меня  столкнули  в  воду.   Я   вынырнул,   отплевываясь   и
откашливаясь, и увидел, что обе женщины животики надрывают от смеха. Тогда
я положил обе руки на край бассейна так, что заключил Кейти в кольцо. Ока,
похоже, не возражала против такого плена и прильнула ко мне, как кошечка.
     - И что же ты хотела сказать? - спросил я.
     - Алек, уметь читать и писать - занятие не менее  увлекательное,  чем
секс. Или почти такое же. Ты, может быть, и не в силах оценить  полностью,
какое это благо, ибо научился читать и писать еще ребенком  и  с  тех  пор
действовал совершенно автоматически. Но я, когда  была  шлюхой  в  Ханаане
почти четыре тысячи лет назад, не умела ни читать, ни писать.  Я  училась,
слушая своих мужиков, соседей и сплетни на базаре. Так, однако, многому не
научишься,  тем  более  что  даже  писцы  и  судьи  в  те   времена   были
невежественны.
     Я  была  мертва  уже  более  трехсот  лет,   прежде   чем   научилась
по-настоящему писать и читать. Моей учительницей стал призрак блудницы  из
той великой цивилизации, которая потом стала именоваться критской.  Святой
Алек, может быть, ты и не поверишь, но вообще, если обратиться к  истории,
шлюхи учились писать и читать задолго до того, как этой опасной  практикой
стали овладевать респектабельные дамы. Когда я научилась... ну,  брат,  на
некоторое время это чуть не заменило мне секс. - Она  усмехнулась.  -  Ну,
скажем, почти заменило. Теперь я вернулась к более здравому балансу, читая
и занимаясь сексом почти в равных пропорциях.
     - У меня, знаешь ли, на такой баланс сил не хватило бы.
     - Женщины устроены иначе. Самое прекрасное время в  моем  образовании
началось, когда сгорела Александрийская библиотека. Яхве  библиотека  была
ни  к  чему,  а  Люцифер  разыскал  призраки  всех  этих   тысяч   писаний
классических авторов, притащил их в  ад  и  тщательно  восстановил  -  вот
тогда-то и настал у Раав  настоящий  праздник!  И  разреши  мне  добавить:
Люцифер уже посматривает на библиотеку Ватикана, которую в ближайшее время
предстоит спасать. Вместо  того  чтобы  регенерировать  призраки,  Люцифер
планирует украсть из Ватикана все в целости и сохранности, за мгновение до
того, как Время остановится, и доставить в  неприкосновенном  виде  в  ад.
Разве это не здорово?!
     - Звучит очень здорово. Единственный предмет моей зависти к  папистам
- их библиотека... Но... "регенерированные призраки" - что это такое?
     - Стукни меня по спине.
     - А?
     - Стукни. Нет, сильнее - я же не бабочка. Сильнее. Вот это уже похоже
на дело. То, что ты сейчас ударил, и есть регенерированный призрак.
     - Ощущение приятное.
     - Так и должно быть, я же платила за эту работу по прейскуранту.  Это
было еще до того, как Люцифер заметил меня и сделал птичкой в позолоченной
клетке - зрелище, по правде говоря, довольно печальное. Я так понимаю, что
ты спасся, попал на небеса  и  регенерация  у  тебя  шла  одновременно  со
спасением - но в аду ты покупаешь ее в кредит, а  затем  отсиживаешь  себе
задницу, чтобы отработать долг. Именно так я и  платила.  Святой  Алек,  я
знаю, ты не умрешь. Регенерированное тело очень похоже  на  то,  что  было
перед смертью, только лучше. Никаких заразных болезней, никаких  аллергий,
никаких морщинок... и вообще - к чертям морщинки! У меня их не было, когда
я умерла - или, скажем лучше, почти не было.  И  как  ты  втравил  меня  в
разговор о морщинках? Мы обсуждали проблему относительности  и  расширения
Вселенной... такая была в высшей степени интеллектуальная беседа...


     В эту ночь Сибил предприняла весьма настойчивую  попытку  залезть  ко
мне в постель, которую Кейти, однако, решительно пресекла - и легла ко мне
сама.
     - Пат сказала, что тебе не следует спать одному.
     - Пат думает, что я болен. Но я здоров.
     - Не стану спорить. У тебя дрожит подбородок. Не надо, милый. Матушка
Раав поможет тебе спать спокойно.
     Ночью я проснулся весь в слезах,  Кейти  была  рядом.  Она  успокоила
меня. Я уверен, Пат рассказывала ей о моих  ночных  кошмарах.  С  Кейти  я
довольно быстро снова погрузился в сон.
     То была бы милая аркадийская  интерлюдия  -  если  бы  не  отсутствие
Маргреты. Но Кейти убеждала меня, что ради Джерри (и ради  нее)  я  должен
быть спокойным и не скулить по поводу своей потери. Я так  и  поступил,  а
если  и  поскуливал  иногда,  то  немножко...  ночами,  когда  становилось
особенно плохо. Но даже одинокие ночи не казались такими одинокими, потому
что рядом была матушка Раав, всегда готовая успокоить, когда  просыпаешься
совсем обессиленным. Правда, в одну ночь  ей  пришлось  отлучиться.  Сибил
заменила ее, получив от Кейти строжайшие  инструкции  и  выполнив  их  без
всяких отступлений.
     О Сибил я узнал довольно забавную деталь. Во сне она  возвращается  к
своему природному облику бесовочки, но сама об этом  не  подозревает.  Она
делается на шесть дюймов меньше ростом,  и  у  нее  отрастают  хорошенькие
рожки, которые я заметил там, в "Сан-Суси".
     Днем мы купались, загорали, катались на лошадях и устраивали в  горах
пикники. Чтобы создать этот анклав, Джерри, видимо, "увел" солидное  число
квадратных  миль;  казалось,  можно  идти  сколь  угодно  долго  в   любом
направлении.
     А может быть, я просто не понимаю, как делаются подобные вещи.
     Вычеркните это "может быть" - я знаю  об  операциях  на  божественном
уровне столько же, сколько лягушка знает о пятнице.
     Джерри отсутствовал уже больше недели, когда Раав появилась, держа  в
руках мой манускрипт.
     - Святой Алек, Люцифер прислал распоряжение, чтобы ты довел  рукопись
до сегодняшнего дня и пополнял бы ее ежедневно.
     -  Слушаюсь.  А  от  руки  можно?  Впрочем,  если  здесь   где-нибудь
завалялась пишущая машинка, то, полагаю, я могу попробовать  постучать  на
ней сам.
     - Ты пиши от руки, а я сделаю вполне приличный черновик на машинке. Я
ведь проделала немало секретарской работы для князя Люцифера.
     - Кейти, ты иногда зовешь его Джерри,  иногда  Люцифером,  и  никогда
Сатаной. Почему?
     - Алек, он предпочитает имя Люцифер всем остальным, но вообще-то  ему
все равно. "Джерри" и "Кейти" - имена, изобретенные для тебя и Марги.
     - И "Сибил" - тоже, - дополнила Сибил.
     - И "Сибил". Да, Эгрет. Ты хочешь вернуть себе свое истинное имя?
     - Нет. По-моему, хорошо, что Алек и Марга  знают  такие  наши  имена,
которые больше никому не известны.
     - Минутку! - воскликнул я. - В тот день, когда я с  вами  встретился,
вы трое отзывались на свои имена так, будто носили их с детства.
     - Ма  и  я  очень  быстро  вжились  в  эту  импровизацию,  -  сказала
Сибил-Эгрет. - Они, например, не знали, что являются  огнепоклонниками  до
тех пор, пока я не упомянула об этом в разговоре. А  я  не  знала,  что  я
ведьма, пока ма не намекнула. Исрафель тоже оказался весьма ловким,  но  у
него было больше времени, чтобы продумать свою роль.
     - Значит, нас облапошили со  всех  концов,  как  парочку  кузенов  из
глубинки!
     - Алек, - сказала Кейти серьезно, - Люцифер всегда знает, что  и  для
чего делает. Только очень редко дает  объяснения.  Его  намерения  жестоки
только в отношении плохих людей... а ты к их числу не принадлежишь.


     Мы все  трое  принимали  солнечные  ванны,  когда  внезапно  ворвался
Джерри.
     - Одевайся. Выезжаем немедленно, -  резко  бросил  он  мне,  даже  не
поздоровавшись с Кейти.
     Кейти вскочила, побежала в дом и вернулась  с  ворохом  моей  одежды.
Женщины одели меня с такой быстротой, с какой пожарник мчится  по  сигналу
тревоги. Кейти сунула мне в карман бритву и застегнула его. Я объявил:
     - Готов.
     - Где рукопись?
     Кейти снова кинулась в дом и выбежала с прежней быстротой.
     - Вот она.
     За эти несколько минут Джерри вымахал в высоту футов до двенадцати  и
вообще сильно изменился. Это все еще был Джерри, но теперь я знал,  почему
Люцифера называли самым прекрасным из всех ангелов.
     - Пока! - сказал он. - Раав, я загляну когда смогу!
     Он хотел взять меня на руки.
     - Подожди! Мы с Эгрет должны поцеловать его на прощание.
     - Ох! Ну, давайте побыстрее.
     Так они и сделали, чмокнув меня одновременно.  Джерри  схватил  меня,
как ребенка, и мы круто  взлетели  вверх.  Я  мельком  увидел  "Сан-Суси",
дворец, площадь, а затем дым и пламя бездны скрыли все. Мы  покинули  этот
мир.
     Как мы путешествовали, долго ли и где именно - не знаю. Путешествие в
чем-то было похоже на бесконечное падение в ад, но на руках у Джерри  было
куда как приятнее. Мне вспомнилось детство, когда после  ужина  отец  брал
меня на руки и держал так, пока я не засыпал.
     Думаю, я и в самом деле уснул. Прошло много  времени,  прежде  чем  я
проснулся, почувствовав, что Джерри кружит,  выбирая  место  для  посадки.
Наконец он поставил меня на ноги.
     Здесь существовала какая-то гравитация:  я  чувствовал  свой  вес,  а
слово "низ" снова обрело смысл.  Но  не  думаю,  чтобы  мы  находились  на
какой-нибудь планете. Казалось, мы стоим на каком-то помосте или у входа в
невероятно огромное здание. Его нельзя было разглядеть, так как мы  стояли
слишком близко. Вокруг ничего не было видно - какие-то аморфные сумерки.
     Джерри спросил:
     - С тобой все в порядке?
     - Да. Думаю, в порядке.
     - Хорошо. Слушай внимательно. Я собираюсь  познакомить  тебя...  нет,
вернее, собираюсь показать тебя некоему существу, которое для меня и моего
брата, а твоего Бога Яхве - то же самое, что Яхве для тебя. Ты меня понял?
     - Э-э-э... как будто. Не уверен.
     - А относится к Б, как Б относится  к  В.  Для  этого  существа  твой
Господь Бог Иегова ребенок, строящий песчаные замки на морском  берегу,  а
затем разрушающий их в припадке детской ярости. Я для него - тоже ребенок.
Я же смотрю на него, как ты смотришь на  свое  божество  -  Отца,  Сына  и
Святого духа. Я не почитаю это существо как Бога - он в этом не нуждается,
этого не ждет и не уважает подобного лизания сапог.  Яхве  -  может  быть,
единственный Бог, который завел такой смешной порядок. Во всяком случае  я
не знаю иной планеты или иного места во Вселенной, где  бы  практиковалось
поклонение Богу. Правда, я  еще  молод  и  мало  путешествовал.  -  Джерри
внимательно посмотрел на меня. Он выглядел встревоженным.  -  Алек,  может
быть,  аналогия  объяснит  все  лучше.  Когда  ты  был  мальчишкой,   тебе
приходилось приносить кого-нибудь из своих домашних любимцев к ветеринару?
     - Да. И мне это было не слишком приятно, так как животные его страшно
боялись.
     - Мне тоже это не по вкусу. Хорошо, ты понимаешь,  что  значит  нести
больное животное к ветеринару.  А  потом  приходится  ждать,  пока  доктор
решит, можно ли вылечить  твоего  любимца.  Или  же  надо  воспользоваться
милосердным и быстрым  способом,  чтобы  избавить  маленькое  существо  от
страданий. Разве не так?
     - Да. Джерри, вы стараетесь дать мне  понять,  что  тут  присутствует
риск? Неопределенность?
     -  Полнейшая  неопределенность.  Подобных  прецедентов   не   бывало.
Человеческое существо еще никогда не поднималось до такого  уровня.  Я  не
имею представления, что он сделает.
     - О'кей. Перед этим вы сказали, что есть риск.
     - Да, ты в большой опасности. И я - тоже, хотя  и  полагаю,  что  для
тебя она гораздо реальнее, чем для меня. Но, Алек, могу заверить тебя  вот
в чем: если он решит тебя уничтожить, ты об этом даже не узнаешь.  В  этом
божестве садизм отсутствует начисто.
     - Это "оно" или "он"?
     - Хм... говори "он". Если "он" воплотится, то скорее в человека. Если
так произойдет, то называй его "мистер Кощей". Обращайся к нему  так,  как
ты обращался бы к человеку гораздо старше тебя по  возрасту,  которого  ты
глубоко уважаешь.  Ни  в  коем  случае  не  унижайся,  не  показывай,  что
поклоняешься ему как Богу. Будь самим собой и говори правду. Если придется
умереть, то умри с достоинством.
     Страж, остановивший нас у дверей, не был человеком - во всяком случае
до того, как я посмотрел на него второй раз, когда он уже успел приобрести
человеческий облик. И это  характеризует  неопределенность  всего,  что  я
видел на этом месте, которое Джерри назвал "местным отделением".
     Страж сказал мне:
     - Разденьтесь донага, пожалуйста. Ваши вещи останутся тут; вы  можете
забрать их потом. А это что за металлический предмет?
     Я объяснил, что это безопасная бритва.
     - И для чего она?
     - Это... такой нож, чтоб срезать волосы с лица.
     - Вы отращиваете на лице волосы?
     Я попробовал разъяснить ему смысл бритья.
     - Если вам не нужны волосы на  лице,  то  зачем  их  выращивать?  Это
образцы для экономического конгресса?
     - Джерри, я, кажется, выбился из сил.
     - Я все улажу! - Мне  кажется,  он  поговорил  со  стражем,  хотя  ни
единого слова я не услышал. Наконец Джерри сказал  мне:  -  Оставь  бритву
вместе с  одеждой.  Он  думает,  ты  псих,  но  и  меня  он  тоже  считает
сумасшедшим. Впрочем, все это не имеет значения.


     Возможно, мистер Кощей и есть "он", но на мой взгляд, это был близнец
доктора Симмонса - ветеринара, к которому в Канзасе я таскал своих кошек и
собак, а однажды и черепаху, - целую процессию маленьких животных, которые
были друзьями моего детства. И кабинет Председателя выглядел точно так же,
как кабинет доктора Симмонса, вплоть  до  старинного  бюро  с  убирающейся
крышкой, которое доктор, должно быть, унаследовал еще от своего деда. Были
даже хорошо запомнившиеся мне антикварные часы  с  восьмидневным  заводом,
стоявшие на небольшой полочке над бюро.
     Я сообразил (спокойно пораскинув мозгами),  что  это  не  был  доктор
Симмонс и что сходство хоть и умышленное, но  вовсе  не  для  того,  чтобы
ввести в заблуждение. Председатель - "он", "оно" или "она" - воздействовал
на мой мозг чем-то вроде гипноза, желая создать обстановку,  в  которой  я
чувствовал бы себя свободно. Доктор Симмонс тоже, бывало, ласкал  животных
и разговаривал с ними, прежде чем  приступить  к  неожиданным  для  них  и
иногда болезненным процедурам, которые были необходимы.
     Это обычно срабатывало. И со мной тоже сработало. Я знал, что  мистер
Кощей вовсе не хирург-ветеринар моего детства... но созданная им видимость
пробудила во мне ответное чувство доверия.
     Когда мы вошли,  мистер  Кощей  поднял  глаза.  Он  кивнул  Джерри  и
взглянул на меня.
     - Садитесь.
     Мы сели. Мистер Кощей вернулся к  своему  бюро.  На  нем  лежала  моя
рукопись. Мистер Кощей поднял ее, выровнял по обрезу и положил обратно.
     - А как идут дела в твоем собственном округе, Люцифер? Есть проблемы?
     - Нет, сэр. Ну, обычные  жалобы  на  работу  кондиционеров...  Ничего
такого, с чем бы я не справился сам.
     - Ты хочешь править на Земле в это тысячелетие?
     - Разве мой брат не предъявил на сей счет своих претензий?
     - Яхве предъявил, да... Он уже провозгласил  остановку  времени...  и
срыл все до основания. Но я не обязан разрешать ему начинать  перестройку.
Ты хочешь получить Землю? Отвечай?
     - Сэр, я предпочел бы работать с совершенно новым материалом.
     - Ваша гильдия всегда предпочитает  начинать  с  начала.  Разумеется,
никто при этом не думает о расходах. Я мог  бы  передать  тебе  Гларун  на
несколько циклов. Что скажешь?
     Джерри с ответом не торопился.
     - Я оставляю этот вопрос на усмотрение Председателя.
     - И правильно делаешь, так и надо. Тогда мы обсудим его позже. Скажи,
а почему ты заинтересовался этим творением, принадлежащим твоему брату?
     Должно быть, я задремал, потому что увидел щенков и  котят,  игравших
во дворе, чего уж никак не могло быть. Я слышал, как Джерри говорит:
     - Мистер  Председатель,  почти  все,  что  относится  к  человеческой
природе, - чудовищно, за исключением  способности  мужественно  переносить
страдания и храбро умирать за то, что они любят  и  чему  верят.  Истинная
сущность предмета любви и предмета веры значения не имеет; значение  имеет
лишь отвага  и  смелость.  Это  уникальные  качества  человека,  возникшие
независимо от  создателя  человечества,  который  сам  ничем  подобным  не
обладает, насколько я знаю, ибо является моим братом...  и  у  меня  таких
качеств тоже нет.
     Вы спрашиваете, почему это животное и почему я?  Я  подобрал  его  на
обочине дороги, бездомного, и, забыв о своих собственных муках  -  слишком
тяжких даже для него! -  он  отдал  все  оставшиеся  силы  героической  (и
бессмысленной) попытке спасти мою "душу", согласно тем канонам, в  которых
он был взращен. То, что его попытка была изначально  глупа  и  бесполезна,
ничего не значит: он трудился изо всех сил ради меня, веря, что я нахожусь
в страшной опасности. Теперь, когда ему плохо, я просто  обязан  отплатить
ему тем же.
     Мистер Кощей опустил очки на нос и внимательно поглядел поверх оправы
на Люцифера.
     - Ты не назвал причин, почему я должен вмешаться в  действия  местной
администрации.
     - Сэр, разве в нашей гильдии не существует правила,  которое  требует
от Художников доброты в обращении с существами, обладающими свободой воли?
     - Нет.
     Джерри выглядел совершенно обескураженным.
     - Сэр, должно быть, я плохо усвоил то, чему меня учили.
     - Да, полагаю, что так. Есть лишь принцип артистизма  -  а  вовсе  не
закон, - что с творениями, обладающими свободой воли,  следует  обращаться
соответственно. Но требовать доброты  -  значит  ограничивать  ту  степень
свободы Художника, ради которой свобода воли вкладывается в эти  творения.
Без возможности возникновения трагических коллизий  личности,  порожденные
нашим актом творения, будут всего лишь големами.
     - Сэр, я полагаю, что понял вас. Но не будет ли Председатель так добр
и не разъяснит ли, в чем смысл соответствующего обращения с творениями?
     - Тут нет ничего сложного, Люцифер. Для творения, которое действует в
пределах   своих   возможностей,   правила,    которыми    ему    надлежит
руководствоваться, должны  быть  либо  известными  заранее,  либо  такими,
которые можно определить методом проб и ошибок, с условием, что ошибки  не
будут иметь фатальных последствий для личности.  Короче,  творение  должно
получить возможность учиться на собственных ошибках и обогащаться опытом.
     - Сэр, именно в  этом  и  заключается  суть  моей  жалобы  на  брата.
Взгляните на рукопись, которая лежит перед вами. Яхве  положил  в  ловушку
приманку и тем соблазнил это  творение  принять  участие  в  соревновании,
выиграть которое оно просто не могло, а затем объявил  игру  оконченной  и
отобрал у него выигранный приз. И  хотя  это  крайний  случай,  однако  он
типичен для обращения Яхве со своими творениями. Игры Яхве таковы, что его
творения практически никогда не могут выиграть. В течение шести тысяч  лет
я получаю  тех,  кто  проиграл...  и  многие  из  них  прибывают  в  ад  в
кататоническом состоянии от ужаса - ужаса  передо  мной,  перед  вечностью
предстоящих мучений и пыток. Они не в состоянии понять, что им лгали. Моим
терапевтам крайне трудно переориентировать этих несчастных олухов.  А  это
уже совсем не смешно.
     Казалось, мистер Кощей не слушал.  Он  откинулся  на  спинку  старого
деревянного кресла, которое громко скрипнуло, - да, я знаю, что и скрип он
извлек из моих воспоминании, - и снова бросил взгляд на мою  рукопись.  Он
почесал лысину, окаймленную седой порослью, и издал  раздраженный  звук  -
полусвист-полугудение. И это тоже  было  заимствовано  из  моей  памяти  о
докторе Симмонсе, хотя и представлялось чем-то совершенно реальным.
     - А это творение-женщина - та, что  служила  приманкой,  -  она  тоже
обладает свободной волей?
     - На мой взгляд - да, мистер Председатель.
     (Боже мой, Джерри, неужели же ты не знаешь?)
     - Тогда думаю, можно предположить, что это творение не удовлетворится
заменой чем-то похож