деть!.. Я нисколько не сомневался, что если бы они не вылезли и Павловский
считал, что он со мной один на один, он и с перебитыми ногами ни за  что  бы
не застрелился, и я бы взял его живым. Мне хотелось отлаять  их  так,  чтобы
уши у них распухли, но теперь надо было действовать, не теряя ни секунды.
   Вспоров ножом рукав гимнастерки Лужнову, я поспешно перевязал  ему  плечо
индивидуальным пакетом и перетянул выше ремнем, чтобы остановить кровь.
   - Задета только мышца... кость цела... Не морщься - тебе не три годика!
   Мне следовало хотя бы предварительно оценить вещественные доказательства.
Прежде всего я оглядел сапоги Павловского. По виду  -  сверху  -  советские,
яловые, офицерские, они имели подошвы  немецких  армейских  сапог,  подбитых
гвоздями  с  широкими  шляпками,  каблуки   были   охвачены   металлическими
подковками. Такого гибрида за три года войны я еще не встречал -  век  живи,
век учись - и сразу подумал о следах у родника,  обнаруженных  Блиновым:  их
оставил Павловский, и был он там в этих самых сапогах.
   Затем я обшарил карманы гимнастерки  и  офицерских  шаровар  Павловского,
вынул документы и переложил к себе. Просмотрел бегло только  командировочное
предписание; оно  было  выписано  на  одного  Павловского,  причем    в
отпечатанном типографском тексте, к моему удивлению, имелся  задействованный
с 1 августа условный секретный знак - точка вместо  запятой  посреди  фразы.
Второго предписания среди его бумаг не  оказалось,  и  я  подумал,  что  он,
очевидно, не старший  группы  или  же  по  легенде  может  действовать  и  в
одиночку.
   Без особых усилий я стянул с него сапоги - это надо было  сделать  теперь
же, пока труп не окоченел.
   Из хаты Свиридов никто  не  выходил,  но  я  не  сомневался,  что  они  -
горбун-то во всяком случае - в окно смотрят сюда. Интересно,  какие  чувства
он сейчас испытывает?
   - Будь здесь!.. Накрой его плащ-накидкой и никого не подпускай! - велел я
Лужнову. - А вы - за мной!
   С автоматами в руках мы с Фомченко бросились к дубовой рощице, куда всего
минут десять назад направлялся Павловский.
   - Будьте  наготове!..  Наверно,  там  его  кто-нибудь  ждал...  Держитесь
правее... Если начнут стрелять  -  ложитесь!  -  на  бегу  инструктировал  я
Фомченко и, вспомнив, строго спросил: - Почему вы сигнал не подали?
   - Сигнал?.. Забыли... От волнения... Совсем забыли...
   "Забыли!.. От волнения!.." Детский сад, да и только! Каждому за тридцать,
а они волнуются! Потому и не люблю прикомандированных - балласт, и толку  от
них на грош!
   Фомченко бежал старательно, изо всех  сил,  однако  постепенно  отставал.
Рассвело еще больше, и нас было видно издалека. Я держался настороже, каждое
мгновение ожидая выстрелов, но стояла полная тишина. Мы уже  почти  достигли
рощицы, когда в этой тишине далеко сзади нас послышался негромкий возглас.
   Я обернулся: Юлия в той же ночной  ситцевой  рубашке  шла  от  кустов  на
Лужнова. Только этого нам не хватало! Он бросился  навстречу  и  пытался  ее
остановить - что-то говорил, потом схватил невредимой рукой  за  локоть,  но
она вырвалась, побежала как раз туда,  куда  он  ее  не  пускал,  и  тут  же
раздался дикий крик - она увидела Павловского...
   Я уже оценил обстановку и приказал подбежавшему Фомченко:
   - Возвращайтесь!.. Пусть  Лужнов  отнесет  девочку  к  Свиридам,  а  Юлию
возьмите в ее хату и не выпускайте!.. В темпе!.. И никакого шума!
   - Надо ей объяснить, что он - сам!
   - Ничего ей сейчас не объяснишь! Надо немедля прекратить этот крик!  Если
будет сопротивляться - примените  силу!..  А  Свиридов  предупредите,  чтобы
никуда не отлучались и помалкивали! Бегом!
   Оттуда, где лежал труп Павловского, доносились над  рывные  рыдания,
но я, не оглядываясь, вскочил в рощицу. С автоматом наизготове я бежал вдоль
края дубняка, скользил между  деревьями,  нырял  под  нижние  ветви.  Каждую
секунду я ожидал встречи с теми, кто его здесь, очевидно, ждал. И,  стараясь
унять злость, все время охолаживал себя. Одного упустил, но  остальных  надо
взять живьем во что бы то ни стало.
   На ходу я посовещался сам с собой и был  вынужден  оценить  ситуацию  как
весьма хреновую.
   Так я обежал одну сторону мыска, затем срезал  у  основания  и  вернулся,
замыкая треугольник. Нигде никого и никаких сегодняшних следов-темных  полос
на серебристой от росы траве. Выходит, в рощице его никто не ждал.
   Когда я выскочил из дубняка, там, где в чапыжнике лежал труп Павловского,
никого не было, однако плач и вскрики Юлии отдаленно  слышались  -  Фомченко
все еще не смог затащить ее в хату.
   Теперь следовало осмотреть  опушку  леса  на  два-три  километра  по  обе
стороны от дубового мыска.
   Это заняло около часа. Я бежал краем леса, напряженно  выглядывая  следы,
осмотрел на расстоянии ста - двухсот метров все пять тропинок и две неторные
дороги - нигде ни одного свежего следа. Я был весь  как  взмыленная  лошадь,
зато мог теперь сказать определенно:  на  этом  участке  шириной  километров
шесть его никто не ждал и вообще после позавчерашнего дождя здесь  никто  не
проходил.
   Во весь дух я помчался назад. Лужнов, придерживая раненую руку, сидел  на
траве  возле  трупа  Павловского  бледный  и  печальный.  Перевязал  я   его
качественно: по бинту было видно, что кровотечение приостановилось.
   - Ты Свиридов предупредил, чтобы никуда не отлучались и держали  язык  за
зубами?
   - Да, сказал.
   - До Лиды доедешь?
   - Да.
   - Выходи на шоссе, - я показал рукой, - и  голосуй...  Передашь  в  отдел
контрразведки авиакорпуса - Алехину или начальнику отдела, чтобы  немедленно
приехали. Скажешь, что Павловский при задержании  застрелился.  Запомни:  он
был один и пришел не со стороны леса... Никаких мнений  и  оценок  -  только
факты! Давай!
   Я заметил, что его знобит, и, когда он уже пошел, сказал вдогон:
   - Попроси у  Свирида...  или  потребуй...  словом,  хлебни  для  бодрости
самогона... Полстакана - не больше!.. И жми! В темпе!
   Мне хотелось, чтобы приехал кто-нибудь из начальства  и все было  бы
зафиксировано не только в моем рапорте. Когда на счету у  тебя  более  сотни
парашютистов, взятых  живьем,  дать  застрелиться  хоть  одному  -  не  есть
здорово. Тут могут возникнуть слухи о недосмотре или оплошке, каждому глотку
не заткнешь, а я не желал потом никаких кривотолков.
   Гимнастерку и нательную рубаху с Павловского я стягивать не стал,  только
расстегнул ворот и, развязав тесемки,  снял  погоны.  Затем  стащил  с  него
брюки. В заднем кармане в носовом  платке  оказался  самоделковый  дюралевый
портсигар; технари в тыловых частях плодят такие во множестве - из фюзеляжей
сбитых самолетов. Я открыл крышку с выгравированной поверху надписью "Смерть
немецким  захватчикам!".  Портсигар  был  наполнен  "индийской   смесью"   -
махоркой,  густо  пересыпанной  мельчайшими  крупинками  кайенского   перца.
Маленькая щепоть такого курева, брошенная в лицо, выведет из  строя  любого,
да и следы присыпать, - если преследуют с  собаками,  -  отличное  средство,
лучше, пожалуй, не придумаешь.
   Тут же  в  углу  портсигара  лежала  плоская  пластмассовая  коробочка  с
таблетками, и среди них я сразу увидел два прозрачных камушка...
   Мне стало не по себе. Конечно,  запасные  кварцы  для  передатчика  могли
находиться не только у радиста. Но у кого?.. У старшего группы?..  От  этого
нам было бы не намного легче. Я представил себе гневное лицо генерала и  как
он будет растирать шрамы на затылке и даже услышал его грозный голос:  "Меня
не интересуют трупы!.. Нам нужны живые агенты, способные давать показания  и
участвовать в радиоигре!"
   Скрипа теперь не оберешься. Мне-то он наверняка еще скажет: "От кого,  от
кого, а от тебя я этого не ожидал!.. Не стыдно?.."
   Понятно, я могу начать оправдываться. Я могу сказать:
   "Кого мне дали?.. Летчиков!.. Что они умеют?.. И я не  виноват,  что  они
вылезли!.." А он мне скажет: "Я не знаю никаких летчиков!.. Ты был  старший,
ты не новичок и отвечаешь за все!.. Вы валялись на чердаке  двое  суток!  За
это  время  медведя  можно  выучить  плясать,  а  ты  их  даже   толком   не
проинструктировал!"
   "Не  проинструктировал!"  -  ничего  себе  справедливость...  Да  я  язык
обмозолил, растолковывал все, как приготовишкам!.. Но не стану же  я  капать
на Фомченко и Лужнова! Нет,  я  не  буду  оправдываться,  я  промолчу.  Если
Павловский застрелился, значит, я его "упустил". Иного толкования и не  жди.
Обидно, но ничего тут не поделаешь.
   По форме, цвету и размеру таблеток я определил - фе намин. Каждая из
них подбодрила бы Лужнова не хуже самогона, но он уже скрылся в  кустарнике,
и бежать за ним я не счел целесообразным - у меня самого неотложных дел было
под завязку.
   В моей голове вертелись два факта, которые  я  выделил,  но  не  мог  еще
толком осмыслить. Первое: Павловский пять или шесть суток тому назад  был  в
лесу у родника и, сорвавшись с коряги, нечаянно  там  наследил.  Второе:  он
пришел сегодня ночью, но не со стороны леса, как я ожидал,  то  есть  скорее
всего он сюда откуда-то приехал. И я должен - вопрос чести! -  отыскать  его
следы на подходах к хате Юлии Антонюк.
   Теперь, понятно, не оставалось сомнений, что Павловский  был  действующий
вражеский агент, а  не  какой-нибудь  скрывающийся  по  лесам  от  наказания
немецкий пособник.
   Обмундирование и нательное белье на Павловском,  судя  по  ярлыкам,  было
ивановской и московской фабрик, кальсоны и рубашка - чистенькие,  вчера  или
сегодня надетые; ремень, портупея и компас - пользованные, отечественные,  а
вот  часы  -  заграничные,  очевидно,  швейцарские,  водонепроницаемые,   со
светящимся циферблатом, такие, как у меня, и у Паши, и  у  многих  армейских
офицеров, - трофейные.
   Подумав, что  спать  мне  сегодня  едва  ли  придется,  я  проглотил  две
фенаминовые таблетки и, хотя знал, что действие их наступает не  сразу,  тут
же почувствовал заметный прилив сил.
   Затем я осмотрел сапоги Павловского и  в  обоих  под  кожей,  подшитой  к
яловым голенищам, обнаружил заложенные между  листками  целлулоида  запасные
бланки командировочных предписаний и продовольственных  аттестатов,  чистые,
незаполненные, но со штампами и печатями воинских частей.
   Все чин чином, все подтверждало, что он вражеский агент,  однако  никаких
доказательств его принадлежности к разыскиваемой нами  группе  мне,  как  ни
старался, обнаружить не удалось.
   Собрав вещи Павловского, его оружие и документы, я поспешил в хату  Юлии,
где предстояла малоприятная, но обязательная процедура - обыск.
   Фомченко караулил, стоя у печи. Мне от порога бросилось в глаза, что лицо
у него оцарапано, разодрано с обеих сторон в кровь, а у  ворота  гимнастерки
оторваны пуговицы. Видно, ему крепенько досталось,  когда  он  тащил  ее  от
трупа в хату.
   Сама Юлия лежала не двигаясь на старенькой железной  койке  лицом  к
стене и время от времени тихонько обессиленно стонала, вроде как в забытьи.
   Голые стены. Вместо стола - поставленный на попа ящик от мин, застеленный
поверху розоватой тряпкой, рядом с ним - ветхая деревенская табуретка. И все
- ни мебели, ни обычного "майонтка"*. Очень чистенькая нищета.
   На запечке, покрытое белым вафельным полотенцем, что-то лежало,  очевидно
продукты.
   Я велел Фомченко самым тщательным образом осмотреть хату  внутри,  а  сам
занялся сенцами и чердаком, все время помня, что  не  менее  важно  отыскать
следы на подходах сюда от шоссе.
   Единственно, что представляло интерес в сенцах, - пара  нательного  белья
Павловского. Ее не надо было искать - выстиранная, должно  быть  ночью,  еще
влажная, она сушилась на веревке. Последовательный осмотр глинобитного пола,
стен и сложенной в углу бросовой рухляди ничего не дал.
   На  чердаке  висели  запасенные  веники,  валялись  два  старых  лукошка,
проржавевший серп, а в углу я увидел армейскую малую саперную лопатку, почти
новую и ничем  не  примечательную,  если  не  считать  небольшого  среза  на
основании черенка.
   Обычная  история:  оставив  где-нибудь,  утеряв   свою   лопатку,   бойцы
"заимствуют" себе другую в соседней роте, а личную метку  бывшего  владельца
срезают - я это видел уже не раз.
   Надо полагать, лопатка осталась с той поры, когда пять недель тому  назад
тут проходил фронт.  Из-за  короткой  рукоятки  ценности  в  хозяйстве  она,
вероятно, не представляла  и  потому  попала  на  чердак,  однако,  судя  по
отсутствию даже тонкого  слоя  пыли,  ею,  так  же  как  и  серпом,  недавно
пользовались.
   Я в темпе последовательно прокалывал финкой землю, засыпанную на чердаке,
когда спохватился и взглянул на часы -  без  тринадцати  минут  семь!  Через
каких-то четверть часа мне требовалось быть на шоссе  в  условленном  месте,
куда должна была подъехать полуторка с Пашей или - если он  не  сможет  -  с
продуктами и запиской.
   Фомченко, как и следовало ожидать, ничего в хате не  нашел,  кроме  разве
лежавших на запечке продуктов: двух банок американской свиной тушенки,  пяти
пачек  пшенного   концентрата,   двух   буханок   хлеба,   кулька   соли   и
саха---------------------------------------* Майонтек - имущество (польск.).
 pa. Все  это  было  получено  Павловским  на  наших  продовольственных
пунктах по аттестатам, которыми его снабдили немцы, и, безусловно, подлежало
изъятию. Но я решил оставить продукты Юлии, указав в рапорте наличие  у  нее
голодного ребенка.
   Фомченко я приказал еще раз осмотреть хату, в основном чтобы он не  сидел
без дела, а сам уложил все  вещи  Павловского,  его  оружие  и  документы  в
плащ-палатку, сунул туда же и пару белья, сушившегося на веревке,  и  увязал
все в узел.
   Полуторку в любом случае пришлось бы подгонять сюда, чтобы  забрать  труп
Павловского, но я взял этот узел с собой, чтобы предстать перед Пашей  не  с
пустыми руками. В последний момент прихватил и сброшенную с чердака саперную
лопатку.
   Полтора или два километра на фенаминовой заправке я пробежал за  какие-то
минуты, пролетел как на крыльях, вблизи  шоссе  перешел  на  шаг  и,  утишив
дыхание, выглянул из орешника.
   Полуторка уже стояла на обочине; в кузове виднелись двое незнакомых  мне,
без головных уборов. Хижняк  расхаживал  вдоль  противоположного  кювета,  а
Паша, болезненно похудевший, с автоматом на коленях, опустив  голову,  сидел
на подножке. Вид у него был измученный, понурый, и я понял, что дела  плохи.
Очень плохи. Когда есть хоть какой-то результат, люди так не  выглядят,  это
уж точно. А ведь он еще не знал, что Павловский застрелился...
   - Вы Лужнова не встретили? - подходя, будто ни в чем не бывало, сказал я.
   - Лужнова? - подняв голову, как-то встрепанно переспросил Паша;  глаза  у
него, очевидно, от недосыпания, были красные, как  у  кролика.  -  Нет.  Что
случилось? - разглядывая пятна крови на  моей  гимнастерке,  поинтересовался
он.
   - Ничего.
   Я опустил узел на землю и стал деловито его развязывать, а лопатку бросил
рядом, но он поднял ее, повернул и, увидев срез на черенке, оживился:
   - Откуда она? Где ты ее взял?
   - У Юлии... На подловке.
   "Подловкой" по-своему, по-деревенски,  он  называл  чердак,  и  я  сейчас
намеренно так сказал.
   Двое в кузове,  привстав,  смотрели  на  нас.  Я  их  не  знал,  наверно,
очередные прикомандированные, очередной детский садик.
   Я уже развязал плащ-палатку, и Паша не мог не видеть  всего,  что  в  ней
было. Из сапог Павловского я достал его    личные  документы  и  чистые
резервные бланки и разложил тут же, как говорится -  товар  лицом.  Но  Паша
сосредоточенно разглядывал черенок - далась ему  эта  лопатка!  -  и  ничего
больше, казалось, не замечал.
   Внезапно он схватил один из листков бумаги - чистый бланк  -  и  ножичком
принялся выковыривать на него частицы земли,  забившейся  между  черенком  и
шейкой лопатки. Остальное его будто и не интересовало.
   - Супесь, - разминая крупицы, сказал Паша. Терпеть не могу иностранных  и
деревенских слов - мне-то они ничего не говорят. Это я вроде даже слышал, но
не мог сейчас вспомнить, сообразить, что оно означает:
   из-за этого скота, снесшего  себе  половину  черепа,  я  все  еще  был  в
каком-то раздрызге.
   - Супесь! - повторил Паша и блаженно улыбнулся. - Чистейшая супесь!
   Я смотрел  на  него  с  опаской,  как  на  чокнутого.  Такое  тоже  может
случиться.  Когда  стараешься  вовсю,  неделями  уродуешься  как  бобик,   а
результата нет, а сверху жмут и не  переставая  кричат:  "Давай!  Давай!"  -
можно и чокнуться.
   - Что это? - указывая на плащ-палатку и не замечая дюралевого портсигара,
вынутого мною из кармана, наконец спросил он,  присел  на  корточки  и  взял
офицерские удостоверения личности.
   Надо говорить, а у меня язык присох во рту. Даже фенамин  не  помогал.  Я
чувствовал себя как описавшийся пудель...  Что  называется,  бледный  вид  и
холодные ноги...
   Раскрыв удостоверения, он вгляделся в фотокарточки и узнал:
   - Павловский...
   Теперь-то наверняка должно было последовать: "Как же ты его упустил?"
   Эти двое вылезли из машины и смотрели  на  плащ-палатку,  как  малолетние
детишки на новогоднюю елку. Прикомандированные, ввек бы их не видеть!..



   61. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

Егорову
"Весьма срочно!

   В течение ближайших трех часов на аэродром Вильнюса специальным рейсом из
Москвы будут доставлены экипированные в  форму  офицеров  Красной  Армии  12
опознавателей из числа бывших немецких  агентов,  окончивших  радиоотде
ления Варшавской и Кенигсбергской  школ  немецкой  разведки,  где,  судя  по
радиопочеркам,  обучались  и  радисты  активно  разыскиваемой  нами   группы
"Неман".
   Под вашу личную ответственность  все  прибывшие  должны  быть  немедленно
задействованы на рокадных коммуникациях Вильнюс - Шауляй, Вильнюс - Гродно и
Вильнюс - Лида.
   Работу опознавателей возьмите под  свой  личный  контроль,  обеспечив  их
наиболее интенсивное и рациональное использование. Колыбанов".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Срочно!
Егорову

   В дополнение к нашему № И-1-9486 разъясняю,  что  все  служебные  собаки,
привлекаемые к розыскным мероприятиям и войсковой операции по делу  "Неман",
должны  обеспечиваться  трехразовым  котловым  питанием,  получая  при  этом
ежедневно полторы суточные  нормы  продуктов  по  линии  НКО  независимо  от
ведомственной принадлежности.  Основание:  Распоряжение  Нач.  тыла  Красной
Армии № 7352 от 19.08.44 г.
   В июле с. г. на 1-м Украинском фронте у  нескольких  собак  в  результате
грубого недосмотра было заварено чутье, в связи с чем предлагается  обращать
внимание на температуру пищи при кормлении. Также  необходимо  предотвратить
закладку некомпетентными поварами в котлы полевых кухонь  различных  специй,
снижающих остроту нюха у собак.
   ГУКР считает нужным еще  раз  напомнить,  что  при  проведении  войсковой
операции в Шиловичском лесу собаки,  обладающие  верхним  дальним  чутьем  и
опытом отыскания тайников и  схронов,  должны  быть  использованы  на  самых
перспективных участках.
   Исполнение проконтролируйте лично. Артемьев".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Срочно!
Егорову

   Для непосредственного руководства действиями войск НКВД по делу "Неман" в
Лиду  специальным  рейсом  в  7.45  вылетает  первый   заместитель   Наркома
внутренних дел с группой генералов и старших офицеров.
   При отсутствии у местных органов потребного количества автомашин под Вашу
личную  ответственность  предлагаю  обеспечить  всех  прибывших  необходимым
автотранспортом.
   Исполнение донесите. Колыбанов".


   ЗАПИСКА ПО "ВЧ"

"Срочно!
Егорову

   Для обеспечения срочных перевозок по делу "Неман" в полосе Вашего  фронта
в дополнение к выделенным ранее самолетам с 8.00  сего  дня  Вам  оперативно
переподчиняется 142-й транспортно-авиационный полк.
   Немедленно свяжитесь с командованием 1-й воздушной армии  для  возможного
перебази