ая подпись)

     Поверенный  несколько   секунд   внимательно  разглядывал  подпись  под
документом, потом удовлетворенно кивнул головой.
     - Итак, - произнес он, констатируя факт, -  она села в свой автомобиль,
и  на  полном  ходу  врезалась  в  машину  Перригана,  исход  для  него  был
трагический.  Что  ж...  Из  того немногого, что мне известно, я знаю  одно:
перед этим она  сделала  все  возможное, чтобы  убедить  его прекратить свою
работу, прекратить исследования в этой области.  Конечно, она  вряд ли могла
рассчитывать на успех - трудно представить себе человека, отказывающегося от
дела всей своей жизни  из-за того,  к чему он не мог отнестись иначе,  как к
шарлатанству. Таким образом, она должна была ясно представлять себе,  на что
идет, - это  был преднамеренный поступок. И с этой точки  зрения полицейские
правы, считая, что  она намеренно убила его. Но они  не  правы, полагая, что
она подожгла дом и лабораторию с целью замести следы своего преступления. Из
этого  документа  явствует  совсем  другое:  она  хотела  ликвидировать  все
результаты исследований Перригана, - это очевидно и не  подлежит сомнению...
- Он вздохнул и с  сожалением покачал головой - Бедная девочка! В  последних
строчках явно ощущается ее чувство долга. Да, теперь мне, пожалуй, все ясно,
ясна причина.  Она  ведь и не пыталась отрицать,  что именно  она совершила.
Единственное, но она скрыла от  полицейских, это почему она так поступила. -
Он помолчал, а потом добавил. - Так или иначе, слава богу, что этот документ
существует, как  бы там ни было, он спасет ей жизнь.  Я буду крайне удивлен,
если  в   данной  ситуации  не  будет   провозглашена  явная   невменяемость
обвиняемой.  Счастье,  что  она  не  успела  поместить записки  в сейф,  как
собиралась,  да  еще  с приложенными инструкциями  вскрыть лишь  при условии
возможного обвинения кого-то другого в убийстве Перригана...
     На усталом морщинистом лице доктора Хейлера проступила горечь.
     -  Если кто  и виноват во всем, то это я, - глухо сказал  он.  - Прежде
всего  я  не  должен был  соглашаться  и позволить  ей  принять  этот чертов
препарат.  Но  после  смерти  мужа  она  была  буквально  раздавлена  горем.
Старалась заполнить  чем-то наступившую пустоту, отчаянно  боролась  с  ней,
работала как каторжная и... упросила меня. Вы ведь говорили с  ней и знаете,
как она умеет убеждать... Она видела в этом определенный  шаг вперед, хотела
принести  пользу  и...  в  общем,  была  права. Но мне следовало быть  более
внимательным, и я должен был заметить кое-что после эксперимента. Я и только
я несу всю ответственность за случившееся!..
     - М-мда, - задумчиво произнес  поверенный.  -  Выдвигая этот аргумент в
качестве основной линии  защиты, вы, доктор Хейлер, многим рискуете и должны
ясно понимать это. Я имею в виду вашу репутацию ученого.
     - Возможно. Но это уже мои  трудности. Главное  - то,  что я нес за нее
ответственность, как, впрочем, и  за любого из  своего  персонала. Никто  не
станет отрицать если бы я  отказался  от ее участия  в  эксперименте, ничего
подобного бы не произошло. Кроме того, я считаю, что мы должны настаивать на
статусе "временной  невменяемости" в  связи  с  тем, что  ее  мозг подвергся
действию малоизученного  наркотического  препарата. Если мы добьемся  такого
вердикта, дело кончится помещением  ее в  психоневрологический  комплекс для
исследования  и  курса  лечения  -   полагаю,  курса   непродолжительного  и
сравнительно легкого.
     -  Не  берусь   судить  заранее.  Конечно,   мы   можем  предварительно
побеседовать  с  прокурором  и  посмотреть,  что  он  скажет...  - не  очень
уверенным тоном произнес поверенный.
     - Но это же единственное разумное решение!  - воскликнул Хейлер. - Люди
типа Джейн не совершают убийств, если они в здравом рассудке. Но если у  них
нет другого выхода... они делают это  иначе - и уж, во всяком случае, они не
убивают первого встречного,  кого раньше никогда  не знали.  Наркотик  - это
очевидно - вызвал такого рода галлюцинацию, что бедняжка была уже не в силах
видеть разницу между происходящим и тем, что может в принципе произойти. Она
очутилась  в  состоянии,  в  котором  приняла кажущуюся действительность  за
реально  существующую,  и  в этом  случае  она действовала  вполне адекватно
ситуации!
     - М-мм...  да, пожалуй. Пожалуй,  можно допустить,  что все было именно
так. Во  всяком случае,  меня вы как будто убедили...  Почти... - Поверенный
вновь осторожно дотронулся до лежащих перед  ним листков бумаги.  - Конечно,
вся  история  выглядит  совершенно фантастической,  и  вместе  с  тем... она
написана с  такой  достоверностью.  Хотел  бы я  знать... -  он  на  секунду
запнулся, - эта... это  биологическое  исключение мужского начала... У  меня
такое впечатление, что она относится к  нему как  к  чему-то  неправильному,
крайне неестественному,  нежелательному,  но не  невозможному. Конечно,  для
обычного, среднего человека,  скажем так,  обывателя, который не в состоянии
выйти  за общепринятые понятия о норме, об обычном и  естественном  развитии
природы, это кажется полным  абсурдом. Но вы... Как медик, как  ученый... Вы
тоже считаете это в принципе невозможным? Даже теоретически?
     Доктор Хейлер нахмурился.
     - Это более чем сложный  вопрос, и ответить  на него... - Он  задумчиво
покачал  головой. - В принципе было бы  неправильным категорически  отрицать
саму  возможность этого.  Рассматривая чисто абстрактную  проблему,  я  могу
представить себе несколько путей, впрочем... тоже чисто теоретических и пока
не...   Однако,  если   взять   какую-то  экстремальную   ситуацию,  которая
спровоцировала бы резкий качественный "скачок" в данной области. Ну, скажем,
"скачок" подобный расщеплению атомного ядра, тогда... Трудно сказать... - Он
пожал плечами.
     - Это именно  то,  что  я и  хотел  услышать, - кивнул поверенный. - На
данном этапе это, конечно,  технически неосуществимо,  но в  принципе нельзя
сказать,   что  полностью  противоречит  здравому  смыслу.  Скажем  так  это
достаточно  реально,  чтобы  временно  повредить  вполне  здравый  рассудок,
произвести некий  "сдвиг". Что касается нашей линии  защиты, то тут близость
(пусть  абстрактная)  миража,  вызванного  "чюнджиатином", к  реальности нам
очень  на  руку. Что  касается  меня,  то должен признаться: эта  "близость"
порождает у меня странное ощущение...
     Доктор кинул быстрый и острый взгляд на своего собеседника.
     -  Ну  знаете! - усмехнулся  он -  Вы  хотите убедить меня  в том,  что
поверили  во все  это?! Впрочем - он опять  усмехнулся, - если  даже принять
хоть на  секунду это  за... Тогда вы можете спать спокойно.  Джейн бедняжка,
добилась  полного разрушения  собственной иллюзии.  С Перриганом покончено -
его дом, лаборатория со всеми результатами проделанной работы превратились в
пепел.
     -  М-мда, - как-то  не очень уверенно  кивнул поверенный. - И все же. Я
чувствовал бы себя значительно спокойнее, если бы мы сумели проследить любой
иной способ, благодаря которому она могла  получить информацию о Перригане и
его работе. - Он в очередной  раз осторожно дотронулся до листков лежащих на
столе. -  Но,  насколько я могу судить,  никакого другого способа  у нее  не
было, они никак не пересекались,  разве что... Она когда-либо интересовалась
областью биологии, в которой работал Перриган?
     - Нет. Это я знаю совершенно точно, - твердо сказал Хейлер.
     - Что ж, тогда один... М-мм неприятный аспект... во  всяком случае,  не
до конца ясный, остается. М-мда... И есть еще одно. Возможно, вы сочтете это
ребячеством...  просто глупостью - и я уверен, время докажет вашу правоту, -
но  должен  вам  признаться,  что  я чувствовал бы себя гораздо... Словом, я
испытывал бы меньшее  беспокойство, если бы Джейн  навела  более  тщательные
справки обо всем перед тем, как начать действовать.
     - Что вы имеете в виду? - озадаченно спросил Хейлер.
     -  Только  одно:  она  упустила  из виду  одну маленькую  деталь  -  не
выяснила, есть  ли у Перригана сын. Так вот у него есть сын. И этот сын, как
выяснилось, проявляет огромный интерес к работе отца, по сути дела, хочет во
что  бы  то ни стало продолжить прерванные трагической смертью исследования.
Он уже объявил,  что  сделает все  возможное, чтобы  работа  отца не пропала
даром... Удалось  сохранить  несколько видов бактерии,  чудом  уцелевших при
пожаре. Похвальное  стремление,  не  правда  ли?  Вне  всяких сомнений,  его
желание  вызывает  уважение,  но...  Честно  говоря, я  испытываю  некоторое
беспокойство, в  особенности  после  того, как  мне  удалось  выяснить, что,
во-первых, он биохимик и имеет докторскую степень,  и, во-вторых,  носит - и
это  вполне  естественно  - ту же фамилию...  фамилию своего  отца. С вашего
разрешения, он - Доктор Перриган...



   Джон Уиндем.
   Большой простофиля



     - Знаешь, - с удовлетворенным видом воскликнул Стефен, - если запустить
эту ленту таким вот образом, мы услышим мой голос, только шиворот-навыворот.
     Дайлис  отложила книгу, взглянула  на мужа. На  столе  перед ним стояли
магнитофон,  усилитель и  всякие другие мелочи.  Путаница проводов соединяла
все это  между  собой, со  штепсельной розеткой,  с огромным репродуктором в
углу и с  наушниками на голове Стефена.  Куски магнитофонной ленты  устилали
пол.
     - Новое достижение науки, -  холодно сказала  Дайлис.  -  По-моему,  ты
собирался  всего-навсего  подправить  запись вчерашней  вечеринки и  послать
Майре. Она ей очень нужна, я уверена, только без всех этих фокусов.
     - Да, но эта мысль пришла мне в голову только что!..
     -  Боже, посмотри, что  ты тут натворил!  Словно здесь  устраивали  бал
телеграфной аппаратуры. Что хоть это такое?
     Стефен поглядел на обрывки и кольца магнитофонной ленты.
     -  О, здесь записано, как все вдруг  принимаются  говорить разом,  есть
куски  нудного  рассказа,  который  Чарльз  вечно  всем  навязывает...  Есть
нескромности... и всякая всячина...
     - Судя по записи, нескромностей на  этой вечеринке было гораздо больше,
чем  нам  тогда казалось,  -  сказала  она. -  Прибери-ка  ты  тут,  пока  я
приготовлю чай.
     - Но почему бы тебе не прослушать пленку? - воскликнул Стефен.
     Дайлис остановилась в дверях.
     - Ну,  скажи на милость, с какой стати  я должна  слушать твой голос да
еще шиворот-навыворот? - спросила она и вышла.
     Оставшись один, Стефен не стал наводить порядок.  Вместо этого он нажал
пусковую кнопку и стал с интересом слушать забавную  белиберду -  запись его
собственного голоса, запущенную задом наперед. Потом он выключил магнитофон,
снял  наушники  и  переключил звук на  репродуктор.  Он заметил, что, хотя в
интонациях  голоса  сохранялось  что-то европейское, разобрать это в каскаде
бессмысленных звуков было нелегко. Ради опыта Стефен вдвое сократил скорость
и  увеличил  громкость.  Голос,  теперь на  октаву  ниже, принялся  выводить
глубокие,  раздумчивые,  невероятные   звукосочетания.  Стефен  одобрительно
кивнул и откинул голову назад, вслушиваясь в сочное рокотание.
     Вдруг  раздался шипящий звук, как будто паровоз  выпустил струю сжатого
пара, и налетела волна теплого воздуха, пахнувшего горячим шлаком.
     От  неожиданности  Стефен  подпрыгнул  и   чуть  не  перевернул   стул.
Опомнившись, он схватился  за  магнитофон,  поспешно  нажимая кнопки, щелкая
переключателями. Сразу замолк репродуктор. Стефен с беспокойством обследовал
аппаратуру  в  поисках повреждения, но  все  было  в порядке. Он  вздохнул с
облегчением,   и  именно  в   этот  момент   каким-то   непонятным   образом
почувствовал, что он уже не один в комнате. Стефен резко повернулся. Челюсть
его отвалилась почти на дюйм,  и он сел,  рассматривая человека, стоявшего в
двух шагах от него.
     Человек стоял  навытяжку,  держа  руки  по швам. Он был высок  - верных
шесть футов - и казался  еще  выше  из-за своего головного убора -  цилиндра
невероятной   высоты   с   узкими  полями.   На   незнакомце  были   высокий
накрахмаленный воротничок с  острыми углами, серый  шелковый  шарф,  длинный
темный  фрак  с  шелковой окантовкой  и лилово- серые  брюки, из-под которых
высовывались блестящие черные туфли. Стефену  пришлось задрать голову, чтобы
рассмотреть его лицо. Оно  было  приятное на вид и смуглое, словно  загорело
под средиземноморским солнцем. Глаза были  большие и темные.  Роскошные  усы
вразлет  сливались  с  хорошо  ухоженными бакенбардами. Подбородок и  нижняя
часть щек  были  гладко выбриты. Черты его  лица вызывали  в памяти  смутные
воспоминания об ассирийских скульптурах.
     Даже  в первый  момент -  момент  растерянности  - у  Стефена  возникло
впечатление, что при всей нелепости такого наряда в нынешних обстоятельствах
в надлежащее  время и в надлежащем месте он  считался  бы вполне  солидным и
даже элегантным.
     Незнакомец заговорил.
     - Я пришел, - заявил он довольно торжественно.
     -  Э-э... да-да... -  сказал Стефен. - Я...  э-э-э...  я это вижу, но я
как-то не совсем...
     - Вы звали меня. Я  пришел, - повторил человек с таким видом, будто его
слова должны были все объяснить.
     Вместе с замешательством Стефен почувствовал раздражение.
     - Но я не произнес ни слова, - возразил он. - Я просто сидел здесь и...
     -  Не волнуйтесь. Вот увидите, вам не придется раскаиваться,  -  сказал
незнакомец.
     -  Я  не  волнуюсь,  я  просто сбит с толку, - сказал  Стефен.  - Я  не
понимаю...
     Незнакомец ответил  с  оттенком  нетерпения,  без всякого пафоса на сей
раз:
     - Разве вы не построили железную Пентограмму? - Оставаясь  неподвижным,
он сложил три пальца правой руки  таким образом, что указательный, затянутый
в  лилово-серую  перчатку палец  вытянулся,  указуя вниз.  - И разве  вы  не
произнесли Слово Власти? - добавил он.
     Стефен  взглянул  туда,  куда  показывал палец.  Пожалуй,  подумал  он,
несколько кусков  ленты на полу и образуют  геометрическую  фигуру,  имеющую
сходство  с пятиугольником. Но  железная пентограмма, сказал этот тип...  Ах
да, ну, конечно  же, ферритовая пленка... Хм, ну  хорошо, допустим... что-то
тут есть...
     Хотя Слово Власти...  Впрочем,  голос,  говорящий  задом  наперед,  мог
набрести на какое угодно слово.
     - Мне кажется, - сказал Стефен, - тут какая-то ошибка, совпадение.
     - Странное совпадение, - скептически заметил человек.
     - Что тут странного? Ведь совпадения иногда случаются, - сказал Стефен.
     -  Никогда  не  слышал,   чтобы  такое  случалось.  Никогда,  -  сказал
незнакомец. -  Если уж  меня или  моих друзей вызывают  подобным образом, то
всегда ради какого-нибудь дела. А уж дело свое мы знаем!..
     - Дело? - переспросил Стефен.
     - Дело, -  подтвердил  человек. - Мы с удовольствием удовлетворим любое
ваше желание.  А  у  вас есть  собственность,  которую  мы  с  удовольствием
приобщим к  нашей коллекции. Для  этого  нужно  всего лишь  договориться  об
условиях. Затем вы подписываете договор - своею кровью, разумеется, - и дело
в шляпе.
     Именно  слово  "договор"  приоткрыло  немного  завесу. Стефен  вспомнил
запашок горячего шлака, наполнивший комнату при появлении незнакомца.
     -  Ага, начинаю  понимать,  -  сказал Стефен. -  Ваш визит... Значит, я
вызвал духа. Вы не кто иной, как сам Са...
     Незнакомец, сдвинув брови, прервал его:
     -  Меня зовут  Бэтруэл.  Я  один  из  доверенных  представителей  моего
Господина и располагаю всеми полномочиями для заключения договора. А теперь,
если вы  будете  столь  любезны  и освободите  меня от  этого пятиугольника,
слишком для меня тесного, мы со всеми  удобствами  обсудим  с  вами  условия
договора.
     Некоторое  время Стефен  рассматривал  незнакомца,  потом  отрицательно
покачал головой.
     - Ха-ха! - произнес он. - Ха-ха-ха!
     Глаза гостя расширились. Он выглядел оскорбленным.
     - Я попрошу!.. - произнес он.
     -  Послушайте,  -  сказал  Стефен, - извините меня  за досадный случай,
который  привел вас сюда. Но поймите,  здесь  вам  делать нечего,  абсолютно
нечего, независимо от того, что вы собираетесь предложить.
     Некоторое время Бэтруэл в задумчивости  изучал Стефена. Затем он слегка
поднял голову, и ноздри его затрепетали.
     - Очень странно, - заметил он. - Святостью здесь и не пахнет.
     - О, не в  этом дело, - заверил его Стефен. - Просто некоторые из ваших
делишек  хорошо нам  известны,  и - что  весьма  существенно  -  известны  и
последствия: не было случая,  чтобы вступивший с вами в союз рано или поздно
не пожалел об этом.
     - Да вы только подумайте, что я могу вам предложить!
     Стефен отрицательно покачал головой.
     - Не старайтесь, право,  - сказал  он.  -  Я ведь привык отбиваться  от
вполне современных  назойливых коммивояжеров.  Мне приходится  иметь  с ними
дело каждый божий день.
     Бэтруэл посмотрел на Стефена опечаленными глазами.
     - Я больше привык иметь дело с назойливыми клиентами, - признался он. -
Ну что ж,  если вы уверены, что все это простое недоразумение, мне  остается
только вернуться восвояси и дать объяснения. Признаться, ничего подобного со
мной  раньше  не происходило,  хотя  по  закону вероятностей  и должно  было
произойти... Не  повезло!  Ну  да ладно.  До свидания  -  тьфу,  черт, что я
говорю, - прощайте, мой друг, я готов.
     Бэтруэл  замер,  как   мумия,   и  закрыл  глаза:  теперь  и  лицо  его
одеревенело.
     Но ничего не произошло.
     У Бэтруэла отвалилась челюсть.
     - Ну произносите же! - воскликнул он раздраженно.
     - Что произносить? - спросил Стефен.
     - Слово Власти! Освобождение!
     - Но я  его  не знаю! Я понятия не имею  о Словах  Власти,  -  возразил
Стефен.
     Брови Бэтруэла опустились и сошлись у переносицы.
     - Вы хотите сказать, что не можете отослать меня обратно? - спросил он.
     - Если для этого необходимо Слово Власти, то, ясное  дело,  не могу,  -
сказал Стефен.
     Ужас тенью лег на лицо Бэтруэла.
     -  Неслыханное дело!..  Как  же  мне быть?  Мне  совершенно  необходимо
получить от вас или Слово Освобождения, или подписанный договор.
     - Ну что  ж,  скажите мне это  слово,  и я  его  произнесу, - предложил
Стефен.
     - Да откуда же мне его знать? - рассердился Бэтруэл. - Я никогда его не
слышал. До сих пор те, кто вызывал меня, спешили поскорее  состряпать дельце
и подписать договор... - Он помолчал. - Все было бы гораздо проще, если бы и
вы... Нет? Это  просто ужасно, клянусь вам. Я  .просто не представляю  себе,
что тут делать.
     В дверь носком туфли постучала  Дайлис, давая знать, что несет поднос с
чаем. Стефен подошел к двери и приоткрыл ее.
     - У  нас гость, - предупредил он супругу: ему совсем не хотелось, чтобы
она от удивления уронила поднос.
     - Как  же?.. - начала было Дайлис, но когда Стефен открыл дверь пошире,
она действительно чуть  не выронила  подноса. Стефен подхватил его, пока она
таращила глаза, и благополучно поставил на место.
     - Дорогая, это м-р Бэтруэл... Моя жена, - представил он.
     Бзтруэл, все  еще  стоявший навытяжку, явно смутился.  Он повернулся  к
Дайлис, чуть заметно наклонив голову.
     -  Очарован, мэм, - произнес  он. - Надеюсь, вы  извините мои манеры. К
несчастью, движения мои ограничены. Если бы ваш муж был настолько любезен  и
разрушил эту пентограмму...
     Дайлис продолжала рассматривать его, оценивающим взглядом окидывая  его
одежду.
     - Боюсь... боюсь, что я ничего не понимаю, - жалобно произнесла она.
     Стефен  постарался наилучшим  образом объяснить  ей ситуацию.  В  конце
концов она сказала:
     - Ну, я не знаю... Следует подумать, что тут  можно сделать, верно? Это
не так  уж  просто  - ведь  он  не какое-нибудь перемещенное  лицо. - Она  в
задумчивости  посмотрела  на Бэтруэла и  добавила: - Стив, поскольку ты  уже
сказал, что мы не собираемся  ничег