ыть  правильно  понятым...  Конечно,
бывают обстоятельства, когда без войсковой операции не обойтись,  когда  она
просто необходима. Но в данном случае, по крайней мере ближайшие двое суток,
она всего-навсего нецелесообразна!.. Мы убеждены, что разыскиваемые  связаны
с этим лесом. и должны там появиться. Войсковая операция может их вспугнуть,
и поэтому мы против  нее...  Даже  если  они  окажутся  внутри  оперативного
кольца, наши шансы на получение момента истины  уменьшаются  до  минимума...
Скажу  вам  прямо:  без  официального  письменного  приказа  мы  не  то  что
проводить, но и подготавливать войсковую операцию не станем!
   Сделав это заявление, Егоров подошел к своему креслу и сел.
   - Что ж, позиция контрразведки фронта ясна и достаточно обоснованна...  -
после недолгой паузы  произнес  Мохов.  -  Только  зарекаться,  пожалуй,  не
стоит... - усмехнулся он и, посмотрев в  свой  блокнот,  быстро  спросил:  -
Сколько там площадок, годных для приемки груза?
   - Если учесть большую осторожность разыскиваемых, - отвечал Поляков, -  с
их точки зрения, удобными для  приемки  груза  представляются  всего  четыре
площадки внутри массива.
   - Все подступы к ним можно надежно перекрыть девятью засадами, -  заметил
Егоров. - Для этого нам потребуется не больше тридцати розыскников,  десяток
офицеров комендатуры, человек  восемьдесят  для  визуального  наблюдения  на
опушках и полсотни радистов с рациями  "Север". В отличие от потребного
для войсковой операции все это у нас есть, все это в наших силах!
   - У вас все разложено как по полочкам! - с улыбкой сказал Мохов.  -  Ваша
убежденность мне нравится. А гарантировать вы можете, что  завтра,  максимум
послезавтра, мы их возьмем?
   - Товарищ генерал, какие же тут могут быть гарантии?  -  в  свою  очередь
улыбнулся Поляков. - Мало ли что может произойти! Их могут взять раньше  нас
прибалтийцы или территориалы*, они могут напороться в лесу на бандгруппу или
на мину. Да мало ли что еще может случиться!.. Нет,  никаких  гарантий  тут,
разумеется, нет и быть не может...
   - Я тоже думаю, что никаких гарантий нет... - перестав улыбаться,  сказал
Мохов. - Именно поэтому вопрос о войсковой операции не может быть  исключен.
Вы не учитываете один очень важный момент: возможно, имеются  обстоятельства
более значительные и более веские, чем все  ваши  доводы...  -  С  невеселым
лицом он  закрыл  свой  блокнот  и,  давая  понять,  что  разговор  окончен,
поднялся. - Вопрос  о  войсковой  операции  остается  открытым,  решать  его
придется в ближайшие часы и, очевидно, не нам...




   ВЛАДИМИР БОГОМОЛОВ
   МОМЕНТ ИСТИНЫ
   (В АВГУСТЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО...), II
   Главы 51-99

   Богомолов В.О. Избранное.
   М.: Дружба народов, 1996, сс.5-386
   ISBN 5-285-00264-8

   В квадратных скобках [] номер страницы.
   Номер страницы предшествует странице.

   Звездой * обозначены примечания автора, помещённые в под страницей.



   51. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ


   ШИФРОТЕЛЕГРАММА

"Весьма срочно!
Егорову

   Военнослужащие в/ч 31518 капитан Николаев Алексей  Иванович  и  лейтенант
Сенцов Василий Петрович по стабильным и функциональным признакам  словесного
портрета полностью идентифицируются с проверяемыми Вами лицами.
   Николаев и Сенцов сегодня в II  часов  прибыли  в  Старосельцы,  к  месту
прежней дислокации части, на "студебеккере" А  3-16-34,  в  кузове  которого
находилось 22 овцы, 6 свиней и 420 кг муки-крупчатки.
   Будучи порознь допрошены, Николаев и Сенцов одинаково показали:
   1)  Три  стограммовые  порции  немецкого  сала  в  целлофановой  упаковке
получены ими официально со склада при выезде в командировку. Такое трофейное
сало   в   количестве   примерно    ---------------------------------------*
Территориальные органы государственной безопасности и внутренних дел.
тридцать килограммов было захвачено их частью в холодильнике на Белостокском
аэродроме.
   2) 7 августа сего года в течение всего дня они  безвыездно  находились  в
местечке Старосельцы (5 км  западнее  Белосто-ка).  В  районе  Столбцов  как
Николаев, так и Сенцов никогда не были.
   3) В гор. Лида  они  квартировали  согласно  направлению  комендатуры  по
адресу ул. Вызволенья, б, где ночевали четыре ночи.  Пятую  ночь  провели  в
Скрибовцах в квартире начальника станции Петрицкого Витольда, у которого при
освобождении Лидского  района  несколько  суток  находились  на  постое.  14
августа Петрицкий был случайно встречен ими в Лиде,  а  16  августа  вечером
посетил их в доме 6 по ул. Вызволенья,  чтобы  договориться  с  ними  насчет
обмена поросенка на соль и керосин.
   4) 15 августа вечером они оставили в погребе на хуторе севернее Шиловичей
вещмешок, в котором находился копченый окорок, выменянный ими перед  тем  на
соль.
   5) Обмен трофейного имущества на живность и продукты производился ими  по
заданию командования части в соответствии с устным неофициальным разрешением
начальника тыла в/ч 70244 гвардии полковника Самородова.
   Показания Николаева и Сенцова не вызывают сомнения  в  достоверности.  Их
личность удостоверена оставленным в Старосельцах  представителем  в/ч  31518
капитаном Купченко, служащим вместе с ними пять месяцев.
   После идентификации и выяснения  интересующих  Вас  вопросов  Николаев  и
Сенцов были отпущены и убыли на машине  дальше  к  новому  месту  дислокации
части  на  1-й  Белорусский  фронт,  в  район   города   Радзымин   (20   км
северо-восточнее Варшавы). Протоколы идентификации и  допроса  высылаются  в
Ваш адрес. Горбунов".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Весьма срочно!
Егорову

   Сообщаем, что проверяемые  Вами  нач.  ПФС  в/ч  31518  капитан  Николаев
Алексей Иванович 1908  г.  р.  урож.  гор.  Томска,  русский,  беспартийный,
образование незакончен. высшее, и командир взвода  той  же  части  лейтенант
Сенцов Василий Петрович 1921 г. р. урож. гор. Задонска, русский,   член
ВЛКСМ, образование среднее, действительно с  12  по  18  августа  сего  года
находились в командировке в районе города Лида  с  целью  децентрализованной
заготовки и  приобретения  сельхозпродуктов,  для  чего  ими  использовалось
трофейное имущество, как-то: керосин, соль и немецкое обмундирование.
   Как нами установлено, 7 августа с. г. Николаев и Сенцов  из  расположения
части никуда не отлучались и находиться в этот день в районе Столбцов  никак
не могли.
   Немецкое сало в стограммовой расфасовке  с  маркировкой  на  целлофановых
обертках: "VI. 44" и "ь 396" общим весом 32 кг 700 гр  было  обнаружено  при
освобождении Белостока в немецком военном складе-холодильнике на аэродроме и
после оприходования использовалось для питания личного состава части. 300 гр
такого сала было выдано при убытии в командировку  Николаеву  и  Сенцову  по
накладной № 2684 от 11 августа сего года.
   Капитан Николаев и лейтенант Синцов* в Красной  Армии  с  1941  года;  на
оккупированной территории  не  проживали,  в  плену  и  окружении  не  были.
Командованием характеризуются только положительно.
   По имеющимся  у  нас  данным,  сестра  Николаева,  Гольбиндер  (по  мужу)
Елизавета Ивановна 1906  г.  р.  урож.  г.  Томска,  в  1937  году,  работая
бухгалтером Красноярского горпищеторга, была осуждена за растрату по ст. 116
У К РСФСР  ч.  I  к  двум  годам  лишения  свободы.  Срок  наказания  отбыла
полностью. В настоящее  время  проживает  в  Красноярске,  заведует  хлебным
ларьком.
   Другими  компрометирующими  сведениями  на  проверяемых  Вами  лиц  и  их
родственников не располагаем.
   Одновременно  сообщаем,  что  являющаяся  незаконной   децентрализованная
заготовка сельхозпродуктов в  обмен  на  трофейное  имущество  производилась
Николаевым и Сенцовым  согласно  устного  разрешения  нач.  тыла  в/ч  70244
гвардии   полковника   Самородова,   о   чем   целесообразно   информировать
командование по принадлежности. Тютюгин".



   52. АЛЕХИН

   Это как болезненная потеря, как похороны чего-то дорогого:  работаешь  по
версии с полной отдачей и все вроде  выстраивается  и  уже  пахнет  реальным
результатом,  и   вдруг   ---------------------------------------*   Так   в
документе. Несомненная описка, следовало - Сенцов.  эта самая  основная
версия лопается, как мыльный пузырь И ты - у разбитого корыта.
   Что  мы,  возможно,  тянем  пустышку,  я  почувствовал  еще  вчера  после
разговора с Окуличем,  и  все  же,  когда  сегодня  под  вечер  позвонил  из
Белостока в Лиду и Поляков сообщил мне результаты проверки, я был совершенно
обескуражен.
   Почти трое суток мы упорно шли по ложному, как теперь выяснилось,  следу.
Дело оказалось столь важным, что его взяла  на  контроль  Ставка,  а  спустя
несколько часов обнаружилось, что у нас, по существу, ничего нет.
   "Вы занимались ими за неимением лучшего,  -  сказал  мне  генерал,  когда
вечером я вернулся в Лиду, - за неимением более перспективного..."
   Это звучало явным укором, впрочем, он  даже  не  повысил  голоса;  сказал
устало и огорченно.
   Теперь с Николаевым и Сенцовым все было ясно. Однако  даже  за  несколько
секунд до получения ответа на запрос ни один человек, в том числе и генерал,
не решился бы поставить  на  этой  версии  крест:  слишком  уж  велико  было
стечение весьма подозрительных обстоятельств.
   Весь этот  день  я  провел  в  Гродно  и  в  Белостоке.  С  утра  в  моем
распоряжении был самолет связи, на  аэродромах  меня  ожидали  автомобили  и
большие оперативные группы. Если вчера "Неманом" занимались только  мы  трое
да еще Поляков, если вчера я с великим трудом мог бы выпросить себе в помощь
хотя бы стажера, то сегодня делалось буквально все  -  машина  чрезвычайного
розыска была запущена и стремительно набирала скорость.
   Причем и в Гродно, и в Белостоке меня ожидали не новички вроде Фомченко и
Лужнова, а розыскники из отделов контрразведки пяти армий нашего и соседнего
фронтов, толковые, ухватистые ребята, понимавшие все с полуслова. Их не надо
было инструктировать, от меня требовалось лишь направлять  и  координировать
их действия.
   Судя  по  тексту  дешифрованного  перехвата,  наблюдение   за   эшелонами
осуществлялось не со стороны и не на  перегонах  во  время  движения,  а  на
станциях.
   Поляков, как и обычно, оказался прав: 473-й батальон  автомобилей-амфибий
не  следовал  через  Гродно  или   Белосток,   то   есть   наблюдение   было
комбинированным  -  стационарное  на  одной  из  этих  станций   дополнялось
сведениями  фланеров  или  маршрутников,  очевидно,  действующих   в   форме
военнослужащих Красной Армии.
   Для оперативных тылов фронта это, по сути дела, наиболее распространенная
и  очень  трудноуловимая  разновидность   вражеской   агентуры:   располагая
безупречными    экипировкой,  легендой  и  воинскими  документами,  они
умудряются  подчас  неделями   находиться   на   важнейших   железнодорожных
коммуникациях.  При  этом  их  продовольственные   аттестаты   со   временем
заменяются  новыми,  подлинными,  а  командировочные  предписания  обрастают
отметками этапно-заградительных  комендатур,  и  эти  отметки,  и  подлинные
аттестаты, и безукоризненно  сработанные  удостоверения  личности  вводят  в
заблуждение большинство людей, проверяющих документы.
   Военная форма, безусловно, отличное прикрытие для разведки в  оперативных
тылах, впрочем, на том же железнодорожном  транспорте  встречались  и  более
сложные, оригинальные маски.
   В моей памяти очень свеж еще был случай весной в Смоленске.
   Мы прибыли туда по тревоге, рано утром: дешифрованная  ночью  радиограмма
свидетельствовала   о   наличии   на   станции   весьма   квалифицированного
наблюдателя, фиксировавшего передвижение войск и прибытие резервов - людей и
техники.
   В первый же день мы обратили внимание на бродившую около эшелонов пожилую
женщину. Разбитые в кровь босые ноги - в начале  апреля,  -  лицо  тронутого
умом человека, выбивающиеся из-под платка седоватые волосы, потухший, ни  на
чем не останавливающийся взгляд и повторяемое, как в полусознании,  охриплым
голосом:
   - Сыночек родимый!.. Володинька... Кровиночка  моя...  Ее  уже  знали  на
станции и не раз проверяли: и милиция,
   и комендатура, и транспортный отдел госбезопасности.
   Подошел к ней в тот вечер и я.
   - Мамаша!..
   Она не остановилась и даже не обернулась, и я, догнав, взял ее за локоть.
   - Что вы здесь делаете?.. Документы какие-нибудь у вас есть?..
   Лишь когда я достал из кармана и  подержал  перед  ее  глазами  армейское
офицерское удостоверение  личности,  она  наконец  прореагировала:  вытащила
из-за пазухи грязный, замасленный мешочек и, доверчиво отдав его мне,  пошла
дальше вдоль путей. Я вновь догнал ее и остановил.
   В мешочке, кроме паспорта на имя  Ивашевой  Анны  Кузьминичны,  выданного
перед войной в Орше, справки об эвакуации из  этого  города  и  профсоюзного
билета, находились две похоронные на  старших  сыновей,  измятые  солдатские
письма-треугольнички от младшего - Владимира (его-то она и звала,  бродя  по
станции) со штампами полевой почты и военной  цензуры,  выписка  из  истории
 болезни и справки двух психиатрических больниц, где она  лечилась.  Ни
один документ не вызывал подозрений.
   Она  уже  прижилась  на  станции;  ее  охотно  подкармливали  в  воинском
продпункте и откровенно жалели.
   Ночью, подробно докладывая по "ВЧ"  Полякову  обстановку  на  станции,  я
упомянул и об Ивашевой.
   - Ее надо в больницу, - заметил он. - Подскажи коменданту или  начальнику
милиции. На станции, во всяком случае, ей делать нечего.
   На  другой  день  в  комендатуру  пригласили   городского   психиатра   -
благообразного старикана с круглыми очками в металлической оправе на отечном
усталом лице.
   Он  ознакомился  с  медицинскими  документами  Ивашевой  и   около   часа
осматривал ее, пытаясь разговорить и ласково называя голубушкой  и  милушей.
Все положенные при ее  диагнозе  симптомы,  рефлексы  и  синдромы  оказались
налицо.
   Я тем временем  в  соседней  комнате,  еще  раз  проверив  ее  документы,
прочитал и письма.  Это  были  трогательные  своей  искренностью  и  любовью
послания молоденького сержанта-фронтовика своей психически  больной  матери.
Осмотрел я и заплечную торбочку Ивашевой: куски хлеба,  грязный  до  черноты
носовой платок, такие же грязные, жалкие тряпки -  белье,  немножко  сахара.
Все это держалось вперемешку, нормальный человек никогда бы так не положил.
   - Случай ясный, - сказал мне доктор после ухода Ивашевой. -  Место  ей  в
колонии для хроников, но таковой, увы,  не  имеется:  сожжена  немцами...  В
больницу же взять ее не можем: на всю область у нас шестьдесят коек, -  сняв
и протирая носовым платком очки, сообщил он. - На очереди сотни  больных,  и
мест не хватает даже для буйных... А она совершенно безвредна...  Ко  всему,
при ее бредовом  восприятии  действительности,  при  ее  постоянной  надежде
встретить сына, изолировать ее было бы просто,  знаете  ли,  бесчеловечно...
Пережить  такое...  Потерять  двух  сыновей...  Что  это  для  матери,  нам,
мужчинам, невозможно даже себе представить.
   Бедный  доктор...  Тут  оказался  бессильным  и  его  сорокалетний   опыт
врача-психиатра. Он так и не узнал, да если бы ему и  сказать,  он  едва  ли
поверил бы,  что  все  симптомы,  рефлексы  и  синдромы  были  отработаны  и
"поставлены" Ивашевой в кенигсбергской клинике профессора Гасселя.
   Заподозрил ее Таманцев.
   Любопытно, что, увидев Ивашеву впервые, он отдал ей свой  пайковый  сахар
и, как он сам мне потом признался, "чуть не прослезился".
   Когда же она попалась ему на глаза в четвертый или пятый раз, он  уловил,
что, проходя мимо теплушек с людьми и зовя, как и всегда, сына, она время от
времени поглядывала на платформы с техникой, словно считала.  Под  вечер  он
последовал за ней в город и там на разрушенной улице  еле  успел  юркнуть  в
развалины, вовремя заметив, как она подняла руку на уровень глаз, чтобы  при
помощи зеркальца, зажатого в кулаке, на ходу, не оборачиваясь, проверить, не
ведется ли за ней наблюдение. Спустя полчаса она вывела  его  на  окраину  к
старенькому домишку, где потом мы взяли в подвале радиста и  передатчик,  но
уже в ту минуту, когда, заметив  зеркальце,  Таманцев  юркнул  в  развалины,
участь "Анны Ивашевой" (настоящую фамилию,  имя  и  личность  установить  не
удалось), квалифицированного агента абвера, судя по всему, обрусевшей немки,
была решена.
   Я видел ее через неделю на  следствии:  абсолютно  осмысленный,  холодный
взгляд,  поджатые  губы,  гордая  осанка,  во  всем  облике  -  презрение  и
ненависть. Она категорически отказалась  отвечать  на  вопросы,  молчала  до
самого  конца,  однако,  уличенная  показаниями  радиста   и   вещественными
доказательствами, была осуждена и расстреляна.
   Женщина, помешавшаяся после гибели на фронте двух  сыновей,  -  это  была
отличная оригинальная  маска  с  использованием  и  эксплуатацией  великого,
присущего всем нормальным людям чувства - любви к матери.
   "Ивашева" действовала на узловых станциях в наших оперативных тылах ровно
четыре недели. Страшно даже подумать, сколькими жизнями заплатила  армия  за
этот месяц ее шпионской деятельности...
   Перед вылетом из Лиды мы с  Поляковым  все  обсудили  и  оговорили.  Наши
выводы вкратце выглядели так:
   наблюдение за движением эшелонов ведется в Белостоке или, что  вероятнее,
в Гродно. Это стационарное слежение: маршрутникам или фланерам  продержаться
сутки  и  более  непосредственно  на   железнодорожном   узле   со   строгим
охранительным режимом практически невозможно;
   наблюдение ведется не одиночкой, а как минимум двумя агентами.
   При перевозке реактивной артиллерии  -  "катюш"  -  на  каждой  платформе
находится часовой, установки наглухо задраиваются  брезентами,  под  которые
подкладываются дощатые каркасы и кипы сена, изменяющие  конфигурацию  груза.
Так что определить, что это "катюши", а тем более отличить в эшелоне  "М-13"
от "М-31",  может  только  квалифицированный  специалист  с  зорким  глазом,
человек,  имеющий отличную  военную  и  агентурную  подготовку,  причем
полученную в последние  полтора-два  года,  то  есть  знающий  новую  боевую
технику.
   И в Гродно и в Белостоке мы начали с выяснения режима на  железнодорожных
узлах.  Оказалось,  что  никто  из  посторонних  не   смог   бы   находиться
сколько-нибудь длительное время на путях, в  депо  и  служебных  помещениях,
оставаясь незамеченным. Парные патрули военной  комендатуры  были  ретивы  и
по-настоящему бдительны; стоило нам  потолкаться  у  эшелонов,  как  на  нас
обратили внимание и предложили  предъявить  документы.  Места  ожидания  для
гражданских пассажиров, перроны и пристанционные территории  находились  под
круглосуточным наблюдением транспортной милиции и отделений госбезопасности.
Такой строгий порядок  и  в  Гродно  и  в  Белостоке  соблюдался  с  момента
освобождения.
   На  обеих  станциях  меня  не  оставляло  неприятное   чувство   какой-то
виноватости, особенно сильно я ощущал его в Гродно. На путях там  находилось
около десяти воинских эшелонов; одни прибывали, другие  отправлялись,  такой
круговорот не затихал уже второй месяц. Войска и боевая техника двигались  к
фронту, но раньше, чем они туда прибывали, районы выгрузки и  сосредоточения
становились известны противнику.
   Глядя на бойцов и офицеров, ничего не подозревая бегавших у  эшелонов,  я
то и дело вспоминал, что разыскиваемые действуют у нас  в  тылах  уже  около
месяца, и мурашки ползали у меня по коже.
   После  ознакомления  с  охранительными  режимами  на  обеих  станциях   я
утвердился в  мысли,  что  слежение  ведется  не  только  маршрутниками  или
фланерами,  но  и  стационарными  наблюдателями,  причем  скорее   всего   -
железнодорожниками.
   Я знал по опыту, что при восстановлении советской власти на освобожденной
территории вражеские агенты стараются проникнуть в систему  железнодорожно