но и физически плюс поднатаскать их, сообщить  им  хоть  какие-то
азы, и прежде всего применительно к нашему заданию.
   Все это я обдумал еще ночью и  решил,  чтобы  не  терять  время  попусту,
ежедневно два-три часа заниматься с ними.
   Начал  я  от  Адама  и  Евы:  рассказал  о   своей   первой   встрече   с
агентами-парашютистами; я ее помнил так, будто это было не три с лишним года
назад, а вчера или даже сегодня.
   Вижу как сейчас: шоссе под Оршей - вторая неделя войны. Беженцы,  подводы
с барахлишком, инвалидами и  стариками, обозы с  ранеными.  Воронки  от
бомб, трупы на обочинах. Гонят  скот,  вывозят  машины,  станки,  и  бредут,
бредут навьюченные даже дети, тащатся из последних сил - только бы  уйти  от
немца. Плач,  рев,  растерянность,  неразбериха,  самые  невероятные  слухи,
десанты и диверсанты. А немецкие самолеты ходят по головам, что хотят, то  и
делают.
   В задачи и  обязанности  нашего  погранполка,  державшего  в  тот  момент
контрольно-пропускной и заградительный режимы на  отходах  от  Орши,  только
официально - по приказу - входило:
   наведение и поддержание в тылах фронта должного порядка;
   проверка  документов,  а  в  случае  необходимости  -  при  возникновении
подозрений - и личных вещей  как  у  гражданских,  так  и  у  военнослужащих
независимо от занимаемых должностей и  званий;  проверка  всего  проходящего
гужевого и автотранспорта;
   охрана важнейших объектов и обеспечение бесперебойной работы связи;
   задержание и  доставка  на  сборные  пункты  самовольно  уходящих  в  тыл
красноармейцев, командиров; вылавливание и арест дезертиров;
   регулирование движения на дорогах и эвакуации; предельная загрузка  всего
транспорта, двигающегося на восток; очищение в случае необходимости дорог от
беженцев;
   ну и, разумеется, в  первую  очередь  -  поимка  и  уничтожение  немецких
шпионов и диверсантов, борьба с вражескими десантами.
   Все это входило в наши задачи и обязанности официально, по приказу, а чем
мы только тогда не занимались - не  перечислишь!  -  даже  роды  приходилось
принимать.
   Так вот, под вечер останавливаем на шоссе для проверки  "эмку".  Рядом  с
водителем - майор госбезопасности:
   сиреневая коверкотовая гимнастерочка, на петлицах - по ромбу, два ордена,
потемнелый нагрудный знак "Почетный чекист". На заднем сиденье -  его  жена,
миловидная блондинка с мальчиком лет трех-четырех, и еще  один,  спортивного
вида,  со  значком  ворошиловского  стрелка  и  двумя  кубарями  -   сержант
госбезопасности*. Майор Фомин с женой и ребенком следует в город  Москву,  в
распоряжение НКВД СССР. Кроме личных вещей, в машине два толстенных  пакета,
опечатанные                       гербовыми                       сургучными
печа---------------------------------------* Сержант госбезопасности и майор
госбезопасности - специальные звания начальствующего  состава  органов  НКВД
того времени.  тями НКВД-Белоруссии, - совершенно секретные  документы,
что оговорено в предписании. И шофер там указан и сержант - для охраны.
   Все чин чином, все продумано и правдоподобно. Документы  безупречные;  на
удостоверении у майора хорошо нам уже знакомая  подпись  -  черной  тушью  -
Наркома внутренних дел Белоруссии, а на удостоверении  к  нагрудному  знаку,
выданному  еще  в  1930  году,  личная  роспись  Менжинского.  И   у   жены,
вольнонаемной сотрудницы органов НКВД, и у военного шофера, и у  сержанта  -
тоже абсолютно безупречные документы. Номер  у  "эмки"  минский,  паспорт  и
путевой   лист   подлинные,   соответствующие;   на   висящем    в    машине
маузере-раскладке  серебряная  пластинка   с   гравировкой:   "Тов.   Фомину
(инициалы) от ОГПУ СССР".
   Ни единой задоринки - ни в бумагах, ни  в  экипировке,  ни  в  поведении.
Имелись даже сходные признаки в словесных портретах ребенка  и  родителей  -
белявый, с голубыми глазами, как и мама, и скуластый, с широким прямым лбом,
как отец. Все чин чином плюс отличное знание оперативной  обстановки.  Майор
промежду прочим негромко, доверительно сказал:
   - Вы от Бориса Ивановича? От Кондрашина?..
   Капитан  Кондрашин  Борис  Иванович  третьи  сутки  исполнял  обязанности
командира нашего погранполка - даже это они знали.
   И все-таки мы их взяли.
   Рассказывая Фомченко и Лужнову действительный случай, я для  пользы  дела
по воспитательным соображениям кое-что приукрасил.
   Взяли мы в основном трупы, а блондинку, тоже  начавшую  стрелять,  тяжело
ранили.
   Как оказалось, мальчик  был  сынишка  советского  командира,  подобранный
немцами где-то у границы в первые сутки  войны.  Его  натаскивали  несколько
дней, приучали называть "майора" папой, а блондинку - мамой, и приучили.  Но
так как он иногда сбивался и говорил ей  "тетя"  (или  ему  "дядя",  уже  не
помню), ребенка заставляли молчать, когда его держали за  руку.  С  этой  же
целью - чтобы в нужные минуты он не говорил - ему засовывали в рот леденцы.
   При проверке документов, сжимая маленькую ладошку, "мама" - она оказалась
радисткой - от напряжения, видно, сделала ему больно, и он поморщился.
   Кстати, потом, обхватив ее, окровавленную, полуживую, обеими  руками,  он
вцепился намертво и дико кричал;
   в этой страшной для него  передряге  она  наверняка  казалась  ему  самым
близким человеком.
   Был я тогда молодым и сопливым, хотя два года уже прослужил на границе. И
заметил, что она сдавливает мальчику ладошку и он морщится и что рот у  него
занят леденцами,  не  я,  а  лейтенант  Хрусталев,  мой  начальник  заставы,
проверявший документы.
   Он и подал нам условный знак, а сам, взяв у бойца-пограничника  винтовку,
не говоря ни слова, с силой  ткнул  штыком  несколько  раз  в  засургученные
пакеты - звук был металлический (там оказались рации в специальных дюралевых
футлярах).
   - Что вы делаете?! - возмущенно закричал майор.
   Это был сигнал, потому что мгновенно все четверо выхватили пистолеты.
   Я страховал с левой стороны машины, стоял у задней дверцы  и  по  расчету
"держал" в первую очередь "сержанта" и шофера. Как только они обнажили  свои
пушки, я без промедления вогнал "сержанту" две пули  между  глаз,  а  третью
всадил в висок шоферу.
   "Майора" заколол Хрусталев,  он  же  обезвредил  и  блондинку,  успевшую,
однако, смертельно ранить бойца-пограничника.
   Толковый мужик был Хрусталев, находчивый, умелый  и  решительный.  Он  не
только что у майора, он и у комиссара госбезопасности или генерала в  случае
необходимости проверил бы штыком и любые секретные пакеты,  и  какой  угодно
багаж.
   Толковый он был мужик, а спустя неделю в такой же примерно ситуации,  как
под Оршей, только ближе к Смоленску, помешкал  секунды  и  заплатил  за  это
жизнью. Тут всегда так - кто кого упредит...
   Про трупы я, понятно, и слова не сказал. А лозунг тогда, промежду прочим,
везде был, да и команда нам: "Уничтожай  немецких  шпионов  и  диверсантов!"
Сколько мы их перестреляли... Пока не поумнели. А теперь вот  попробуй  хоть
одного взять неживым, да с тебя три шкуры снимут и в личное дело подошьют.
   Просвещая Фомченко и Лужнова, я, чтобы они не  отвлекались,  одновременно
продолжал наблюдать. Я говорил, то и дело поглядывая в окно, а они  смотрели
мне в рот глазами девять на двенадцать.
   Примечательно, что воевали оба, как и я,  с  первого  лета.  Фомченко  до
ранения был штурман эскадрильи, а Лужнов - командир звена. Не знаю, как  они
летали, судя по наградам, неплохо.  Что  же  касается  активного  розыска  и
силового задержания, они не представляли себе азбучных истин, и я  уверился,
что проку от них будет в случае чего - шиш да кумыш!..
   Выждав, пока сумерки сгустились, мы натаскали на чердак сена,  полыни  от
блох и устроились с удобствами.
   Как только совсем стемнело, я расположил офицеров в кустах за хатой Юлии,
метрах  в  пятидесяти,  а  сам  поместился  с  другой,   фасадной   стороны.
Предварительно мы оговорили все  возможные  ситуации  и  обусловили  сигналы
взаимодействия; я разъяснил им все дважды, втолковал, как первоклашкам.
   - Если он будет один, - прямо сказал я, - то вы мне не понадобитесь. Если
будет один, сидите и не вылезайте...



   45. АЛЕХИН И ПОЛЯКОВ

   Алехин не слышал шума подъехавшей машины; он проснулся  оттого,  что  его
трясли за плечо. Открыл глаза и  сразу  поднялся:  возле  него,  присвечивая
фонариком поверх изголовья кровати, стоял подполковник Поляков.
   Завесив окно плащ-палаткой, Алехин зажег лампу-молнию и поспешно  оделся,
взглянув при этом на часы: без пяти минут три - часа два  еще  вполне  можно
было бы поспать...
   - Ты извини, у вас перекусить чего-нибудь найдется? - спросил Поляков.
   Он уже снял пилотку, шинель, положил на стол набитый авиационный  планшет
и, невысокий, коренастый, потирая маленькие пухловатые руки,  расхаживал  по
комнате.
   Алехин достал начатую баночку тушенки,  несколько  вареных  картофелин  и
хлеб. Пока Поляков ел, он, присев сбоку, рассказывал о том, что  сделано  за
прошедшие сутки, о своих визитах к Гролинской и Окуличу, о поисках в  городе
и разговоре по  "ВЧ"  с  генералом.  Подполковник  слушал,  изредка  задавая
вопросы, его некрасивое, с небольшим прямым носом и выпуклым шишковатым лбом
лицо ничего не выражало. Лишь когда Алехин сообщил о целлофановых  обертках,
он оживился и  попросил  показать.  Посмотрел  на  свет  и,  потянув  носом,
произнес:
   - Июнь сорок четвертого... И номер партии тот же... Занятно!
   Поляков был тем самым человеком, чье мнение и советы в ходе розыска,  без
сомнения, интересовали Алехина, как  и  других  чистильщиков,  более  всего.
Подполковник  обладал  редкостным  талантом  делать  правильные  выводы   из
минимума данных. Осмысливая факты,  он  нередко  по  какой-нибудь  частности
приходил к весьма неожиданному умозаключению и, как  правило,  не  ошибался.
Поэтому Алехин обстоятельно, до мелочей, изложил ему все, в том   числе
и свои сомнения относительно версии с Николаевым и  Сенцовым,  и,  закончив,
обратился в слух.
   Тем временем Поляков, доев последнюю картофелину, закурил;  потом  достал
из планшета два конверта - почтовый и побольше размером,  -  вынул  карту  и
разложил ее на столе.
   Наконец он заговорил тихо и, как всегда, неторопливо, но не  о  том,  что
ожидал Алехин. Поляков принялся подробно рассказывать о случае угона "доджа"
и о сержанте Гусеве.  Алехин  слушал  с  напряженным  вниманием:  имела  эта
история отношение к "Неману" - такая догадка мелькнула у  него,  когда  была
названа марка автомашины, - или не имела, а Поляков наверняка желал знать  и
его, Алехина, соображения.
   -... На  контрольном  пункте  при  выезде  из  города  к  нему  в  машину
попросились двое: старший лейтенант и лейтенант. Были они  в  плащ-накидках;
старший лейтенант в возрасте лет сорока, плотного телосложения, с небольшими
усами... в  фуражке  полевого  образца.  Лейтенант  значительно  моложе,  но
внешность его он совершенно не помнит...
   - Вещи у них были? - поинтересовался Алехин.
   - Да. Как он припоминает, небольшой потертый чемодан и трофейный ранец  с
бурым верхом... Говорили они чисто, но по  произношению  не  исключено,  что
старший - украинец. Они уселись в машине за его  спиной,  и  он  поехал.  За
Озерами старший лейтенант попросил  остановить,  как  он  сказал,  по  малой
нужде. Место там безлюдное, лес с обеих сторон вплотную  подходит  к  шоссе.
Гусев остановил машину и собирался закурить - они угостили его папиросой,  -
но был оглушен ударом по голове и что было дальше - не помнит... Сидел он  в
этот момент за рулем, а рана от удара над левым ухом.
   - Левша...
   - Да, удар был нанесен левшой или человеком с одинаково развитыми руками,
что, впрочем, маловероятно. Очнулся в кустах, услышал - неподалеку проезжают
машины, дополз с трудом до шоссе, где  и  был  подобран.  По-видимому,  они,
оглушив, оттащили его в кусты,  стрелять  не  решились,  чтобы  не  привлечь
внимания, и, лежачего, дважды ударили ножом в спину. Целили в сердце, но  не
попали: машина стояла  на  шоссе,  они  торопились,  и  это,  очевидно,  его
спасло... У него взяты красноармейская книжка, проездные документы и деньги.
Примечательно, что взяли самодельный портсигар из дюраля, а хорошие наручные
часы не тронули. Из диска автомата, находившегося  в  машине,  вынуто  около
сорока патронов...
   - Они были в плащ-накидках, откуда же ему известны их звания?
   - Он видел погон на гимнастерке старшего лейтенанта:
   когда тот влезал в машину, плащ-накидка распахнулась.  Запомнил,  что  на
погоне было три звездочки, а выше дырочка и примятость, как он полагает,  от
эмблемы.
   - А может, от четвертой звездочки?
   - Он полагает, от эмблемы. Причем от артиллерийской.  Цвет  канта  он  не
заметил,  но  почему-то  убежден,  что   они   -   артиллеристы.   Это   его
предположение, чисто интуитивное;
   на чем оно основано, он так и не смог объяснить. Когда он  согласился  их
взять, старший сказал другому: "Садитесь, лейтенант". В  машине  они  больше
молчали, да он и не прислушивался... Уверяет, что они высокого роста,  но  я
думаю, это субъективность восприятия: он сам маленького  роста,  и,  по  его
определению, у меня средний рост... Полагает, что в  лицо  узнал  бы  обоих,
однако описать их внешность для  словесного  портрета  не  смог.  Говорит  -
обыкновенные офицеры!.. Зачем я тебе о них  так  подробно  рассказываю?..  -
Поляков вынул из большого пакета две фотографии и положил перед Алехиным.  -
Это - отпечатки шин угнанного "доджа"... А это - следы машины,  обнаруженные
вами в лесу под Столбцами...
   Рассматривая фотографии, Алехин нащупал  рукой  лежащую  на  столе  пачку
"Беломорканала" и вытянул папиросу.
   - Вроде... полная идентичность, - сдерживая волнение, сказал он погодя  и
закурил.
   - Да, совпадают все индивидуальные  особенности  Протектора...  например,
поперечный разрез на шине правого заднего колеса... Теперь как  будто  ясно,
что  неизвестные,  пытавшиеся  убить  Гусева  и  захватившие  "додж",  имели
разыскиваемую нами рацию... Завладев машиной,  они  поехали  за  Столбцы,  -
Поляков показал на карте, - свернули в лес и вышли в эфир. Это было седьмого
августа, в день первой пеленгации. И дата, и час, и место совпадают.  Затем,
проехав к Заболотью, они загнали машину в лес и замаскировали,  быть  может,
рассчитывая ею при случае еще воспользоваться. Машина  найдена  в  безлюдной
чаще - до ближайшего хутора два километра, и  обнаружили  ее  случайно...  Я
распорядился устроить засаду, хотя мало верю, что они появятся...
   Поляков говорил тихо и так неторопливо, будто в сутках было  не  двадцать
четыре,  а,  по  крайней  мере,  тридцать  шесть  часов.  Излагая  розыскные
сведения, он, по обыкновению, все время  обдумывал  и  ставил  под  сомнение
каждый сообщаемый факт и  свои  предположения  и  требовал    таких  же
размышлений и критического отношения от тех, кто его  слушал.  Он  не  любил
бездумного поддакивания, его правилом было, чтобы подчиненные  откровенно  и
независимо высказывали свои соображения и  при  несогласии  спорили  с  ним,
противоречили и опровергали. За три года совместной  работы  Алехин  отлично
усвоил  эту  манеру  обсуждения,  ценил  ее  эффективность   и   знал,   что
подполковник прежде всего ожидает сейчас от него инакомыслия, возражений, но
для этого в данном случае не имелось никаких оснований.
   - Захватив машину, они  проехали  к  Столбцам...  -  рассматривая  карту,
-сказал Алехин, - это около двухсот километров... Для  того  чтобы  выйти  в
эфир, вовсе не обязательно проделывать  такой  путь...  Затем  вернулись  на
запад, почти в тот же самый район...
   - Уловил? - обрадованно оживился Поляков.
   - Пытаюсь... Или рация находилась где-то в районе Столбцов, или они там с
кем-то связаны... Да, текст  двух  остальных  перехватов  сейчас  бы  весьма
пригодился...  Рацию,  очевидно,  потом  перевезли  и  спрятали   где-нибудь
неподалеку от Шиловичского леса, а может, и в самом лесу...
   - Я тоже так думаю! Существенная деталь: из кузова "доджа" исчезла  малая
саперная лопатка.
   - Тайник?..
   - Скорее  всего!  -  Поляков  улыбался,  довольный  подтверждением  своих
мыслей. - Большая саперная лопата на месте,  и  топорик  на  месте,  и  весь
инструмент, а малая исчезла. Гусев за день до того получил ее  со  склада  -
новенькую! Успел вырезать на черенке свои инициалы Эн и Гэ - Николай  Гусев,
- чтобы не позаимствовали другие шофера...  При  осмотре  места  обнаружения
"доджа" лопатку не нашли, хотя именно ее не искали: что она пропала, я узнал
позднее. Для подтверждения версии о тайнике,  наверно,  придется  специально
осмотреть еще раз всю рощу.
   - Роща -  это  не  проблема.  А  вот  найти  тайник  в  таком  лесу,  как
Шиловичский, - задачка! - невесело сказал Алехин. - Не легче,  чем  отыскать
место выхода в эфир.
   - Да., тут надо хорошенько подумать, - согласился Поляков. - Добраться до
тайника - это уже, считай, полдела. Я сейчас еще не  готов,  но  сегодня  же
предложу вам  что-нибудь  конкретное...  -  пообещал  он.  -  Теперь,  Павел
Васильевич, насчет Николаева и Сенцова... Твои сомнения я разделяю. Как  это
ни печально, а попахивает пустышкой!  Немало  противоречивого...  Одно  дело
действовать под видом  заготовителей,  другое...  Откуда  у  них,  например,
десяток бочонков с керосином? Зачем им вся эта живность?..
   Сомнительно... Весьма!.. В то же время на  все  сомнения  и  противоречия
имеется и довольно увесистое "но"...
   Из меньшего по размеру почтового конверта Поляков вынул  сложенный  вдвое
листок целлофана и протянул Алехину.
   - Это было в кузове "доджа".
   Взяв целлофан, Алехин развернул его, потер о  тыльную  сторону  ладони  -
кожа засалилась, - понюхал и, приблизя к лампе, посмотрел на свет, затем для
сравнения поднял рядом одну из оберток, оставленных Николаевым и Сенцовым  в
доме Гролинской.
   - Совпадает все - и фирменный знак, и месяц выпуска, и  номер  партии,  -
продолжал Поляков. - Ни Гусев, ни его командиры  в  автобате  сала  в  такой
упаковке никогда не видели, даже не представляют,  что  это  такое.  Кстати,
перед выездом он вымыл кузов.  Так  что  это,  несомненно,  оставлено  двумя
неизвестными, пытавшимися его убить и угнавшими "додж", оставлено теми, кого
мы ищем.
   - Значит, один из них, предположительно, -  левша,  а  старший,  судя  по
произношению, возможно, - украинец. - Алехин усмехнулся. - Каждый  двадцатый
в жизни - левша и каждый шестой военнослужащий - украинец.
   - Да, скажем прямо, негусто, - согласился  Поляков;  он  сложил  карту  и
вслед за конвертами с целлофановыми обертками  и  фотографиями  сунул  ее  в
планшет.  -  Кстати,  Гролинская  не  заметила   у   Николаева   украинского
произношения?
   - Нет. Я интересовался речью обоих... Она убеждена, что он сибиряк.
   - По внешности и по возрасту Николаев и Сенцов в целом схожи с теми,  кто
нам нужен... В приблизительных общих  чертах:  один  постарше  и  поплотнее,
второй моложе, выше и стройней...
   - И у тех двух, которых видел Васюков, тоже есть такое сходство.
   - Да, обе пары во многом схожи с теми, кого мы  ищем.  Есть,  конечно,  и
явные различия,  впрочем,  в  деталях,  функциональные...  Звания,  головные
уборы, личные вещи, усы - все это легко видоизменить... Что характерно...  -
задумчиво сказал Поляков, - обилие  общих  сведений  и  версий  и  скудность
конкретного... - Он посмотрел на часы и поднялся. - Ты извини, но спать  уже
не придется... Идем в отдел, может, там есть что-нибудь новое...



   46. НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛ ЕГОРОВ

   В отделе контрразведки авиакорпуса ни ответа  на  запрос  о  Николаеве  и
Сенцове, ни каких-либо свежих сообщений по делу  "Неман",  к  сожалению,  не
было.
   Шифровальщик, занятый чем-то срочным, даже не подойдя  к  обитой  железом
двери, крикнул, что для Алехина и подполковника у него пока ничего  нет,  и,
словно извиняясь за