е сказать, ты мне  никогда  не
нравилась, хотя  другие  считали,  что  я  не  права.  Но,  теперь-то  все
убедились, какая ты на самом деле.
     Все молчали, и  было  ясно,  что  они  вполне  разделяют  ее  мнение.
Антагонизм нарастал, но, к счастью, в этот  момент  дверь  открылась  и  в
сопровождении всех  маленьких  санитарок  и  массажисток  в  палату  вошла
красивая женщина лет тридцати. Я с  облегчением  заметила,  что  она  была
нормального человеческого роста. У нее были темные волосы, а из-под белого
халата высовывался край черной  плиссированной  юбки.  Старшая  санитарка,
едва поспевая за ней, рассказывала на ходу что-то  про  мои  "фантазии"  и
закончила словами: "Она только сегодня вернулась из Центра, доктор".
     Врач подошла к моей кушетке, сунула мне в рот градусник и  взяли  мою
руку, чтобы сосчитать пульс. Оба показателя, очевидно,  удовлетворили  ее.
Тогда она спросила:
     - Нет ли у вас головной боли или каких-либо других болей и неприятных
ощущений?
     Я ответила, что нет.
     Она внимательно смотрела на меня, а я - на нее.
     - Что... - начала было она.
     - Да она же сумасшедшая, - вмешалась Хейзел, -  она  утверждает,  что
лишилась памяти и не узнает нас.
     - И к тому же она нам рассказывала  жуткие,  отвратительные  вещи,  -
добавила другая женщина.
     - У нее совершенно дикие фантазии. Она считает, что  умеет  читать  и
писать! - снова вмешалась Хейзел.
     - Это правда? - спросила доктор с улыбкой.
     - А почему бы и нет? Но  ведь  это  очень  легко  проверить,  -  живо
ответила я.
     Врачиха была несколько ошарашена, но затем быстро справилась с  собой
и снова снисходительно заулыбалась.
     - Хорошо, - сказала она, как бы потакая моей прихоти. Она  вынула  из
кармана халата блокнотик и карандаш и подала их  мне.  Хотя  мне  было  не
очень удобно держать карандаш своими толстыми пальцами, я  все  же  сумела
написать:

     "Я совершенно уверена в том, что  все  это  галлюцинация  и  вы  сами
являетесь ее частью".

     Когда  врач  прочитала  написанное,  не  могу  сказать,  что  у   нее
отвалилась челюсть, но улыбку как бы стерло с ее лица. Она  посмотрела  на
меня в упор. Все обитательницы палаты застыли и глядели на меня, как будто
я совершила чудо. Врач повернулась лицом к Хейзел и спросила:
     - Так что же она вам все-таки наговорила?
     - Жуткие вещи, - немного помолчав, выпалила Хейзел. - Она  рассказала
нам о существовании и поведении двух полов -  как  будто  мы  не  люди,  а
скоты. Это было просто отвратительно!
     Доктор  поразмыслила  некоторое  время,  а  затем  приказала  старшей
санитарке:
     - Переведите, пожалуйста, мамашу Оркис в изолятор - я осмотрю ее там.
     Санитарки бросились  исполнять  приказание.  Они  придвинули  к  моей
кушетке низкую каталку, помогли мне перебраться на  нее  и  покатили  меня
прочь.
     - Ну, - сказала врачиха строго, когда мы  наконец  остались  одни,  -
теперь скажите, кто это наговорил вам столько чепухи о существовании  двух
полов у человека?
     Она сидела  на  стуле  рядом  с  моей  кушеткой,  словно  инквизитор,
допрашивающий еретика, и держала на коленях открытый блокнот.
     У меня не было  никакого  желания  быть  с  ней  особенно  тактичной,
поэтому я ей прямо сказала, чтобы она перестала валять  дурака.  Она  была
потрясена моими словами, на минуту покраснела  от  злости,  затем  все  же
взяла себя в руки и продолжала допрос:
     - После того как вы покинули клинику, у вас, конечно же, был  отпуск.
Куда вас послали?
     - Я не знаю. Могу лишь повторить то, что говорила другим, -  вся  эта
галлюцинация, или фантазия, называйте, как хотите,  началась  в  больнице,
которую здесь называют Центром.
     Мобилизовав все свое терпение, врач продолжала:
     - Послушайте, Оркис, вы же были  совершенно  в  норме,  когда  уехали
отсюда шесть недель назад. Вы поступили в клинику и родили там своих детей
тоже без осложнений. Но где-то в промежутке между временем  поступления  и
настоящим моментом кто-то сумел набить вам голову этой чепухой, да к  тому
же научить вас читать и писать. Теперь вы мне  скажите,  кто  это  был.  И
предупреждаю вас, что со мной вы не отделаетесь сказками о потере  памяти.
Если вы помните все  те  гнусности,  о  которых  вы  рассказывали  другим,
значит, вы должны помнить и источник, откуда их почерпнули.
     - О, Господи, да давайте  же  говорить  как  цивилизованные  люди!  -
воскликнула я.
     Она снова покраснела.
     - Я могу узнать в Центре, куда вас посылали отдыхать, и могу выяснить
в доме отдыха, с кем вы там общались. Но у меня нет желания тратить на это
время. Лучше расскажите все сами  сейчас  -  а  то  у  нас  есть  средства
заставить вас говорить, - заключила она многозначительно.
     Я отрицательно покачала головой.
     - Вы идете по ложному пути, - сказала я. - Что же касается  меня,  то
вся эта галлюцинация, включая  мое  сходство  с  этой  Оркис,  началась  в
Центре. Как это случилось, я не понимаю и не могу объяснить, так же как  и
сказать, что произошло с ней самой.
     Она нахмурилась, озадаченная.
     - В чем же выражается ваша галлюцинация?  -  спросила  она,  наконец,
немного смягчаясь.
     - Ну, вся эта фантастическая обстановка, включая вас, а потом  -  это
мое громадное, отвратительное тело, эти женщины-лилипутки, в  общем,  все,
все вокруг. Очевидно, это какое-то искаженное отражение действительности в
моем подсознании, а состояние моей подкорки не может не тревожить меня.
     Врачиха продолжала пристально смотреть  на  меня,  но  уже  несколько
озабоченным взглядом.
     - Кто же мог вам рассказать о подсознании? - спросила она удивленно.
     - Я не вижу причины, почему даже во время галлюцинаций на  меня  надо
смотреть, как на неграмотную идиотку, - ответила я.
     - Но ведь мамаши ничего не знают о подобных вещах - им это просто  ни
к чему.
     - Послушайте, я уже говорила вам, как и тем уродинам в палате, что  я
н_е _м_а_м_а_ш_а_. Я просто несчастный б.м., у которого какой-то кошмарный
сон.
     - Б.м.? - переспросила она.
     - Ну да, б.м. - бакалавр медицины и практикующий врач, - объяснила я.
     Она продолжала с  любопытством  разглядывать  меня  и  мое  огромное,
бесформенное тело.
     - Так вы утверждаете, что вы медик? - спросила она удивленно.
     - Да, - согласилась я.
     С возмущенным и озадаченным видом она возразила:
     - Но это же абсолютная чепуха! Вас вырастили и  воспитали,  чтобы  вы
были матерью - и вы действительно мамаша, стоит только взглянуть на вас!
     - Да, - сказала я с горечью  в  голосе,  -  достаточно  взглянуть  на
меня... Но я думаю, - продолжила я, - что  мы  ничего  не  добьемся,  если
будем и дальше обвинять друг  друга  в  том,  что  городим  чепуху.  Лучше
расскажите мне, что это за место, где я нахожусь, и  кто,  вы  думаете,  я
такая на самом деле. Быть может, это заставит чему-то шевельнуться в  моей
памяти.
     - Нет, - парировала она, - сначала вы  расскажите  мне  все,  что  вы
помните. Это облегчит мне понимание того, что так удивляет вас.
     - Хорошо, - сказала я и начала подробное повествование о своей жизни,
насколько я помнила ее до того момента, когда узнала о  том,  что  самолет
Доналда разбился и сам он погиб.
     Конечно, я очень легко и глупо попалась в ее ловушку, так как  она  и
не думала что-либо мне объяснять. Выслушав мой рассказ, она  просто  ушла,
оставив меня бессильно кипящей от злости. Я  подождала,  пока  все  вокруг
успокоилось: музыку выключили,  какая-то  санитарка  заглянула  ко  мне  в
изолятор просто для того, чтобы проверить, что все в порядке и я ни в  чем
не нуждаюсь, а затем все стихло.
     Я подождала еще полчаса,  а  потом  с  превеликим  трудом  попыталась
встать с постели. Самое большое усилие  потребовалось,  когда  я  захотела
переменить сидячее положение  на  стоячее.  Это  мне,  в  конечном  счете,
удалось, хоть потом и пыхтела, как паровоз. Ставши  на  ноги,  я  медленно
подошла к двери и обнаружила, что она не заперта. Слегка приоткрыв  ее,  я
прислушалась к звукам в коридоре, но все было тихо. Тогда я открыла  дверь
полностью, вышла в коридор и отправилась обследовать здание. Все двери  по
обе стороны коридора были плотно закрыты, но, приложив к одной из них ухо,
я услышала глубокое ровное дыхание. Я повернула по коридору несколько раз,
пока наконец не увидела перед собой входную дверь. Попробовав задвижку,  я
нашла, что она тоже не задвинута. Тогда я потянула  за  ручку  двери,  она
открылась, и я очутилась на крыльце.
     Передо мной расстилался сад, залитый лунным  светом.  Сквозь  деревья
справа от себя я увидела блестящую поверхность воды,  очевидно,  озера,  а
налево - еще дом. Ни одно окошко в нем не светилось.
     Я стояла, размышляя, что же мне делать  дальше.  Заключенная  в  свою
огромную тушу, как в клетку, я чувствовала себя совсем беспомощной, но все
же решила спуститься в сад и воспользоваться предоставившимся мне  случаем
узнать хоть немного больше о месте своего пребывания. Я  подошла  к  краю,
где начинались  ступеньки,  по  которым  я  утром  поднялась,  когда  меня
привезли, и стала осторожно спускаться, держась за перила.
     - Мамаша, - раздался вдруг резкий голос позади меня, - что это вы тут
делаете?
     Я обернулась и при свете луны увидела одну из маленьких  санитарок  в
белом  комбинезоне.  Я  ничего  не  ответила  и  спустилась  еще  на  одну
ступеньку. Мне хотелось рыдать от собственной неуклюжести и  невозможности
ускорить свое продвижение.
     - Вернитесь, вернитесь немедленно! - приказала  санитарка,  но  я  не
обращала на нее ровно никакого внимания. Тогда она  поспешила  за  мной  и
ухватилась за одно из покрывал, окутывавших мое тело.
     - Мамаша! - повторила она. - Вы должны вернуться, иначе простудитесь!
     Я попыталась сделать еще шаг, но она тянула  меня  за  одежду  назад,
чтобы хоть как-то удержать. Однако мой вес оказался слишком велик для нее,
раздался треск рвущейся материи, я потеряла равновесие и  покатилась  вниз
по ступенькам...
     Когда я открыла глаза, чей-то голос сказал:
     - Вот так-то лучше, но это  было  очень  нехорошо  с  вашей  стороны,
мамаша Оркис. Вы еще легко отделались. Мне просто стыдно за вас!
     Голова болела от ушибов, и меня выводило из себя, что вся эта  чепуха
вокруг упорно продолжалась. В общем, я не чувствовала  никакого  раскаяния
за свой поступок  и  послала  санитарку  к  черту.  Она  сделалась  строго
официальной, молча налепила мне на лоб кусок  марли  и  пластырь  и  гордо
удалилась.
     Одумавшись, я должна была признать, что она  была  совершенно  права.
Огромная волна отвращения к себе и чувство беспомощности снова довели меня
до слез; я тосковала по своему гибкому, стройному телу, я вспоминала,  как
однажды Доналд сравнил меня с деревцем, колышущимся на ветру, и назвал его
моей сестрой; а только пару дней назад...
     И тут внезапно я сделала открытие, которое заставило меня резко сесть
на постели. Пробел в моей  памяти  восстановился  полностью,  и  я  теперь
помнила все! У меня даже голова закружилась от этого, и я  была  вынуждена
снова опуститься на подушку. Передохнув, я припомнила все  детали,  вплоть
до того момента, когда иглу от шприца вытянули  из  моей  руки,  и  кто-то
помазал ранку йодом...
     Но  что  же  случилось  потом?  Я  ожидала  всяческих  сновидений   и
галлюцинаций, но не такого острого, яркого чувства реальности! Что, во имя
всего святого, они сотворили со мной?! - подумала я.
     Потом, должно быть, я снова заснула,  потому  что,  когда  я  открыла
глаза, уже было светло и  свита  из  маленьких  санитарок  прибыла,  чтобы
заняться  моим  утренним  туалетом.  Они  расстелили  на  постели  большие
полотнища и, ловко переворачивая меня с боку на  бок,  всю  обмыли.  После
этого я почувствовала себя намного лучше, да и головная боль прошла.
     Когда омовение уже подходило к концу, в дверь решительно постучали и,
не дожидаясь приглашения,  в  комнату  вошли  две  красивые  женщины  типа
"амазонок", одетые в черную  форму  с  серебряными  пуговицами.  Маленькие
санитарки уронили все, что у них было в руках, и с криками ужаса сбились в
кучу в дальнем углу комнаты.
     Вошедшие женщины приветствовали меня обычным  жестом  правой  руки  и
тоном, одновременно авторитетным и почтительным, спросили:
     - Вы Оркис? Мамаша Оркис?
     - Да, так меня здесь называют, - ответила я.
     Одна из женщин помедлила, а  потом,  скорее  прося,  чем  приказывая,
сказала:
     - У нас имеется  ордер  на  ваш  арест,  мамаша.  Пройдемте  с  нами,
пожалуйста.
     В  углу,  среди  маленьких  санитарок,  послышались  возбужденные   и
удивленные восклицания. Женщина в  форме  заткнула  им  рты  одним  только
взглядом.
     - Оденьте мамашу и приготовьте ее к поездке, - скомандовала она им.
     Санитарки нерешительно выбрались из своего угла и направились ко мне.
     - Живее, живее! - подгоняла их женщина.
     Я уже была почти закутана в свои розовые покрывала, когда  в  комнату
вошла врач. Увидев двоих в черной форме, она нахмурилась.
     - Что это значит? - спросила она. - Что вы тут делаете?  -  голос  ее
был строг.
     Старшая из двоих объяснила.
     - Ордер на арест?!  -  переспросила  врачиха.  -  Да  как  вы  смеете
арестовывать мамашу! Никогда не слыхала  подобной  чепухи!  В  чем  же  ее
обвиняют?
     - В реакционности, - ответила младшая из двух несколько смущенно.
     Врач гневно уставилась на нее.
     - Мамаша-реакционер! Что вы еще выдумаете?
     - Но у нас есть приказ, доктор, - сказала одна из женщин.
     - Ерунда. У вас нет никакой власти. Вы  когда-нибудь  слыхали,  чтобы
мамашу подвергли аресту?
     - Нет, доктор.
     - Ну, так не создавайте прецедента. Лучше уходите!
     Женщина в черной форме недовольно вздохнула. Затем, видимо, ей пришла
в голову мысль:
     - А что, если вы нам дадите  подписанный  вами  отказ  ее  выдать?  -
предложила она с надеждой в голосе.
     Когда обе женщины-полицейские ушли, вполне удовлетворенные полученным
ими листком бумаги, врач мрачно посмотрела на маленьких санитарок.
     - Вы, прислуга, конечно же, не можете удержаться от  болтовни.  Стоит
вам что-нибудь услышать,  как  это  тут  же  распространяется  повсюду  со
скоростью ветра. Но, если я только услышу  где-нибудь  о  том,  что  здесь
произошло, я буду знать, от кого это исходит.
     Затем она обернулась ко мне:
     - А вы, мамаша Оркис, пожалуйста, в дальнейшем ограничивайтесь только
словами "да" и "нет" в присутствии этих глупых болтушек! Я скоро вас снова
навещу - следует задать вам еще  несколько  вопросов,  -  добавила  она  и
удалилась.
     Как только санитарки убрали поднос,  на  котором  они  приносили  мой
гаргантюанский завтрак, врач возвратилась, и не одна,  а  в  сопровождении
четырех женщин-медиков такого же нормального вида, как и она.
     Санитарки притащили дополнительные стулья, и  все  пятеро,  одетые  в
белые халаты, уселись около моей кушетки. Одной было примерно  столько  же
лет, как и мне, две другие выглядели  лет  на  пятьдесят,  а  пятой  было,
наверно, шестьдесят, если не больше. Все они уставились на  меня,  как  на
редкий музейный экспонат.
     - Ну, мамаша  Оркис,  -  сказала  моя  врач  тоном,  каким  открывают
судебные заседания, - нам совершенно ясно, что произошло  что-то  из  ряда
вон выходящее. Естественно, мы хотим знать,  что  же  случилось.  Вам  нет
нужды беспокоиться о визите полиции сегодня утром  -  их  появление  здесь
было просто неприличным. Нам надо только узнать, что  все  это  значит,  с
сугубо научной точки зрения.
     - Этот вопрос интересует меня не менее вас, - ответила я.
     Я посмотрела на них, на комнату, в  которой  находилась,  и  на  свое
массивное тело.
     - Я понимаю, - начала я, - что все это не что иное, как галлюцинация,
но меня очень беспокоит тот факт, что в любой галлюцинации  всегда  должно
чего-то недоставать, что хотя бы один из органов чувств чего-то не  должен
воспринимать. Однако в данном случае этого  не  наблюдается.  Я  полностью
владею всеми органами чувств, в то время  как  мои  ощущения  заключены  в
очень крепкое, я бы даже сказала,  плотное  тело.  Единственное,  чего  не
хватает, на мой взгляд, так это какой-то причины,  какого-то  обоснования,
пусть даже символического, всему этому.
     Четыре вновь пришедшие докторицы  взирали  на  меня  с  открытыми  от
изумления ртами. Моя врачиха  бросила  им  взгляд,  который  говорил:  ну,
теперь-то вы  убедились,  что  все  сказанное  мною  правда?  Затем  снова
обернулась ко мне.
     - Мы начнем с нескольких вопросов, - сказала она.
     - Прежде чем вы начнете, - прервала я,  -  мне  бы  хотелось  кое-что
добавить к тому, что говорила вчера. Я вспомнила еще некоторые вещи.
     - Возможно, это результат ушиба головы, который  вы  получили,  когда
упали с лестницы, - предположила врач, взглянув на пластырь на моем лбу. -
Продолжайте, пожалуйста, - сказала она. - Вы говорили, что были замужем, и
что ваш э-э... муж погиб вскоре после этого. Что было дальше,  вы  уже  не
могли припомнить.
     - Да, - сказала я, - мой муж был летчиком-испытателем и погиб как раз
за день до истечения контракта с фирмой. После этого  меня  взяла  к  себе
тетка, я прожила у нее  несколько  недель,  но  плохо  помню  этот  период
времени, так как почти ни на что не обращала внимания...
     Затем однажды утром я проснулась и взглянула на все другими  глазами.
Я поняла, что дальше так жить невозможно и надо начинать  работать,  чтобы
мой мозг был чем-то занят. Доктор  Хельер,  главный  врач  Врейчестерского
госпиталя, где я работала до замужества, сказал мне,  что  охотно  возьмет
меня обратно на работу. Таким образом, я  вернулась  туда  и  очень  много
работала, чтобы иметь поменьше свободного времени на грустные размышления.
Это было месяцев восемь назад.
     Однажды доктор  Хельер  рассказал  нам  о  новом  препарате,  который
синтезировал один его приятель. Не думаю,  что  он  действительно  просил,
чтобы кто-либо из нас добровольно испытал его на  себе,  но  я  предложила
себя в качестве подопытного кролика. Все  равно  рано  или  поздно  кто-то
должен был бы сделать это, так почему не я? Мне нечего было терять, а  тут
как раз представился случай сделать что-то полезное для человечества.
     Председательствующая врачиха прервала меня и спросила:
     - А как назывался этот препарат?
     - Чуинжуатин, - сказала я, - вы что-нибудь слышали о нем?
     Она отрицательно покачала головой.
     - Я где-то видела это название, - сказала пожилая докторица. - Что он
собой представляет?
     -  Это  наркотик,  обладающий  весьма  ценными  свойствами.  Название
происходит от дерева, которое растет, главным образом, на  юге  Венесуэлы.
Индейское племя, живущее там, каким-то образом наткнулось на специфическое
действие сока из листьев этого дерева и  стало  употреблять  их  во  время
своих ритуальных оргий. Во время них некоторые члены племени  жуют  листья
чуинжуатина, пока постепенно не впадают в какой-то зомбиподобный транс. Он
длится три-четыре дня, в  течение  которых  они  совершенно  беспомощны  и
абсолютно неспособны делать что-либо для себя, так что соплеменники должны
ухаживать за ними и охранять их, как если бы они были малыми детьми.
     Охране  придается  особое  значение,  так  как  согласно   индейскому
поверью, чуинжуатин освобождает дух человека  от  его  телесной  оболочки,
чтобы он мог свободно блуждать во  времени  и  пространстве,  а  в  задачу
охраняющего входит следить, чтобы какой-нибудь другой  блуждающий  дух  не
проник в оставленное тело, пока его подлинный  хозяин  отсутствует.  Когда
люди,  жевавшие  листья  чуинжуатина,  наконец  приходят   в   себя,   они
рассказывают об удивительных мистических  явлениях,  которые  им  пришлось
пережить. Никакого отрицательного физичес