там  метиски  городка  Куско  немного
разумели по нашему. Если точнее, amiga меня слегка понимала, хотя говорить
по-нашенски не тянула. Прикид на ней был отнюдь  не  шлюховидный,  никаких
там коротеньких на ползадницы юбочек и вырезов до пупа.  Скорее,  народный
был у нее наряд, фольклорное пончо и все такое. Я не большой специалист  в
этнографии, но мне  показалось,  что  ткани  какие-то  особо  стильные,  и
рисунок на пончо многозначительный в виде  солярных  и  лунных  знаков,  и
ожерелье классное из изумрудных головок разных зверей, и перо экзотической
птицы в волосах.
     Так вот, этот музейный экспонат подставил под  руку  хмельного  бойца
Хвостова свое плечо. Я,  соответственно,  облокотился  с  охотой  и  сразу
почувствовал - девица-то ничего.  Сразу  вся  напряженка  куда-то  уплыла.
Никаких тебе пакостных рож,  да  и  монастырь  словно  засветился  золотом
изнутри, от самого фундамента. Я, конечно,  учел  этот  факт  -  как-никак
именно здесь располагался храм Солнца.
     Глаза мои словно  застило  золотистой  пеленой  и  я  стал  различать
сияющие абрисы деревьев, словно пьющих солнечный свет, и фигуры  животных,
которых как бы соткали небесные лучи. И пение разнеслось  -  так,  похоже,
голосили бы звери и птички  разные,  кабы  владели  мелодией  и  правилами
вокала.
     В сопровождении этих золотистых глюков мы с девицей зашли в кабак.  Я
там хлебнул чего-то возбудительного и стал общаться  не  только  со  своей
новой подружкой-индеаночкой, но даже с попугаем  ара  на  жердочке.  Я  им
рассказывал про свои  геройские  подвиги  и  многочисленные  таланты,  про
трагическую непонятость со стороны современников.  При  этом  держался  за
гладкую индеаночкину кожу, упруго реагирующую на надавливания.
     В общем, поразила меня любовная ракета класса "баба-мужик".
     Обстановка потихоньку  стала  расплываться,  я  во  имя  стабилизации
положения плотно облапил подружку, а она куда-то повела меня, все  выше  и
выше. Потом пришли интенсивные, приятные, но не очень  понятные  ощущение.
Девушкино лицо словно из расплавленного  золота  светило  мне  из  зенита,
грудки и бедра  ее  сияли,  излучение  ее  тела  проникало  в  каждую  мою
клеточку.
     - Айо, койа, - повторил я подсказанные кем-то слова.
     И золотистая девица отозвалась:
     - Ху, капак инка.
     Ну, стремно. Она меня за  какого-то  инку  принимает  и  поэтому  так
старается. Вообще-то, я не особо избалован по части приятных чудес, у меня
в биографии идут  сплошняком  тяжелые  беспросветные  периоды  -  детство,
отрочество, юность, зрелость, перезрелость.  Чудеса,  если  случались,  то
разве что поганые, вроде моего призыва на  войну.  А  теперь,  получается,
самое время проявлять оптимизм.
     Только хотел я порадоваться,  как  увидел  над  собой,  с  позволения
сказать, лицо полуженщины-полуягуара, не слишком-то  милое.  Золотой  свет
был испещрен темными пятнами.  И  каждый  согревающий  луч  вошел  в  меня
холодным острием. Вернее, воткнулся россыпью игл. Заиграл оркестр боли и я
стал проваливаться в черноту.
     Очнулся, когда меня ткнули под ребра дубинкой. Я сразу понял, до чего
промерз, просто задубел, лежа около  какой-то  грязной  стены.  Надо  мной
склонялся местный гражданин, похоже, что в униформе.
     - Quien es usted? - уточнил я профессию местного жителя.
     - Soy policia. - Ну, все понятно, мент.
     Он тоже решил кое-что узнать.
     - Eres americano?
     - No, soy ruso. De Rusia. - Мент наконец разобрался со страной  моего
рождения.
     - Oh, Rusia. Vodka, balalaika,  mucho  bandites.  -  Перуанский  мент
выдал серию слов, относящихся, по его мнению, к моей родине. Но у меня  не
было сил возражать, все силы отняла ночь.
     Он в виде гуманитарной помощи отвез меня в отель. К вечеру  вышел  из
мертвецкого сна побитый кем-то Кукин,  а  у  меня  разыгралось  воспаление
легких. И я остался в Куско, когда вся наша группа отправилась в Мольендо.
Она погрузилась  там  на  яхту  и  зашла  на  точку:  то  есть,  попала  в
пульсирующее "окно" точно в положенное время - как  выходило  по  расчетам
Крейна и показаниям "хронального компаса". Того самого, что я нашел на дне
пруда, а Санек отремонтировал.
     Крейн помозговал и все-таки определил, что для создания  "хронального
кармана" вовсе не требуется чудовищная энергия, равная  тысяче  водородных
бомб. Существуют резонансные точки в узлах гравитационной  решетки  Земли,
где на прикладываемых силах  можно  существенно  сэкономить.  Короче,  для
такой точки хватило бы довольно скромной энергии, если бы сдвиг начался  в
Поле Судьбы и достиг бы физической Вселенной, исказив по дороге  "хронос",
стринги и хрононы. Эти частицы, сойдя со стабильных орбит,  образовали  бы
"хрональный карман". А "карман" - это вам не карман,  а  фактически  целый
мир, правда периферийный, с неясной структурой и темными взаимоотношениями
с нашим базовым миром-метрополией.
     А попасть в "карман" вообще проще, чем грабануть  банк,  надо  только
подловить момент положительной пульсации точки перехода.
     Саша нашел пару таких точек и одна из них пульсировала именно  в  том
районе, где полвека тому назад пропала подлодка с фашистами и золотом. Ну,
а затем  с  помощью  пространственно-временного  компаса  вычислил  точные
координаты "окна" и поймал подходящий момент для большого скачка.
     Короче, все туда, а я обратно. Я даже не смог,  как  Крейн  проводить
нашу команду в район "перепрыга". Сижу  вот  теперь  напротив  ананасов  и
прочих персиков. Саша-то продолжает над  хрональной  навигацией  трудится,
пытаясь определить, как  попроще  попадать  в  "иной  мир"  и  без  трудов
возвращаться оттуда. А я ползаю, как перегревшаяся на Солнце муха.  Можно,
конечно, вечерком в кабачок завалиться. Но видок у меня не  юношеский,  не
клевый, да и с ин-язом туго. Так что ничего приличного из местного бабьего
мира мне склеить не удастся, а заниматься шлюшками не  первой  свежести  -
воспоминания не позволяют. Я ведь такую Венеру поимел в этом самом Куско у
храма Солнца.
     В общем, последнее что мне еще нравится  -  это  ходить  вечерком  на
лужайку и  смотреть  на  взаимоотношения  неба  и  гор.  Особенно  умиляет
подобострастное  отношение  вершин  к  закату,  насколько   они   прилежно
окрашиваются в пурпур и позолоту.
     Наступил очередной вечер и я отправился на свой  наблюдательный  пост
на лужайку между двух гасиенд. Я видел, что на балконе трехэтажного домика
в мавританском стиле маячит женская фигурятинка и, кажется,  наблюдает  за
мной, но делать призывные  жесты  с  помощью  флажного  семафора  пока  не
хотелось - сперва эстетическое удовольствие.
     Я радовал глаз пейзажем, пока  мне  не  показалось,  что  фигурка  на
балконе напоминает мне девицу-красавицу, встреченную у Кориканчи.
     А  когда  я  решил  повнимательнее  присмотреться  к  балкончику,  то
неожиданно мое внимание было захвачено видением - со стороны гор летели не
слишком понятные яркие пятнышки. Для самолета  слишком  низко  и  чересчур
маневренно они двигались.
     Я  немного  всполошился,  когда   все   пятна,   разрастаясь,   резво
направились в мою сторону. Тем более, что они имели жутковатые  очертания.
Человека со змеиной разинутой пастью, женщины со звериными лапами, мужчины
с палицей в руках и тыквой вместо головы. Недолго  они  пугали  меня,  что
приятно. Раз и превратились в оранжевые хлопья над головой, которые вскоре
растаяли.
     Когда с этим неприятным  делом  было  покончено,  я  глянул  опять  в
сторону балкончика. И никакой женской фигурки на сей раз.
     Обидно, однако претензии отложим на потом.  Я,  направившись  в  свою
пристанище,  зашел  по  пути  в  аптеку,  где  не  забыл   купить   флакон
медицинского спирта и бутылочку лимонной эссенции. Эти компоненты  еще  со
студенческой скамьи служили основой для приготовления вкусного напитка под
названием "девичья слеза".
     Можно сказать, на подъеме я вошел в  старинное,  или  вернее,  ветхое
здание гостиницы. Она была лучше других  перуанских  отелей  только  своей
ценой - десять баксов с рыла за день. И, конечно же, отличалась в выгодную
сторону от постоялого  двора  где-нибудь  в  Жлобине  или  Ельце  исправно
работающим сортиром и душем.
     Однако бедолага Крейн был явно в миноре. Он застыл  напротив  мощного
компьютера. Вычислительным средством он, кстати, отоварился  на  все  свои
пятьсот долларов плюс на тысячу,  выданную  Ниной  на  науку,  так  что  в
дальнейшем приобретал дополнительные электронные платы, а также жрал и пил
за мой счет. Сейчас Саша явно подражал скульптуре  "Мыслитель"  известного
французского мастера. Единственное отличие, что в роли  каменюки  выступал
стул.
     - Ну что случилось, Сашок? Ты не знаешь как сказать,  что  ты  спалил
материнскую плату и теперь тебе требуется от меня пара сотен баксов?
     - Я рассчитал параметры пульсаций известных мне точек  и  вывел,  что
период нестабильности,  а,  значит,  и  время  существования  "хронального
кармана" гораздо меньше, чем казалось поначалу.
     - Только мне о чужих карманах и думать.
     Я потянулся в холодильник за пивом  и  расстроился,  потому  что  там
оставался  только  гостиничный  "Хейнекен",   за   который   пришлось   бы
выкладывать  втрое  больше.  Вот  это  проблема  так  проблема.  Но  Крейн
упорствовал:
     - Ты понимаешь, Егор,  что  "карман"  намного  быстрее  соединится  с
миром-метрополией, чем мы считали раньше.
     - Ну и на здоровье.
     - Какое здоровье. Будет такая сильная интерференция, что  от  меньшей
структуры, то есть периферийного  мира,  мало  что  останется.  И  от  его
обитателей, включая наших  друзей-товарищей,  тоже.  Но  и  это  не  самое
худшее.
     - Вот как? Потеря друзей-товарищей для тебя не худшее, а  может  даже
лучшее?
     - Хуже, много хуже, Егор, что весь наш  базовый  мир-метрополия  тоже
перестроится.
     - Эка невидаль. Перестройка. Есть вещи и пострашнее. А  если  даже  в
"кармане" по-прежнему сидят фашисты, то не думаю, что они такие же жуткие,
как и пятьдесят лет назад. Возраст, друг мой, берет  свое,  из  них  давно
песочек сыплется.
     - Мы не знаем, Хвостов, по каким принципам произойдет соединение двух
миров, - зло тявкнул Крейн.
     - Так чего ж ты раньше эти самые параметры не  рассчитал?  -  резонно
поинтересовался я.
     - Спешка была, - объяснился без зазрения совести этот гад.  -  Вы  же
кричали мне: "Давай, давай."
     У меня, наконец, поползла испарина по спине. Конечно,  есть  вариант,
что Саша меня разыгрывает,  но  уж  больно  пресная  у  него  рожа.  Я  от
огорчения откупорил гостиничный "Хейнекен", чихать на расходы,  если  весь
мир перестроится.
     - Вот так всегда с учеными, - забухтел я.  -  Вначале  наколбасят,  а
потом уже начинают думать, как это аукнется... Так что же нам предпринять,
уважаемый знаток?
     - У меня только один рецепт, который  трудно  назвать  всеобъемлющим.
Надо подаваться следом за нашей командой и обо всем их предупредить.
     Ну, прямо стресс, по  моим  жилам  поплыл  адреналин,  из-за  чего  я
вспомнил то, что забыл благодаря предыдущему огорчению - у меня ж в  сумке
лежит спиртяга, приобретенная в аптеке-наркотеке.
     - Ты погоди-ка, стремительный  Крейн.  Благоприятная-то  пульсация  в
ближайшие месяцы не предвидится.
     - Это на той точке, которую мы использовали вслед  за  фашистами.  Но
есть другая. По предварительным расчетам, она находится в  Сьерре.  Где-то
неподалеку от Кильябамба. Это "окно" откроется  через  пять  дней.  Точное
место и время мы узнаем благодаря навигационному прибору.
     У меня дернулась рука, льющая  спирт,  и  "девичья  слеза"  оказалась
крепче, чем надо. Это ж надо такое придумать. Отправляться туда,  не  знаю
куда, да еще в таком жалком составе - я плюс хиляк  Крейн  -  да  еще  без
снаряжения, без оружия, без непортящейся жратвы, без фармацевтики  всякой.
Попадем ведь незнамо куда, может прямо в  котел.  А  как  там  за  "окном"
искать своих? И вообще существует еще сто тысяч "нет".
     - Надо, Егор, - твердо сказал Крейн. - Ты сам заварил всю  эту  кашу,
поэтому изволь теперь кушать. Считай, что это Поле Судьбы  тебя  втравило,
поэтому уж лично тебе вывернуться не удастся.
     Нет, удастся. У меня в кармане бабки на обратный билет. Вернусь домой
- Буераков авось забыл про меня, можно и квартиру поменять, - ну и  заживу
как Фенимор Купер. Не думаю, что в результате перестройки Вселенной  я  из
железнодорожника превращусь в дворника. А если "да", это тоже не беда.
     Однако, Кукин. Однако, Нина. Им-то худо придется,  а,  может,  вообще
кранты настанут. Можно, конечно, сказать, что и они не полезли бы в  такой
омут ради меня...
     Хотя Кукин запросто полез бы - у него никакой  рефлексии  нет.  Да  и
Нина не такая уж барракуда.  Я  понимаю,  что  у  нас  никогда  с  ней  не
заладится семейная или даже близкая жизнь - ну не могут же сойтись баран и
пантера. Но случилось все же несколько моментов, когда мы с ней были,  как
две дольки одного апельсина, как две половинки одного яблочка, и казалось,
что в благоприятных условиях мы просто срастемся словно сиамские близнецы.
Потом это ощущение пропадало - едва, например,  она  начинала  отстегивать
причитающиеся мне баксы.  Госпожа  Леви-Чивитта  так  и  норовила  сделать
какой-нибудь вычет или штрафануть меня - якобы за мое плохое поведение...
     Тем не менее, когда я в больнице валялся, то Нина плату за  лежку  из
моей доли не удерживала. А еще, улучив ситуевину, забралась ко мне в койку
и так разогрела, что температура у меня поднялась до сорока, а потом упала
до тридцати шести с небольшим.
     Ладно, допустим, я решусь полезть в  это  самое  "окно".  Опять-таки,
отложив в сторонку деньги на  обратную  дорогу,  нам  едва  хватит,  чтобы
добраться до Кильябамба и переночевать  там.  А  еще  надо  покупать  уйму
всякой  ерунды,  от  иголок  и  консервов  до  презервативов.  Жалко,   но
непреложный факт - Нина  не  оставила  ни  одной  кредитной  карточки,  не
выписала на меня ни единого чека.
     - До Кильябамба можно добраться на перекладных, автостопом, -  уловив
ход моих мыслей, предложил Крейн.
     - Ну и что с того, выгадаем двадцатку.
     -  А  может,  никакого  снаряжения  нам  не  надо?  Ни  примусов,  ни
консервов, ни теплых кальсон. Мы будем действовать малой группой  и  тогда
наша первейшая  задача  -  никоим  образом  не  выделяться  из  той  массы
населения, что обитает в "кармане". Ну, разве что можно захватить украдкой
антибиотики, да пару ножей.
     Это, конечно, в каком-то смысле идея - не выделяться из массы и гущи.
Однако с нашим внешним видом...
     - Да еще и незнание тамошнего языка, - вспомнил я.
     - Но там говорят на кечуа.
     - Мы и  в  кечуа  не  шибко  сечем,  Сашок.  Вряд  ли  особо  помогут
испано-кечуанский словарь и русско-испанский разговорник.
     - Если ты, Егор, не пойдешь со мной, я это сделаю сам.
     - Ой, какие мы храбрые. Да тебя там сожрут уже через пару  часов.  Ты
сам будешь помогать себя жарить и варить, с вертела подсказывать  станешь,
где у тебя филейная часть.
     Да еще вместе с блюдом, которое будет сготовлено  из  мозгов  Крейна,
исчезнут в животах благодарных дикарей  знания  о  том,  как  проникать  в
злокозненные "хрональные карманы".
     - А мне, Егор, кажется, что все закончится хорошо.
     - Конечно, всегда кому-нибудь хорошо, да только не нам...  Понимаешь,
ты меня не убедил. У тебя не хватило аргументов... Но я пойду на это дело,
будь оно проклято и обматерено по всей таблице умножения.



                                    9

     Нож я все-таки отхватил приличный, с широким лезвием и зубчиками, где
положено. Сторговался с одним местным Рэмбо,  у  которого  глаза  в  кучку
из-за кокаина.  Принайтовал  ножик  к  ноге  эластичным  бинтом.  Вдобавок
снабдил  себя  газовым  баллончиком-"пшиком".  Крейн  же   оснастил   нашу
мини-экспедишку пенициллином, азитромицином и даже  трихополом,  а  заодно
стерильным перевязочным материалом.  Как  я  ни  уговаривал  Сашу  загнать
компьютер, да приобресть в  личное  пользование  парочку  крупнокалиберных
смит-и-вессонов, он ни в какую. То есть, свой настольный  "Pentium-75"  он
загнал, но приобрел взамен еще более крутой "Pentium-80",  только  в  виде
легонького переносного ноутбука, естественно  для  тех  же  вычислительных
нужд.
     Из Куско мы ехали на рейсовом автобусе по извилистой дороге. В салоне
одни индейцы, метисы и прочие чудаки в этом роде. Белые люди в стране Перу
только на личном автотранспорте раскатывают. Неожиданно, пока  я  озирался
на попутчиков, меня посетила мысль, что те самые  "среднеазиаты",  которые
орудовали в Питере, Москве и Екатеринбурге  очень  уж  похожи  на  здешних
жителей. Тех киллеров я условно называл казахами и узбеками  только  из-за
бедности ассоциаций.
     Со мной  рядом  сидел  дедок  в  драном  пончо  да  шапке-корзинке  и
пожевывал какую-то травку. Он мне время от времени улыбался двумя  зубами,
а я на "сивильник" на всякий случай взглянул - нет ли каких-нибудь козней.
Никакой  явной  опасности,  только  птички  порхают   -   символ   большой
неопределенности и переформирования судьбы. Мы с дедом даже разговорились,
как инопланетяне с разных планет. Он мне  на  ломаном  испанско-кечуанском
диалекте рассказывал, какие тут звери водятся и  какой  у  них  нрав  -  у
ягуара-утурунку обидчивый и злобный, у льва-пумы замкнутый, независимый, у
медведя же добродушный, хотя при удобном  случае  он  своего  не  упустит,
обезьянка же - трусливая нахалка.
     Меня заодно мысль посетила, что род человеческий  аналогично  делится
на хищных людей-ягуаров, гордых людей-пум, нахалов обезьяньего типа.
     Я на ломаном русско-испанском задавал вопросы насчет того, кто у  них
в фольклоре заместо бабы-яги и кощея бессмертного. Этим вредным  существом
оказался некий Супай, владыка нижнего мира Супайпа Уасин.
     А потом, когда мы проехали мимо большого  черного  камня,  словно  бы
украшенного клыками, старичку вдруг заплохело, стал хватать  он  воздух  и
скрести руками. Автобус остановился, однако  никто  отчего-то  не  решался
помочь мне вытащить дедулю на травку. Пассажиры только тараторили и махали
коричневыми руками.
     Наконец  подошел  Крейн  и  объяснил  то,  что  усвоил  из  индейской
перепалки. Дедуля-то, оказывается, колдун и поэтому люди боятся подойти  к
нему. Вдруг он  откинет  лапти.  И  тогда  в  любого  гражданина,  который
окажется к телу со стороны  темечка,  войдет  демон,  обитавший  дотоле  в
старичке. Ну, дребедень.
     Я взял старого индюшку за руки, Крейн ухватился за ноги  и  мы  мигом
вынесли тело на лужок. Старикан то и дело тарабарил на своем языке,  но  я
только одно слово разбирал - "уака". Это так у индейцев кличутся священные
предметы, от талисманов до гробниц и целых гор.
     По тропке, ведущей мимо ближайшего кукурузного поля,  приплелись  две
старушки, им-то водитель и  поручил  позаботиться  о  колдуне.  Пора  было
отчаливать. Неожиданно сильным движением лежащий старичок  сдернул  с  шеи
талисман, состоящий из двух когтей хищника,  одного  попугайного  пера,  а
также вырезанного из  малахита  трехликого  мужика,  ну  и  протянул  мне.
Отказываться грешно, взял я презент, повязал на шею - довольно  стильно  -
пожал перуанскому колдуну руку, тут он и отключился.
     Можно  было  спокойно  двигать  дальше.  Впрочем,  до  самого  пункта
назначения никаких передряг уже не случилось. Мы сошли за пару  километров
от Кильябамба. До самой ночи Крейн заставлял меня карабкаться  по  скалам,
поскольку со своим хрональным  компасом  определял,  где  затаилась  точка
перепрыга. Когда нашарил, все уже окутала  чернильная  тьма  и  пора  было
устраивать привал. Ночь на  южномериканской  природе  требовала,  конечно,
некоторой закалки. Выкрики  птиц,  вопли  обезьянок,  рыки  неких  крупных
зверей, пис