и в воду и погрузились довольно глубоко.
     Потом  вынырнули.  Я  прижимал  к  себе  Маргрету  левой  рукой,  как
полагается делать, спасая утопающих. Мне удалось оглядеться  и  вздохнуть,
как вдруг мы опять ушли под воду.
     Судно было совсем рядом и продолжало двигаться. Дул  холодный  ветер,
раздавался непонятный скрежет, что-то огромное и темное виднелось  чуть  в
стороне от корабля. Но именно корабль пугал меня больше всего, вернее, его
винт. Каюта С-109 была далеко впереди - и  если  мне  не  удастся  отплыть
подальше  от  судна,  корабельный  винт  смолотит  нас  с  Маргретой,  как
гамбургер. Я еще крепче прижал ее к себе и, изо всех  сил  колотя  ногами,
устремился прочь от  корабля.  Я  уже  торжествовал  победу,  ощущая,  что
грозящая нам опасность со стороны судна почти миновала... и  туг  с  силой
ударился головой в темноте обо что-то твердое.



                                    8

                                        И взяли Иону и бросили его в море;
                                        и утихло море от ярости своей.
                                                  Книга пророка Ионы 1, 15

     Мне было удобно и не хотелось  просыпаться.  Но  слабая  пульсация  в
голове раздражала,  и,  хочешь  не  хочешь,  проснуться  пришлось.  Потряс
головой, чтоб отделаться от этого биения, и тут же набрал полный рот воды.
Я откашлялся.
     - Алек? - Голос Маргреты раздался совсем рядом.
     Я лежал на  спине  в  теплой,  как  кровь,  воде,  соленой  на  вкус;
беспросветная тьма окружала меня. Пожалуй,  никогда  еще  по  сию  сторону
смерти я столь явственно не ощущал себя  пребывающим  в  чреве  матери.  А
может быть, это уже смерть?
     - Маргрета?
     - О! О Алек! Как  я  счастлива.  Ты  спал  так  долго!  Как  ты  себя
чувствуешь?
     Я пошарил вокруг, проверил одно, другое, подвигал третьим и четвертым
и понял наконец, что плаваю на спине рядом с Маргретой, которая тоже лежит
на спине, поддерживая мою голову руками - классическая поза спасателей  из
Красного Креста. Она делала слабые лягушачьи движения  ногами  не  столько
для того, чтобы двигаться, а чтобы держаться на воде.
     - Мне кажется, со мной все в порядке. А как ты?
     - Я тоже в порядке, дорогой, особенно теперь, когда ты проснулся.
     - Что случилось?
     - Ты врезался головой в гору.
     - В гору?
     - Ледяную гору. Айсберг.
     (Айсберг? Я старался припомнить все, что произошло.)
     - Какой еще айсберг?
     - Да тот, который налетел на наш корабль.
     Кое-что припоминалось, но ясной картины пока не складывалось. Ужасный
толчок, будто судно с ходу наткнулось на  риф,  а  затем  мы  оказались  в
воде... Попытка отплыть подальше и удар обо что-то головой...
     - Маргрета! Мы же в тропиках, почти  на  широте  Гавайских  островов.
Откуда тут взяться айсбергу?
     - Не знаю, Алек.
     - Но это... - Я хотел сказать "невозможно", а потом  подумал,  что  в
моих устах это слово прозвучит довольно глупо. - Вода здесь слишком  тепла
для айсбергов. Послушай, перестань так усиленно работать ногами, в соленой
воде я плаваю так же легко, как кусок мыла "Айвори".
     - Ладно. Но разреши мне держаться за  тебя.  Один  раз  я  уже  почти
потерялась в темноте, ужасно боюсь, как бы это не  повторилось.  Когда  мы
выпали сквозь дыру, вода была холодна. Теперь она теплая, значит,  айсберг
уже далеко.
     - Конечно, держись за меня, мне бы не  хотелось  потерять  тебя.  Да,
вода была холодна. Или она казалась такой по сравнению с  чудесной  теплой
постелью? И ветер был ледяной. А что случилось с айсбергом?
     - Не знаю, Алек. Мы же вместе свалились в воду.  Ты  схватил  меня  и
отплыл подальше от корабля. Я уверена, что именно это нас  спасло.  Однако
было так темно, как бывает только в декабрьские ночи, дул страшный  ветер,
и во тьме ты врезался головой в лед. Именно тогда я чуть не потеряла тебя.
От удара ты лишился сознания, твои руки разжались и ты  меня  отпустил.  Я
ушла под воду, нахлебалась, всплыла, отплевалась, а тебя найти не смогла.
     Алек, никогда в жизни я еще так не пугалась! Тебя не  было  нигде.  Я
ничего не видела, я шарила руками кругом, но не могла до тебя  дотянуться,
я звала тебя, но ты не отвечал.
     - Прости меня.
     - Я знала, мне нельзя впадать в панику. Но я решила, что  ты  утонул.
Или тонешь, а я ничем не  могу  помочь.  Но,  хлопая  руками  по  воде,  я
наткнулась на тебя, ухватилась за тебя, и все стало хорошо... хоть ты и не
подавал признаков жизни. Но я проверила -  твое  сердце  билось  сильно  и
ровно, значит, в конце концов все  должно  было  обойтись  -  и  мне  даже
удалось перевернуть тебя на спину и  поддерживать  твое  лицо  над  водой.
Прошло много времени, прежде чем ты очнулся, и  теперь  все  действительно
просто чудесно.
     - Ты не потеряла голову. Если бы ты ударилась  в  панику,  я  бы  уже
давно был мертв. Немногие сделали бы то, что удалось тебе.
     - Ничего особенного: два летних сезона подряд я  работала  спасателем
на пляже к северу от Копенгагена, а по пятницам даже проводила инструктаж.
Обучила множество девчонок и мальчишек.
     - Не терять головы в абсолютной тьме - этому не научишься. Так что не
скромничай. А что с кораблем? И с айсбергом?
     - Алек, я же говорю - не знаю. Только после того, как я  нашла  тебя,
убедилась, что ты жив, и потащила тебя  за  собой,  как  на  буксире,  мне
удалось оглядеться. Все уже было так, как сейчас. Пустота. Сплошная тьма.
     - Может быть, судно затонуло? Ведь удар был хоть  и  один,  но  очень
сильный. А не было ли взрыва? Ты ничего не слыхала?
     - Никакого взрыва я не слышала. Только свист ветра и звук удара -  ты
их, наверно, тоже слышал, - а затем какие-то крики уже после того, как  мы
оказались в воде. Если судно и потонуло,  то  я  этого  не  видела.  Алек,
последние полчаса я плыву, упираясь головой то  ли  в  подушку,  то  ли  в
связку  матрасов.  Значит,  корабль   пошел   ко   дну   и   это   обломок
кораблекрушения?
     - Не обязательно. Но чувства особой радости не вызывает. А  зачем  ты
толкаешь ее головой?
     - Потому что она может пригодиться. Если  это  подушка  от  палубного
шезлонга или матрас для солнечных ванн из бассейна, то они набиты  капоком
[шелковистая  вата,  покрывающая   семена   тропического   дерева   капок;
используется для набивки подушек и т.д.; обладает высокой  плавучестью]  и
служат своего рода спасательным средством.
     - Вот и я о том же. Если это спасательная подушка, то  зачем  толкать
ее головой? Почему бы не залезть на нее?
     - Потому что я не могу сделать это, не отпустив тебя.
     - О Маргрета! Когда мы выберемся из этой истории,  не  будешь  ли  ты
добра дать мне хорошего пинка? Ладно, я очухался теперь; давай  посмотрим,
что ты нашла. Методом Брайля.
     - Олл райт! Но я не хочу отпускать тебя в такой темноте.
     - Любимая, я не меньше тебя заинтересован в том, чтобы не потеряться.
О'кей! Сделаем так: держись за меня одной рукой, а другую закинь  назад  и
покрепче ухватись за подушку, или как ее  там...  Я  же  повернусь  и,  не
отпуская тебя, попробую по твоей  руке  дотянуться  до  подушки.  А  потом
посмотрим - то есть пощупаем то, что нам досталось, и  решим,  как  с  ним
поступить.
     Это оказалось не подушкой и даже не сиденьем от  скамейки;  это  была
(как удалось выяснить на ощупь)  большая  подстилка  для  солнечных  ванн,
примерно футов шесть в ширину и немного больше в длину. Достаточно большая
для двух человек - и даже для трех, если они хорошо знакомы. Да, это  было
почти так же великолепно, как если  бы  мы  натолкнулись  на  спасательную
шлюпку. Лучше! Плавучая подушка в придачу к Маргрете! Я вспомнил  довольно
неприличную поэму, которая тайно ходила среди семинаристов: "Кувшин вина и
хлеба ломоть, и ты..."
     Взобраться на матрас, шевелящийся, как червяк на  крючке,  да  еще  в
ночь, что  чернее  угольной  кучи,  не  просто  трудно  -  невозможно.  Мы
совершили это невозможное  таким  образом:  я  обеими  руками  вцепился  в
матрас, а  Маргрета  медленно  переползала  с  меня  на  него.  Потом  она
протянула  мне  руку  и  я,  преодолевая  дюйм  за  дюймом,  взобрался  на
прогибающуюся поверхность подстилки.
     Когда я попробовал опереться на локоть, то тут же свалился в воду.  И
потерялся. Пришлось ориентироваться на голос Маргреты, чтобы добраться  до
матраса, и снова медленно и осторожно вползать на него.
     Опытным  путем  мы   обнаружили,   что   лучше   всего   использовать
пространство и удобства, предоставляемые матрасом, так:  лежать  на  спине
рядышком друг с другом, широко  раскинув  руки  и  ноги,  подобно  морским
звездам с рисунка Леонардо да Винчи, и занимая как можно  большую  площадь
нашей подстилки.
     - Ты в порядке, родная? - спросил я.
     - В полном.
     - Чего-нибудь хочешь?
     - Ничего. Кроме того, что у нас уже есть. Мне удобно, я отдыхаю, и ты
со мной.
     - Присоединяюсь. Но чего бы ты хотела, если бы  можно  было  получить
все, что угодно.
     - Что  ж...  Тогда  горячий  фадж-санде.  [funge  sundae  -  помадка;
мороженое с фруктами, сиропом, взбитыми сливками, орехами и т.д. (фр.)]
     Я обдумал эту идею.
     - Нет. Шоколадный санде с сиропом из алтея и вишенкой наверху и чашку
кофе.
     - Чашку шоколада. Но мне подать горячий фадж-санде. Я  полюбила  его,
когда была в Америке. Мы, датчане, готовим множество всяких  вкусностей  с
мороженым, но заливать горячим сиропом ледяное блюдо нам в голову  еще  не
приходило. Горячий фадж-санде. И лучше сразу двойную порцию.
     - Олл райт! Плачу за двойную порцию, раз тебе так хочется.  Пойду  на
риск, я ведь обожаю держать пари... тем более что ты  все  же  спасла  мне
жизнь.
     Она ласково погладила меня по руке:
     - Алек, ты смеешься... и  я  счастлива.  Как  думаешь,  мы  выберемся
отсюда живыми?
     - Не знаю, родная. Главная ирония жизни заключается в том,  что  мало
кто выбирается из нее живым. Но могу твердо обещать тебе  одно:  я  сделаю
все от меня зависящее, чтобы угостить тебя порцией горячего фадж-санде.


     Проснулись мы с рассветом. Да, я заснул и,  насколько  знаю,  Маргрет
тоже, потому что, когда  я  проснулся,  она  еще  спала.  Было  слышно  ее
спокойное посапывание, и я лежал тихо, пока не увидел,  что  глаза  у  нее
широко раскрыты. Я не думал, что смогу заснуть, но не удивляюсь  (теперь),
что  нам  это  удалось,  -  отличная  постель,  полная  тишина,   чудесная
температура воздуха,  усталость...  и  абсолютное  отсутствие  причин  для
беспокойства,  о  которых  стоило  говорить,  ибо  мы  не   могли   ничего
предпринять для решения наших проблем - во всяком случае до тех пор,  пока
не рассветет. По-моему, я заснул с мыслью: да, Маргрета  права  -  горячий
фадж-санде лучше шоколадного санде с сиропом  из  алтея.  Помню,  что  мне
приснился такой санде - квазикошмар,  в  котором  я  чуть  ли  не  по  уши
зарывался в пломбир, отхватывал огромный кусок, подносил ложку  ко  рту  и
обнаруживал, что она пуста. Думаю, от этого я и проснулся.
     Маргрета повернулась ко  мне  и  улыбнулась;  она  выглядела  лет  на
шестнадцать, и вид у нее  был  самый  ангельский  (...как  двойни  молодой
серны. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе...).
     - Доброе утро, красавица.
     Она хихикнула.
     - Доброе утро, Очарованный Принц! Хорошо ли почивали?
     - Если по правде, Маргрета, то  я  уже  месяц  не  спал  так  хорошо.
Странно. И все, что мне нужно сейчас, так это завтрак в постель.
     - Сию минуту, сэр. Бегу!
     - Вас понял. Не следовало мне упоминать еду. Пожалуй,  удовольствуюсь
поцелуем. Как думаешь, мы сумеем поцеловаться и при этом  не  свалиться  в
воду?
     - Сумеем. Но будем осторожны. Поверни голову ко мне,  но  не  вздумай
поворачиваться всем телом.
     Поцелуй  оказался  скорее  символическим,   нежели   одним   из   тех
сногсшибательных  специальных  блюд,  которые   так   прекрасно   готовила
Маргрета.  Мы  оба  приняли  все  меры,  чтобы  не  нарушить   драгоценное
равновесие нашего плота. Нас беспокоило нечто большее, чем просто  падение
в океан; во всяком случае меня.
     Я решил обсудить сей предмет и вытащить его  наружу,  дабы  мы  могли
побеспокоиться о нем вместе.
     - Маргрета, судя по  карте,  что  висела  на  стене  около  столовой,
мексиканский берег с Масатланом должен находиться где-то к востоку от нас.
В котором часу затонуло наше судно? Если, конечно, оно  затонуло.  Я  хочу
сказать, в котором часу произошло столкновение?
     - Понятия не имею.
     - И я - тоже. Но во всяком случае  -  после  полуночи.  В  этом-то  я
уверен. "Конунг Кнут" должен был прибыть в порт в  восемь  утра.  Так  что
берег должен находиться от нас примерно в ста милях к востоку. А может,  и
ближе. Горы должны быть вон там. И возможно, мы увидим их, когда  туманная
дымка рассеется.  Так  было  вчера,  значит,  есть  вероятность,  что  они
покажутся нам и сегодня. Любимая,  как  у  тебя  с  плаванием  на  дальние
дистанции? Если мы увидим горы, то не рискнуть ли нам?
     - Алек, если ты настаиваешь, мы можем попытать счастья.
     - Это не совсем то, о чем я спрашиваю.
     - Верно. В теплой воде,  полагаю,  я  смогу  плыть  столько,  сколько
понадобится. Однажды я переплыла Большой Бельт [пролив между островами Фюн
и Зеландия (Дания)]; а вода там похолоднее. Но, Алек, в Бельте нет акул. А
здесь они есть. Сама видела.
     Я тяжело вздохнул:
     - Рад что ты заговорила об акулах  сама:  мне  не  хотелось  начинать
разговор первым. Родная, нам придется остаться тут и не  дышать,  чтоб  не
привлекать к себе внимания. Утренний завтрак я готов пропустить,  особенно
если это завтрак для акул.
     - От голода быстро не умирают.
     - Мы не умрем от голода. А если бы ты могла выбирать, на  чем  бы  ты
остановилась? Смерть от  солнечных  ожогов?  Голодная  смерть?  В  акульей
пасти? От жажды? Во всех  романах  о  потерпевших  кораблекрушение  или  о
Робинзонах Крузо мне  всегда  попадались  герои,  которым  хоть  было  чем
заняться - у меня же нет даже зубочистки. Поправка: у меня есть ты, а  это
меняет все. Маргрета, как ты думаешь, что с нами будет?
     - Думаю, нас подберут.
     Я думал точно так же,  но  по  ряду  соображений  не  хотел  говорить
Маргрете об этом.
     - Рад слышать, что ты так считаешь. А почему ты в этом уверена?
     - Алек, ты бывал в Масатлане?
     - Нет.
     - Это крупный порт как промыслового, так и спортивного рыболовства. С
рассветом сотни судов  выходят  в  океан.  Самые  большие  и  быстроходные
уплывают на сотни километров от берега. Если дождемся, они нас найдут.
     - Могут найти, ты хочешь сказать? Океан, знаешь ли, довольно  большая
штука. Но ты права. Отправиться вплавь по нему -  самоубийство.  Лучше  уж
остаться тут и держаться покрепче.
     - Алек, они будут искать нас.
     - Будут? Почему?
     - Если "Конунг Кнут" не затонул, то капитан знает,  где  и  когда  мы
упали за борт. И, придя в порт - а это  должно  произойти  вот-вот,  -  он
потребует, чтобы начались поиски уже днем. А если корабль затонул,  начнут
обыскивать весь район в поисках спасшихся.
     - Звучит логично. (Правда, у меня была другая идея и совсем не  такая
логичная.)
     - Наша задача -  остаться  в  живых  до  того,  как  нас  найдут,  по
возможности избежав акул, жажды и солнечных ожогов. А  значит,  мы  должны
двигаться как можно меньше. Лежать неподвижно, и только лежать.  Время  от
времени, когда взойдет солнце, нужно поворачиваться с боку на  бок,  чтобы
кожа нагревалась равномерно.
     - И молиться о ниспослании облачной погоды. Да, ты говоришь верно.  И
может быть, нам лучше даже не разговаривать.  Меньше  шансов,  что  начнем
страдать от жажды. А?
     Она молчала долго, и я уже подумал, что она последовала моему совету.
Однако наконец она произнесла:
     - Любимый, может быть, мы не выживем.
     - Я знаю.
     - А если нам предстоит умереть, то я предпочту  умереть,  слыша  твой
голос. И не хочу, чтоб у меня отняли право говорить,  как  я  люблю  тебя,
говорить, когда  хочется,  а  не  молчать  ради  тщетной  надежды  прожить
несколько лишних минут.
     - Да, моя возлюбленная, да!


     Несмотря на наше решение, мы говорили очень мало. Мне было достаточно
касаться ее руки, ей, как оказалось, тоже.
     Спустя долгое время - часа три, по моим расчетам  -  я  почувствовал,
что Маргрета вздрогнула.
     - Что случилось?
     - Алек! Посмотри туда!
     Она показала пальцем. Я взглянул.
     Я чуть не разинул рот, но сдержался: высоко над нами летело  нечто  в
форме креста, чем-то похожее на планирующую птицу, только гораздо  крупнее
и явно искусственного происхождения. Летательная машина...
     Я-то знал, что летательных машин быть не может. В техническом училище
я проходил знаменитое  математическое  доказательство  профессора  Саймона
Ньюкома, что  попытки  профессора  Лэнгли  и  других  построить  аэроплан,
который сможет нести человека, обречены на  неудачу  и  беспочвенны.  Ведь
согласно теории масштабов, машина столь крупная, чтобы  поднять  человека,
должна еще нести и мотор, достаточно мощный, чтобы оторвать ее от Земли, а
уж о пассажире и говорить нечего.
     Это было  последнее  слово  науки,  разоблачившее  явную  глупость  и
полностью прекратившее попытки тратить общественные средства  на  подобные
эфемерные идеи. Деньги, ассигнованные на  научные  и  опытные  разработки,
пошли на воздухоплавание, то есть куда следовало,  что  дало  великолепный
результат.
     Однако за последние несколько дней я приобрел иную  точку  зрения  на
"невозможное". И когда невероятная летающая машина  появилась  в  небе,  я
как-то не слишком удивился.
     По-моему,  Маргрета  смогла  перевести  дух,  только   когда   машина
пролетела над нами и устремилась к горизонту. Я тоже  не  отрывал  от  нее
глаз, но все же заставил себя дышать более спокойно. Она была прекрасна  -
серебристая, стремительная и изящная. Я не мог определить ее величину, но,
если черные точки на ней - окна, она должна быть огромной.
     Я не понимал, как она движется.
     - Алек, это воздушный корабль?
     - Нет. Во всяком случае, это не то, что  я  имел  в  виду,  говоря  о
воздушных кораблях. Я назвал бы  это  летательной  машиной.  Могу  сказать
только одно: таких я никогда не видел. Но знаешь, я должен  сообщить  тебе
одну вещь, очень, очень важную.
     - Да?
     - Мы не умрем... И теперь я знаю, почему был потоплен корабль.
     - Почему, Алек?
     - Чтобы помешать мне сверить отпечатки пальцев.



                                    9

                                        Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть;
                                        жаждал, и вы напоили Меня;
                                        был странником, и вы приняли Меня.
                                                Евангелие от Матфея 25, 35

     - Или, говоря точнее, айсберг оказался на том месте  и  столкнулся  с
кораблем для того, чтобы не дать  мне  сверить  свой  отпечаток  пальца  с
отпечатком на водительском удостоверении Грэхема. Судно, скорее всего,  не
затонуло: видимо, не было запланировано.
     Маргрета ничего не ответила.
     Поэтому я мягко сказал:
     - Давай, дорогая, говори что хочешь. Облегчи душу, я не возражаю. Ну,
я - псих! Параноик.
     - Алек, я этого не говорила. И не думала, и не собираюсь говорить.
     - Да, не говорила. Но на сей раз то, что со мной произошло, не  может
быть объяснено "потерей памяти". Разумеется, если мы с тобой видели одно и
то же. Что видела ты?
     - Что-то непонятное в небе. И не только  видела,  но  и  слышала.  Ты
сказал мне, что это летательный аппарат.
     - Ну-у, я только предполагаю, что он  так  называется,  но  ты,  если
хочешь, можешь называть его хоть  э-э-э...  драндулетом,  мне  все  едино.
Нечто новое и незнакомое. Так