ать?
     - Они предложили ему ту же сделку, что и тебе: показать ему все, если
он согласится рассказать об этом. И он согласился.
     - А он не говорил о том, что он увидел?
     - Нет, во всяком случае, не со мной. Но подумай сама  -  если  бы  он
увидел что-то не то, разве бы он летел  сейчас  домой?  Это  же  о  чем-то
говорит.
     Пола обвела стены взглядом,  потом  посмотрела  на  Светлану,  словно
спрашивая, а стоит ли разговаривать так о  человеке,  который  еще  не  до
конца вырвался из рук русских. Светлана рассмеялась.
     - Да какая разница, подслушивают нас или нет? Он же только подтвердит
миру то, о чем они твердили столько времени.
     Она подняла голову и громко повторила:
     - Слышите, бывшие товарищи? Я права? Или вы со нами не согласны?
     Пола в  молчании  допила  свой  чай.  Она  неожиданно  осознала,  что
превращается   в   академичного   отшельника.   Неуместного   академичного
отшельника. Мысль заставила ее почувствовать свою... безответственность? И
может быть, в первый раз задание, которое она  должна  была  выполнить  на
"Терешковой", стало для нее действительно важным.



                                    33

     Большой  новостью  второй  недели  сентября  стало  то,  что  русские
неожиданно  поддались   международному   давлению,   продолжавшемуся   уже
несколько лет. Совершенно неожиданно  советский  министр  иностранных  дел
объявил,  что  "Валентина  Терешкова"  будет  открыта  для   международной
инспекции сразу после  празднования  седьмого  ноября.  Это  была  и  дата
окончательного завершения  строительства  колонии.  Русские  указали,  что
обычно не  принято  допускать  посторонних  на  стройплощадку,  пока  идет
монтаж; они также заявили, что всегда проводили  политику  открытости,  но
настойчивый нажим со стороны Запада оскорбил бы  чье  угодно  достоинство.
Чтобы подчеркнуть стремление к примирению  и  отметить  данный  прецедент,
русские предложили западным странам отправить на станцию  свои  делегации,
чтобы отпраздновать вместе с советским руководством столетие, символизируя
общее стремление к гармоничному и процветающему будущему.
     Заголовок   на   всю   первую   полосу   "Нью-Йорк   Таймс"   гласил:
"ДРАМАТИЧЕСКАЯ УСТУПКА: НЕОЖИДАННАЯ СОВЕТСКАЯ  ИНИЦИАТИВА".  Филип  Борден
бросил на стол номер утренней "Сан-Франциско Кроникл" с заголовком "МОСКВА
ГОВОРИТ "DA"!".
     -  Сети  новостей   забиты   этим.   Мирники-лоббисты   гоняются   за
конгрессменами по всему Вашингтону, - сказал он Фоледе  через  стол.  -  Я
должен присутствовать на совете безопасности сегодня в три часа. Полстраны
умоляет сделать большой ответный жест. Некоторые  европейские  государства
уже согласны принять их  предложение.  Мы  ожидаем,  что  другие  разведки
выскажут осторожное согласие. Но ты, судя по всему, мрачен, и думаешь, что
мы не должны поддаваться.
     - Не забывай, что европейцы первыми бросились и в Мюнхен, -  напомнил
Фоледа. - Мне не нравится пассивная позиция, в которой мы оказываемся. Мне
не нравится, когда мы пляшем под их дудку. Мне не нравится этот спектакль,
когда мы рассыпаемся в благодарностях только потому,  что  они  наконец-то
поступили разумно. Как будто нам сделали одолжение. Когда они в  последний
раз устраивали большое благодарственное шоу из-за того, что мы действовали
разумно?
     Борден задумчиво посмотрел на него.
     - Значит, за этим еще что-то есть?
     Фоледа на секунду задумался, потом поднял глаза и кивнул.
     - Да, я думаю, что вся эта  шумиха  с  праздниками  -  прикрытие  для
чего-то большего. И я думаю, что это все-таки удар. У нас остается  только
восемь недель до срока, Фил.
     Борден вздохнул. Они уже  обсуждали  это  с  советом  безопасности  и
начальниками штабов, но пришли к общему согласию - страхи преувеличены.
     - Черт, я же не могу начинать все сначала. Тебе  не  кажется,  что  в
этот раз ты все-таки чересчур подозрительно к этому относишься?
     - Нам платят за то, чтобы мы относились ко всему подозрительно.  И  у
нас это хорошо получается. Потому мы и работаем вместе столько времени.
     Борден вздохнул, с сомнением глядя на него.
     - Это значит, что сегодня я буду популярнее оспы. Я хочу спросить - у
нас есть что-то новое? Все, о чем говорит эта Доркас, сходится. Перехват в
АНБ ничего не обнаружил, а некоторая информация, которую она дает, слишком
ценная для подарка. Что еще мы можем сказать о ней?
     Перехват следил за выражениями "Комитет за Свободу и  Достоинство"  и
"Черепаха", о которых упомянула Барбара во время своего разговора с  Анной
в Лондоне.  Агентство  Национальной  Безопасности  сообщило,  что  пока  в
советских  линиях  связи  эти  слова  не  встречались.  Хотя  это  и  было
отрицательное заключение, но это поддерживало историю Анны.
     - Не в этом дело. Они могут провести любую проверку. И я рад,  что  с
ней все в порядке, - ответил Фоледа.
     Было и еще одно свидетельство в пользу советской позиции. Только  что
пришел  конфиденциальное  сообщение  из  французского  Второго   бюро,   о
французском агенте  Морисе  Дескаре,  который  был  обменен  и  выпущен  с
"Валентины Терешковой". На опросе он заявил, что  во  многих  случаях  ему
приходилось  работать  в  тех   частях   колонии,   где   предположительно
располагались системы вооружения и  вспомогательное  оборудование,  но  не
увидел  и  следа  подобных  систем.  Физиологическое   и   психологическое
обследования показали,  что  он  находился  в  добром  здравии,  действует
нормально и полностью владеет собой.
     - Ладно, Берн, я попытаюсь затянуть решение еще немного, но настаиваю
на использовании Таксиста, - в конце концов решил Борден.
     - Мы все проверяли Анну Доркас - и настолько, насколько вообще  можно
быть в чем-то уверенным, мы уверены, что с ней все в порядке.  Поэтому  мы
допускаем, что Таксист чист и ты можешь проверить свою догадку о том,  что
он связан с Ошкадовой - каким-то  нераскрытым  АНБ  способом,  а  Ошкадова
находится там же, где Пономарь и Панголина.
     Пономарь и Панголина были кодовые имена МакКейна и Полы.
     - Мы не будем ходить вокруг да около и скажем Таксисту, что мы знаем,
с кем он говорит, и что нам нужен сквозной канал связи с нашими людьми там
наверху. А на заседании я постараюсь отложить решение, скажу, что мы хотим
получить независимое подтверждение.
     Фоледа откинулся на спинку  кресла  и  несколько  секунд  устало  тер
брови. Он хотел ответить,  но  остановился,  вздохнул  и  кивнул  головой,
словно желая сказать, что он доволен - дальше некуда.
     - О'кей.
     - Большего мы не сможем, - Борден выжидающе смотрел на Фоледу. -  Что
тебя так беспокоит во всем этом деле?
     Фоледа старательно выбирал слова:
     - Давай вернемся к самому началу и обдумаем все то, что  случилось  с
тех пор. И задай себе один вопрос: А  что,  если  Волшебник  все-таки  был
двойным агентом?



                                    34

     Путь, которым пользовались члены комитета побега, вел  через  потолок
камеры В-12, в которой  оказался  необыкновенно  покладистый  староста,  а
оттуда через промежуточный обслуживающий  уровень  -  на  поверхность.  Он
выходил в подвале Блока Обслуживания, здания в восточном конце  зоны,  там
находились  магазин  и  другие  нарушения  режима,  которыми  с   радостью
пользовались  привилегированные  заключенные.  За  задней   стеной   Блока
Обслуживания уровнем ниже находилась  площадка  для  прогулок  заключенных
нижнего уровня. Из Блока ход шел под землей к  домику  8,  в  котором  жил
Истамел с  тремя  другими.  Домик  находился  в  середине  жилой  зоны  на
поверхности, то есть над комплексом  Центра  на  нижних  уровнях.  Истамел
вместе с другими прорылись вниз  в  верхние  машинные  галереи  подземного
уровня, а оттуда проникли в шахту лифта, которая шла через  весь  Центр  и
ниже последнего  уровня  с  камерами.  Обслуживающий  люк  в  стене  шахты
открывался как раз на машинную палубу, где был расположен Склеп.
     Все пути побега, которые искал комитет, включали в себя проникновение
в ось станции.  Это  было  неизбежно,  поскольку  именно  там  стыковались
советские транспортные корабли, единственное средство,  на  котором  можно
было покинуть колонию. Среди планов побега, о  которых  говорил  Сэрджент,
было: спрятаться в контейнерах  с  материалами  или  аппаратурой,  которые
должны были подниматься в ось, подкупить русских,  поднимающихся  туда  по
работе, спрятаться внутри оси во время работ, и наконец, подъем на  высоту
полумили по системам труб и вентиляции внутри спицы.
     Основным недостатком этих предложений было то, что Советы предприняли
все возможные меры безопасности, чтобы  защитить  любой  мыслимый  путь  к
спице. Каждая машина, которая должна была подниматься в ось, прочесывалась
перед отправлением три раза, снаружи и внутри.  Проверки  пропусков  среди
персонала были непроходимыми. Конструкции, окружавшие входы в шахты лифтов
были  настоящими  джунглями  из  датчиков  сигнализации.  Как   обнаружили
заключенные, убегавшие с работ за пределами Замка, система безопасности  в
большинстве мест  внешнего  кольца  "Терешковой"  была  очень  слабой.  Но
проникновение в спицы было совсем другим делом и многие подопытные  свинки
комитета поплатились за это. Так как сквозь спицы вел единственный путь из
станции, а на таком расстоянии от Земли охранники были на вес  золота,  то
такая система, вероятно, имела смысл.
     Обдумав эту проблему, МакКейн, однако, решил, что путь через спицу  -
не единственный путь в ось. Однажды, когда он,  Хабер  и  Рашаззи  были  в
Склепе одни, он спросил:
     - А почему мы не можем пройти снаружи спиц?
     - Да, конечно, почему? -  пожал  плечами  Рашаззи.  Предложение  было
слишком абсурдным, чтобы говорить о нем.
     - Нет, давай подумаем,  -  настаивал  МакКейн.  -  Мы  используем  ту
слабость, которую Советы заложили в свою  систему.  Исключая  Замок,  меры
безопасности в кольце не очень строгие - да  в  большинстве  мест  их  нет
вообще. Единственное место,  которое  охраняется  серьезно  -  это  спицы.
Почему? А потому что больше некуда идти. Им никогда не приходило в голову,
что кто-то может выйти и попробовать пройти снаружи!
     Рашаззи глядел на Хабера, и судя по его выражению, он  уже  отказался
от первоначального мнения и думает  над  предложением.  Хабер  заморгал  в
ответ.  КОнечно,  нужно  было  решить  множество  проблем,  но  идея  была
достаточно сумасшедшей, чтобы сработать. МакКейн ждал.
     - Ты думаешь, это получится, Разз? - спросил Хабер.
     - Не уверен... Может быть.
     - Такая схема потребует защиты и жизнеобеспечения, - начал Хабер. - У
русских должны быть скафандры для открытого космоса на аварийных постах  в
кольце... Что ты думаешь?
     Рашаззи сомневался.
     - Ммм... Туда будет очень трудно попасть. И вряд ли они  есть  где-то
здесь в Замке.
     - А они непременно нужны? - спросил  МакКейн.  -  Может  быть,  можно
сделать самим? Это такая сумасшедшая идея?
     - Самодельные скафандры? - Хабер определенно считал, что да.
     На этот раз Рашаззи не выглядел столь уверенно.
     - Нет... Возможно, нам не потребуются настоящие скафандры. - медленно
сказал он. - Ты знаешь, в предложении Лью что-то есть. Мы можем проникнуть
в такие места, где хранится пожарное и спасательное оборудование с разными
дыхательными аппаратами. Это решит самую трудную проблему.
     Он немного задумался.
     - Второй задачей будет сохранить постоянное давление внутри тела. Это
не такая большая проблема, как думает большинство, не для наших целей,  во
всяком случае. Строго говоря, человек может находиться  в  полном  вакууме
десять секунд вообще без защиты.
     - Ну тогда скажи нам еще и как вскарабкаться  на  километр  вверх  за
десять секунд, - спросил Хабер.
     - Да, нам нужно больше, - согласился Рашаззи.
     - Но только чтобы обойти охраняемую зону у основания спицы, - добавил
МакКейн. - Час или около того, не больше. А потом мы снова будем внутри.
     Рашаззи кивнул.
     - Если дышать чистым кислородом, то это потребует давления около двух
фунтов на дюйм, - сказал он  Хаберу.  -  Это  не  такой  большой  перепад.
Возможно надеть маку на лицо и глаза, чтобы они не  вылетели.  Может  быть
небольшая утечка, но пока хватит кислорода, это не страшно.
     - А глаза и уши? - спросил МакКейн. - С ними будет все в порядке?
     - Это  не  такая  уж  большая  проблема.  В  космических  кораблях  и
тренажерах люди все время работают под низким давлением. Самое  главное  -
смотреть, чтобы газы в теле не расширялись и не выделялись из жидкостей  в
виде пузырьков. Достаточно не есть вредного перед  выходом  и  около  часа
дышать чистым кислородом, чтобы выгнать азот из  крови.  А  в  глазах  нет
газа, и расширяться там нечему. Что касается ушей, то  они  устроены  так,
что хуже чувствуют себя при повышенном а не пониженном давлении.
     По мере того, как Хабер слушал, его  отношение  к  этой  затее  стало
смягчаться. Он закивал головой:
     - Нужно будет предохранить жидкости от  испарения  через  кожу.  Если
обернуть тело каким-нибудь эластичным материалом, чтобы сохранить давление
на кожу, то этого может хватить, лишь бы не стесняло движений и можно было
дышать. Идеально подошел бы материал, который растягивается, но только  до
определенной точки.
     - Какой-нибудь эластик со вшитыми нитями, - кивнул Рашаззи. - Где  мы
сможем достать это?
     - Если выбраться наружу, это поможет ответить на  многие  вопросы,  -
глубокомысленно заметил Хабер.
     МакКейн сунул руки в карманы и сел на стол.  Он  взглянул  на  лазер,
потом повернулся к партнерам:
     - О'кей, предположим, это сработало и мы попали в ось. Следующее, что
нам нужно знать -  это  как  Сэрджент  собирается  проникнуть  в  один  из
транспортных кораблей.
     Неожиданно до него дошло, что последнее  замечание  Хабера  не  имело
ничего общего с побегом,  и  имело  совершенно  другую  цель,  оно  что-то
значило для ученых, но он ничего не понял.
     - Что-то не так? - спросил он. - Я что-то пропустил?
     - Мы все равно собирались ему сказать, - заметил Хабер Рашаззи.
     - Вы говорите загадками, - не выдержал МакКейн. - Сказать что?
     - Мы обнаружили еще одну  странную  вещь,  -  начал  Рашаззи.  -  Иди
посмотри.
     Они отвели МакКейна в конец комнаты. С потолка свисал длинный шнур  с
металлическим  шариком  на  конце.  К  шарику  было   приделана   стрелка,
указывавшая вниз, почти царапавшая лежащий на полу большой лист картона  с
круговой шкалой, размеченной в градусах. Рашаззи протянул руку и  раскачал
маятник.
     - Зная длину и период маятника, по простой формуле  можно  рассчитать
местное ускорение силы тяжести. Что в свою  очередь,  определяет  силу,  с
которой тело давит на пол - другими  словами,  сколько  ты  весишь,  -  он
взглянул на МакКейна. - Ты помнишь, что в первые дни  ты  чувствовал  себя
придавленным?  Но  через  пару  дней  это  прошло?  Большинство   из   нас
чувствовали то же. И ты думал, что это от усталости, да? Так вот,  это  не
так. Ротационная сила тяжести на "Валентине Терешковой" приблизительно  на
десять процентов больше, чем нормальная земная сила тяжести.
     - Странно.
     - Очень странно, - согласился Рашаззи.  -  Казалось  бы,  космическая
колония должна рассчитываться на  меньшую  силу  тяжести,  чем  на  Земле.
Уменьшаются нагрузки на конструкцию, ее можно сделать  легче,  надежнее  и
так далее. Но почему конструкторы пошли в другую сторону?
     - Не знаю. А вы?
     - Тоже. Но это еще не все,  -  Рашаззи  указал  на  маятник,  который
раскачивался над шкалой, быстро проходя над центром и чуть замедляясь пред
остановкой в паре дюймов от края шкалы, чтобы качнуться обратно.
     - Это называется маятником Фуко. То есть  он  может  раскачиваться  в
любом направлении.
     - В отличие от маятника в дедушкиных часах,  который  может  качаться
только в одной плоскости, параллельно стене комнаты, - пояснил Хабер.
     МакКейн кивнул. Рашаззи продолжил:
     -  Как  и  гироскоп,  маятник  пытается  сохранить  момент  движения,
раскачиваясь в том же направлении в  пространстве.  Представь  себе  такой
маятник на Северном полюсе. Заметим какое-нибудь направление - скажем,  на
созвездие Овна. Потянем маятник в этом направлении и  отпустим.  А  теперь
представь, что он продолжает раскачиваться в той же плоскости, от Овна - к
Овну и так целый день. Земля под  ним  сделает  полный  оборот  на  триста
шестьдесят градусов. Или, если ты стоишь на земле, рядом с  маятником,  то
Земля для тебя будет неподвижной, а вот плоскость маятника будет вращаться
по кругу, как и созвездие  Овна  вращается  вокруг  небесной  оси,  -  тут
Рашаззи ткнул на пол, - и ты сможешь измерить  его  скорость  вращения  по
такой вот шкале.
     МакКейн вспомнил, что уже видел такое, когда был маленьким, в научном
музее.
     - О'кей. А что дальше?
     - Теперь давай повторим эту процедуру на  экваторе.  Овен  больше  не
вращается по кругу над головой, а встает и заходит. Мы раскачаем  маятник,
как только Овен взойдет на востоке. Шесть  часов  спустя  Овен  будет  над
головой, а вот будет ли маятник двигаться вперед-назад к  Овну?  Вряд  ли,
потому что ему пришлось бы подпрыгивать вверх-вниз,  что  было  бы  чудом.
Нет, вместо  этого  он  будет  качаться  по  направлению  восток-запад  по
отношению к  Земле.  Другими  словами,  наблюдатель  не  заметит  никакого
вращения  плоскости  маятника.  Между  полюсом  и  экватором  эти  эффекты
сочетаются,  так  что  плоскость  вращается  не  на  полный  круг,  а   на
определенный угол, в зависимости от широты.
     МакКейн пробыл на  Терешковой  достаточно  долго,  чтобы  знать,  что
кольцо считается экватором.
     - Значит, здесь  маятник  должен  качаться  в  одном  направлении,  -
заключил он.
     Рашаззи кивнул.
     - Почти. Но не совсем. Плоскость маятника вращается. Мы измерили  ее,
период колебаний плоскости получился восемьдесят восемь секунд.
     - Как и вращается колония.
     - Вот только учитывая официальные размеры станции, о которых объявили
русские, и силу тяжести на десять процентов больше земной, период вращения
колонии должен быть около минуты, - сказал Хабер.
     Рашаззи  загадочно  смотрел  на  МакКейна,  словно  ожидая,  что  тот
объяснит это.
     - Единственный ответ, объясняющий более медленный период  вращения  -
это то,  что  диаметр  кольца  "Терешковой"  значительно  больше,  чем  мы
предполагали, - Рашаззи развел руками. - Но  это  невозможно,  конечно.  С
того  момента,  как  русские  начали  ее   постройку,   ее   столько   раз
рассматривали через наземные и космические  телескопы,  что  нет  никакого
сомнения - она именно такого размера, как они и утверждают.
     МакКейн только посмотрел на них в изумлении.
     - И что отсюда может вытекать? Вообще?
     Хабер покачал головой.
     - Что-то очень странное  в  геометрии  всей  этой  станции,  -  начал
Рашаззи. - Дело даже не в проектах побега Эбана. Даже если бы их не  было,
нам все равно нужно выйти  наружу.  Один  взгляд  на  нее  снаружи  скажет
многое. Вот чем привлекательна твоя идея.  Но  именно  сейчас  я  не  могу
объяснить тебе, что значат все эти странности.
     - Будем говорить об этом комитету побега? - спросил Хабер.
     МакКейн покачал головой.
     - Нет, пока сами не узнаем, что за этим кроется. Сейчас они не должны
абсолютно ничего об этом знать. Если кто-то из них проболтается, то это не
должно попасть не в те  уши.  В  настоящее  время  -  пусть  все  остается
по-прежнему.



                                    35

     Среди удобств, которые предоставлялись привилегированным заключенным,
была и библиотека, больше и шире, чем  библиотека  в  подземном  комплексе
Центр, с большим справочным отделом. Но справочники очень много  весят,  и
при  дорогостоящей  доставке  с  Зем