тером". Но я  сейчас  не  мог  занимать  извилины  его  оружием  и  его
действиями; я  на  него  нисколько  не  рассчитывал:  после  того  как  Пашу
вырубили, я, естественно, надеялся только на одного себя.
   - Падай, капитан, падай! - закричал я ему, но он, будто не слыша, даже не
пригнулся.
   Я ничуть не удивился: фактор внезапности в скоротечных схватках  тормозит
решительные действия даже у бывалых фронтовиков, чего же  можно  ожидать  от
разодетого тылового фраера?
   - Ложись, комендатура, ложись!!! - яростно  заорал  я  и  тотчас  прыгнул
вправо.
   Мне на секунду открылась часть туловища амбала, его левый бок  и  рука  с
браунингом, и, стремясь упредить его действия, я нажал на спусковой  крючок,
но амбал проворно дернулся влево, я  же,  вероятно,  так  боялся  попасть  в
помощника коменданта, что от этого мандраже промазал и в душе  обложил  себя
самыми последними словами.
   Вслед за моим выстрелом справа раздались еще три:
   стоя на четвереньках, Паша сбоку стрелял по ногам амбала. Он был оглушен,
и правая половина  лица  залита  кровью,  к  тому  же  рядом  с  директрисой
находился помощник коменданта;  естественно,  я  не  рассчитывал,  что  Паша
попадет, но это в любом случае создавало крайне ценный для меня в эту минуту
отвлекающий фактор, и мысленно я ему аплодировал.
   Нет, я не промахнулся: на  рукаве  гимнастерки  амбала  у  самого  погона
проступило темное пятно. Но я только слегка  задел,  считай,  поцарапал  ему
левую руку, а ее требовалось надежно "отключить".
   Толково используя ситуацию, он  держался  за  живым  заслоном,  я  же  на
открытом месте в десятке метров от него вынужден  был  энергично  двигаться,
пританцовывать, фиксируя его лицо и все время угрожая обоими наганами.
   Он выстрелил в меня двумя пулями, не попал, добавил  погодя  секунды  еще
одну и снова - мимо. Чему-чему, а как "качать маятник"*, я мог бы поучить  и
его, и тех, кто готовил его в Германии, к тому  же  Пашины  выстрелы  сбоку,
несомненно, действовали  ему  на  нервы,  а  подсветка  значительно  снижала
меткость.
   Тем не менее он был опытный,  находчивый  парш,  сразу  понявший,  что  я
опаснее других и что в первую очередь надо разделаться со мной.  И  я  перед
тем оценил  его  правильно:  он  действовал  толково,  уверенно,  стрелял  в
отли---------------------------------------*  Качание  маятника  -  это   не
только движение,  оно  толкуется  шире,  чем  можно  здесь  понять  со  слов
Таманцева. Его следует определить  как  "наиболее  рациональные  действия  и
поведение во время скоротечных огневых контактов  при  силовом  задержании".
Оно включает в себя и мгновенное выхватывание оружия, и умение с  первых  же
секунд задействовать фактор отвлечения, фактор нервозности, а если возможно,
и  подсветку,  и  моментальную  безошибочную  реакцию  на   любые   действия
противника, и  упреждающее  стремительное  передвижение  под  выстрелами,  и
непрестанные  обманные  движения  ("финт-игра"),  и   снайперскую   меткость
попадания   в   конечности   при   стрельбе    по-македонски    ("отключение
конечностей"), и непрерывный психологический прессинг до завершения силового
задержания. "Качанием маятника" достигается захват живьем  сильного,  хорошо
вооруженного и  оказывающего  активное  сопротивление  противника.  Судя  по
описанию,  Таманцев  "качает  маятник"  в  наиболее  трудном  и  эффективном
исполнении - "вразножку".  чие от "лейтенанта" умело,  не  торопясь,  и
если бы не подсветка  и  не  моя  сноровка  в  "качании  маятника",  он  бы,
возможно, меня уже свалил.
   Ствол браунинга опять следовал за моими  движениями  -  справа  налево  и
обратно, и я чувствовал, знал,  что  в  ближайшую  секунду  снова  раздастся
выстрел. Но в это мгновение помощник коменданта вытащил наконец пистолет,  и
амбал, целившийся в меня, без промедления выстрелил дважды ему в грудь.
   С позиции инстинкта самосохранения и  личной  безопасности  его  действия
были логичны, обоснованны, но теперь он  терял  свое  главное  преимущество:
помощник коменданта сразу обмяк и стал  валиться  вниз  и  назад,  при  этом
открылся верх туловища амбала, и как только это произошло,  я,  упредив  его
следующий выстрел, всадил ему две пули  в  левое  плечо  и  тотчас  рванулся
вперед, чтобы помешать ему - блокировать вероятную  попытку  поднять  правой
рукой вывалившийся в траву браунинг.
   Он действительно нагнулся и, не спуская с меня глаз, зашарил у ног, но  я
летел на него стремглав, и, не выдержав, он бросился бежать через поляну,  а
я пустился за ним, успев отметить, что помощник  коменданта  и  бритоголовый
"капитан" лежат не двигаясь, причем  поза  последнего  -  спиной  кверху,  с
неловко вывернутой вбок правой рукой - мне весьма не понравилась.
   Слева захлопали выстрелы из "ТТ", и, кинув туда  взгляд,  я  увидел,  что
"лейтенант", оборачиваясь, стреляет в Малыша, а тот, как я его учил, на бегу
уклоняется, не очень ловко, но в целом грамотно.
   Я боялся за Малыша,  опасений  же,  что  "лейтенанту"  удастся  уйти,  не
испытывал, поскольку знал, что  если  даже  я  его  потом  не  догоню  здесь
поблизости, через двадцать минут - к тому времени, когда он в лучшем  случае
достигнет опушки, -  весь  лес  по  периметру  уже  будет  охвачен  огромной
"каруселью",  и  за  пределы  столь  плотного  оперативного  кольца  ему  не
выскочить и не проскользнуть.
   В кобуре у амбала на ремне за правым бедром был еще ствол,  скорее  всего
"Браунинг Лонг 07", схожий по форме и размерам с "ТТ", и хотя  рука  у  него
болталась, как плеть, а гимнастерка под погоном потемнела от крови  и  брюки
сзади повыше колена тоже - Паша все-таки сумел в него попасть!  -  я  держал
ухо востро. Утверждение, что якобы у левши правая рука развита недостаточно,
- это  байка  для  дефективных  детишек.  А  в  действиях  его  чувствовался
настоящий парш.
   Я услышал возгласы: "Стой! Стрелять буду!", оглянувшись, увидел старшину,
выскочившего с автоматом из кустов перед "лейтенантом", заорал ему и Малышу:
"Не стрелять!", но в тот же миг "лейтенант" поднял руки вверх, и я подумал с
облегчением - вдвоем-то они наверняка его слепят теплым и невредимым.
   В жизни каждый двадцатый - левша, их миллионы, но я уже убедил себя,  что
именно этот самый амбал пытался убить Гусева,  того  шофера  с  "доджа",  и,
следовательно, причастен к делу "Неман". Я просто мечтал, чтобы  так  оно  и
оказалось.
   Раненный в плечо и в ляжку, он бежал даже лучше, быстрее, чем  я  ожидал.
Но ему нужно было достигнуть деревьев или оторваться от меня, чтобы обнажить
ствол, а я спокойно сокращал расстояние между нами и готовился его  слепить.
Он наверняка уже понял, кто мы такие и что наша задача -  взять  его  живым.
Конечно, я без  труда  мог  его  стреножить,  но  дырявить  даже  парша  без
необходимости - мне поперек горла, и зачем стреножить,  если  он  и  так  не
уйдет.
   На бегу я опять оглянулся влево.  Малыш,  положив  "лейтенанта"  лицом  в
траву, стягивал ему вязками руки за спиной. Старшина,  воинственно  наставив
вниз автомат, стоял рядом.
   И в этот момент амбал наконец сделал то, чего я все  время  ждал:  правой
рукой ухватился за кобуру. Она у него наверняка была с вытяжным ремешком,  и
мешкать не следовало.
   Тут могло быть два реальных решения: сбить его подсечкой или же  оглушить
ударом в голову. Имея в виду оперативную обстановку здесь, на поляне, и  то,
что нам предстояло, я выбрал  второе:  наддав,  сократил  дистанцию  и,  как
только пальцы его оказались в кобуре, взлетел над  ним  в  прыжке  и  сверху
ударил  его  рукояткой  нагана  правее   макушки,   вполсилы,   с   расчетом
кратковременного рауша*.
   Он упал вперед и чуть влево, по инерции метра полтора проехал лицом  вниз
по траве. Замер расслабленно, голова не  поднималась,  и  я  понял,  что  на
какие-то минуты он вырубился. Сунув  выпавший  из  кобуры  браунинг  себе  в
карман, я ухватил его за правую целую руку и в темпе, как  куль,  потащил  к
месту засады.
   Туда же Малыш и старшина уже вели "лейтенанта". Он шел со  связанными  за
спиной руками, и, бросив на него взгляд,  я  уже  соображал,  как  буду  его
потрошить.
   На   ходу   я   успел    посмотреть    на    часы    -    для    рапорта.
---------------------------------------*  Рауш   -   оглушение   с   потерей
сознания.
   Зафиксировать момент начала сшибки я не имел возможности, но продолжалось
все это не более трех-четырех минут.
   Паша с лицом, залитым кровью, сидел, зажав рукой рану на голове,  а  двое
других - бритоголовый и помощник коменданта - по-прежнему лежали в траве. И,
увидев, что Паша сидит, я возликовал, от радости как гора с плеч  слетела  -
могло быть и хуже.
   И теперь, когда я увидел его живым и было совершенно ясно, что хорошо или
плохо, но мы слепили всех троих, вопрос, который с момента их  появления  на
поляне все время назойливо занимал меня: "Кто они?" - сменился другим. Я уже
нисколько не сомневался, что это действующие немецкие агенты, однако то, что
один из них левша,  еще  ничего  не  доказывало,  и  теперь  меня  буквально
свербило главное, самое в эту минуту существенное: "Имеют ли они отношение к
делу "Неман"?.. Имеют или нет?.."



   98. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ


   ШИФРОТЕЛЕГРАММА

"Весьма срочно!
Егорову

   Механик 294-го ОРВБ  старшина  Гурченко  Николай  Тарасович  по  прозвищу
"Коляныч" подтвердил, что прошлой зимой, когда его  часть  и  батальон,  где
служил сержант Гусев, располагались по соседству под Гомелем, в феврале  или
начале марта месяца Гусевым у него действительно был приобретен  за  бутылку
водки точно такой портсигар, как предъявленный ему нами для опознания.
   Однако за прошедшую зиму Гурченко изготовил десятки одинаковых по  форме,
размеру и рисунку  портсигаров  со  стандартной  надписью  "Смерть  немецким
захватчикам!",  и  ввиду  отсутствия   у   них   каких-либо   индивидуальных
особенностей и примет он не может утверждать  достоверно,  что  именно  этот
портсигар был им передан Гусеву. Бондаревский".


   ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Колыбанову На №.:.. от 19.08.44 г.

   Надо  смотреть  правде  в  глаза.  Все  без  исключения  возможное   нами
предпринято и делается. Однако никаких гарантий, что  разыскиваемых  удастся
взять сегодня или даже завтра, нет и быть не может. Егоров".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Срочно!
Егорову

   В  действиях  и  поведении  Чеслава  и  Винцента  Комарницких  за   время
наблюдения ничего подозрительного обнаружить не удалось. Логинов".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Весьма срочно!
Колыбанову На №..... от 19.08.44 г.

   Малая саперная лопатка, обнаруженная в хате Юлии Антонюк  и  принесенная,
как установлено. Павловским, имеет выдавленное заводское клеймо "Ч-к  44"  и
по справке Главного инженерного управления КА  изготовлена  в  Челябинске  в
1944 году.
   Лопатка же, находившаяся в машине у Гусева, как нами  точно  установлено,
имела заводское клеймо "К-в 43" и была изготовлена в Коврове в 1943 году.
   Произведенной нами с целью идентификации  тщательной  проверкой  получить
доказательства  того,  что  портсигар,    обнаруженный  у  Павловского,
является портсигаром Гусева, не удалось.
   Таким образом, никакими данными о  принадлежности  Павловского  к  группе
"Неман" мы пока не располагаем. Поляков".


   ЗАПИСКА ПО"ВЧ"

"Весьма срочно!
Гродно, Логинову

   С  соблюдением  всех  мер  предосторожности  без   промедления   негласно
арестуйте Чеслава и Винцента Комарницких  и  самолетом  с  надежной  охраной
доставьте их в Лиду. За остальными продолжайте наблюдение. Поляков".


   ШИФРОТЕЛЕГРАММА

"Воздух!!!
Егорову

   Ввиду отсутствия результата  по  делу  "Неман"  согласно  отданных  ранее
подготовительных  распоряжений  под  Вашу  личную  ответственность  надлежит
сегодня с 18.00 задействовать глухое блокирование районов Вильнюса, Гродно и
Лиды по варианту "Западня".
   Проведение   "Западни"   санкционировано    Ставкой    ВГК.    Выполнение
проконтролируйте и немедленно доложите. ГУКР  категорически  требует  ни  на
минуту  не  ослаблять  усилий  по  подготовке  вариантов  "Большой  слон"  и
"Прибалтийское танго", которые в случае необходимости будут задействованы  в
указанные Вами сроки. Колыбанов".



   99. "БАБУШКА ПРИЕХАЛА"!

   Таманцев стремительно подтащил безжизненно-тяжелое тело  амбала  к  месту
засады, где, по-прежнему не двигаясь, лежали в траве бритоголовый  "капитан"
и помощник коменданта, стояли на неторной дороге два вещевых мешка  и  возле
них  с  залитым  кровью  лицом,  зажав  ватно  марлевым   тампоном   из
индивидуального  пакета  рану  на  голове  и  уперев  локоть  этой  руки   в
подставленное колено, беспомощно сидел Алехин.
   - Порядок! - громко сообщил ему Таманцев. - Двое наверняка теплые!
   - Ты не ранен?
   - Ни царапинки! И Малыш цел!..  А  у  вас...  немного  разбита  голова...
Ничего страшного! - оглядев Алехина и определив, что ранение всего  одно,  с
нарочитой бодростью крикнул Таманцев, хотя  не  знал  и  весьма  сомневался:
разбита поверхностно или пробита? - Как самочувствие?
   - Нормально, - тихо сказал Алехин. - Не отвлекайся...
   Даже в этом состоянии его более всего занимал "момент истины", и Таманцев
отлично его понимал.
   Не теряя даром  и  секунды,  Таманцев  в  темпе  делал  все  необходимое,
завершающее силовое задержание. Вытащив вязки, он намертво приторочил  кисть
правой неповрежденной руки  амбала  к  щиколотке  его  левой,  подогнутой  к
ягодице ноги.  Подведенного  Блиновым  и  старшиной  "лейтенанта"  он  мигом
положил лицом вниз, задрав на спине гимнастерку, сунул ему за оттянутый пояс
нож и, рванув к себе, разрезал сзади брюки вместе с трусами чуть наискось до
самого колена. Такую же процедуру в следующее  мгновение  он  проделал  и  с
амбалом, потом уложил их обоих, как  полагалось,  спинами  друг  к  другу  -
"лейтенанта" так, чтобы у него перед  глазами  были  помощник  коменданта  и
вещевые мешки, амбала же на  здоровый  бок,  затылком  к  месту  засады,  и,
указывая на него Блинову и старшине, скомандовал:
   - Перевяжите ему плечо и ногу! Двумя пакетами!  Остальные  давайте  сюда!
Быстро!
   Все, что в эти минуты делал Таманцев, он проделывал за три с лишним  года
войны несчетное число раз. Каждое его движение и в "качании маятника",  и  в
силовом  задержании  было  отработано  не  только  боевой  практикой,  но  и
постоянными  тренировками  -  с  момента  появления  из   кустов   он,   без
преувеличения,  действовал  с  четкостью  и  быстротой  автомата.  Блинов  и
старшина-радист -  оба  они  старались  и  теперь  бросились  выполнять  его
приказание - по сравнению с ним двигались, естественно,  медленнее  и  своей
неискусностью и, как ему казалось, неповоротливостью раздражали его.
   Обиходив  захваченных  агентов,  Таманцев  ухватил   запятнанный   кровью
вещмешок, перерезал ножом тесьму, стягивавшую верх, и крикнул Алехину:
   - Товарищ капитан, давайте перевяжу!
   - Успеется!.. - строго  сказал  Алехин.  -  Не  отвлекайся!  Он  держался
напряжением всех сил и был убежден, что как только его  начнут  перевязывать
или если даже просто отнять намокший тампон от раны и польет кровь - в любом
случае он сейчас же потеряет сознание. А до получения "момента  истины",  до
осмысления и принятия им как  старшим  группы  соответствующего  решения  он
просто не имел права терять сознание.
   - Посмотри, что с ними! -  приказал  он  Таманцеву,  стараясь  разглядеть
лежавших в нескольких метрах от него помощника  коменданта  и  бритоголового
"капитана".
   С помощником коменданта все было  ясно:  он  лежал  лицом  вверх,  и  еще
раньше, только подбежав сюда, Таманцев увидел его уставленные в одну  точку,
прямо на солнце, остекленелые глаза.
   Не выпуская из  рук  вещмешка,  Таманцев  подскочил  к  бритоголовому  и,
заметив у него за ухом крохотную ранку, ухватил его за  плечо,  повернул  и,
увидев вместо правого глаза зияющее выходное отверстие, из которого на траву
вытекала черная кровь, вскинул голову.
   - Холодные... Оба... - отпустив плечо "капитана", сказал  он  вполголоса,
приложив при этом ладонь ко рту и оборотясь спиной к "лейтенанту" (чтобы тот
не услышал), и посмотрел на Блинова.
   - Как же так? - проговорил Алехин.
   Присев на корточки, Блинов поспешно бинтовал ногу  амбалу.  Он  расслышал
слова Таманцева и все понял.
   "Это я!.. Я его убил!.. Что я наделал!.." - с ужасом подумал Андрей,  жар
ударил ему в голову, оторопелый - стрелял-то ведь в плечо! -  он  покачнулся
и, потеряв равновесие, нелепо упал.
   - Что с вами? - удивленно спросил старшина.
   - Вот она!!! Телефункен! - точно сквозь сон услышал Андрей  торжествующие
возгласы и, уже  поднимаясь,  увидел  в  руках  у  Таманцева  вытащенный  из
вещмешка, поблескивающий никелем и эбонитом радиопередатчик.
   - Посмотри поясницу... - говорил Алехин, морщась от  крика  Таманцева.  -
Посмотри поясницу у капитана...
   Поставив рацию на вещмешок, Таманцев  взрезал  ножом  брюки  на  спине  у
бритоголового, отвернул края в стороны и, взглянув, сообщил:
   - На пояснице... вправо от позвоночника два круглых шрамика... Вроде  как
от фурункулов.
   - Женя, это Мищенко... - сказал Алехин. - Запомните, это Мищенко...
   Таманцева трудно было чем-либо удивить,  но  какие-то    секунды  он
смотрел, лихорадочно осмысливая, и не верил. Вспомнив ориентировки и  особые
приметы, он живо перевернул "капитана" на спину, с силой разжал ему челюсти,
заглянул в глубину рта, увидел на  верхней  короткий  металлический  мостик,
потрогал зачем-то его пальцем и, вытирая  руку  о  голенище  своего  сапога,
подтвердил:
   - Мищенко...
   Малыш свалил Мищенко! Фантастика! Стажер-несмышленыш свалил  легендарного
Мищенко, который за двадцать лет  более  пятидесяти  раз  перебрасывался  на
советскую территорию, которого два десятилетия ловили на Дальнем  Востоке  и
западных границах, ловили на всех фронтах, но даже  во  время  чрезвычайного
розыска не смогли поймать. Свалил одним выстрелом, разумеется,  ничуть  того
не желая. И теперь страшно переживает. Хотя ему ничего не будет - да  Эн  Фэ
пальцем его тронуть никому не даст! И не потому, что он стажер. И не потому,
что генерал сказал - взять живым хоть одного, а взяли двоих.  Просто  особый
случай. Формально это даже его долг. Убить объявленного вне закона - право и
обязанность  каждого  советского  человека.  Можно  было  бы  его  ободрить,
пояснить, но ничего,  пусть  немного  помучается.  Пусть  прочувствует,  что
лепить надо теплыми, а убить - любой дурак  в  состоянии.  Это  тебе  не  на
передовой и не в сорок первом году!
   А Паша - мозга! Гений! Спустя год... за какой-то десяток минут  прокачать
Мищенко - невероятно!
   - Чего нам запоминать? Сами доложите! - вытаскивая индивидуальный  пакет,
недовольно крикнул Алехину Таманцев; ему не понравилось, буквально  резануло
уши:
   "Запомните - это Мищенко".  Паша  что  -  собрался  умирать?..  -  Я  вас
перевяжу! - настойчиво предложил он.
   - Нет! -решительно отказался Алехин и полушепотом добавил: - Сначала...
   Таманцев  спрятал  пакет,  внутренне  настраиваясь  бутафорить,   опустил
голову, расслабленно-спокойный подошел  к  Аникушину,  посмотрел  и,  словно
только теперь обнаружив, что тот мертв, в сильнейшем волнении, как бы еще не
веря, вскричал:
   - Васька?!! Ваську убили?!!
   Он повернулся к лежащим на траве агентам, кинул  лихорадочный  взгляд  на
одного, затем на другого и, как бы все  вдруг  поняв,  с  лицом,  искаженным
отчаянием и яростью, уставил палец на "лейтенанта".
   - Ты!!! Ты его убил!..
   - Нет!.. Я не убивал! Не убивал! Это  не  я!  -  энергично  запротестовал
"лейтенант".
   - Ты!!! Он убил Ваську! Он убил моего лучшего друга!!!  -  оглядываясь  и
как бы призывая в свидетели Блинова, старшину и Алехина, истерично  закричал
Таманцев и в совершенном отчаянии замотал головой: - Я  жить  не  буду!!!  -
Обеими ру