ЛЕЙТЕНАНТ ТАМАНЦЕВ

   Было около шести; времени до возвращения оставалось немного, и  он  решил
заглянуть к заброшенной смолокурне, находившейся южнее, в каких-нибудь  двух
километрах. Его тянуло туда с самого  утра,  наверно,  потому,  что  стоящие
отдельно в лесу или пустынном месте строения всегда привлекают.
   Трупный  запах  он  почувствовал   издалека.   Когда   же,   ориентируясь
преимущественно по солнцу, вышел к тому месту, где  в  прошлые  годы  курили
смолу, смрад разложения стал совсем непереносимым.
   Хоронясь за кустами, он  несколько  минут  прислушивался  и  рассматривал
поляну, протекающий по ней ручей и то, что осталось от смолокурни.
   Бревенчатые постройки вправо от него были разрушены и  частично  пожжены;
там же торчал дымоход разваленной наполовину смолокуренной печи с  остатками
вмурованного в нее котла. Порушено все это было не  теперь,  когда  проходил
фронт, а раньше - остатки строений и печь успели замшеть и порасти травой.
   Влево, ближе к Таманцеву, на высоком крепком фундаменте  стояла  каменная
коробка одноэтажного дома без крыши и без стропил.  Внимание  его  привлекли
пустые оконные проемы, вернее, прилегающие к ним снизу и  по  бокам  участки
стены, густо усеянные щербинами. Что  здесь недавно была перестрелка, он
отметил еще раньше по следам  на  кустах  и  на  стволе  дерева  -  судя  по
срезанным пулями увядшим веточкам и листьям, случилось  это  дней  восемь  -
десять назад.
   В зловонной тишине едва слышно журчал ручей, из леса доносилось негромкое
пение птиц, но ни звуков, ни каких-нибудь  признаков  пребывания  здесь  или
вблизи человека Таманцев не обнаружил.
   Под  прикрытием  кустов  он  перешел  левее,  откуда  до  остова   здания
оставалось всего метров десять, и в углу, между стеной  и  крыльцом,  увидел
раздутый, обезображенный труп немца. На лице трупа, точнее,  на  обклеванном
до костей светлом черепе, неподвижно сидел  большой  иссиня-черный  ворон  с
длинным изогнутым клювом. Веселенький натюрмортик, нечего сказать!
   Переложив пистолет из заднего кармана брюк  в  боковой,  Таманцев  рывком
достиг крыльца  и  взбежал  по  ступенькам.  При  его  появлении  стервятник
недовольно взлетел, а  когда  он  вскочил  в  здание,  с  громким  карканьем
метнулись в окна десятки ворон.
   На темном полу среди  разного  хлама,  пустых  консервных  банок,  кусков
штукатурки и  бесчисленной  россыпи  стреляных  автоматных  гильз  лежало  в
различных позах семь трупов - немцы. Все они были без сапог  и  без  кожаных
ремней,  с  обклеванными  вороньем  черепами  и  конечностями,  двое  -  без
мундиров, а один  -  без  брюк,  в  грязных-прегрязных  подштанниках.  Сотни
синеватых мух роились на мертвечине.
   В соседнем, меньшем по размеру, помещении у  окон  оказалось  еще  четыре
обезображенных тлением и стервятниками трупа.
   Сбродные были фрицы - один  в  темной,  с  брюками  навыпуск  танкистской
форме, шестеро в эсэсовском обмундировании,  остальные  в  серовато-мышином,
пехотном. По тысячам патронных гильз -  возле  оконных  проемов  они  сплошь
устилали пол, - по отбитой на стенах штукатурке и расположению трупов  можно
было представить,  как  все  это  произошло:  заняв  круговую  оборону,  они
отстреливались ожесточенно, однако их  всех  перебили.  Автоматно-пулеметным
огнем и брошенными сюда гранатами. Приняв в  соображение  жару  и  влажность
этого места, а также по цвету пятен  крови  Таманцев  определил  примерно  и
возраст трупов: пять - семь суток, не меньше.
   От нестерпимого смрада он буквально задыхался и с радостью бежал бы в лес
подальше, но, коль уж забрел сюда, следовало осмотреть все как положено.
   В первом помещении, влево,  у  окна  вытянулись  рядом    трупы  двух
эсэсовцев - большой и малый. И, остановив взгляд  на  меньшем,  Таманцев  по
фигуре определил: женщина!
   Она лежала спиной вверх,  в  форменных  эсэсовских  брюках  и  офицерском
мундирчике РОД без погон. От презрения он даже сплюнул и в то  же  мгновение
боковым зрением - уголком глаза - уловил, как на  краю  поляны  против  окна
шевельнулась ветка куста. Он стремглав пригнулся - тотчас автоматные очереди
прошили воздух над его головой. Выставив над подоконником  ствол  пистолета,
он,  не  выглядывая,  выстрелил  дважды  туда,  где  шевельнулась  ветка.  В
следующее мгновение он отпрянул в  угол,  за  кафельную  печь,  чтобы  иметь
каменные стены за спиной и прикрытие спереди на  случай,  если  сюда  бросят
гранату. Сколько их и кто они?! По звуку - стреляли из немецких автоматов. С
двумя пистолетами и запасными обоймами - дорого же он им дастся!  Он  ожидал
услышать голоса, крики команд,  ожидал  нападения,  а  различил  лишь  шорох
шагов, причем удаляющихся.
   Очевидно, их было мало, и они не решились. Он  прополз  между  трупами  к
дверному проему, огляделся и спустя мгновения был в кустах с противоположной
стороны. Никто не стрелял, и вообще не было слышно ни шороха, ни  звука.  Не
менее минуты  он  выжидал,  потом  с  пистолетом  наготове,  огибая  поляну,
прокрался к тому месту в кустах, откуда в него стреляли. Здесь в траве полно
было гильз от ППШ, несегодняшних, начавших темнеть, и он не сразу нашел  то,
что его интересовало: четыре, а затем отдельно еще пять свеженьких гильз  от
немецкого автомата. Он продолжал искать и дальше в лесу обнаружил на траве и
на листьях внизу капли крови. Они были  овальной  формы  с  ответвлениями  в
сторону движения раненного им человека - тот поспешно удалялся от поляны.
   Теперь он мог определенно сказать: стрелявших было двое, и вооружены  они
были немецкими автоматами. Одного он  ранил,  и  они  скрылись,  не  пытаясь
больше его убить или захватить. Скорее всего он  напоролся  на  каких-нибудь
шальных, блуждающих фрицев или же на аковцев.
   В первую минуту он решил было преследовать и настичь их, но, взглянув  на
часы, удержался. Солнце  уже  спустилось  к  горизонту,  быстро  темнело,  а
обнаружить в густом лесу с наступлением сумерек мелкую группу или одиночного
противника чрезвычайно трудно, практически невозможно.
   Он возвращался опушкой к  Шиловичам,  обдумывал  происшедшее  и  мысленно
ругал себя. Прослушать их приближение он не мог. Значит,  они  подошли  туда
раньше,  услышав его шаги, затаились, и  он  их  вовремя  не  обнаружил.
"Кулема!.. Пижон!.. Скотина безрогая!.."



   9. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Срочно!
Полякову На №...... от 13.08.44 г.

   1. Длина рабочей  волны  передатчика,  разыскиваемого  по  делу  "Неман",
соответствует одному из диапазонов аковской радиосвязи. К тому же  в  начале
второго перехвата повторяются три одинаковых  цифровых  сочетания,  которые,
возможно, расшифровываются как "999" или "555". Наличие  этих  знаков  перед
текстом при  радиосвязи  АК(овцев)  с  лондонской  централью  соответственно
означает: "оперативный" или "в собственные руки главнокомандующего".
   2. Шиловичский лесной массив находится в 140 километрах к западу от места
первого  выхода  рации  в  эфир,   перемещение   передатчика   соответствует
направлению движения остаточных групп немцев, пытающихся лесами пробраться к
линии фронта.
   Сообщите, учтены ли Вами  эти  обстоятельства  при  проведении  розыскных
мероприятий.
   О ходе розыска докладывайте каждые сутки. Устинов".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
   "Москва, Устинову
   На №...... от 14.08.44 г.

   Обстоятельства, на которые Вы обращаете наше  внимание,  нами  ранее  уже
учтены, и все органы контрразведки фронта по  обеим  версиям  ориентированы.
Поляков".



   10. АЛЕХИН ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ

   С майором, начальником Лидского отдела госбезопасности, у меня были свои,
особые отношения.
   Собственно, по закону, без официального в каждом случае  запроса,  он  не
имел права сообщать мне какие-либо сведения. Однако мы не раз помогали  ему,
и не только  машиной и бензином, с чем у них было совсем  худо;  в  свою
очередь, он старался всячески идти нам навстречу.
   Я намеревался при содействии майора хоть что-нибудь узнать о ряде  людей,
в  том  числе  о  Павловском  и  Свириде.  И  еще  мне  хотелось  посмотреть
следственные дела лиц, арестованных в последние дни и  недели  в  той  части
района, где находился Шиловичский лес, а может, и побеседовать кое с кем  из
них.
   Как назло, в этот поздний час в кабинете, кроме самого майора, находилось
еще  его  начальство:  незнакомый  мне  подполковник   из   Барановичей.   Я
представился и  был  вынужден  в  двух  словах  упомянуть,  что  интересуюсь
Шиловичами и Каменкой.
   Услышав это, подполковник поднялся и, расхаживая  по  кабинету,  произнес
целую речь. Смысл ее состоял в том, что Шиловичский массив занозой сидит  на
территории области и что у них нет сил и возможностей очистить, или, как  он
выразился, "обезвредить", его. Это дело армии, но, мол, нас  это  ничуть  не
волнует, поскольку коммуникации фронта проходят в стороне, что  же  касается
жизни района, безопасности местных жителей и властей, то нам,  мол,  нет  до
них никакого дела.
   Вот так всегда. Армия считает  нас  органами  госбезопасности,  а  органы
считают нас армией.
   Он говорил громко и с пафосом, словно выступал на трибуне.  Я  попал  как
кур в ощип. Он  обращался  ко  мне  так,  будто  я  был,  по  крайней  мере,
командующим армией и при желании мне ничего  не  стоило  выделить  потребные
силы (как я прикинул, не менее  трех  тысяч  человек),  чтобы  "обезвредить"
Шиловичский лес.
   Я бы многое мог ему сказать, но противоречить в таких ситуациях -  пустая
трата времени. К тому же мне смертельно хотелось спать.
   Он вещал, а я сидел перед ним на табурете,  делая  вид,  что  внимательно
слушаю, и даже согласно кивал головой;
   в одном же месте, заметив  улыбку  на  лице  майора,  я  тоже  как  дурак
улыбнулся. Более всего я боялся, что забудусь  хоть  на  мгновение,  усну  и
свалюсь.
   Наконец он  умолк  и,  сопровождаемый  майором,  отправился  отдыхать.  Я
спускался за ними по лестнице, лихорадочно измышляя предлог, чтобы  отозвать
майора в сторону и переговорить.
   Внизу, извинясь перед начальством,  он  заскочил  в  кабинет,  где  сидел
дежурный - румяный усатый капитан с орденом Красного Знамени на гимнастерке.
Я вошел следом и, прикрыв за собой дверь, без обиняков сказал, что мне  надо
чуть позже позвонить начальству по "ВЧ".
   - Откроешь ему кабинет, - вешая ключ на доску, приказал майор дежурному.
   - И не в  службу,  а  в  дружбу,  -  мгновенно  продолжал  я,  -  разреши
посмотреть следственные дела.
   - Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде, -
оборачиваясь, не без ехидства заметил майор и  велел  дежурному:  -  Передай
Сенчиле, пусть покажет... Только  карателей  и  пособников!..  Ты  извини  -
начальство. - Кивнув в  сторону  двери,  он  торопливо  сунул  мне  руку.  -
Заскакивай завтра.
   "Только карателей и пособников!.." И за это спасибо... На большее я и  не
рассчитывал.
   - Минутку. - Удерживая его ладонь, я бесцеремонно загородил дорогу. -  Ты
на Каменских хуторах горбуна Станислава Свирида  знаешь?  Чернявый  такой...
нервный.
   - Не знаю, - выдернув руку и обходя меня, сказал майор. -  И  фамилия  не
встречалась.
   - А Павловского?
   - Какого? Один сидит у нас.
   - Это старший. - Сам  удивляясь  своей  настырноеT,  я  у  самого  выхода
ухватил майора сзади за рукав. - А сын?
   - У него два сына. - Открыв дверь, майор проворно ступил  через  порог  и
уже из коридора повторил: - Заскакивай завтра...
   Немного погодя я сидел  в  чьем-то  пустом  прокуренном  кабинете  и  при
тусклом свете керосиновой лампы просматривал  следственные  дела  на  бывших
старост, полицаев и других пособников немцев.
   В протоколах значились весьма стереотипные вопросы и почти одними и  теми
же словами фиксировались ответы подследственных.  Большинство  из  них  было
арестовано  еще  несколько  недель  назад.  Ничего  для   нас   интересного.
Совершенно.
   "... Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы выдали немцам семью
партизана Иосифа Тышкевича?.."
   "... Перечислите, кто еще, кроме вас, участвовал  в  массовых  расстрелах
советских военнопленных в Кашарах в августе 1941 года?"
   "... При обыске у вас обнаружены золотые вещи: кольца, монеты,  бывшие  в
употреблении  зубные  коронки.  Расскажите,   где,   когда   и   при   каких
обстоятельствах они к вам попали?"
   Понятно, они боролись за жизнь, отказывались, отпирались.  Тоже  довольно
однообразно,  одинаково.  Их  уличали  свидетельскими  показаниями,   очными
ставками, документами.
   Каратели, убийцы, мародеры - но какое отношение  они  могли  иметь  к
разыскиваемой нами рации и вообще к шпионажу? Зачем они нам? Зачем  я  трачу
на них время?
   А вдруг?..
   Это "А вдруг?" всегда  подбадривает  при  поисках,  порождает  надежду  и
энергию. Но я клевал носом и еле соображал. Чтобы не  заснуть,  я  попытался
петь - меня хватило на полтора или два куплета.
   Дело Павловского-старшего выглядело точно так же, как и другие: сероватая
папка, постановление  об  аресте,  протоколы  допросов  и  далее  неподшитые
рабочие документы.
   Он был арестован  как  фольксдойче,  за  измену  Родине,  однако  что  он
совершил криминального,  кроме  подписания  фолькслиста  и  попытки  уйти  с
немцами, я так и не понял.
   И не только я. За протоколами следовала бумажка с замечанием начальства:
   "т.  Зайцев.  Не  вскрыта  практическая  предательская  деятельность   П.
Необходимо выявить и задокументировать".
   Задавался между прочим  Павловскому  и  вопрос  о  сыновьях,  на  что  он
ответил:
   "Мои сыновья, Казимир  и  Николай,  действительно  служили  у  немцев  на
территории Польши в строительных организациях, в каких именно - я  не  знаю.
Никакие подробности их службы у немцев мне не известны".
   Вот так. В строительных организациях. А Свирид уверял, что в полиции.  На
ответственной должности.
   Собственно, полицаи и другие пособники нас мало интересовали. Однако меня
занимало, что делал Казимир Павловский и  двое  с  ним  в  день  радиосеанса
вблизи Шиловичского леса? Как он оказался там? И почему все трое экипированы
одинаково, в наше якобы офицерское обмундирование? Для того чтобы лазать  по
лесам, это  не  нужно,  более  того  -  опасно.  Впрочем,  я  допускал,  что
относительно их вида, деталей внешности Свирид с перепугу мог и напутать.
   Минут десять спустя, сидя у аппарата "ВЧ" в кабинете начальника отдела, я
ждал, пока меня соединят с подполковником Поляковым.
   Я звонил, чтобы доложить о  ходе  розыска  и  в  тайной  надежде,  что  в
Управлении уже получен текст  расшифровки  или,  может,  какие-нибудь  новые
сведения о передатчике с позывными КАО и о разыскиваемых.
   Такая надежда в тебе всегда. И вовсе не от иждивенче ства.  Сколь  бы
успешно ни шли дела, никогда не забываешь, что группа  не  одинока,  что  на
тебя работают, и не только в  Управлении.  Кто-кто,  а  Поляков  не  упустит
проследить, чтобы делалось все возможное повсюду, в том числе и в Москве.
   Наконец в трубке послышался негромкий, чуть картавый голос подполковника,
и я весьма отчетливо представил его себе - невысокого, с выпуклым  шишкастым
лбом и чуть оттопыренными ушами, в гимнастерке с измятыми полевыми погонами,
сидевшей на нем свободно, мешковато. Я представил,  как,  слушая  меня,  он,
сидя боком в кресле, станет делать пометки на листе бумаги  и  при  этом  по
привычке будет время от времени тихонько пошмыгивать носом как-то  по-детски
и вроде обиженно.
   Я стал докладывать о ходе розыска, рассказал о следах у родника и о  том,
как обстреляли Таманцева, о разговорах с Васюковым и Свиридом. Во всем  этом
не было ничего значительного, но он слушал меня не перебивая, только изредка
поддакивал, уточнял, и я уже понял - ничего нового у них нет.
   -  Что  делал  Павловский  и  двое  с  ним  в  день  радиосеанса   вблизи
Шиловичского леса - это вопрос... -  когда  я  умолк,  произнес  он.  -  Как
оказался  там?..  Значит,  так...   Павловский   Казимир,   или   Казимеж...
Георгиевич, тысяча девятьсот семнадцатого или восемнадцатого года  рождения,
уроженец города Минска (неточно), по документам предположительно белорус или
поляк... Да-а, негусто... Проверим по  всем  материалам  розыска...  Теперь,
Павел Васильевич, относительно текста... Генерал только что  разговаривал  с
Москвой. Дешифровки еще нет.  И  наши  бьются  пока  без  результата.  Но  я
надеюсь, что завтра или послезавтра текст будет. А пока дожимайте лес!..



   11. В ЛЕСУ У РОДНИКА

   Хижняк разбудил их затемно - наскоро позавтракав, они до солнца уже  были
в лесу.
   Все вокруг еще спало  предрассветным  сном.  Они  шли  узенькой  дорогой,
оставляя темные полосы следов на серебристо-белой от  росы  траве.  Таманцев
недовольно оглядывался. Впрочем, день обещал быть  жарким:  сойдет  роса,  и
полосы-следы исчезнут. А пока воздух прохладен и полон  пахучей  свежести  -
шагать бы вот так налегке и шагать...
   Андрею мучительно хотелось заговорить. Ведь вскоре придется  разойтись  и
провести весь день в одиночестве. Но говорить можно лишь о деле (а  что  ему
сказать?), да и  то шепотом. "Лес шума  не  любит",  -  не  раз  замечал
Алехин.
   Спустя полчаса Андрей вывел их к роднику. По ту сторону коряг  на  темной
болотной земле, под кустом,  как  и  вчера,  отчетливо  виднелись  отпечатки
сапог. Балансируя на длинной изогнутой коряжине, Таманцев и  Алехин  присели
на корточки и рассматривали следы. Вытянув из кармана нитку с  разноцветными
узелками, Таманцев промерил длину  отпечатка,  длину  и  ширину  подметки  и
каблука. Затем, послюнив палец, приложил его к следу: земля почти не липла.
   Еще около минуты он разглядывал отпечатки и трогал их, осторожно  касаясь
краев сильными пальцами.
   - Немецкий офицерский сапог. Массового  пошива,  -  выпрямляясь,  наконец
промолвил он. - Размер  соответствует  нашему  сорок  второму.  Малоношеные,
можно сказать, новые. Индивидуальные дефекты износа еще  не  выражены.  След
сравнительно свежий, давностью не более суток. Отпечаток случайный: тот, кто
пил, оступился или же соскользнул с коряги и наследил. Это человек  высокого
роста: сто семьдесят пять - сто восемьдесят сантиметров.
   - В-в лесу к-кто-то есть, - не выдержав, прошептал Андрей (после контузии
он заикался, особенно в минуты волнения).
   - Тонкое жизненное наблюдение! - фыркнул Таманцев и, помедля,  продолжал:
- Возможно, он был не один. Трава следов не хранит, а  здесь  они  наверняка
ступали по корягам. И если бы один не наследил, то ничего бы и не осталось.
   - Р-родник не с-слышен и с д-дороги не  виден,  -  обращаясь  к  Алехину,
прошептал Андрей; ему очень хотелось, чтобы обнаруженные им следы  оказались
результативными и пригодились при розыске. - С-следовательно,  з-зайти  сюда
могли т-только люди, з-знающие лес или б-бывавшие здесь.
   - А также тот, у кого есть карта, - мгновенно добавил Таманцев. -  Родник
наверняка обозначен.
   К огорчению Андрея, он оказался прав.
   Несколько минут они втроем лазили  в  мокрой  густой  траве,  осматривали
кусты и деревья вокруг родника.
   - Мартышкин труд! - сплюнул Таманцев, с неприязнью разглядывая  следы.  -
Вот вам еще фактик! Который тоже ничего не дает и не объясняет. Нужен текст!
- убежденно сказал он. - А без текста будем торкаться, как слепые щенята!
   - Текст должны сообщить сегодня или завтра,  -  сказал  Алехин.  -  Текст
будет! - заверил он. - А  пока  мы  должны    отыскать  место  выхода  и
установить, кто позавчера был в этом лесу.
   - "Должны!.. Обязаны!.." - усмехнулся Таманцев. - Следы-то мы,  может,  и
соберем, а вот людей... Кто они?.. - указывая на отпечатки,  спросил  он.  -
Агенты-парашютисты?.. Отнюдь! За три года я не видел  ни  одного  обутого  в
новенькие немецкие армейские сапоги.  Может,  это  аковцы?..  Или  немцы?  А
может, просто дезертиры?..
   - Д-дезертиры с р-рацией?.. - запротестовал