ет!)
     - Ну так доверься Богу. Мэгги, насчет этих делишек с концом света  ты
с Алеком согласна?
     - Во всяком случае я ему не противоречу.
     - М-м-м... Алек, обещаю, что я эту мыслишку обсосу... и  начну  прямо
сегодня читать Гедеонову Библию. Не хочется и на этот раз пропустить самое
интересное. А вы идите по шоссе номер шестьдесят шесть и поищите местечко,
где написано "хижины".  Не  "мотель"  и  не  "придорожная  гостиница",  не
объявление о матрасах Симмонса или о личных  ваннах,  а  просто  "хижины".
Если с вас  потребуют  больше  двух  долларов,  идите  дальше.  Торгуйтесь
по-настоящему и получите за доллар.
     Я не очень прислушивался, так как уже  начал  злиться.  При  чем  тут
торговля? Он же знает, что у меня нет ни гроша. Или он мне не поверил?
     - Итак, я говорю "прощайте", - продолжал  Стив.  -  Алек,  ты  можешь
открыть дверь? Мне не хочется вылезать.
     - Могу. - Я открыл дверь, спрыгнул на  землю,  но  потом  вспомнил  о
вежливости. - Стив, я хочу поблагодарить тебя за все. За обед. За пиво. За
длинную дорогу. Да пребудет с тобой Господь! И  да  поддержит  он  тебя  и
охранит.
     - Спасибо тебе. И хватит об этом. Вот, - он полез в карман  и  достал
карточку, - это моя визитка. А точнее, адрес дочки.  Когда  доберетесь  до
Канзаса, дайте знать, как дела.
     - Обязательно. - Я взял карточку и хотел помочь Маргрете вылезти.
     Стив задержал ее.
     - Мэгги! А ты не собираешься поцеловать старика Стива на прощание?
     - А как же! Обязательно, Стив! - Она обернулась и искоса  глянула  на
него.
     - Вот так-то лучше. Алек, ты бы отвернулся.
     Я не стал отворачиваться, но попытался сделать вид,  что  не  смотрю,
хотя не мог удержаться, чтобы не понаблюдать за ними краем глаза.
     Если бы это затянулось еще на полсекунды, я бы силой вытащил Маргрету
из  кабины.  Хотя,  должен  сказать,  Маргрета  вовсе  не   сопротивлялась
оказываемому вниманию. Она подчинилась охотно, целуя  Стива  так,  как  ни
одна замужняя женщина не должна целовать постороннего мужчину.
     Это мне удалось вытерпеть с большим трудом.
     Наконец они кончили.  Я  подал  ей  руку  и  захлопнул  дверцу.  Стив
крикнул: "Прощайте, ребята!" - и его  грузовик  рванулся  вперед.  Набирая
скорость, он дважды просигналил нам.
     Маргрета робко сказала:
     - Алек, ты сердишься на меня?
     - Нет. Удивлен, да. Даже шокирован. Разочарован. Огорчен.
     - Не смей задирать нос!
     - З-э-э?
     - Стив провез нас двести пятьдесят миль, накормил отличным обедом, не
поднял на смех, когда мы ему  рассказывали  нашу  невероятную  историю.  А
теперь? Фу-ты ну-ты, ты становишься в третью позицию и  смотришь  на  меня
свысока только потому, что я поцеловала его так, чтобы  он  понял,  как  я
благодарна за все, что он сделал для меня и  моего  мужа.  Я  не  потерплю
этого, слышишь?
     - Я только хотел...
     - Прекрати! Не желаю слушать объяснений. Потому что  ты  не  прав.  И
теперь я рассердилась и буду сердиться до тех пор, пока ты не поймешь, что
не прав. Так что думай!  -  Она  повернулась  и  быстро  пошла  туда,  где
пересекались шестьдесят шестое и восемьдесят девятое шоссе.
     Я заторопился за ней.
     - Маргрета!
     Она не ответила и только ускорила шаг.
     - Маргрета!
     Смотрит вперед и молчит.
     - Маргрета, родная! Я был не прав. Мне ужасно жаль. Извини меня.
     Она внезапно остановилась и, обняв меня, заплакала.
     - Ох, Алек! Я так тебя люблю, а ты такой жлоб.
     - Я тебя тоже люблю, но что такое жлоб?
     - Это ты.
     - Ну... в таком случае я твой жлоб, и ты от меня не отделаешься. И  в
другой раз не уходи от меня.
     - Не буду. Никогда.
     И мы занялись тем, чем занимались до этого,
     Немного погодя я откинул голову, чтобы шепнуть:
     - У нас нет постели, которую мы могли  бы  назвать  своей,  а  я  еще
никогда в жизни так не нуждался в ней, как сейчас.
     - Алек, пошарь в карманах.
     - А?
     - Когда Стив целовал меня, он шепнул, чтобы ты поискал в карманах,  и
сказал: "Бог даст".
     Я нашел его в левом кармане пиджака, золотой "игл" - никогда  еще  не
приходилось держать его в руках. Монета была очень тяжелая и теплая.



                                    16

                   Человек праведнее ли Бога? И муж чище ли Творца своего?
                                                          Книга Иова 4, 17

                   Научите меня, и я замолчу; укажите, в чем я погрешил.
                                                          Книга Иова 6, 24

     В аптеке в деловой части Флагстафа я обменял  свой  "игл"  на  девять
"колес", девяносто пять центов мелочью и кусок мыла "Айвори". Купить  мыло
предложила Маргрета.
     - Алек, аптекарь - не банкир; он может не захотеть менять нам деньги,
если обмен не будет частью торговой сделки. А мыло нам пригодится. Я  хочу
постирать  твое  белье,  да  помыться  нам  обоим  не   мешает...   Сильно
подозреваю, что в дешевых  ночлежках,  о  которых  говорил  Стив,  мыло  в
стоимость ночлега не входит.
     Оба ее предположения оказались верными. Аптекарь поднял брови, увидев
золотую монету в десять долларов, но промолчал. Он взял  ее  и  бросил  на
стекло прилавка, чтобы услышать звон, потом пошарил за кассой  и,  вытащив
маленький пузырек, капнул на монету кислотой.
     Я ничего не сказал. Продолжая молчать, он отсчитал девять  серебряных
долларов, полдоллара, четверть доллара и два дайма. Вместо того чтобы  тут
же положить деньги в карман, я не торопясь проверил каждую монету  тем  же
способом, воспользовавшись стеклянным прилавком. Окончив, я пододвинул ему
обратно одно из "колес".
     Он опять  промолчал  -  небось  не  хуже  меня  слышал  глухой  звук,
произведенный фальшивой монетой. Аптекарь нажал на клавишу "без продажи" и
вручил мне другое "колесо" (его звук был  чист,  как  звон  колокольчика),
спрятав подделку куда-то в самый  дальний  конец  денежного  ящика  кассы.
Затем повернулся ко мне спиной.
     На окраине города, на полпути  к  Уиноне,  мы  набрели  на  ночлежку,
достаточно неприглядную, чтобы соответствовать нашим требованиям. Маргрета
торговалась на испанском. Наш  хозяин  запросил  пять  долларов.  Маргрета
призвала пресвятую Деву Марию и еще трех  святых  в  свидетели  того,  как
несправедливо с ней поступают. После чего предложила пять песо. Я не понял
ее маневра. Ибо знал, что никаких песо у нас нет. Неужели  она  попытается
всучить ему те никуда не годные "королевские"  песо,  которые  я  все  еще
таскаю с собой?
     Однако выяснить это не удалось, так как в качестве ответа наш  хозяин
просто  скинул  цену  до  трех  долларов  и  заявил  синьоре,  что   сумма
окончательная и Бог ему в том свидетель.
     В общем, они сговорились за полтора. После  чего  Маргрета  попросила
дать ей чистые простыни и одеяла еще на пятьдесят центов, заплатила за все
два доллара и потребовала включить в эту цену подушки и чистые  наволочки,
сказав, что тогда они будут  квиты.  Она  получила  требуемое,  но  хозяин
захотел, чтоб ему дали сколько-нибудь "на счастье". Марга дала  ему  дайм,
он низко поклонился и заверил нас, что его дом - наш дом.
     В семь утра мы были уже в пути,  отдохнувшие,  чистые,  счастливые  и
голодные. Через полчаса, еще более голодными, мы  оказались  в  Уиноне.  С
голодом мы сквитались чуть позже, зайдя в маленькую забегаловку,  открытую
в трейлере: стопка пшеничных блинчиков  -  десять  центов,  кофе  -  пять,
вторая чашка бесплатно, масло и сироп - без ограничений.
     Маргрета не справилась со  своими  блинчиками:  порции  были  слишком
велики, мы поменялись тарелками, и я слопал все, что у нее оставалось.  На
стене красовалась надпись:

             "ЗАПЛАТИ, КОГДА ПОЕШЬ - ЧАЕВЫХ НЕ НАДО -
                ПРИГОТОВИЛСЯ ЛИ ТЫ К СУДНОМУ ДНЮ?"

     Рядом с поваром - он же официант (думаю, он же и хозяин) - в пределах
досягаемости лежал экземпляр "Сторожевой башни" [журнал, издаваемый сектой
иеговистов].
     Я спросил:
     - Брат, что слышно о наступлении дня Страшного суда?
     - Это не повод для шуток. Вечность - это очень долго,  особенно  если
проводишь ее в бездне огненной.
     - Я не шучу, - ответил я. -  Если  судить  по  знамениям  и  чудесам,
наступил семилетний период,  о  котором  говорится  в  одиннадцатой  главе
Откровения, стих второй или третий ["А внешний двор  храма  исключи  и  не
измеряй его, ибо он дан язычникам: они будут попирать  Святой  град  сорок
два месяца". "И дам двум свидетелям  Моим,  и  будут  они  пророчествовать
тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены  во  вретище"];  только  не
знаю, давно ли это случилось.
     -  Мы  уже  шагнули  во  вторую  половину,  и   два   свидетеля   уже
пророчествуют, и антихрист бродит по Земле.  А  ты  сподобился  благодати?
Если нет, самое время поторопиться.
     Я ответил ему:
     "И вы будьте готовы,  ибо  в  который  час  не  думаете,  придет  Сын
Человеческий" [Евангелие от Матфея 24, 44].
     - Ты бы лучше в это поверил.
     - А я верю. Спасибо за вкусный завтрак.
     - Не за что. Бог да хранит тебя.
     - Спасибо. Да благословит он тебя и укрепит.
     Мы с Маргретой вышли и снова двинулись на восток.
     - Ну, как ты, любимая?
     - Наелась и счастлива.
     - Я тоже. Кое-что из того, что ты сделала прошлым  вечером,  особенно
содействует моему счастливому расположению духа.
     - Моему - тоже. Но с тобой всегда так, дорогой  мой  мужчина.  Всякий
раз.
     - Хм... Да... Так вот. Мне тоже... Всегда. Но я имел в виду другое  -
то, что ты сказала до того. Когда Стив спросил, согласна  ли  ты  со  мной
насчет Судного дня,  ты  ответила,  что  согласна.  Марга!  Не  могу  даже
передать тебе, как меня огорчает то, что ты можешь не захотеть вернуться в
объятия Христа. Теперь, когда Страшный суд приближается с такой  быстротой
и нет никакой возможности узнать точный час его наступления... в  общем  я
ужасно  волновался.  Я  и  теперь  волнуюсь.  Но  кажется,  ты   начинаешь
прозревать, хотя пока мы об этом и не говорили.
     Мы прошли шагов двадцать,  но  Маргрета  так  ничего  и  не  сказала.
Наконец она очень тихо произнесла:
     - Любимый, как бы я хотела успокоить тебя! Если бы только могла! Но я
ничем не могу помочь.
     - Вот как? Тогда я не понимаю. Объясни, пожалуйста.
     - Я же не говорила Стиву, что согласна с тобой.  Я  сказала,  что  не
отрицаю.
     - Но это одно и тоже!
     - Нет, любимый. Я не сказала Стиву, но должна была сказать,  если  бы
говорила совершенно откровенно, я _н_и_к_о_г_д_а_, _н_и _п_о  _к_а_к_о_м_у
п_о_в_о_д_у_ не стану перечить мужу на людях. Наедине  с  тобой  я  готова
обсудить любой спорный вопрос. Но не  в  присутствии  Стива.  Или  кого-то
другого.
     Я проглотил это, оставив при себе множество возможных комментариев...
и наконец промолвил:
     - Спасибо, Маргрета.
     - Любимый, я делаю это как из чувства собственного достоинства, так и
ради сохранения твоего. Всю жизнь ненавидела зрелище ссорящихся  супругов,
спорящих и обвиняющих друг друга при всех. Если ты скажешь, что на  Солнце
полным-полно маленьких ярко-зеленых собачек, я не стану тебе  возражать...
при посторонних.
     - Да, но ведь так оно и есть!
     - Сэр? - Она остановилась как вкопанная.
     - Милая моя Марга, какая бы проблема ни возникла, ты всегда  находишь
мягкий ответ. Если я когда-нибудь увижу на солнце ярко-зеленых собачек, то
обязательно вспомню и постараюсь обсудить этот  вопрос  наедине,  чтоб  не
ставить тебя в трудное положение  на  людях.  Я  люблю  тебя.  Я,  видимо,
услышал в твоих словах Стиву больше, чем ты хотела сказать, но это потому,
что я действительно страшно беспокоюсь.
     Она взяла меня под руку, и мы довольно долго шли молча.
     - Алек!
     - Да, моя любовь?
     - Я ведь не нарочно причиняю тебе беспокойство. Если я не права и  ты
попадешь на христианские небеса, я непременно хочу быть с тобой. Если  для
этого потребуется вернуться к  вере  Христовой  -  а  видимо,  так  оно  и
случится, - значит, и я этого хочу. Я буду стараться, но  ничего  не  могу
твердо обещать, потому что вера не есть  акт  волевого  усилия.  Однако  я
приложу все силы.
     Я остановился, чтоб к полному восторгу проезжавших  мимо  расцеловать
ее.
     - Дорогая, это больше, чем я мог надеяться. Будем молиться вместе?
     - Лучше не надо, Алек. Позволь мне молиться  одной...  Но  я  обещаю:
когда придет время помолиться вместе, я тебе скажу.
     Вскоре нас подобрала чета фермеров и подбросила до Уинслоу.  Там  они
высадили нас, не задавая лишних вопросов; мы тоже не сочли  нужным  давать
какую-то информацию, что в общем можно считать своего рода рекордом.
     Уинслоу  намного  больше,  чем  Уинона;  это  вполне  респектабельный
городок, во всяком случае для пустыни  -  по  моей  прикидке,  тысяч  семь
жителей. Там нам удалось исполнить то, на что намекнул в свое время Стив и
что мы обсудили с Маргретой прошлой ночью.
     Стив оказался прав: мы были одеты не для пустыни. Выбора,  правда,  у
нас не было, поскольку смена миров застала нас врасплох. Но я не видел  ни
одного мужчины, который носил бы в пустыне деловой костюм. Не видели мы  и
говорящих по-английски женщин, одетых  в  платья.  Индианки  и  мексиканки
носили юбки, но белые женщины - либо шорты, либо  брюки:  слаксы,  джинсы,
бананы, брюки для верховой езды и так далее... юбки - редко,  а  платья  -
никогда.
     Больше того, наши костюмы не годились даже как городская одежда.  Они
выглядели так же странно, как выглядели бы в наш век вещи, сшитые по  моде
эпохи декаданса. Не спрашивайте почему - я не специалист по моде, особенно
женской. Костюм, который я носил, был хорошего покроя и  дорогой  -  когда
принадлежал моему патрону дону Хайме в Масатлане, совсем в другом  мире...
Но на мне, да еще  в  аризонской  пустыне,  в  _э_т_о_м_  мире  он  скорее
напоминал о трущобах.
     В Уинслоу мы нашли именно то, что нам было нужно.

                  "ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ" - МИЛЛИОН ШАНСОВ -
                 ТОЛЬКО ЗА НАЛИЧНЫЕ - НИКАКИХ ГАРАНТИЙ
                     ТОВАР ОБРАТНО НЕ ПРИНИМАЕТСЯ -
                 ВСЕ СТАРЫЕ ВЕЩИ ПРОХОДЯТ СТЕРИЛИЗАЦИЮ
                     ПЕРЕД ПОСТУПЛЕНИЕМ В ПРОДАЖУ.

     Ниже шла та же информация по-испански.
     Часом позже, после того как мы  перерыли  весь  магазин,  а  Маргрета
вдоволь наторговалась с продавцом,  мы  оказались  готовыми  для  жизни  в
пустыне. На мне были штаны цвета  хаки,  такая  же  рубашка  и  соломенная
шляпа, чем-то напоминавшая о вестернах. Маргрета  была  одета  еще  легче:
шорты - очень короткие и облегающие просто до неприличия, а сверху  нечто,
короче корсажа и лишь чуть больше, чем бюстгальтер. Эта  штука  называлась
"недоуздок".
     Увидев Маргрету в таком наряде, я шепнул ей:
     - Я решительно запрещаю тебе появляться на людях  в  этом  бесстыдном
костюме.
     - Дорогой, не надо с раннего утра  демонстрировать  людям,  какой  ты
жлоб. Для этого тут слишком жарко.
     - Я не шучу. Я запрещаю тебе покупать это!
     - Алек, я не помню, чтобы спрашивала у тебя разрешения.
     - Ты отказываешься мне повиноваться?
     Она вздохнула:
     - Может быть. Хоть и делаю это без всякой охоты. Ты купил бритву?
     - Ты же видела, что купил.
     - Твои подштанники и носки у меня. Тебе еще что-нибудь нужно?
     - Ничего мне не нужно. Маргрета, перестань увиливать, отвечай!
     - Дорогой, я  же  говорила,  что  не  стану  ссориться  с  тобой  при
посторонних. К этому костюмчику  есть  еще  юбка  с  запахом.  Я  как  раз
собиралась ее надеть. Разреши мне сделать это  и  расплатиться.  Потом  мы
выйдем и все с тобой обговорим, вдвоем.
     Кипя от негодования я сделал все, что она  велела.  Должен  добавить,
что благодаря ее умению  торговаться  мы  вышли  из  магазина  с  большими
деньгами, чем вошли. Как? А очень просто. Костюм моего патрона дона Хайме,
который так чудовищно  выглядел  на  мне,  прекрасно  сидел  на  владельце
магазина - тот и в самом деле был похож на дона Хайме. Он с  удовольствием
согласился обменять его на то, что мне было нужно, - рубашку и штаны  хаки
и соломенную шляпу.
     Но Маргрета потребовала доплату - пять долларов, - но получила два.
     Когда  Маргрета  расплатилась,  я  понял,  что  такую  же  магическую
операцию она проделала со своим платьем, которое ей было больше не  нужно.
Мы вошли в магазин, имея семь долларов пятьдесят пять  центов,  а  ушли  с
восемью долларами  восемьюдесятью  центами  плюс  "пустынная"  одежда  для
каждого из нас, одна гребенка (на двоих), зубная щетка  (тоже  на  двоих),
рюкзак, безопасная бритва и небольшое количество нижнего белья и носков  -
все подержанное, но, если верить рекламе, стерилизованное.
     Я не очень-то  обучен  тактическим  приемам,  особенно  в  общении  с
женщинами. Мы вышли на улицу и прошли по шоссе до пустыря, где можно  было
поговорить наедине - и все  это  время  Маргрета  молчала,  а  я  даже  не
догадывался, что уже проиграл сражение.
     Не останавливаясь, она сказала:
     - Так что, милый? Ты хотел о чем-то поговорить?
     - З-э-э... с этой юбкой твой костюм приемлем. С трудом. Но не вздумай
появляться на публике в шортах. Понятно?
     - А я собираюсь носить только шорты. Если будет жарко. Как, например,
сейчас.
     - Но, Маргрета, я велел тебе... - Она расстегнула юбку и сняла ее.  -
Ты игнорируешь меня?!
     Она аккуратно сложила юбку.
     - Извини. Можно, я положу ее в рюкзак?
     - Ты назло отказываешься мне подчиняться?
     - Но, Алек, я не обязана подчиняться тебе, так же как  ты  не  обязан
подчиняться мне.
     - Но... послушай, родная, будь благоразумной. Ты  знаешь,  что  я  не
имею привычки командовать, но жена  _д_о_л_ж_н_а_  повиноваться  мужу.  Ты
жена мне?
     - Ты сам так сказал. И останусь ею, пока не скажешь, что это не так.
     - Тогда твой долг повиноваться мне.
     - Нет, Алек.
     - Но это первейшая обязанность жены!
     - Я не согласна.
     - Но... это безумие! Ты что, бросаешь меня?
     - Нет. Разве ты со мной разведешься.
     - Я не признаю разводов. Развод  -  это  гнусность.  Он  противоречит
Писанию.
     Она промолчала.
     - Маргрета... пожалуйста, надень юбку.
     - Ты почти убедил меня, дорогой, - мягко сказала она. - Не  объяснишь
ли, почему ты хочешь, чтобы я ее надела?
     - Что?! Да потому что эти шорты непристойны.
     - Я не понимаю,  как  часть  одежды  может  быть  непристойна,  Алек.
Человек - да. Уж не хочешь ли ты сказать, что я непристойна?
     - З-э-э... ты передергиваешь. Когда ты  надеваешь  эти  шорты...  без
юбки... на людях... ты обнажаешь так много тела, что  вид  его  становится
неприличным. Вот сейчас, когда ты идешь по шоссе, тебя  разглядывают  все,
кому не лень, все проезжающие. Я вижу, как они пялятся на тебя.
     - На здоровье. Надеюсь, им это нравится.
     - ЧТО?!!
     - Ты говорил, что я красива, но у тебя может быть предвзятое  мнение.
Я надеюсь, на меня приятно смотреть и другим.
     - Будь серьезнее, Маргрета. Мы говорим о твоих голых ногах. Голых!
     - Ты говоришь, что мои ноги обнажены. Это так.  Я  предпочитаю,  чтоб
они были обнажены, раз стоит такая жара. Что ты  хмуришься,  милый?  Разве
мои ноги безобразны?
     ("Ты прекрасна, моя возлюбленная, и нет пятна на тебе".)
     - Твои ноги прелестны, моя любовь. Я говорил тебе это много раз. Но у
меня нет намерения делить твою красоту еще с кем-то.
     - От того, что красотой любуются, ее  не  убудет.  Давай  вернемся  к
главному. Ты начал объяснять, что мои ноги непристойны. Не  знаю,  удастся
ли тебе это доказать. Думаю, что не удастся.
     - Но, Маргрета! Нагота непристойна сама по себе. Она вызывает грязные
мысли.
     - Вот как! И что же? Вид моих голых ног вызывает у тебя эрекцию?
     - Маргрета!!!
     - Алек, не будь жлобом. Я задала естественный вопрос.
     - Это неприст