расстроены, а? -  со  вздохом облегчения
заметил Стефен.
     - Да, этот договор меня нисколько не беспокоит, -  ответил м-р Грипшоу.
- Пусть беспокоится о н там. А вам и невдомек, а? Вот уже тысячи лет, как он
и ему  подобные занимаются этим делом,  и до сих пор никакой системы. А ведь
сейчас в любом деле самое главное - это организация, то есть чтобы все  нити
были в ваших руках  и вы бы  знали, что  к  чему и где  что. А э  т и... они
просто  старомодны. Много  воды  утечет,  прежде  чем  они  постигнут  самое
главное.
     - Да, не  особенно искусны, - согласился Стефен. -  Но признайтесь, то,
чего он добивался, он все-таки получил.
     - Ха! Дайте срок. Он еще заглянет в картотеку, если, конечно, они имеют
представление  о картотеке... Откуда,  по-вашему, я взял капитал  для своего
Стадиона?..

--------------------------------------------    (1)    в.   у.    -    всеми
усовершенствованиями,
     рied-deterre(франц.} - участок земли (прим. переводчика).



   Джон Уиндем.
   Видеорама Пооли



     Однажды я заглянул к  Сэлли и показал ей заметку в "Вечерних  известиях
Уэстуича".
     - Что ты на это скажешь?  - спросил я  ее. Она, не присаживаясь, прочла
статью и недовольно наморщила свой хорошенький лобик.
     - Вздор какой-то, - проговорила она наконец.
     Почему  Сэлли в одно верила, в другое не верила,  всегда оставалось для
меня  загадкой.   Поди  разбери,  почему  вдруг   девушка  отвергает  что-то
совершенно  бесспорное,  а  потом  с  пеной  у  рта  отстаивает какое-нибудь
откровенное надувательство... Как бы там ни было, но это так.
     Заметка, озаглавленная "Пинок под музыку", гласила:
     "Вчера  вечером собравшиеся  на концерт  в Адаме-Холле  любители музыки
были поражены тем,  что  во время  исполнения одного  из  номеров с  потолка
свесились по  колено  две  ноги.  Их  видел  весь  зад, и все  в  один голос
утверждают,  что это  была пара  ног,  обутых  во что-то вроде сандалий. Они
несколько минут медленно  раскачивались взад и вперед  под  потолком. Потом,
давши пинка в воздух, исчезли и больше не появлялись. Обследование крыши  не
принесло никаких результатов, и владельцы концертного зала отказываются дать
какое-либо объяснение случившемуся".
     - Это уже не первый случай, - сказал я.
     - Ну и  что  с того? - возразила  Сэлли,  очевидно  позабыв, что минуту
назад отрицала самую возможность подобных вещей.
     - Затрудняюсь сказать, - отозвался я.
     - Вот видишь, - заключила она.
     Порой у меня возникает чувство, что Сэлли начисто не признает логики.
     Впрочем,  не одна  она: людям хочется, чтобы все кругом было спокойно и
привычно. И все же мне стало казаться, что пришло время обстоятельно изучить
это дело и что-то предпринять.
     Первым  -  так  по  крайней  мере документально  засвидетельствовано  -
столкнулся с этим явлением некий констебль  Уолш.  Если до него  кто и видел
нечто  подобное,  то, верно, почел  это  новой разновидностью небезызвестных
"чертиков".  Но  единственное  возлияние,  которое   обычно   позволял  себе
констебль Уолш, состояло всего лишь из кружки крепкого чая с большой порцией
сахара,  а  посему, когда он набрел  на  торчащую из тротуара голову с  едва
видимой шеей, он  просто  застыл на месте  и уставился на нее.  Но, что  его
особенно  поразило,  как  заявил он  в участке,  куда влетел,  пробежав  без
остановки  полмили  и  долго еще  заикаясь от  страха,  так это  что  голова
поглядела ему вслед.
     Спору нет,  узреть голову  на тротуаре -  небольшое  удовольствие,  тем
более в два часа ночи, но  вообще-то говоря, разве не случалось вам в минуту
рассеянности поймать на себе укоризненный взгляд  трески, которую вы  жарите
на  сковородке?  Однако констебль  Уолш рассказал еще кое-что. Он утверждал,
что голова открыла рот, словно хотела что-то сказать. Даже будь это правдой,
ему  не следовало  говорить  об  этом: каждый  знает  -  трезвому  такое  не
привидится. Но  по-  скольку констебль  настаивал  на своем,  его  попросили
дыхнуть и, с огорчением установив, что от него не пахнет спиртным, отправили
обратно  на  место  проис-  шествия  в  сопровождении  другого полицейского.
Никакой головы, а также и следов  пролитой или смытой крови там, разумеется,
не  было.  На том, казалось, все и кончилось,  вот только в послужном списке
бедняги  Уолша появилось несколько не особенно лестных пометок, затруднивших
его продвижение по службе.
     Впрочем, констебль не долго держал первенство. Два дня спустя целый дом
обмер от страха, услыхав пронзительные крики миссис Рурк из квартиры No 35 и
одновременно вопли мисс Фаррелл, обитавшей над ней. Сбежавшиеся соседи нашли
миссис Рурк в истерике: ей привиделось,  что  с потолка ее спальни свесилась
пара ног;  а мисс Фаррелл, заливаясь слезами, уверяла, что из-под ее кровати
высунулась чья-то рука.  Однако при обследовании потолка  и пола не  удалось
обнаружить ничего примечательного, кроме кучи  пыли, извлеченной, не к чести
мисс Фарредл, из-под ее кровати.
     К этому вскоре прибавились и другие случаи. Первым привлек мое внимание
ко всему этому Джимми Линдлен, работавший - если это можно назвать работой -
в  соседнем со мной  отделе. Джимми собирал факты.  Фактом  в  глазах  этого
бедняги было все, что попадало на страницы газет.  Ему было все равно, о чем
идет речь, лишь бы о чем-нибудь необычном.  Возможно, он  от кого-то слыхал,
что  истина не бывает простой, и  поэтому  решил, что  все,  что не  просто,
истина.
     Я привык к его бурным вторжениям и не обращал  на них особого внимания,
поэтому его первый  приход  с пачкой вырезок о  констебле  Уолше и всей этой
истории не вызвал во мне горячего интереса.
     Но через день-другой он появился с новой пачкой вырезок. Меня несколько
удивило, что он вторично  обратился к  фактам одного  и  того же рода,  и  я
отнесся к нему повнимательней.
     -  Вот.  Повсюду  -  руки,  ноги,  головы, туловища...  Прямо  какое-то
наваждение. Это неспроста. Тут что-то есть! - возгласил он - его интонации в
печати соответствовал бы курсив.
     Прочитав часть принесенных им заметок, я  был вынужден признать, что на
сей раз он открыл неиссякаемый источник необычного.
     Один  водитель автобуса  увидел, что  прямо перед ним  на дороге торчит
человеческое  туловище, но тормозить было уже поздно. Когда же он  остановил
машину  и сам не  свой вылез из нее, чтоб осмотреть жертву, ее не оказалось.
Какая-то женщина  высунулась  из окна поглядеть, что  делается  на  улице, и
увидела  под собой чью-то  голову,  которая тоже  смотрела на улицу,  только
прямо из кирпичной стены.  В лавке одного мясника  из пола вылезли две руки,
которые, как видно,  пытались что-то нащупать; через мгновенье они исчезли в
цементном полу - совершенно бесследно,  разумеется, если  не считать ущерба,
нанесенного  торговой репутации мясника. Какой-то каменщик  внезапно  увидел
возле  себя  странно  одетую фигуру, висевшую прямо в  воздухе. После  этого
рабочего  пришлось  под  руки  свести  вниз  и  отправить  домой.  Еще  одну
человеческую фигуру заметили на  пути следования товарного поезда, но  когда
поезд ее переехал, она точно сквозь землю провалилась.
     Пока я просматривал эти и еще некоторые другие заметки, Джимми кипел от
нетерпения прямо как сифон с содовой.
     - Хм!.. - только и промолвил я.
     - Вот-вот, - сказал он. - Что-то тут есть.
     - Допустим, - осторожно согласился я, - но что именно?
     - Все  происшествия  не выходят  за  пределы одной определенной зоны, -
многозначительно сказал Джимми и раскрыл передо мной карту города.- Погляди,
я здесь отметил  все случаи;  они, как  видишь, произошли  недалеко  один от
другого. Где-то  здесь эпицентр.  - Теперь его интонация передавала кавычки;
он ждал, что на моем лице выразится удивление.
     - Вот как? - сказал я. - Эпицентр? Только чего именно?
     Он уклонился от прямого ответа.
     - Есть у меня одна любопытная идея, - сказал он важно.
     Каждая новая идея казалась ему любопытной, и тем не менее  через час он
мог утверждать что-нибудь совершенно противоположное.
     - Выкладывай! - сказал я.
     - Телетранспортировка! - объявил он. - И ничто другое. Этого  следовало
ожидать. И вот кто-то этим занялся.
     - Хм! - сказал я.
     - Ничего удивительного. - Он возбужденно придвинулся ко мне. - А как ты
еще это объяснишь?
     - Да, но если это телепередача, или телетранспортировка, или что-то еще
в этом роде,  то где-то  непременно  должен  быть передатчик, ну и  какая-то
приемная станция, что  ли, - возразил  я. - И разве  возможно, чтоб человека
или вещь куда- то передали по радио, а потом воссоздали на старом месте?
     -  Разве мы что-нибудь знаем об этом? -  сказал он. - К  тому же в этом
отчасти  и  состоит  моя идея об  эпицентре. Передатчик  находится  где-то в
другом месте, но его лучи проецируются сюда.
     - Если это так, - сказал я, -  у твоего аппарата препаршивая настройка.
Каково, например, человеку,  если  во время  передачи его  разрезает пополам
кирпичная стена?
     Джимми не выносил таких мелких придирок.
     - Так ведь это же только начало. Первые опыты, - возразил он.
     Я остался  в  уверенности, что разрезанному стеной нисколько  не  легче
оттого, что это "первые опыты", однако смолчал.
     Как  раз  в  тот вечер  я  и заговорил  об  этом  с Сэлли, и,  пожалуй,
напрасно. Дав  мне  ясно понять, что не верит в  это, она объявила, что если
это правда, то, наверно, тут просто какое-нибудь новое изобретение.
     -  И,  по-твоему,  это  "просто  новое  изобретение"!  Да это  же целая
революция! - вскричал я.
     - А что пользы от такой революции?
     - Это как же? - спросил я.
     На  Сэлли  нашел  дух  противоречия.  Она  продолжала  тоном  человека,
привыкшего смотреть правде в глаза.
     - Всякому открытию у нас находят  только  два  применения,  - объяснила
она. -  Первое:  попроще  убить побольше  народу.  И второе:  помочь  разным
выжигам  обирать простаков. Может, когда и бывают исключения, как, например,
с рентгеновскими лучами, да только редко. А ты радуешься. Да  первое, что мы
делаем   со  всяким   открытием,-это   приводим  его  к  наименьшему  общему
знаменателю, а потом множим результат на простейшую  дробь. Ну времена! А уж
люди!.. Прямо в жар бросает, как подумаешь, что скажут о нас потомки.
     - А вот мне все равно. Мы же их не услышим, - возразил я.
     Она смерила меня убийственным взглядом.
     - Ну, конечно. Ответ, достойный двадцатого века.
     - И  чудачка же ты, -  проговорил я. - Ты  можешь преспокойно  говорить
глупости, лишь бы  они  были твои,  а  не  чужие. Для  большинства  нынешних
девушек  будущее -  это  только новый фасон шляпок или очередное прибавление
семейства. А там хоть град из расщепленных атомов - им и дела нет: ведь  они
убеждены, что спокон века на земле не было и не будет особых перемен.
     - Откуда ты знаешь, что думают девушки? - возмутилась Сэлли.
     - Так мне кажется. А вообще откуда мне знать? - отвечал я.
     По всему судя, она настроилась  отрицать  все, что  было связано с этой
историей, и я почел за лучшее переменить тему.
     Дня через два Джимми опять заглянул ко мне.
     - Он на время прервал свои опыты, - сообщил Джимми.
     - Это ты про кого?
     - Да  про этого, телетранспортировщика. Со  вторника никаких  сведений.
Наверно, догадался, что кто-то напал на его след.
     - Ты себя имеешь в виду? - спросил я.
     - Может быть.
     - Так тебе удалось что-то узнать?
     Он нахмурился.
     -  Во всяком случае,  я  кое-что  сделал. Я  нанес  на  карту  места их
появлений, и центр пришелся на храм Всех Святых. Я сходил, все там осмотрел,
но ничего не  обнаружил.  И все  же  я  на верном  пути, иначе зачем  бы ему
прятаться?
     Этого я не  мог  ему объяснить. Да и никто другой тоже. Тем более в тот
же  вечер  газета сообщила, что  какая-то  домохозяйка видела  руку и  ногу,
которые передвигались по стене ее кухни. Я показал эту заметку Сэлли.
     - Вот  увидишь,  все это  окажется каким-нибудь  новым видом рекламы, -
сказала она.
     - Не иначе, как тайной, - пошутил я. Но, заметив, что в глазах ее снова
загорается возмущение, поспешил добавить: - А не пойти ли нам в кино?
     Когда  мы  входили в кинотеатр,  небо затянуло тучами;  вышли  мы уже в
ливень. Так как до дома Сэлли не было и мили, а все такси как будто сгинули,
мы решили идти пешком. Сэлли натянула на голову капюшон  своего плаща, взяла
меня под руку, и мы двинулись в путь. С минуту мы молчали.
     - Милая, - произнес я наконец, - меня, конечно, можно назвать человеком
легкомысленным и  беспутным, но разве ты  не задумывалась о том, какие здесь
открываются возможности для педагогического воздействия?
     - Разумеется, - сказала она  решительно, но не тем тоном,  на который я
рассчитывал.
     - Словом, - продолжал я настойчиво, - если тебе хочется  посвятить себя
благородному  делу, что может быть лучше,  как заняться воспитанием подобной
личности? Перспективы громадные...
     - Это что, понимать как предложение? - спросила Сэлли.
     - "Понимать"!.. Да если б ты знала... Господи! Что это?! - И я замолк.
     Мы шли по Тайлер-стрит. Эта коротенькая улочка была сейчас залита водой
и  совсем пустынна: кроме  нас -  ни  души. А умолк  я потому, что  внезапно
увидел  немного впереди  какую-то машину. Из-за дождя  я  не  мог ее  толком
разглядеть, но мне показалось,  что  это был  маленький грузовичок с низкими
бортами, в кузове  которого сидело несколько легко одетых  людей; он пересек
Тайлер-стрит и исчез. Все бы  ничего,  если бы на Тайлер-стрит выходила хоть
какая-нибудь улица, но, увы, ее  не было. Грузовичок просто вынырнул с одной
стороны и исчез с другой.
     - Ты видела? - спросил я.
     - Да, но как он?.. - начала она и осеклась.
     Мы   прошли   еще  немного  и  достигли  того  места,  где  промелькнул
грузовичок:  по одну сторону от нас была кирпичная стена, по другую - фасады
домов.
     - Тебе, наверно, показалось, - сказала Сэлли.
     - Но почему только мне?..
     - Но ведь это же невозможно.
     - Послушай, дорогая... - начал было я.
     Но в  эту минуту из кирпичной стены шагах в десяти перед нами выступила
девушка. Мы замерли на месте и уставились на нее.
     Не знаю, свои ли у нее были волосы  или парик (теперь наука и искусство
так  усиливают женские чары!), только голову ее увенчивало  какое-то подобие
огромной золотой хризантемы добрых полутора футов в окружности, а чуть левее
середины в волосы  был  воткнут красный цветок. Голова ее казалась непомерно
тяжелой.  На  девушке  было  что-то вроде короткой  розовой туники, очевидно
шелковой,  которая казалась  бы  уместной в ночном кабаре, но не на  мокрой,
грязной и темной Тайлер- стрит. Но что меня совсем убило, так это вышитые на
тунике узоры. Трудно было поверить, чтоб девушка... Но  так или иначе  - тут
стояли мы, а там - она.
     Стоять-то  она стояла,  да только  не прямо  на земле,  а  в нескольких
дюймах над ней.  Она взглянула на нас обоих, потом уставилась на  Сэлли: обе
принялись внимательно  изучать друг друга. Время шло, а мы все  стояли и  не
двигались.  Девушка  открыла рот - очевидно, она  что-то сказала, но  мы  не
расслышали ни  звука. Потом  она  покачала  головой,  махнула нам  рукой  и,
повернувшись, ушла в стену.
     Сэлли  стояла  не шевелясь.  В  своем  блестевшем от  дождя  плаще  она
походила на какое-то темное изваяние. Когда она обернулась и на меня  из-под
капюшона глянуло ее лицо,  оно показалось мне каким-то новым. Я обнял ее  за
плечи, она дрожала всем телом.
     - Мне страшно, Джерри, - сказала она.
     - Ну что ты, Сэлл. Наверно, все это проще простого, - солгал я.
     - Нет, Джерри, тут что-то не то. Ты видел ее лицо? Она же моя копия!
     - Да, здорово похожа, - согласился я.
     - Понимаешь, ну просто копия... И мне стало страшно.
     - Это игра света - и все. А в общем ее уже больше нет, - сказал я.
     И все же Сэлли была права. Девушка походила  на нее как две капли воды.
Я потом часто об этом думал...
     Утром  ко мне  пришел  Джимми  и  принес  газету. В короткой  передовой
высмеивались граждане, которые в последнее время видели разные чудеса.
     - Наконец-то они высказали свое мнение, - объявил он.
     - А тебе как, удалось что-нибудь разузнать? - спросил я.
     Он нахмурился.
     - Боюсь, я шел  по ложному  следу. Я  и  сейчас думаю,  что это  первые
опыты, только передатчик, очевидно, где-то совсем в другом  месте. Возможно,
его передачи направлены сюда в опытных целях.
     - Но почему сюда?
     -  Откуда  мне  знать!  Куда-то  он  должен  был  их  направить. А  сам
передатчик  может  быть  где  угодно. -  Он замер, вдруг пораженный страшной
мыслью. - Возможно, речь идет об очень серьезных вещах. Что, если передатчик
у русских и они могут телетранспортировать сюда людей или даже... бомбы...
     - Сюда-то зачем? - настаивал я. - Если бы, скажем, в Харуелл (1) или же
Королевский арсенал - дело другое...
     - Для опыта, - повторил он.
     -  Вот  разве что, - согласился я. Затем  я  рассказал  ему о  девушке,
которую мы с Сэлли повстречали накануне. - Я что-то русских представлял себе
совсем иначе, - добавил я.
     Джимми покачал головой.
     -  Маскируются. Насмотрелись  там у  себя за  железным занавесом разных
иллюстрированных журналов и газет и решили, что наши девушки  так ходят. Вот
и весь фокус, - закончил он.
     На  следующий  день  примерно  три  четверти  всех  читателей "Вечерних
новостей" написали в редакцию о разных странностях, которые видели, и газета
оставила свой  шутливый тон. А через два дня город решительно  разделился на
сторонников,  так  сказать,  классического  толкования  и  нового. Во втором
лагере имелись свои раскольники, которые отстаивали идею телетранспортировки
против  теории  стереоскопической  передачи  или  спонтанного  молекулярного
синтеза;  первый лагерь разделился на  следующие секты: поборников вторжения
духов,  адептов телесности  обычно  бестелесных  видений  и  провозвестников
страшного  суда.   В   жарких  спорах  частенько  было  не   разобрать,  кто
действительно что-то видел, а  кто от полноты чувств приукрасил дело в ущерб
истине.
     В субботу  мы встретились с  Сэлли, чтобы вместе позавтракать. Потом мы
отправились  на  машине за  город -  там, среди холмов, было одно  местечко,
которое, по-моему, на редкость подходило для объяснения в любви. Но когда мы
пересекли Хай-стрит, шедшая перед нами машина затормозила. Затормозили и я и
мужчина,  ехавший следом за нами. Третья машина затормозила уже  в последний
момент.  По  ту  сторону  перекрестка  тоже раздавался  характерный  скрежет
металла.  Я поднялся  на ноги, чтоб узнать  причину остановки,  и потянул за
руку Сэлли.
     - Смотри, опять, - сказал я.
     Прямо посреди перекрестка отчетливо вырисовывалось что-то, что с трудом
можно  было назвать  машиной, -  оно  больше  походило  на  какую-то плоскую
тележку или платформу и висело над землей на расстоянии фута. Да-да, висело,
я  не оговорился. У платформы не было  ни колес,  ни  подпорок.  Она  просто
висела в воздухе. На ней стояло  с полдюжины людей в ярких  одеждах, похожих
не то  на рубаху, не то на халат, и с любопытством оглядывало все вокруг. По
борту  платформы  шла  надпись: "Видеорама Пооли". Один из мужчин  показывал
другому на храм  Всех Святых; остальные больше смотрели  на людей и  машины.
Полисмен-  регулировщик высунул  из своей будки изумленное  лицо. Но тут  же
взял себя в руки. Он закричал, засвистел в свисток, опять закричал. Стоявшие
на  платформе даже не повернулись. Полицейский  вылез из  будки и двинулся к
перекрестку  -  точь-в-точь  вулкан,  который  нашел,   наконец,   куда   бы
извергнуться.
     - Эй! - прокричал он пришельцам.
     Те по-прежнему не обращали на него никакого внимания, и только когда он
был от  них уже  в