завшись от мордобоя, он с некоторым усилием изгнал
из воображения образ невесты в натуральном виде, в чем ему  помог  редактор,
принявшийся вслух развивать свою гениальную идею. С трудом переключившись  с
личного на общественное, фоторепортер трезво заметил:
   - Тогда появляется возможность вызвать их еще засветло, в сараюшке темно,
кино можно смотреть. А они успеют тогда к моменту  приземления.  Вот  только
как их заманить в сараюшку? Что ты им скажешь? Точнее, что скажет  анонимный
информатор?
   - Да что угодно! Это не имеет значения. Да хотя бы об... о  торжественном
открытии памятника Ленину.
   - В сараюшке?
   -  А  что?  Образец  народного  творчества,   деревянная   скульптура   в
национальном стиле. Заглянут они, значит, в сарай, Ленина там не  обнаружат,
зато автоматический проектор начнет им показывать  фильм.  Как  ты  думаешь,
многие из них покинут сарай?
   - Да ни один!
   - То-то. И уверен,  потом  не  станут  предъявлять  претензии.  Наоборот,
может, примутся разыскивать проектор, чтобы ленту присвоить...
   - И найдут?
   - Не дай Бог! Пленку я обязан буду вернуть. А вообще неплохо было  бы  им
там  бутылку-другую  поставить.  Не  водки,  разумеется,  они  только  виски
уважают. Придется разориться, купить в валютном магазине.
   - Еще чего! - возразил фоторепортер. - У нас еще за прошлый год  остались
неиспользованными лимиты на культуру, проведем по этой статье.
   Редактор понял, что зарапортовался, и охотно признал свою ошибку.
   - Правильно, молодец, что напомнил, там как раз на две бутылки.  Ну  вот,
вроде все продумали, за работу!

   Нельзя  сказать,  что  будущие  астронавты  не  были  морально  готовы  к
предстоящему  эксперименту,  но  только  теперь,   когда   срок   последнего
приблизился вплотную, они  осознали  во  всей  полноте,  насколько  страшное
испытание их ждет.
   В соответствии с разработанным редактором планом они должны были глубокой
ночью, еще  до  наступления  рассвета,  пробраться  в  дорожных  костюмах  в
вертолет и в нем дожидаться полудня,  ибо  приземление  в  Гарволине  должно
произойти обязательно средь бела  дня.  Взволнованный  редактор  вдохновенно
излагал участникам экспедиции разработанный  по  минутам  план  действий,  а
запершиеся вместе с ним  в  комнате  художника  пришельцы  хранили  страшное
молчание, удрученные предстоящим кошмаром.
   Поэтому редактор был безмерно удивлен, когда из уст  коллег  одновременно
вырвался вопль недовольства. Остановившись на всем скаку в  своем  радостном
энтузиазме, редактор удивленно вопросил:
   -  Вы  чего?  Что  вас  не  устраивает?  Все  продумано   до   мельчайших
подробностей.
   - Пошел ты со  своими  подробностями  знаешь  куда?  -  яростно  просипел
сатирик, больше  других  травмированный  неземным  одеянием.  -  В  дорожных
костюмах!  Как  ты  себе  это  представляешь?  Вот  здесь,  в  этой  комнате
переоденемся и трамвайчиком поедем на аэродром, так?
   Его поддержал художник, саркастически добавив:
   - А потом, на рассвете, начнем искать ягодки в лесу.
   - Уже не мы начнем, а наши трупы, - подхватил столь же горячо консультант
по науке и технике. -  Сообразил  бы,  болван,  кто  в  состоянии  выдержать
столько часов?
   -  Нас  обязательно  заметит  кто-нибудь   из   местного   населения,   -
присоединился к протесту коллег социолог, хотя и в более мягкой форме.  -  А
если коровы увидят, наверняка молоко потеряют, - озабоченно добавил он.
   Молчал лишь  один  фоторепортер.  Его  удручали  еще  и  вопросы  личного
порядка. Поддавшись на ловкие дипломатические уговоры редактора,  секретарша
выразила согласие побегать по рощице в купальном костюме телесного цвета.  В
нем она выглядела столь завлекательно (он в этом уже смог убедиться  лично),
что без труда была в состоянии удержать на  какое  угодно  время  не  только
телевидение и кинохронику, но и  стройные  ряды  трудящихся  в  бесчисленных
первомайских колоннах, вот только он не  был  уверен,  что  имеет  моральное
право  согласиться  на  это.  Молодого  человека  разрывали   противоречивые
чувства: общественные интересы требовали его согласия, личные  категорически
возражали. Занятый разрешением своего внутреннего конфликта, фоторепортер не
принимал участия в общем галдеже.
   Сатирик уже совсем не владел собой,  художнику  же  стало  весело,  и  он
предложил время ожидания провести, забравшись на ветви деревьев. Все кричали
одновременно,  не  слушая  аргументов  друг  друга.  И  хорошо,  потому  что
консультант, не стесняясь, яркими красками  сочно  характеризовал  состояние
умственных способностей начальства, а тот  неудачно  огрызался,  ибо  коровы
социолога окончательно сбили его с толку.
   Самым рассудительным оказался пилот.
   - Минутку, панове, потише, пожалуйста!  -  мощным  рыком  ворвался  он  в
нестройную  дискуссию  и,  дождавшись  установления  относительной   тишины,
продолжал уже нормальным голосом: - Зачем вам вообще лететь со  мной,  чтобы
потом торчать в лесу до установленного часа? Я и без вас доставлю  вертолет,
куда договорились.
   - А как же неземные существа? - попробовал вякнуть редактор.
   -  Доберутся  своим  ходом.  На  любом  транспорте,  кто  как  сможет.  В
нормальном обличии. Ну, пусть выйдут из домов пораньше, ранним утром.  Я  же
на вертолете доставлю все  снаряжение.  Могу,  на  худой  конец,  прихватить
одного автоматического подъемника, а уж  остальные  пусть  добираются  сами.
Понятно? И  никаких  проблем.  Вечерком  доставите  в  ангар  незаметно  все
оборудование и снаряжение. И мне будет спокойнее. Моя  машинка  не  очень-то
стабильна, и чем меньше времени в ней будут находиться  люди,  тем  для  них
лучше. Откровенно говоря, в испытательный полет я на всякий случай прихватил
с собой парашют...
   Парашют решил дело. Редактор поджал хвост и перестал возражать, отстаивая
свой превосходный  план.  Приняв  озабоченное  выражение  лица,  он  сначала
взглянул на часы, а потом на лежащий перед ним график операции.
   - Раз так, - важно заявил он, -  транспортировку  начинаем  в  семнадцать
двадцать три...

   Поздней ночью из ворот  ангара  выкатился  летательный  аппарат  странной
формы, поднялся в воздух и с тихим рычанием поплыл куда-то  в  юго-восточном
направлении. Обслуживающий персонал в лице двух механиков и одного электрика
какое-то время пялился на него, задрав головы, а затем, отерев пот  со  лба,
как-то ошалело уставился друг на друга.

   В лесу за Гарволином, на опушке довольно большой поляны, стояли,  потушив
фары, два военных грузовика, один "газик", микроавтобус марки "нисса" и одна
легковая машина марки "вартбург". Вокруг них суетились люди с электрическими
фонариками в руках. Установленные на грузовиках локаторы были  направлены  в
небо.
   И когда над верхушками  темных  деревьев  послышалось  негромкое  урчание
вертолета, для ожидающих оно прозвучало ангельским пением...

   Так  случилось,  что  возвращающийся  после  ночного  вызова  в  Хрубешев
гданьский врач задавил по дороге зайца. Вспомнив, как сердилась  жена  из-за
ночного вызова, как  не  хотела  его  отпускать,  врач  решил,  раз  уж  так
случилось, умилостивить супругу,  привезя  ей  в  подарок  незапланированную
дичь. Остановив машину, он вышел из  нее  и  с  фонариком  в  руке  принялся
разыскивать то, что осталось от сбитого зайца.  Кажется,  того  отбросило  в
кювет.
   Ночь была светлая, на усеянном звездами небосклоне светила еще  и  полная
луна, так  что  при  желании  можно  было  обойтись  и  без  фонарика.  Врач
действительно нашел в придорожном рву свою жертву, без признаков жизни, но в
очень неплохом состоянии. Он поднял зайца за задние ноги и тут  услышал  над
головой негромкое урчание. Странным оно  показалось  врачу,  нетипичным,  не
похожим ни на что, напоминающее привычный шум самолетов или вертолетов. Стоя
на обочине шоссе с зайцем в руке, врач задрал голову  и  на  фоне  звездного
неба ясно разглядел неспешно проплывающий мимо  странной  формы  летательный
аппарат. Проплывал он на небольшой высоте и летел в направлении Люблина.
   А надо заметить, что у доктора Зайончковского было хобби - моторизация  в
самом широком понимании  этого  слова.  Его  интересовало  все,  что  ездит,
плавает, летает, все  механические  аппараты.  И  он  очень  неплохо  в  них
разбирался.  В  данной  области   его   познания   не   уступали   познаниям
специалиста-инженера. Доктор читал много  литературы  по  интересующему  его
предмету, выписывал даже иностранные специальные журналы,  следил  за  всеми
новинками в интересующей его области и хвастался тем, что  может  определить
любой движущийся аппарат, созданный гением и руками человека.
   И вот теперь никак не мог понять, что же он видит, хотя,  задрав  голову,
напряженно всматривался в проплывающий над ним почти бесшумно в ночном  небе
темный предмет. От напряжения глаза  чуть  не  выскочили  из  орбит,  а  шея
одеревенела.
   Нет, на вертолет эта штука никак не походила, а  врач  знал  все  системы
вертолетов. Контуры не те. На самолет - тем  более.  И  уж,  разумеется,  не
воздушный шар, не говоря о том, что воздушный  шар  не  урчал  бы  вовсе.  В
какой-то степени силуэт проплывающего воздушного корабля напоминал  бокастую
лодку, но сама мысль о том, что какая-либо лодка была в состоянии летать  по
небу, показалась ученому доктору абсурдной.
   Доктор Зайончковский отвел взор от диковинки,  потряс  головой  и  протер
глаза, пытаясь стряхнуть наваждение, и даже поглядел на зайца в другой руке,
чтобы убедиться - глаза его не обманывают... После чего опять  поднял  их  к
небу. Таинственный предмет уже почти затерялся вдали, но доктору показалось,
что он вроде бы снижается.
   Доктору ничего не оставалось, как сесть в машину и продолжить свой  путь,
что он и сделал, испытывая, кроме понятного ошеломления, еще и что-то  вроде
претензии к самому себе: вот, прозевал какое-то новейшее изобретение в столь
интересующей его области. В Гданьск доктор приехал к  шести  утра,  разбудил
жену, вручил ей зайца и рассказал о странной  штуковине,  которую  видел  по
дороге в ночном небе, причем признался - так и не мог определить, что же это
такое было, хотя на всем пути от Любиц до Гданьска только об этом и думал.
   Жена  благосклонно  приняла  подношение,  спрятала  его  в   холодильник,
покрутила пальцем у виска, зевнула и решила больше не ложиться,  а  пораньше
прийти на работу, где ее с самого утра ждала срочная корреспонденция.  В  их
редакции намечался очередной аврал...

   На главной площади небольшого польского городка  Гарволина,  по  традиции
называемой рыночной, текла обычная жизнь. На автобусную станцию прибывали  и
с нее отъезжали  рейсовые  автобусы,  к  ним  стояли,  как  обычно,  очереди
пассажиров. Очереди рассасывались с приходом автобуса и возникали в ожидании
другого. Никуда не уезжавшие гарволинцы  сновали  по  площади,  переходя  из
магазина в магазин и совершая утренние покупки. Все было как  обычно.  Никто
не обращал внимания на некоторые нетипичные моменты. Да и то сказать, они не
очень бросались в глаза.
   Нетипичными моментами были пятеро  мужчин.  Двое  сидели  на  скамейке  у
здания автостанции автовокзала, двое  прохаживались  по  площади,  рассеянно
поглядывая на малоинтересные витрины магазинов, а пятый стоял, облокотившись
о газетный киоск, и читал газету. У всех  пятерых  в.  руках  были  большие,
как-то особенно тщательно завернутые  букеты  цветов,  и  большие  же  сумки
висели на плече. О том, что в руках неизвестные держали букеты цветов, можно
было лишь догадываться, ибо огромные  кульки  из  газет  полностью  скрывали
цветы, наружу торчали лишь обычно прилагаемые к букетам  ветки  декоративной
зелени или даже травы. Внимательный наблюдатель даже смог бы определить, что
это были преимущественно лебеда и тысячелистник.
   Пятеро мужчин делали вид, что незнакомы друг с другом, и  по  очереди  то
глядели на часы, то задирали голову к небу.
   Спокойную атмосферу центральной городской площади Гарволина ни в  чем  не
нарушали  драматические  события,  разыгравшиеся  в  эту  минуту  в  трех  с
половиной километрах от города, на опушке небольшой поляны. Да и  как  могли
нарушить?  Кто   бы   мог   о   них   сообщить?   Оказался,   правда,   один
непредусмотренный свидетель интересного зрелища,  но  его  никакая  сила  не
могла заставить от этого зрелища оторваться, даже на самый короткий момент.
   Бригаду Государственной Польской кинохроники направили  сюда  для  снятия
сюжета о выдающемся  изобретении.  Руководство  кинохроники  по  только  ему
одному известным каналам получило сообщение о том, что в  таком-то  месте  в
такое-то время будет испытываться новый агрегат,  последнее  слово  науки  и
техники в деревообрабатывающей промышленности.  Изготовленный  по  канадской
лицензии агрегат одним своим концом  извлекает  из  почвы  дерево  вместе  с
корнями,  выпуская  с  другого  конца  уже  готовый  предмет  меблировки.  А
поскольку  для  эксперимента  неразумное  руководство   деревообрабатывающей
промышленности избрало памятник природы, особенно любимую местным населением
рощицу у шоссе Варшава - Люблин,  то  местное  население  решило  отстаивать
рощицу с вилами и косами в руках. А также топорами.
   Приехав по названному адресу, кинохроника принялась выискивать упомянутый
в  тайном  сообщении  памятник  природы,  чтобы  заранее  выбрать   наиболее
подходящее место для киносъемок. К сожалению, ничего  особенного  обнаружить
не удалось, в общем-то обычная роща, да еще небольшой сарайчик.
   А телевизионщиков поставил на ноги  сигнал  о  разыгрывающихся  в  рощице
сценах,   оскорбляющих    общественную    нравственность.    Телевизионщиков
предупредили,  что  такие  сцены  происходят   преимущественно   по   ночам,
затягиваясь иногда до пяти утра. Опоздав по своему обыкновению и явившись  к
одиннадцати, побив тем  самым  собственный  рекорд  опоздания,  микроавтобус
телевидения подъехал к рощице, когда  там  уже  стояла  машина  кинохроники.
Первым из микроавтобуса выскочил какой-то громадный детина и принялся спешно
расставлять штативы, чтобы установить  на  них  камеры  и  юпитеры.  За  ним
попрыгали остальные.
   Обе ветви средств массовой информации легко установили контакт.
   - И вы здесь? - удивился оператор кинохроники. -  Странно...  А  главное,
незачем было беспокоиться, ведь могли бы  все  материалы  от  нас  получить.
Интересно, где же мужики с вилами?
   Телевизионный деятель с удивлением взглянул на коллегу  из  конкурирующей
фирмы.
   - Меня тоже удивляет отсутствие мужиков, только  на  кой  черт  им  вилы?
Никогда не слышал, чтобы в оргиях применялись вилы.
   - А чем же они станут защищаться?
   - Защищаться? От кого? От девок, которых собираются... того...
   Услышав о девках, которых собираются... того... к беседующим  подтянулись
остальные кинохроникеры. Прежде чем обе стороны обменялись  имеющейся  в  их
распоряжении  совершенно  тайной  информацией,  единственный  из  прибывших,
знающий истинную  причину  вызова,  громадный  Веслав,  успел  вытащить  все
захваченное с собой телевизионное оборудование и разбросать его  на  большой
территории. Одна из поставленных перед ним задач заключалась  в  том,  чтобы
затянуть время, погрузка же  в  микроавтобус  дорогостоящего  и  тяжеленного
оборудования наверняка потребует немало времени.  Как  минимум  пару  часов,
если он, Веслав, не поможет.
   Несколько озадаченные разноплановостью ожидающих их  сенсаций,  разбитные
журналисты тем не менее решили духом  не  падать,  а  снимать  все,  что  ни
подвернется интересного. Пока же не происходило абсолютно ничего, не  только
интересного, но и  вообще  ничего.  Да  и  никого  не  было  поблизости,  за
исключением парнишки подросткового возраста,  случайно  пасущего  поблизости
коров. При  виде  неожиданно  появившихся  в  глухомани  столичных  машин  и
разномастной публики, повалившей из них, парнишка позабыл о коровах и во все
глаза уставился на приехавших. Вряд  ли  можно  было  признать  оскорбляющим
нравственность факт, что мальчишка пасет коров вместо того, чтобы сидеть  на
уроке в школе, но даже если с большой натяжкой  и  признать,  факт  этот  не
стоил того, чтобы из-за него мчаться сломя голову за тридевять земель.
   Руководитель бригады кинохроники был очень недоволен.
   - Наверняка опять ошиблись! - злился он. - У нас вечно путают.  И  теперь
мы, как идиоты, вот  примчались  сюда  вместо  Беловежской  пущи  или  какой
другой...
   С ним не согласился руководитель телевизионщиков.
   - Никаких пущ! - твердо заявил он. - Из очень достоверного  источника  мы
получили сообщение, что именно здесь.
   - А что именно? - попытался поставить точки над "i" киношник.
   Телевизионщику  очень  не  хотелось  признаваться,  что  их  провели  как
мальчишек, и он старался напустить как можно больше туману.
   - Трудно сказать. Официально одно,  а  из  частного  источника  -  совсем
другое. Но источник достоверный.
   - Возможно, собирались что-то организовать, да не  вышло,  -  предположил
киношник.
   - Все возможно...
   - Так что же, возвращаемся?
   - Я бы  не  стал  торопиться.  Не  мешало  бы  все-таки  заполучить  хоть
какой-нибудь материал. Пусть даже хоть паршивый сенокос...
   Кинохроника тоже пришла к  выводу,  что  возвращаться  с  пустыми  руками
глупо, надо хоть что-то снять, пусть даже простое дерево. Хорошо бы  старое.
Стали озираться в поисках старого фотогеничного дерева,  но  как  назло  тут
росли  только  самые  обычные  деревья  неинтересного   среднего   возраста.
Замусорена, правда, роща была основательно, но  замусоренность  наших  лесов
уже  всем  надоела,  не   та   тема,   чтобы   привлечь   внимание   широкой
общественности.
   -  Проедем  куда  подальше,  -  решил  глава  бригады  кинохроники,   но,
оглянувшись  на  свою  машину,  увидел,  что  из  нее   уже   вытащено   все
оборудование. Это была заслуга Веслава.  Свою  первую  задачу  он  выполнил;
рассеяв по лесу оборудование своей  бригады,  он  принялся  за  оборудование
кинохроники и с ним тоже отлично справился, тем самым лишив и ее возможности
сдвинуться с места в ближайшие час-два.
   Ошеломленный   трудолюбием   коллеги   из   дружественного    учреждения,
кинооператор  позволил  себя  уговорить  немного  прогуляться  по  ближайшим
окрестностям с целью изучения натуры. Но не успел он  и  шагу  шагнуть,  как
кто-то из телевизионщиков громко вскрикнул:
   - О! Глядите!
   Проследив за указующим перстом телевизионщика,  журналисты  увидели,  как
из-за деревьев в некотором отдалении от них выскочила женщина,  производящая
впечатление абсолютно голой. И молодой. Всего одно  мгновение  виднелась  ее
изящная фигурка на фоне лесной зелени, тут же из этой зелени вытянулись  две
мужские руки и втянули несчастную обратно в чащу.
   Если кто из столичных журналистов не совсем проснулся, если кто  зевал  и
почесывался, то  теперь  все  в  мгновение  ока,  стряхнув  с  себя  лень  и
оцепенение, превратились в энергичных охотников за  сенсациями.  Кинохроника
отказалась от поисков другой натуры. Похоже,  коллеги  из  телевидения  были
лучше информированы...
   Женская фигурка опять мелькнула среди деревьев, и обе творческие бригады,
не  сговариваясь,  кинулись  в  том  направлении.  Голая  баба  в  лесу  под
Гарволином - это совсем не то, что, например,  сто  голых  баб  на  пляже  в
Сопоте. Наверняка тут что-то происходит, может, и в самом деле удастся снять
интересные кадры.
   Облава организовалась сама собой с потрясающей оперативностью. Облава  из
самых что ни на есть благородных побуждений, можно сказать, облава  по  зову
сердца, ибо  следовало  немедленно  установить,  кто  же  заставляет  бедную
женщину в  таком  виде  метаться  по  лесу.  Облава  не  на  женщину,  а  на
преследующие ее преступные элементы, наверняка  позволяющие  себе  и  многое
другое, оскорбляющее общественную нр