ался спад в старые недобрые времена, когда
его еще не умели предотвращать? Мы уже выяснили, что мудрый вкладчик  ждет
своего часа, но может ли он быть уверен, что этот  час  пробьет?  В  давно
ушедшие времена такой момент наступал, когда товары становились  дешевыми,
заработная плата - низкой, а суровая нужда делала  людей  сообразительнее.
Богатство - враг изобретательности; оно побуждает человека  полагаться  не
на свой ум, а на деньги. Интеллекту легче проявиться  в  тяжелые  времена,
когда можно начать новое  дело,  приложив  максимум  усилий  при  минимуме
затрат.
   Когда  люди,  имея  лишь  сущие  гроши,  принимаются   основывать   или
возрождать одно предприятие за другим, спад идет к концу. Уныние  уступает
место надежде, надежда сменяется уверенностью. В  таких  условиях  дела  у
бизнесменов,  конечно,  идут  на  поправку.   Многочисленные   банкротства
расчистили мусор, валежник убран, и в седле  остаются  лишь  те,  кто  уже
доказал  свои  способности.  Это  начало  лучших   времен,   хотя   такому
преуспеянию, основанному на предшествующих трудностях, конечно  же,  будут
мешать ограниченность и ретроградство. Спад сделал свое дело, и на  руинах
заложены основы нового процветания. Подъем - как и  спад  -  не  вечен,  и
большинство из нас,  пожилых  людей,  согласится,  что  такое  чередование
необходимо для предпринимательства. Ни продавцы, ни покупатели  не  должны
вечно диктовать свои условия, иначе о  здоровой  конкуренции  можно  будет
только мечтать.
   Эта картина, безусловно, отражает лишь положение дел в прошлом.  Теперь
все  иначе,  и  многие  радуются  переменам,  утверждая,  что  мы  наконец
избавились от  невзгод.  Никто  не  голодает,  и  пусть  некоторые  (таких
немного) стали жить значительно беднее,  зато  семейные  люди,  когда  они
бастуют, получают содержание из государственных средств. Мы живем в  таком
комфортабельном мире, которого наши предки и представить  себе  не  могли.
Более того, мы защищены от тех трудностей и тревог, которые  еще  известны
многим народам.
   Но все это вовсе не исключает того, что мы - в ловушке, из которой  нет
выхода. То, что спасало нас  раньше,  утеряно.  Мы  не  смогли  решительно
избавиться от  бесполезных  фирм  и  некомпетентных  работников.  В  нашем
индустриальном пейзаже то и дело встречаются  никому  не  нужные  руины  -
наследство от предпринимателей прошлого. Оборудование, место  которому  на
свалке или в музее, по-прежнему в ходу. Люди, которых давно  следовало  бы
уволить, продолжают  работать.  Капитал,  как  и  прежде,  вкладывается  в
отживающие  свой  век  фабрики  и  агонизирующие   отрасли   производства.
Заработная плата высока, и это мешает нам обеспечить прирост рабочей силы.
   Во всей этой ситуации нет  ничего,  что  побуждало  бы  кого-то  что-то
делать. С чисто деловой точки зрения наше общество зашло в тупик.  Да,  мы
живем в условиях определенного комфорта и минимального риска, но  остается
вопрос: действительно ли мы достигли земли обетованной? Мех,  например,  с
самого начала был  искусственным,  а  сейчас  уже  и  вовсе  потерся.  Что
касается сыра, то теперь его не так уж и много, да к  тому  же  он  отдает
фольгой. Не изменилась лишь сама клетка, в которой мы оказались,  а  также
дверь, которую нельзя открыть изнутри. Пусть мы устроились с комфортом, но
ловушка захлопнулась, и мы пойманы.


   СТИМУЛЫ И НАКАЗАНИЯ

   "И увидела жена, что дерево хорошо для пищи и что оно приятно для  глаз
и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и  ела;  и  дала
также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и  узнали  они,
что наги..."

   Когда Адам и Ева вкусили запретного плода, они были изгнаны из рая - не
затем, чтобы лишить их познания добра и зла (в этом  отношении  ущерб  они
уже понесли), а чтобы помешать им найти еще и древо  жизни,  вкусив  плоды
которого они обрели бы бессмертие. Но поскольку об этом  дереве  конкретно
речь не шла, они его,  очевидно,  и  не  заметили.  Так  что  Адам  и  Ева
оказались за  вратами  рая,  наделенные  смертностью  как  наследственной,
родовой чертой. Кроме того, они познали  целый  ряд  устойчивых  стимулов,
который с тех пор увеличился лишь на один. Нарушить  запрет  Адама  и  Еву
побудило стремление к а) еде (и крову), б) красоте, в) знанию, г) сексу  и
д) озорству. Те же  устремления  могли  толкнуть  их  и  на  любые  другие
действия, не исключая убийства и даже, пожалуй, какой-нибудь работы. Итак,
автор  книги  Бытия,  глядевший  в   корень   проблемы,   перечислил   все
соображения, которые могут побудить обычного  человека  к  деятельности  -
подчас самой неожиданной. Эти соображения (плюс еще одно) и есть  основные
стимулы.
   Те, кто бывал в Малайе, заметили, что средний англичанин, приехавший  в
тропики, чтобы заработать  денег,  всегда  мечтает  уйти  на  покой.  Если
спросить его, как он себе  представляет  этот  покой,  он  нарисует  такую
картину: жизнь в сельской  местности  с  приличным  пейзажем  и  климатом,
простые развлечения (охота и рыбная ловля), свой садик,  близкие  по  духу
соседи, изредка - наезды в город и много свободного времени, чтобы  гулять
с  собакой.  Эта  отдаленная  перспектива  оказывается  стимулом,  который
заставляет многих европейцев всю жизнь работать в заморской стране  и  там
же умирать. И все это время европеец отмечает очевидную  леность  малайца,
часто осуждая его за это. Относительно примитивный народ,  малайцы  обычно
избегают  тяжелого  труда  и  предпочитают  карьеру   политиков,   солдат,
полицейских  или  шоферов.   Плантаторы   и   торговцы,   сравнивая   этих
незадачливых  работников  с  куда  более   трудолюбивыми   китайцами   или
индийцами, не раз печально вздохнут. Однако чего европеец никак  не  может
понять, так это то, что малаец (вкусы которого  очень  сходны  со  вкусами
самого европейца) от рождения располагает всеми возможностями  для  покоя,
ради обретения которых англичанин и работает. Малаец рождается в стране  с
приличным климатом и множеством рек, в стране,  где  еды  много,  а  жизнь
приятна. У него нет необходимости особо утомлять себя работой; деньги  ему
нужны разве что на кино и сигареты.  Иметь  велосипед  хорошо,  размышляет
малаец, однако лежать в тени еще лучше.
   Автор   книги   Бытия   добросовестно   перечислил   основные   стимулы
человеческой деятельности, не забыв упомянуть и  о  тяге  к  шалостям.  Из
всего этого только отождествление наготы с сексом не может претендовать на
универсальность.  У  грека,  например,  нагота  скорее  ассоциировалась  с
атлетизмом. Можно добавить, что и шалость понимается по-разному: запретное
не только соблазнительно, но и очень разнообразно.
   Однако дальнейшее развитие цивилизации уже на раннем  этапе  привело  к
возникновению нового  важного  стимула.  Речь  идет  о  статусе.  Проблема
статуса  становится  актуальной,  как  только  удовлетворяются  (хотя   бы
частично) прочие потребности человека. Эта проблема  так  важна,  что  она
накладывает отпечаток и на наше отношение к еде, красоте, знанию, сексу  и
шалостям. Есть две разновидности статуса: в одних случаях  он  основан  на
авторитете, в других - на богатстве. Комбинация того и  другого  возможна,
но все же это два разных понятия. Символы двух вариантов статуса  -  орден
"За  безупречную  службу"  и  автомобиль   "роллс-ройс".   В   странах   с
аристократическими традициями (например, в Британии) для достижения  особо
высокого  статуса  важны   такие   факторы,   как   служебное   положение,
происхождение, образование, атлетические способности и  отвага  в  бою.  В
странах, лишенных таких традиций (например, в США), можно  обойтись  особо
крупным капиталом и доходом. Миллионеры, награжденные "Крестом  Виктории",
встречаются  очень  редко,  и  рекорд  Томаса  Мора,  сумевшего  стать   и
сановником, и святым, скорее всего, останется непревзойденным.
   Как уже говорилось выше, такое явление, как  статус,  накладывает  свой
отпечаток на более древние и элементарные стимулы. Еда искателей статуса -
икра под шампанское. Красота олицетворяется особняком  (желательно,  чтобы
он стоял на крыше  небоскреба),  а  знание  есть  неустанная  болтовня  на
редкость информированного окружения. Секс изыскан, а шалости  таковы,  что
менее выдающимся людям и в голову не придет ничего подобного.
   Теоретически можно представить себе человека, который  лишен  стимулов,
поскольку у него уже все есть. Наверно, такие люди существуют, но много ли
их? Ведь тот, у кого есть богатство, мечтает об авторитете, а тому, у кого
есть авторитет, недостает богатства. Причина популярности Джона  Ф.Кеннеди
в том, что он обладал и тем и другим, да к тому же  прошел  действительную
военную службу. Конечно же, немногие люди  входят  в  эту  категорию;  все
остальные довольствуются  более  насущными  стимулами  на  низших  уровнях
бытия. Но динамическая энергия общества  складывается  именно  из  усилий,
которые мы прикладываем ради исполнения  желаний.  Общее  количество  этой
энергии равно сумме  наших  усилий  и  прямо  пропорционально  различию  в
авторитете и богатстве между  высшими  и  низшими  слоями  общества.  Наши
попытки уравнять все  статусы  приводят  к  уменьшению  общего  количества
энергии, и если эти попытки увенчаются полным успехом  (чего,  однако,  до
сих пор не произошло), то общая сумма нашей энергии станет равна нулю.
   Некоторые теоретики утверждают, что в идеальном обществе  гражданам  не
нужны будут никакие стимулы. Воспитанные надлежащим  образом,  люди  будут
трудиться, мыслить и изобретать ради общественной пользы и на благо  всего
человечества. Другие теоретики уверяют нас  (совершенно  безосновательно),
что   такое   общество   нежизнеспособно.   На   самом    деле    подобные
альтруистические сообщества людей существуют и в наши  дни;  появились  же
они несколько веков назад. Это  все  монастыри  мира  -  и  буддийские,  и
христианские, - никто не скажет,  что  этот  опыт  был  неудачным!  Однако
основное условие его успеха - отказ от секса, от  женщин.  Ведь,  если  не
считать змея, первой поддалась в райском саду действию стимула именно Ева.
Именно она впервые сделала усилие и заполучила мини-юбку и норковую  шубку
еще до того, как им с Адамом пришлось поменять место жительства. С тех пор
события разворачивались примерно в том же  духе.  Наедине  с  самим  собой
монах вполне может ограничиться созерцанием. Но если у него появится жена,
она сразу же потребует каких-то доказательств его любви. Как только у него
родятся дети, он захочет их  одеть,  накормить  и  дать  им  дорогостоящее
образование. Эти человеческие побуждения рождены не эгоизмом,  а  любовью.
Они крайне далеки от всего, чего следует  стыдиться,  и  у  нас  есть  все
основания с сомнением отнестись к любой модели общества,  исключающей  эти
побуждения. Монастыри, конечно, существуют,  но  если  бы  весь  мир  стал
монастырем, это означало бы преждевременный конец нашей цивилизации.
   Общество, состоящее из различных  слоев,  обычно  представляют  в  виде
пирамиды,  вверх  по  уступам   которой   карабкаются   люди.   Но   можно
воспользоваться другим сравнением и сказать, что люди в большинстве  своем
рождаются на неплодородном склоне горы и  потом  прилагают  все  старания,
чтобы перебраться оттуда в благодатную цветущую долину. Те усилия, что они
затрачивают  во  время  спуска,  заставляют  вращаться  водяные  колеса  и
динамо-машины, которые приводят в движение все общество. Если лишить людей
этих стимулов, они так и будут влачить  жалкое  существование  на  вершине
горы. Если же побуждения будут достаточно  сильными,  а  обстоятельства  -
подходящими, люди  благополучно  достигнут  желаемого,  проделав,  кстати,
немало полезного  по  пути.  Важно,  конечно,  по  каким  каналам  потечет
человеческая  энергия.  Когда  эти  каналы  узки,   но   пригодны,   люди,
прикладывая усилия, могут надеяться  на  успех,  и  в  этом  случае  будет
произведен максимум энергии - ко всеобщему благу. Если же каналы  чересчур
широки, то двигательная  сила  рассеется  и  пропадет  зря.  Но  если  они
окажутся слишком узкими и непроходимыми, то все замрет, а в итоге - прорыв
и затопление. В динамичном обществе  искусство  управления  и  сводится  к
умению  направить  по  нужному  руслу  человеческие  желания.  Те,  кто  в
совершенстве  овладеет  этим   искусством,   смогут   добиться   небывалых
результатов. Слишком многие  современные  общества  сходны  со  сложнейшей
машиной, лишенной двигательной силы, такие  общества  называют  терпимыми.
Действительно, они утратили те силы, которые могли бы быть им полезны.
   Итак, мы обнаружили, что, едва удовлетворив свои основные  потребности,
человек начинает вожделеть к статусу, а  статус  бывает  основан  либо  на
авторитете, либо на богатстве. Британцы  отдают  предпочтение  авторитету.
Больше всего мы восхищаемся адмиралами и генералами, игроками в  крикет  и
актрисами, альпинистами, которые взошли на Эверест, и яхтсменами,  которые
обогнули мыс Горн. Наше уважение к пилоту  ничуть  не  усилится,  если  мы
узнаем, что ему много платят. Больше  того,  наша  система  вознаграждения
может сделать бедняка равным любому богачу - и даже выше его. Мы  приучены
смотреть  на  богатство  с  подозрением,  считая,  что   оно   отнюдь   не
свидетельствует о заслугах. Если кто-то унаследовал крупное состояние,  мы
склонны думать, что ему просто повезло и что, быть может,  он  того  и  не
достоин.  Если  же  некий  честный  человек  разбогател  за   счет   своей
предприимчивости, нам трудно удержаться от подозрений, что он бессердечный
эгоист и скупердяй. Можно было  бы  доказать,  однако,  что  деньги  часто
зарабатывают не такими уж порочными путями. Еще важнее то, что мы, пусть с
опозданием, осознали: чтобы создавать прекрасное, нужна крепкая финансовая
поддержка.
   Мы говорили о возвышенных стимулах, о финансах  и  альпинизме,  но  все
сказанное относится и к гораздо более прозаическим  желаниям.  Нет  ничего
естественнее стремления обеспечить свою семью жильем,  а  если  удастся  -
отдельным домом с гаражом,  садом  и  плавательным  бассейном.  Более  чем
естественно и желание человека дать своим детям  лучшее  образование,  чем
то, которое получил он сам, отправить их на каникулы за границу покататься
на лыжах и поплавать на яхте. Пусть все это  лишь  слагаемые  статуса,  но
разве человек будет работать сверхурочно, если его лишить такой  приманки?
Кто будет просиживать ночь над книгами,  не  надеясь  на  получение  более
высокой ученой степени? Мужчина, готовый как угодно баловать  девушку,  на
которой  он  женился,  по-человечески   куда   привлекательнее   фанатика,
мечтающего лишь о  марксистском  будущем,  в  котором  его  ближних  будут
преследовать за еретические взгляды. Делать деньги - занятие не  из  самых
благородных, но есть и куда более порочные желания. Стремление  к  власти,
например. Оно куда менее похвально, чем  стремление  к  комфорту.  В  этом
смысле нет места печальнее, чем коммунистический город, где ничего  нельзя
купить. Необходимое для жизни (топливо, еда и одежда) имеется, и только, а
потому дополнительный заработок просто никому не нужен. Лишь когда стимулы
исчезают, мы осознаем, как они были важны.
   Противоположность стимула - негативный стимул,  битье  дубинкой  вместо
кормления морковкой. Ввиду  чувствительности  наших  современников  мы  не
будем вдаваться в рассуждения о пользе негативных стимулов, однако простая
добросовестность не позволяет нам закончить этот обзор, не  упомянув  хотя
бы кратко об  их  применении.  Первое  в  истории  применение  негативного
стимула описано в книге Бытия:

   "...от всякого дерева в саду ты будешь есть: а от дерева познания добра
и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него,  _смертию
умрешь_".

   Казалось бы, все ясно. Однако обещанная кара не свершилась и Адам  жил,
как нам сказано, до 930 лет. Да что Адам, даже змей  легко  отделался,  но
вот  потомки  первого  человека,  за  исключением  Ноя,  сплошь  и   рядом
приговаривались к смертной казни  за  преступления,  суть  которых  нам  в
точности не известна. Гораздо подробнее описаны грехи  Содома  и  Гоморры,
которые повлекли за собою гибель этих городов. Вообще в книге Бытия немало
примеров наказания тех, кто ослушался воли господа. В то же  время  нельзя
сказать, чтобы таким путем был достигнут серьезный воспитательный  эффект.
Это наводит на мысль, что прямой стимул действеннее негативного,  то  есть
морковка полезнее дубинки. Возможно, впрочем, что в каждом из этих случаев
били не того ослика, который виноват.


   ПРАВИТЕЛЬСТВО И БИЗНЕС

   Частные предприниматели и контролирующие  их  правительственные  органы
обычно не ладят между собою (особенно ясно  это  видно  на  примере  США).
Правительство, с точки зрения бизнесменов,  некомпетентно,  консервативно,
продажно, медлительно и  всегда  только  мешает.  Промышленники,  с  точки
зрения чиновников, эгоистичны, безжалостны, скупы, настроены непатриотично
и  антисоциально.   Бюрократы   убеждены,   что   сами   они   благородны,
самоотверженны,  преданы  делу,   трудолюбивы   и   высокоинтеллектуальны.
Бизнесмены же в свою очередь считают  себя  людьми  энергичными,  смелыми,
дальновидными, снисходительными к чужим просчетам и,  что  самое  главное,
безусловно честными. Маловероятно, чтобы хоть одна из этих двух групп была
столь добродетельна и благородна, как кажется ей самой,  или  же  достойна
того презрения, с каким относится к ней другая группа.  Наверно,  сходства
между этими группами  куда  больше,  чем  полагают  люди,  которые  к  ним
принадлежат. Они также гораздо более взаимозависимы, чем  им  кажется.  Но
есть  и  различия,  которые  мы  должны  будем  перечислить,  прежде   чем
попытаемся разрешить или хотя бы описать конфликт, вызванный несхожестью и
противостоянием двух групп.
   Известны по меньшей мере три принципиальных различия, первое из которых
самоочевидно. Правительство, состоящее из политиков и чиновников, работает
в пределах национальных границ. Область его деятельности и интересов четко
обозначена  этими  границами.  Вот  почему  не  удается  разрешить   такие
проблемы, как, например, загрязнение моря, если случилось это за пределами
территориальных  вод.  Конечно,  бизнесменам  тоже  приходится  признавать
какие-то рубежи, да и  национальные  границы  игнорировать  они  никак  не
могут, но сфера их деятельности - это та или иная  отрасль  промышленности
(либо ряд отраслей), их рынок - это мировой рынок, капитал поступает к ним
и из чужих стран. В наше время все попытки создать  мировое  правительство
будут обречены на провал до тех пор,  пока  мы  не  решимся  доверить  это
важное дело не политикам, а людям, которые уже сейчас воспринимают мир как
единое целое. Пусть руководители нефтяной компании живут в  своей  стране,
но компания  действует  во  всех  районах  мира  и  при  этом  так  хорошо
интегрирована, что ее подданные, собравшись за  одним  столом,  уже  и  не
обращают внимания на то, кто из членов правления родом из Голландии, а кто
из Британии. Чтобы спасти человечество от гибели, крайне необходимы  люди,
способные всесторонне видеть проблему. Тут не  обойтись  без  математиков,
ученых,  спортсменов,  шахматистов,   акробатов,   банкиров,   балерин   и
директоров нефтяных компаний. Из этого списка  должны  быть  безоговорочно
исключены политики, особенно те из них,  кто  избран  хоть  сколько-нибудь
демократическим путем, потому что в этом случае они ограничены уже  самими
правилами игры. Раз их избрали, значит, они должны  представлять  интересы
своих избирателей.  Порой  им  доводится  представлять  и  интересы  своей
страны. Однако их избирали не затем, чтобы они спасали  мир,  и  если  они
проявят хоть немного интереса к таким вопросам, то наверняка провалятся на
следующих выборах. В демократи