - приказал Алехин.
   Хижняк поочередно обогнал несколько грузовиков;  перед  "газиком"  теперь
катил кургузый "виллис".  Хижняк  сигналом  трижды  просил  принять  вправо,
однако шофер "виллиса" продолжал ехать, как ехал. Обсаженная с обеих  сторон
деревьями дорога была довольно  узка,  что  затрудняло  обгон,  а  в  данном
положении делало его совсем невозможным. И все же,  выбрав  удобный  момент,
Хижняк в нарушение всех правил пошел на обгон с правой стороны и  поравнялся
с "виллисом"; какое-то мгновение машины неслись рядышком бок о бок. Сидевший
подле шофера усатый майор-танкист  что-то  негодующе  прокричал  и  погрозил
Хижняку кулаком. Хижняк не обратил на это  внимания,  но  "виллис"  выскочил
вперед, и шофер, очевидно, по приказанию майора  не  уступая  дороги,  снова
катил по самой середке.  Сквозь  заднее  стекло  кабины  Андрей  видел,  как
Хижняк,  возбужденно  размахивая  рукой,  говорил  что-то  Алехину.  Как   и
большинство опытных шоферов, Хижняк не терпел  быстрой  езды,  а  тем  более
гонки по неровной дороге; обычно спокойный и несколько флегматичный, он
в таких случаях, распаляясь, выходил из себя и ругался на чем свет стоит.
   До Лиды оставалось четыре километра.
   Впереди на  переезде  путеобходчица,  приземистая  женщина  в  выгоревшем
ситцевом платке и старых сапогах, опускала полосатый шлагбаум.
   "Виллис" рванулся и проскочил под перекладиной, которая  все  опускалась.
Хижняк и Алехин закричали из кабины в один голос - женщина обернулась, у нее
было красное, с очень светлыми бровями, сонное лицо. Алехин пулей вылетел из
машины,  вырвав  у   нее   веревку,   толкнул   шлагбаум   кверху,   и   под
оглушающе-тревожный  гудок  паровоза  полуторка,  подпрыгнув   на   рельсах,
перескочила полотно.
   Далеко впереди завиднелись освещенные неярким  вечерним  солнцем  окраины
Лиды.
   Хижняк быстро нагнал "виллис"  и  опять  засигналил;  маленькая  кургузая
машина, по-прежнему не торопясь, упрямо ехала по самой середке. Дорога стала
пошире, и Хижняк, решившись, неожиданно резко прибавил скорость и  по  самой
обочине, чуть не слетев в кювет, впритирку обошел "виллис".
   Теперь ему ничто не мешало, и он гнал  вовсю.  Перед  полуторкой  мчались
грузовые машины, впереди них время от времени был виден "ЗИС" И  1-72-15;  в
кузове на скамье у самой  кабины  в  профиль  к  разведчикам  сидел  молодой
светловолосый офицер.
   На контрольно-проверочном пункте  при  въезде  в  город  по  обе  стороны
шлагбаума скопилось десятка три  машин.  Девушки-регулировщицы  проверяли  у
водителей проездные документы и пропускали машины поочередно с той и  другой
стороны. Полуторка остановилась, между ней и  "ЗИСом"  с  обломанным  бортом
было  шесть  грузовиков.  Хижняк  сразу  вылез  и  пошел  вокруг  полуторки,
осматривая  и  обстукивая  баллоны  ногой;  Алехин,  соскочив  на   обочину,
разглядывал, что делается впереди:
   Из подъехавшего "виллиса" с грозным видом вылез усатый майор; он был  еще
молод, лет двадцати шести.
   Похлопывая себя  прутом  по  голенищу  хромового  сапога,  он  властно  и
нетерпеливо крикнул Хижняку:
   - Сержант, ко мне!..
   Хижняк вопросительно посмотрел на Алехина.
   - Садись за руль, - приказал Алехин, и Хижняк, пригнув голову,  втиснулся
в кабину.
   - Капитан, идите сюда! - весь красный от бешенства, вскричал майор.
   Алехин подошел и отдал честь.
   - Да как вы смеете... - задыхаясь, проговорил майор, - обгонять  легковую
машину... старшего по званию!..
   Алехин молча достал и показал ему свое служебное  удостоверение,  вернее,
обложку с вытисненной надписью "Контрразведка...".
   - Но я же не знал, -  произнес  майор  растерянно.  -  Поверьте,  товарищ
капитан, не знал...
   - А вам и нечего знать, -  вполголоса  заметил  Алехин.  -  Есть  правила
движения, обязательные для всех, и надо их соблюдать...
   Козырнув, он пошел вперед и догнал полуторку - машины  медленно  одна  за
другой подвигались к шлагбауму.
   - Уйдут... т-товарищ капитан! - не выдержал Андрей.
   - Не подымайся в кузове, - велел ему Алехин и быстро направился к дощатой
будке КПП; он понимал, что, пока проверят шесть передних  грузовиков,  "ЗИС"
будет далеко.
   Андрей видел, как Алехин зашел в открытую дверь. Спустя какие-то  секунды
у водителя "ЗИСа", за которым они следили,  проверили  документы,  и  машина
тронулась от шлагбаума.
   - Выворачивай влево! - приказал Андрей Хижняку. - Живо!
   Хижняк выехал влево и умудрился рывком проскочить  к  шлагбауму,  но  уже
двинулась встречная машина, и он вынужден был затормозить, успев, однако,  в
последнее мгновение вывернуть вправо  так,  что  полуторка  стала  наискось,
загородив дорогу.  Сержант-регулировщица  с  загорелым,  ставшим  от  злости
некрасивым лицом, размахивая флажком, бросилась к полуторке.
   - Куда?! Куда прешься?! - охриплым голосом кричала она.
   И  спереди  и  сзади  яростно  сигналили;   слышались   бранные   выкрики
возмущенных шоферов. Хижняк, приоткрыв дверцу, ступил ногой на  подножку  и,
не снимая руки с крестовины руля, высунулся из кабины, осматриваясь.  В  эту
критическую минуту появился Таманцев - он только что  подъехал  на  попутной
машине. Ни о чем не спрашивая, он обежал полуторку и  рванулся  к  встречной
машине.
   - Назад!.. Назад осаживай! - сделав свирепое лицо, зычным голосом  заорал
он на водителя и нагло  представился:  -  Военный  автоинспектор!..  Ты  что
делаешь?! Назад осаживай!..
   Рябой старшина, водитель встречного "ЗИСа", несколько оторопев от  такого
натиска, начал было оправдываться, но  Таманцев,  распахнув  дверцу  кабины,
решительно отодвинул его и, сам вскочив за  руль,  проворно  откатил  машину
назад и вправо, к самому кювету.
   Меж  тем  регулировщица,   став   перед   полуторкой,   ругала   Хижняка,
несомненного виновника затора, к тому же не желавшего  осаживать  назад,  за
обочину, на арестную площадку, как она требовала.
   - Не шуми! У меня нет заднего ходу! Понимаешь, нету!  -  умоляющим  басом
клялся Хижняк, грязной тряпкой утирая пот  с  лица.  -  Ну  не  ори.  Сейчас
разъедемся... И зачем вас на войну берут?! Тьфу, дьявол! - в сердцах сплюнул
он.
   Из дощатой будки  к  шлагбауму  уже  спешили  Алехин  и  массивная,  злая
начальница КПП.
   - Пропусти их! - дожевывая на ходу, закричала она регулировщице.
   ... Домчать до поворота и,  почти  не  сбрасывая  скорости,  развернуться
вправо, куда  скрылся  "ЗИС",  было  для  Хижняка  делом  одной  минуты,  но
впереди... впереди не было видно ни одной машины...
   - Прямо! - приказал Алехин.
   Полуторка пронеслась по улице несколько кварталов,  и  вот  на  одном  из
перекрестков на параллельной улочке промелькнул "ЗИС" с военными  в  кузове.
Хижняк тормознул так, что Андрея и Таманцева с  силой  прижало  к  переднему
борту, и тотчас стал разворачиваться  назад,  но  Таманцев,  перегнувшись  в
кабину, закричал:
   - Это не та машина!
   Полуторка остановилась; Алехин вылез на подножку, росинки пота блестели у
него на лбу.
   - Р-развернемся влево, - посоветовал Андрей нерешительно,  -  п-проскочим
назад, мимо базара и к с-станции.
   - Наши армейские сапоги, - сказал Алехину  Таманцев,  -  сорок  первый  и
сорок второй  размеры,  массового  пошива,  широкой  колодки...  Ношеные,  с
выраженными индивидуальными признаками... С теми отпечатками, что у родника,
разумеется, ничего схожего... Но установить их все равно придется, - имея  в
виду офицеров, заметил он. - С нас  потребуют!..  Что  же  касается  машины,
полагаю,  что  "ЗИС"  с  фронтового  продсклада.   Знаете,   возле   станции
огороженные штабеля?
   - И мне  так  думается,  "зисок"  с  продсклада,  -  не  совсем  уверенно
вступился Хижняк.
   - Что же ты раньше молчал?
   - Ручаться не могу. И вам ведь люди нужны, а не машина, -  сказал  Хижняк
понимающе. - А они, может, сойдут, и тогда...
   - Разворачивайся! На склад!



   18. НА ФРОНТОВОМ ПРОДСКЛАДЕ

   Как только  машина  подъехала  к  территории  склада,  Таманцев  на  ходу
перевалился через борт и, пока Алехин, выйдя из машины, объяснялся у  въезда
с часовым, прошмыгнул в ворота.
   На большой ровной площадке под  брезентами,  штабелями  ящиков,  бочек  и
мешков были сложены различные продукты. Все вокруг  находились  в  движении:
шофера и кладовщики, этот беспокойный полустроевой люд, более  чем  кто-либо
исполненный  сознания  своей  значительности  и  необходимости   на   войне,
получатели из частей и  солдаты  в  перепачканных  мукой  гимнастерках,  что
таскали ящики и мешки на весы,  грузили  в  автомашины.  В  правом  углу,  у
изгороди из колючей  проволоки,  с  враждебной  настороженностью  уставилось
стволом в небо зенитное орудие.
   Возле штабеля мешков с мукой, у  вереницы  машин,  ожидавших  очереди  на
погрузку, Алехин разыскал начальника склада, пожилого  майора,  толстого,  с
большим выступающим животом, однако на редкость  подвижного  и  энергичного.
Узнав,  что  Алехин  из  контрразведки,  он,  оставив  дела,  провел  его  в
просторную   землянку,   где   помещался   штаб   склада,   попросил    двух
сержантов-писарей выйти и только  тогда,  усевшись  сам  и  усадив  Алехина,
спросил, что его интересует.
   - "ЗИС" И 1-72-15 ваша машина?
   - И 1-72-15?.. Моя. А что случилось?
   - Пока ничего, - успокоил Алехин. - Она только что вернулась  со  стороны
Алитуса: очевидно, из Мариамполя или же Каунаса. У  нее  еще  сзади  выломан
кусок борта.
   - В Мариамполь машина ходила. Какая - точно не скажу. И насчет  борта  не
знаю: транспортом ведает мой заместитель... Сейчас выясним, - пообещал майор
и поднялся.
   - А шофера вы знаете?
   - И 1-72-15?.. Борискин... Откровенно говоря, знаю его  мало.  Он  у  нас
недавно, месяца два... Но плохого ничего сказать не могу. Шофер как шофер.
   - Мне бы хотелось побеседовать с ним. И посмотреть  книгу  учета  личного
состава. Только чтобы без шума, - попросил Алехин.
   - Понятно.
   Выйдя из землянки, майор что-то сказал одному из писарей, затем  вернулся
и, по армейскому обыкновению спросив Алехина, не хочет ли он  поесть,  молча
принялся рыться в стареньком канцелярском шкафу. Он,  как  видно,    был
нелюбопытен, лишних вопросов не задавал; во всех его действиях чувствовалась
спокойная деловитость, и Алехин не мог это не оценить.
   В дверь постучали.
   - Войдите!
   - Товарищ майор, ефрейтор Борискин по вашему приказанию прибыл...
   Алехин  увидел  перед  собой  невысокого  худого   блондина   с   темными
хитроватыми глазами на бледном немытом  лице.  На  Борискине  были  грязные,
промасленные шаровары и гимнастерка  с  солдатскими  погонами,  а  на  ногах
старые, с порыжевшими голяшками хромовые сапоги; он быстро перевел взгляд  с
майора на незнакомого капитана и, по-видимому  не  ожидая  для  себя  ничего
хорошего, сразу насторожился.
   - Садись, - предложил майор.
   - Ничего... постоим. - Борискин снова быстро посмотрел на Алехина.
   - Ты когда борт обломал?
   - Это прошлой ночью на разгрузке. Я не  виноват!  "Студер"  задним  ходом
разворачивался и врезал. А я тут ни при чем. Я докладывал помпотеху...
   - Ладно. Проверю... Вот капитан  хочет  с  тобой  побеседовать.  -  Майор
кивнул в сторону Алехина.
   - Это насчет чего? - прищурился Борискин.
   - Узнаешь, - сказал майор и, склонившись к уху Алехина, шепотом  спросил:
- Мне уйти?
   - Почему?  Оставайтесь...  Садитесь,  ефрейтор,  -  предложил  Алехин,  и
Борискин уселся на табурете шагах в трех от стола.
   Алехин как можно  непринужденнее  задал  ему  несколько  общих  вопросов:
откуда родом, кого из родственников имеет, с какого времени в армии, доволен
ли службой в части, много ли приходится ездить, куда и с каким грузом.
   Борискин  отвечал   не   спеша   и   довольно   лаконично,   с   какой-то
настороженностью обдумывая каждое слово и избегая при этом смотреть  Алехину
в глаза.
   - Сегодня куда-нибудь ездили?
   - Ездил... В Мариамполь. Мешки возил... Вот маршрутный лист. - Борискин с
готовностью достал из кармана гимнастерки сложенный вчетверо помятый  листок
бумаги и, развернув, положил на стол перед Алехиным.
   - А кто еще сегодня ехал на вашей машине?
   - Как кто? Никто.
   - Может; подвозили кого-нибудь?
   - Нет! У нас это не положено. Продуктовая машина!  Порожнем  разве  когда
офицера подвезешь, и то своего, из  начальства. А  гражданских  ни-ни!..
Насчет этого бдительность...
   Он говорил так убедительно, что можно было ему поверить. Можно,  если  бы
Алехин своими глазами не видел, как Борискин вез на машине людей  и  получал
деньги с крестьян.
   Майор между тем отыскал в шкафу большую тетрадь в картонной обложке, став
спиной к Борискину, разложил ее на столе, полистал и  прочел  что-то  такое,
отчего  в  лице  его  выразилось  удивление.  Сделав  какую-то  пометку,  он
пододвинул тетрадь Алехину; капитан уже догадался, что это  форма  четыре  -
книга учета личного состава.
   Продолжая разговаривать с Борискиным,  Алехин  прочел:  "...  Водитель...
ефрейтор... Борискин Сергей Александрович, 1912 г. р., б/п... образование  4
класса, в плену и под оккупацией не был... В 1936 году судим по  ст.  162-й*
п. "д" на 5 лет...  Награды:  медали  "За  боевые  заслуги"  и  "За  оборону
Москвы".
   Отметку о судимости  майор  отчеркнул  сбоку  карандашом.  Когда  Алехин,
просмотрев запись о Борискине,  глянул  на  майора,  тот,  колыхнув  грузный
живот, понимающе вздохнул.
   - Значит, сегодня вы никого не подвозили? - продолжал Алехин.
   - Нет!
   - Никого за всю дорогу?.. Припомните получше.
   - Чего тут припоминать-то, - обидчиво сказал  Борискин.  -  Один  ехал  -
зачем мне врать?
   ... Чего от него хотят, он не мог понять, предположил же поначалу  совсем
иное.
   Уже несколько лет он был в основном чист на руку, но сегодня на  рассвете
перед поездкой в Мариамполь, как на грех, не удержался  и,  когда  кладовщик
отвернулся, сунул в кузов  под  мешкотару  коробку  с  американским  пиленым
сахаром. Сделал он это не оттого, что его тянуло украсть или выпить (страдая
желудком, он пил редко и мало), а  просто  потому,  что  кладовщик  этот,  с
шоферами и солдатами беспричинно грубый, перед начальством лисил, имел славу
бабьего угодника, частенько выпивал и ходил в  офицерском  обмундировании  -
словом, преуспевал. Сахара же у него было несколько вагонов, и, по  понятиям
Борискина, он не мог не воровать.
   И вот  стоило  после  стольких  лет  праведной  жизни  украсть,  как  его
попутали!      -      так      он      решил,      когда      вызвали      к
---------------------------------------* Статья 162 УК  РСФСР  того  времени
предусматривала  уголовную  ответственность  за  хищение   имущества.
начальнику склада;  он  был  уверен,  что  Алехин  из  военной  прокуратуры.
Попался! И как же это могло получиться?.. Видеть его никто не видел, в  этом
он не сомневался, сахар же был продан барыгам  в  Мариамполе,  а  оставшиеся
грамм двести, завернутые в тряпочку, спокойно лежали в кабине под  сиденьем.
И неужто дознались, он  и  придумать  не  мог,  как  не  мог  понять,  какое
отношение к краже сахара имеют вопросы этого капитана;  Алехин  казался  ему
прожженным хитрецом: "Издалека подъезжает!"
   Подвозить же по пути пассажиров запрещалось, а калымить тем  более  -  по
головке за это не гладили, -  и  Борискин  все  отрицал,  сразу  решив,  что
признаваться не следует. И, начав врать, он врал все  дальше.  А  вежливость
Алехина, та самая вежливость, которой Борискину в  жизни  перепадали  жалкие
крохи, еще более настораживала его.
   Алехин же старался уяснить себе, почему Борискин лжет - с какой целью? Он
с самого начала полагал, что неизвестные офицеры были случайными пассажирами
машины И  1-72-15,  и  Борискин  интересовал  Алехина  только  как  источник
получения хоть каких-либо сведений  об  этих  офицерах  для  их  дальнейшего
розыска.
   Алехин еще минут десять бился с Борискиным, а тот упрямо  врал,  пока  не
начал смекать, что дело тут не в сахаре, а в чем-то другом, а  поскольку  он
себя больше  ни  в  чем  существенном  виновным  не  чувствовал,  он  помалу
успокоился и стал несколько откровеннее. Однако сознаться  во  лжи  было  не
так-то легко.
   - Послушайте, Борискин. - Алехин поднялся и, улыбаясь, подошел к  шоферу.
- Вот вы утверждаете, что сег