а  копировался  на
кристаллические  матрицы  памяти  высокой  плотности   в   их   переносном
компьютере. Копирование  займет  не  больше  нескольких  секунд,  а  затем
оригинал, находящийся в  базе  данных  отдела  технического  обслуживания,
будет уничтожен. И все, что им  останется  -  это  доставить  копию  файла
домой.
     КОПИРОВАНИЕ ЗАКОНЧЕНО И ПОДТВЕРЖДЕНО
     СТЕРЕТЬ ИСТОЧНИК?
     Пола наклонилась вперед чтобы ответить...
     Она не поняла, что она  почувствовала:  то  ли  движение,  замеченное
углом глаза, то ли бессознательное ощущение  движения  у  нее  за  спиной.
Эрншоу все еще стоял у нее  за  спиной,  глядя  на  экран.  Она  повернула
голову, чтобы выглянуть ему за спину - и громко ахнула от неожиданности  и
испуга.
     - Ни с места! - рявкнул русский  офицер,  поднимая  пистолет.  Голова
Эрншоу  дернулась,  он  резко  обернулся.  Пола  не  могла   пошевелиться,
оцепенело глядя на русского.
     Сзади стояло еще  четверо  охранников  в  форме,  двое  из  них  -  с
поднятыми автоматами. Офицер сделал шаг вперед и взглянул на пульт. У него
было татарское лицо,  оливковая  кожа,  высокие  скулы,  узкие  глаза  под
островерхой фуражкой.
     - Поднимите руки вверх! - скомандовал он. - Теперь медленно к  задней
стенке. Не делайте резких движений.



                                    5

     Ночной дождь освежил воздух после недели подавляющей майской  жары  и
редкие облака в утреннем небе над Вашингтоном обещали небольшую прохладную
передышку. Бернар Фоледа опустил штору в окне спальни и с довольным  "пум,
пум, пум,  пум,  пум-пум-пум-пум-пум"  на  тему  моцартовской  увертюры  к
"Директор театра" довязал узел галстука.  Он  вынул  из  шкафа  пиджак  от
костюма и, накинув его на плечо, пропумпумкал вниз по лестнице завтракать.
Причин весело мурлыкать себе под нос у  него  не  было,  учитывая  размеры
неприятности, постигшей его департамент на прошлой неделе, это была просто
привычка, выработанная годами. Кроме того, давным-давно  назад  он  понял,
что люди его профессии, начинающие принимать все очень  близко  к  сердцу,
долго не живут.
     Майра сидела за кухонным столом с чашкой кофе в руке,  глядя  выборку
из утренних новостей, дисплей на серванте был развернут в ее сторону.  Как
и ему, Майре было уже за пятьдесят, высокая и чуть полноватая женщина, она
все еще ухитрялась сохранить спокойно-веселое выражение, несмотря  на  то,
что глаза и щеки были еще впалыми  -  всю  зиму  она  проболела.  Кожа  на
внутренней стороне рук обвисла, в  темных  аккуратно  причесанных  волосах
появились серые стрелки, и она не пыталась скрыть  их  краской.  Они  были
женаты уже почти тридцать лет, и  в  отличие  от  таинственных,  замкнутых
шпионских боссов в кинофильмах, Фоледа постоянно говорил с ней  о  работе.
Ему было непонятно, почему сценаристы считают, что люди его  круга,  кроме
всего прочего, еще и дома  скрытничают  и  секретничают.  Может  быть,  им
просто нужно было ввести в сюжет обаятельную женщину - обычно по  каким-то
неясным причинам китаянку, - которая зарабатывает себе на жизнь тем, что в
перерывах  между  напряженными  занятиями  любовью  выуживает  секреты  из
полукоматозных правительственных лиц. Если это действительно было так,  то
у Фоледы,  пожалуй,  не  было  возражений  -  для  того,  чтобы  вербовать
новичков, имидж был подходящим.
     - Дождь кончился, - заметила Майра, когда Бернар вошел  на  кухню.  -
Похоже, сегодня будет облачно. Немного прохлады - для разнообразия.
     - Да, я вижу. Это как раз кстати. - Бернар повесил  пиджак  на  стул,
подошел к кухонной машине, вынул из нее две тарелки яичницы с  ветчиной  и
булочки, нажав на кнопку, включил тостер. Жена налила ему кофе. На дисплее
был сюжет об японском астронавте, который  попал  в  новости  потому,  что
достиг второй космической скорости, как следует разогнавшись и  прыгнув  с
поверхности Деймоса, меньшего из двух спутников Марс. "Может быть,  старая
считалочка не так уж и глупа, если ее чуть-чуть  изменить"  -  комментатор
нес эту ерунду тоном, на взгляд Бернара просто пошлым. - "А корова, фу  ты
- ну ты спрыгнула с луны!"
     Фоледа фыркнул. "Что еще новенького?"
     Майра коснулась пульта, лежавшего рядом с чашкой, и на стенной панели
засветился  желтый  огонек,  указывая,  что  домашняя  система  управления
включена. "Выключи" - чуть громче обычного сказала она. Картинка на экране
сменилась электронным меню. "Пять - три", скомандовала Майра,  и  появился
новый список. "Польша" -  вместо  списка  был  заголовок:  ДЕМОНСТРАЦИИ  В
ВАРШАВЕ ПРОДОЛЖАЮТСЯ. Она взглянула на Бернара, тот кивнул.  "Да"  сказала
она панели. "Икс - выключайся". Огонек погас.
     В  новостях  говорилось  о  советской  реакции  на  очередную   волну
забастовок и протестов в Польше и Восточной Германии. Как обычно, средства
массовой  информации   уделяли   основное   внимание   военным   аспектам,
драматически подавая сцены с советскими войсками, противостоящими  толпам,
и подразделениями НАТО, приводимыми в боевую готовность. Кадры  с  танками
Фоледа узнал, им было уже несколько  месяцев,  и  они  не  имели  никакого
отношения к  текущим  событиям.  Политические  и  военные  деятели  давали
интервью по поводу риска общеевропейской эскалации -  это  была  передача,
привлекающая людей в лапы рекламодателей и другой  передачи  ожидать  было
трудно. Западная разведка следила за развитием событий  задолго  до  того,
как на них стала обращать внимание широкая публика, и пришла к выводу, что
вероятность каких-то реальных конфликтов мала.
     Советы ускорили  наращивание  своей  военной  мощи  еще  в  последние
десятилетия прошлого столетия. В  их  намерения  не  входило  развязывание
войны, они не больше других хотели стать  жертвами  опустошения;  извлекая
уроки из горького  для  демократии  опыта  Мюнхена,  они,  как  и  Гитлер,
рассчитывали на то, что, устрашенные, их соперники отступят  без  боя.  И,
как и раньше, западные пацифисты выступали за "умиротворение" и  вспомнили
об моральном ущербе только тогда, когда выяснилось,  что  каждая  трибуна,
каждый  пацифистский  лагерь  оказались  не  дальше  двадцати   минут   от
какойнибудь ракетной шахты. Только в начале двадцать первого  века  Советы
заколебались. Это был решительный момент - они обнаружили, что могут стать
лицом к лицу не только с западной военной технологией, но и с Азией  с  ее
потрясающим перевесом в населении. Первоначально Бомба восстановила баланс
между сторонами, чьи различные политические  системы  привели  к  неравным
вооруженным силам. По иронии судьбы, когда оба противника сравнялись  даже
в масштабе Большой Бомбы, решающим на весах стали люди.  Привлекательность
марксизма падала по мере того, как благосостояние азиатов росло, и в споре
за души и умы Советы стали отставать. Момент был упущен.
     Парадоксально,  но  именно  это  сделало  настоящую  ситуацию   столь
неустойчивой. Одно время, еще до Хрущева, коммунистические догмы  гласили,
что капиталисты скорее начнут последнюю, самоубийственную для  них  войну,
чем позволят нерушимым законам Маркса восторжествовать.  Теперь  все  было
наоборот: отчаявшись,  иррациональные  элементы  в  советском  руководстве
могут решить, что уж если им придется идти ко дну, то они захватят с собой
и всех остальных. Ситуацию стабилизировали азиатские  армии,  защитой  для
которых была, в  свою  очередь,  западная  орбитальная  оборонная  система
"Звездный Щит". Если этот щит будет уничтожен, то вся система устрашения и
сдерживания вокруг советского блока распадется и на  сцену  выйдет  именно
тот сценарий смертельной игры до конца, которого  больше  всего  опасались
западные аналитики. Вот почему так  важно  было  узнать  истинную  природу
"Валентины Терешковой".
     В  воздухе  носилось   что-то,   с   этим   соглашалось   большинство
разведывательных агентств США, Западной Европы, Восточной Азии. В  течение
этого  года  что-то  должно  было  случиться.  Но  когда  и  где,  не  мог
предположить никто. По мнению многих, игра вступала в свою  заключительную
стадию, эндшпиль. Но эндшпили имеют пугающую тенденцию неожиданно изменять
свой ход. И в этом конкретном эндшпиле места для ошибки не было.
     - Я прочту, если будет время - попросил Бернар. Майра опять  включила
систему управления и  приказала  направить  распечатку  текста  в  рабочий
кабинет. Бернар запил кофе остатки бутерброда, и  встал.  "Как  у  нас  со
временем?" - спросил он.
     Майра выглянула в окно,  выходящее  на  улицу  с  рядом  деревьев  на
тротуаре, обычно спокойную и тихую, оживающую лишь  по  утрам,  когда  все
едут на работу.  На  другой  стороне  улицы  через  квартал  стоял  черный
Шевроле. "Они здесь" - будничным голосом сказала она.
     - Черт - буркнул Бернар, когда она помогала  ему  натягивать  пиджак.
Это значило - он опаздывает. Два  агента  КГБ  из  советского  посольства,
ежедневно сидевшие у него на хвосте, появлялись очень пунктуально и  перед
тем, как остановить машину, три раза  объезжали  квартал.  Он  бросился  в
кабинет, схватил пачку только что отпечатанных для него новостей  и  сунул
их в дипломат. Майра поджидала его у дверей с плащом в руках.
     - Ты бы лучше надел это, а то опять дождь начнется.
     - Спасибо, конечно. - Он схватил шляпу с вешалки.
     - И если не будет ничего срочного, то не забудь, что сегодня  вечером
приезжают Элла и Джонни. Ты ведь  не  захочешь  пропустить  день  рожденья
твоего внука?
     - Я постараюсь. А что мы ему купили?
     - Набор для начинающего шпиона, конечно. Невидимые чернила, фальшивые
борода с усами, кодовая книжка и к ней какие-то программки  и  миникамера.
Все, как настоящее.
     - Ага. Значит для подслушивания телефонных разговоров там нет ничего?
- Дай только срок, милый.
     - Ладно. До вечера.
     - Не скучай. - Майра легонько поцеловала его в щеку и долго смотрела,
как он спускается от дверей по лестнице, ведущей к  гаражу,  и  влезает  в
свой каштановый Кадиллак. Дверь наружу открылась и он выехал задним ходом.
     Минуты спустя, в гуще утреннего движения на кольцевой, поворачивая  с
виадука по спуску направо - на шоссе, углом  глаза  он  заметил  за  собой
машину КГБ, прочно засевшую в четырех  машинах  за  ним.  Еще  несколькими
машинами дальше, только въезжал на виадук голубой ФБРовский  Форд,  каждое
утро следивший за КГБ.  Фоледа  покачал  головой  и  включил  фортепианный
концерт,  чтобы  немного  расслабиться   перед   началом   рабочего   дня.
Сумасшедший мир, подумал он.


     Джеральд Керн был прирожденным паникером. Когда  он  был  моложе,  он
беспокоился об вычитанном где-то истощении мировых ресурсов. Когда ресурсы
не истощились и ученые  стали  убеждать  мир  в  том,  что  проблема  была
преувеличена, он стал беспокоиться о том, что избыток ресурсов приведет  к
избытку людей. Когда у власти была правая администрация, он беспокоился  о
консервативных фашистах и фундаменталистах, а когда у власти  были  левые,
он беспокоился о либерал-фашистах. И  конечно,  он  всегда  боялся  войны,
которая вот-вот должна разразиться, чем дольше времени проходило - а война
все не начиналась - тем больше  накапливалось  смертоносного  оружия,  тем
страшнее будет, когда война все-таки начнется. Особенно он боялся того,  о
чем не знал, и поэтому старался быть информированным обо всем. Это сделало
его  очень  полезным  человеком,  детально  знающим  о  многом,   и   этим
объясняется его карьера до очень высокого положения в  аппарате  секретаря
обороны. Это положение вполне устраивало его, и  если  уж  дел  дойдет  до
худшего, то он предпочел бы быть в центре событий - не потому, что смог бы
повлиять на их ход, но потому, что хотя бы будет знать в чем дело.
     Утром 4 мая, когда Керн ехал  к  мосту  через  Потомак,  в  Пентагон,
внутренний голос подсказывал ему - это начинается. Он не  понимал,  в  чем
дело, это был не первый раз, когда начинались дипломатические  перебранки,
не первый прокол у разведки, и уж точно не в первый раз Советы хватали  на
горячем пару  агентов.  Может  быть,  присутствие  Русалки  задним  числом
придавало этому такое значение. Но что-то в этой  ситуации  наполняло  его
холодной и глухой уверенностью в том, первый шаг,  за  которым  начинается
головоломное безудержное падение к Большой Войне.
     Керн всегда боялся  опоздать  на  назначенные  им  встречи  и  всегда
приходил заранее. Когда он вошел в кабинет Фоледы, никого еще не  было.  В
приемной были только  Барбара  Хейнс,  личный  помощник  Фоледы,  высокая,
седеющая но по-прежнему элегантная женщина за сорок, которую он  прекрасно
знал, и Роза, личный секретарь Фоледы:  склонившись  над  экраном,  они  о
чем-то  спорили.  Из  приоткрытой  двери  в   кабинет   доносились   звуки
классической музыки (Керн не знал, что  это,  сам  он  предпочитал  джаз),
говоря о том, что хозяин кабинета уже здесь.
     - Передавали, что на мосту Джорджа Мейсона была крупная пробка. Мы не
ждали, что ты так скоро доберешься. - обратилась к нему Роза.
     - Там грузовик с овощами рассыпался. Но я вовремя выехал. Это было не
так уж и страшно.
     - Хорошо, хоть дождь кончился.
     - Слава Богу, я сегодня ехала другой дорогой. - добавила Барбара.
     - Кто пришел? - раздался из кабинета голос Фоледы.
     - Джерри Керн. - откликнулась Барбара.
     - Пусть заходит. Ты тоже заходи, Барб. Надо пошевелить мозгами,  пока
остальные не  съехались.  Сейчас  Волст,  -  Волст  был  госсекретарем,  -
позвонил, он говорит, что ему лично нужен доклад  сегодня  за  обедом,  до
того, как начнутся совещания. У меня такое  впечатление,  что  день  будет
долгим.
     Керн  вошел  внутрь,  Барбара  последовала  за  ним,   перебросившись
напоследок несколькими словами с Розой. Фоледа нажал  под  столом  кнопку,
выключив музыку, и отодвинул в сторону бумаги, которые он читал.  "Привет,
Джерри".
     - Доброе утро, Берн. Если оно действительно доброе.
     - А почему  нет?  Дождь  кончился.  Сядь,  расслабься.  Ты  выглядишь
озабоченным.
     Керн выдвинул из-за огромного стола, установленного перпендикулярно к
столу Фоледы, одно из кресел и сел, положив свой кейс перед собой. Барбара
захлопнула дверь.
     - А ты бы не был озабоченным? - ответил Керн - Так все закрутилось.
     - Спустя миллион лет об этом никто и  не  вспомнит.  -  успокоил  его
Фоледа.
     - Кто еще сейчас будет?
     - Пирс и еще кто-то из Госдепа. Золанский из отдела операций. Ты  его
знаешь?
     - Видел пару раз.
     - Ага. И дядя Фил, он явится около одиннадцати, посмотреть до чего мы
дойдем. - Филип Борден был директором РУМО. Фоледа вопросительно  взглянул
на Барбару.
     - Заместитель Золанского, вероятно, тоже придет. - ответила она из-за
дальнего конца стола.
     - Но придержи свои застольные шуточки, Джерри. - предупредил  Фоледа.
- Они будут не в настроении.
     Керн поковырялся с замком своего дипломата и вытащил наружу  записную
книжку, ручной коммуникатор и несколько  папок.  "Так  что  мы  имеем?"  -
поинтересовался он - "Есть что-то новенькое?".
     - Ничего. - Фоледа покачал головой.
     - А прикрытие Службы Новостей Пасифик?
     - Забудь о них. Они тут ни при чем. СНП согласилась предоставить  нам
прикрытие для этой операции. Если  наши  агенты  не  вернулись,  это  наша
проблема. Советы не заявили никаких протестов СНП,  и  СНП  не  собирается
наживать себе с ними неприятности.
     - Советы знают, что это наши люди, и  хотят,  чтобы  мы  попотели.  -
добавила  Барбара.  Это  означало,  что  реакция  Советов   придет   через
официальные каналы.
     - Пока через Госдеп ничего не было?
     - Как говорит Барб, они хотят, чтобы мы попотели. - ответил Фоледа. -
И я не буду удивлен, если они потомят нас еще немного  дольше,  ничего  не
предпринимая.
     - Пока мы не сунемся первыми?
     - Конечно. Мы должны покопаться, как же  так,  два  наших  гражданина
пропали  без  вести,  последний  раз  их  видели  летящими  на   советскую
пересадочную станцию. Возможно,  их  взяли  с  поличным  и  заподозрили  в
шпионаже. Почему русские должны торопиться бежать к нам?
     - А как дела с ВВС?
     - Пока никаких проблем.  Брайс  переведена  к  нам  на  долгий  срок.
Насколько я знаю, они еще не догадываются об этом.
     Несколько секунд Керн бесцельно шелестел бумагами и ерзал  в  кресле.
"А что, мм... что с нашими двумя там, наверху?" - спросил он. - "Мы знаем,
чего ожидать?".
     - Я думаю, они все еще там, и будут там еще некоторое время.
     - А о многом ли они могут рассказать?
     - Тебя это волнует?
     - Меня это волнует.
     - Ну что ж, Лью МакКейн - старый кадр. О нем беспокоиться  не  стоит.
Он работает  на  меня  уже  многие  годы.  Даже  если  что-то  очевидно  и
неотразимо, он никогда не признается в этом. Их так учат. -  Брови  Фоледы
сдвинулись, выражение лица стало более серьезным. -  А  вот  про  девчонку
этого не скажешь. Такие вещи - не ее специальность. Она из другого мира, и
я не знаю, чего от нее ожидать.
     - Мы попытаемся выяснить это у полковника Рэймонда в Хэнскоме,  когда
придумаем, как им об этом сообщить. - сказала Барбара.
     Керн кивнул, но выглядел неуютно, его одолевала новая мысль.  Наконец
он спросил: "А каковы шансы на то, что при допросах  Советы  используют...
скажем так, 'крайние меры'?"
     - Я не вижу такой возможности. - твердо ответил  Фоледа.  -  Вся  эта
история имеет огромный пропагандистский потенциал, если Советы  апеллируют
к общественному мнению, и они знают об этом.  Они  захотят  разыграть  эту
карту перед всем миром целой и невредимой и не станут ставить  под  угрозу
свое преимущество невыгодной для них рекламой.
     - Угрозы, может быть? - спросила Барбара.
     - Может быть, - согласился Фоледа.  -  Угрозы,  обвинения  во  всяких
гадостях... МакКейн разберется в ситуации и не поддастся на это. Но опять,
девчонка... Не знаю.
     - Мы не должны были ее использовать. - сказал Керн. - Должен был быть
кто-то еще, кто разбирался бы не только в техническом вопросе, но и был бы
как следует подготовлен. С самого начала мы приняли ошибочное решение.
     - Может быть, - со вздохом признался Фоледа. - Я думаю,  сегодня  нам
еще не раз скажут об этом.
     Дисплей на столе негромко прогудел и появилось лицо Розы.
     - Они собираются, - объявила она. - Золанский и его  заместитель  уже
поднимаются, Пирс только что вошел в здание.
     Фоледа взглянул на остальных и поднял брови.
     -  О'кей,  Роза.  -  ответил  он.  -  Раздавай  бумажные  колпаки   и
свистульки.



                                    6

     Приглушенное жужжание, то чуть тише, то чуть  громче.  Льюис  МакКейн
прислушивался, не открывая глаз, пусть окружающие думают, что  он  еще  не
пришел в себя. Он понимал, что  только  что  проснулся.  Шум,  который  он
слышал, был ему незнаком, и вероятнее всего.  он  находится  в  незнакомом
месте.
     Он открыл глаза и увидел белый потолок с  вентиляционной  решеткой  в
углу. Повернул голову, чтобы  лучше  рассмотреть  его;  голова  кружилась,
перед глазами все плыло. Попытался подняться, но  между  висков  и  в  шее
прострелила боль и он опустил голову на подушку, собираясь с силами. Потом
он повернулся на бок и снова открыл глаза.
     Койка, на которой он лежал, стояла в  маленькой  комнатке  без  окон.
Мебели почти не было, кроме простого стола  и  одного  стула,  на  котором
висела его одежда. Над столом висела книжная полка, на ней несколько книг.
Стены были двухцветными, до середины стены темно-синими,  а  потом  черная
полоса и белый цвет до самого потолка. В голове понемногу  прояснялось,  и
он вспомнил, что находится в камере - три, может быть четыре дня, точно он
не помнил, - в штаб-квартире  внутренней  безопасности  КГБ  в  Тургеневе.
Дверь камеры, выходившая в коридор, была прочной,  с  маленькой  решеткой,
закрывающейся скользящей дверцей. В углу за перегородкой стояла