весьма схожи.
     Большой Глаз лупил меня вместе со  Стоухим  Зверем,  потом  еще  была
церемониальная порка и колодец с колодками. В колодце, вернее  в  засохшей
выгребной яме, я окончательно понял, что лишние знания страшно мешают.
     На третий день я не мог вспомнить, как называется тот  ящик,  которые
показывает живые картинки без  помощи  коки  и  дурман-травы.  Я  верил  с
трудом, что люди могут передвигаться без помощи ног, в  блестящих  ящиках,
за счет силы, добываемой из  подземной  черной  жижи.  Исчезли  из  памяти
названия для того, что замораживает еду, и для того,  что  ее  жарит,  для
того устройства, что показывает с помощью двух  палочек  время,  для  того
приспособления, что летает с помощью огня и для того, что плюется огнем на
расстояние в сто полетов  стрелы.  Казалось  страшным  сном  существование
невидимой струи, которая течет по  медным  проводам  и  заставляет  гореть
грушевидные прозрачные сосуды.
     В  карцере-колодце  стало  замедляться  и  исчезать   время,   каждый
следующий  день  уже  не  отличался  от  предыдущего  и  был  простым  его
повторением. Я больше не хотел узнать что-нибудь новенькое и стремиться  к
чему-либо интересному, в моей жизни прекратилось движение и изменение.
     Когда меня достали из колодца, я радовался  добрым  демонам  дыхания,
проникающим из воздуха сверху и снизу для оживления моих жил и  костей,  я
приветствовал  добрых  духов,  растящих  для  меня  маис  и  картофель,  я
благодарил  добрых  духов,  отверзающих  мои  уши  и  переносящих   слова,
открывающих мои  глаза  и  переносящих  образы.  Я  боялся  темных  духов,
ворующих жар из моей крови, я дрейфил мрачных демонов, которое  крали  мое
дыхание из жил и свет из глаз.
     В общем, все теперь устаканилось, все стало на свои  места.  Поэтому,
когда один из нашей ватаги провинился настолько,  что  его  приговорили  к
съедению,  я  употреблял  человечинку,  не  отставая  от  остальных  -  не
пропадать же теплу и добру, накопившемуся в теле собрата.
     Наш труд измерялся не по количеству вбуханных в озеро корзин и  плит,
а по тому, как движется дамба к священному острову на  серебристом  озере,
из  которого  некогда  вышли  благие  боги.  Если  движется  медленно,  то
наказанию подвергается тот, к кому приклеился  недовольный  начальственный
взгляд. А начальственный взгляд поддельное старание определяет быстро. При
неподдельном старании, даже если что-то не очень получается, то начальство
простит.  Ложь  и  обман  всегда  наказываются,  поскольку  противны  делу
благоустроения земли. Даже и тупой, и неловкий  человек  принесут  немалую
пользу, если будут усердно повиноваться начальникам и способствовать им  в
трудах. Ведь малые начальники подчиняются большим, а  большие  великим,  а
великие Верховному, чья душа общается  с  великими  духами,  обнимает  всю
землю и дает ей наилучший путь.  Поэтому  преступен  тот,  кто  противится
замыслам Правителя и, не понимая сути работы, говорит: что  толку  в  ней.
Еще хуже  тот,  кто  не  понимая  по  своей  умственной  слабости  Великих
Замыслов, замыкается сам в себе, как куколка в коконе, и  не  отдает  всех
своих сил труду. Ведь и силы, и сама жизнь появляются  при  соблаговолении
Правителя, чье дружеское общение с богами дает  дождь  посевам,  солнечные
лучи всходам и тепло семени.
     Сладость повиновения все  более  охватывала  меня,  ведь  оно  давало
чувство причастности к Верховному, к его братьям богам, к великим и мудрым
силам. Я приспособился почти бегом таскать корзины с  щебнем,  я  научился
ловко откалывать  многотонные  глыбы  и  прилежно  шлифовать  внушительные
плиты. Мне захотелось еще больше приспособить  к  полной  трудовой  отдаче
моих  братьев  по  союзу  Полуденного  Солнца.  Собирался   я   рассказать
начальствующим  людям,  как  поощрять  послушание,  увеличивая,  например,
труженикам-отличникам свободное время на ловлю блох и прочие  естественные
надобности. Хотел я еще доказать, что колесо не образ оно  Отца-Солнце,  а
посланный добрыми божествами инструмент. Ибо с помощью его можно  за  счет
прежних усилий достичь куда большего успеха в благоустроении земли.
     Но в глазах десятника светились  две  пумы,  а  над  теменем  сотника
виднелся демон с ядовитой головой осы. Кроме того, было мне стыдно, что  я
своим ничтожным умом  пытаюсь  изменить  мудрые  устои  труда.  Поэтому  я
молчал.
     А потом как-то  Большой  Кулак  послал  меня  промерять  глубины  для
укладки второй линии дамбы - с противоположного берега озера. Мы с Носачем
ответственно  ныряли  с  плотика,  сжимая  в  руках  свинцовое  грузило  и
разматывая веревку с  плавающей  пробковой  шайбой.  Соответственно  нашим
замерам учетчик делал узелки на цветных шнурках.
     Ближе к полудню Носач отправился искать вдоль берега съедобную траву,
учетник тоже куда-то запропастился, а я растянулся  на  земле  на  предмет
того, чтобы прогнать холод из костей с помощью Отца-Солнце.  И  от  нечего
делать стал рисовать угольком на куске коры колесо, тачку и телегу.
     И тут слышу шаги, приподнял голову - идет сотник Стоухий Зверь.  А  с
ним глава тысячи, старший охраны и некто в  пернатом  плаще  с  нефритовой
заколкой, на гордой голове желтая повязка и перо птицы нара,  пряди  волос
спрятаны в серебряные трубочки, сандалии  позолоченные,  с  пояса  свисают
разноцветные бусы, в отвислых ушах блестят золотые  кольца  серег.  А  над
головой сияет мощь Властелина всех людей.  Никак  это  Управитель  стройки
прохаживается. А если? Если коснется меня  благосклонность  Управителя,  а
вместе с ней и милость нашего Властелина, то  я  смогу  поведать  о  своем
изобретении,  которое  только  поспособствует  Замыслам  Верховного.  Ведь
наверняка не сам я придумал усовершенствование, это просто моей  души  как
солнечный луч коснулась мысль Властелина...
     Лучшие люди, тихо беседуя, приближались и вселяли сладость надежды  в
мое сердце.  Я,  чтобы  не  произвести  отрицательного  впечатления  своим
бездействием, стал сворачивать веревки. Однако  начальники  не  только  не
подошли ко мне, но и постарались обойти стороной.
     Опять для меня все рухнуло - с этим я еще мог смириться,  призвав  на
помощь спокойствие Земной Матери, но  ведь  откладывалось  дело  устроения
дамбы, замедлению подвергались Замыслы Властелина.
     И я на полусогнутых ногах отправился следом за лучшими людьми, хотя и
знал, что самочинно догонять их воспрещено. Я выбирал то место, где мог бы
вынырнуть перед ними, но неожиданно из-за дерева возник  охранный  воин  в
шлеме из черепа медведя и зарычал: "Куда  ты,  обезьяний  кал?"  Я  сделал
несколько приплясывающих движений, показывая, что  перестарался  с  кокой,
это должно было смягчить наказание. Но охранник твердой рукой схватил меня
за шкирку. Все, попался. Я машинально присел и крутанулся под  его  рукой.
Когда воин оказался ко мне спиной, я не удержался от того, чтобы  отвесить
ему поджопник. "Убийца", - заорал  неловкий  воин,  вынимая  физиономию  с
расквашенным носом из травы. Вот за это меня точно съедят!
     Я бросился за начальниками  с  криком:  "Великий  дар  Отца-Солнце!",
потому что надеялся еще получить звание  "священного  безумца".  Память  с
трудом подыскивала нужные слова, а вот спина почувствовала  приближающееся
острие и ноги подогнулись. Над головой свистнул дротик, украшенный перьями
кондора, и тут страшная сцена ошеломила меня, упавшего в траву.
     Управитель стройки закричал, как обезьяна, взвился, как птица, к небу
и рухнул, как кирпич, в объятия Матери-Земли. Наконечник  дротика  обагрил
кровью белоснежный пернатый плащ внука богов.  Вот  уж  святотатство,  так
святотатство. Это мигом осознал и старший охраны и трое сопровождающих его
воинов. Они мигом обернулись,  хищно  раздувая  ноздри,  и  увидели  моего
охранника, застывшего в бросковой позиции. Естественно, что сопровождающие
Управителя яростно устремились на него,  воздев  топоры,  палицы  и  цепы.
Охранник недолго оправдывался словами: "Невинен я". Он почему-то не принял
справедливое наказание,  как  это  делают  простые  труженики,  не  рухнул
внезапно обессилевшим телом на землю, а, напротив, бросился улепетывать  в
заросли. Туда же устремилось и трое мстителей за пролитую кровь полубога.
     А  я,  забыв  о  запрете  перемещаться  ползком  и  на  четвереньках,
устремился в прибрежный тростник. Я понимал, что случилось  страшное,  что
при любом  раскладе  мне  несдобровать.  Однако  сердце  не  принимало  то
обстоятельство, что не удастся послужить планам и  замыслам  Властелина  и
исполнить волю Высших Сил. Сердце насыщало жаром мои жилы,  коченеющие  от
страха.
     Однако разум уже взвешивал выгоду и невыгоду. Кроме как  вдоль  озера
бежать мне некуда, - услужливо сообщал он, - гор я  не  знаю,  на  дорогах
заставы, в любом населенном месте буду  схвачен  и  предан  закланию,  как
нарушивший волю богов и Властелина. Правда, и здесь, на  озере  совершенно
неясно, кто мне будет выдавать  харчи  для  голодного  живота  и  одежонку
вместо сносившейся.
     Неожиданно я наткнулся в тростниках на Носача,  объедающего  какой-то
съедобный росток, и чуть не утопил его с налета.
     -  Куда  несешься  ты   подобно   потревоженной   утке?   -   вежливо
поинтересовался он.
     - Носатый, ты ведь тоже  вляпался,  раз  из-за  меня  был  ранен  сам
Управитель стройки, он же Опора Властелина.
     Индюшка обхватил  голову  руками,  как  будто  по  ней  уже  прошлись
палицей-маканой и только повторял: "Святотатство".
     - Да, святотатство. Но жить хочется даже после него, - я произнес эти
поразительные слова и сам им удивился.
     Я схватил Носача и потащил вслед за собой, замечая, что волочить  его
все легче и легче. Наконец, он и сам стал меня подталкивать. Тем временем,
я не без успеха старался отогнать от себя обессиливающую мысль, что  жизнь
конкретного  куска  плоти  по  имени  Ягуар-Скиталец  весьма  ущербна   по
сравнению со всеобщей жизнью, которая есть дыхание Кон-Тики Виракоча.
     Стремительно покрыли мы  расстояние  в  два  полета  стрелы  и  вдруг
столкнулись с тем охранным воином, который недавно  поразил  Управителя  в
задницу, скрытую плащом.
     Беглый охранник попробовал разрубить меня топором, я же вцепился  ему
в глотку.
     - Из-за тебя, обезьяний кал, - рычал он.
     - Из-за тебя, ведро собачьего поноса, - ревел я.
     Впрочем он начинал одолевать, не помогала мне и помощь Носача.
     - Деваться нам некуда, - сквозь борьбу  выдавил  я,  -  надо  удирать
вместе.
     - Это как? - неожиданно опомнился охранник и отпустил меня.
     - Тебя как зовут?
     - Золотая Звезда.
     - Неплохо. А я - Ягуар-Скиталец. Понимаешь, скиталец. Торопиться  нам
в одну сторону.
     - Ты знаешь, куда бежать? - недоверчиво протянул воин.
     - Спрашиваешь.



                                    11

     Взгляд летел вдоль священных серебристых  вод  Титикаки,  но  они  не
кончались и в конце концов сливались с низким небом. Берега густо  заросли
камышом и тростником, в которых таились и зверь, и птица.
     Сведущие люди, Жрецы и Учителя говорили, что у озера нет  дна  и  оно
напрямую сообщается с другими мирами. Недаром из его вод вышел Отец Вещей,
Душа Живущего, бородатый Кон-Тики Виракоча, вдохнувший жизненное  тепло  в
грязь, ставшую первым человеком. А позднее священные  воды  родили  первых
инков, Манко Капака и Маму Окльо.
     Через святое озеро приходят для телесного воплощения  небесные  духи.
Через святое озеро телесные души  покойников  нисходят  для  сохранения  в
нижний мир. Тот, кто построит на священном острове храм Духа Всего  Живого
Кон-Тики Виракоча, будет ведать тремя мирами. Так говорят Жрецы и Учителя.
     Но сейчас я сомневался, возможно ли вбухать в бездонное озеро столько
камней и щебня, чтобы проложить дамбу до острова.
     Мы шли  по  тростникам  и  камышам,  стараясь  не  приминать  их,  не
взбаламучивать воду, не поднимать птиц и даже не пугать  рыб.  Мы  просили
духа-Хозяина этих вод не открывать нас недругам. Пару раз Носач протягивал
мне пожевать стебелек  какого-то  водного  растения,  по-видимому  бывшего
жилищем духа-Помощника.
     Однако, несмотря  на  ублажение,  доставляемое  Помощником,  голодный
демон  грыз  меня  изнутри,  все  сильнее  и  сильнее.  Попытки   изловить
водосвинку капибару или водяную крысу  агути  успехом  не  увенчались,  но
привели к тому, что Носач чуть пальцев не  лишился.  Водосвинка  в  период
гона оказалась не менее свирепой, чем пума.
     Однажды, в сумеречный час я наткнулся на гнездо, из которого поползли
маленькие нежненькие черепашки, радостно стал собирать их в котомочку,  не
обращая внимания на то, что  оттуда  же  потянулись  и  какие-то  забавные
ящерки. Едва я закончил работу, как на меня пристально посмотрели два злых
огонька.  Я  понял  свою  ошибку  -  маленькие   ящерки   были   детишками
здоровенного черного  каймана.  Дух-Хозяин  озера  принял  его  обличие  и
двинулся на меня, чтобы разделить на куски, неспособные сохранить телесную
душу. Во время отчаянного бегства я не только потерял черепашек, но и  был
весь исцарапан, исхлестан травой и ветвями. Я выл, запутавшись  в  кустах,
пока меня оттуда не вытащил Носач и не напомнил, кто такой Ягуар-Скиталец.
     В одном месте узкий и довольно высокий мысок вдавался в озеро.  Когда
преодолели его, тростники внезапно кончились и мы оказались перед огромным
бальсовым плотом, на котором стоял дом. На плоту нас сразу  заприметили  и
десятка три длинных луков посмотрели в нашу сторону.  Лица  стрелков  были
закрыты позолоченными свирепыми масками. Мы зыркнули назад,  но  там,  над
тростниками,  уже  качались  оперенные  копья.  Дюжина  крепких   мужланов
толкнулись шестами и плот подошел поближе. Не дом,  настоящий  дворец  был
воздвигнут на нем. Покрытые глянцем доски скреплены  золотыми  клиньями  и
серебряными скобами, по четырем сторонам -  светильники  в  форме  водяных
демонов, возле плавучего дома плавучий двор, на котором стоят  деревья  из
бронзы с изумрудными, рубиновыми и бирюзовыми плодами.
     На краю плота показался воин в плаще из красных перьев и  набедренной
повязке из шкуры ягуара, с высоким плюмажем на шлеме-черепе большой  змеи,
с топором на плече, чей обух украшал крупный алмаз. То был  уаранку,  воин
личной стражи Верховного Инки. Я сразу понял, кто это, хотя раньше  никого
подобного не видел.
     - Ну-ка, комки грязи, живо плывите сюда, - велел суровый воин.
     Делать нечего,  мы  втроем  кинулись  вплавь,  хотя  близкое  дыхание
Властелина заставляло коченеть руки больше, чем холодная  вода.  Когда  мы
вскарабкались на плот, нас  провели  в  дом  мрачные  квадратные  бойцы  с
топорами на плечах.
     Моих товарищей заперли в какой-то каморке, а меня завели в  покой  из
красного дерева. Тут стояли золотые сосуды с узкими горлышками, и чаши  из
сплава золота с серебром,  и  лазуритовые  кубки,  похожие  на  отсеченные
головы. Все под ногами было покрыто коврами  из  шерсти  серебристых  лам,
лежанка  представляла  собой  спину   позолоченного   изваяния   пумы.   У
входа-выхода  пучили  розовые  аметистовые  глаза  черные  агатовые  идолы
духов-покровителей этого плавучего жилища - уискамайоков.  Каждый  из  них
мог похвастаться яшмовым поясом в виде змеи. Я поднес ладонь к оку  одного
идола и заметил как сузился и блеснул красным  огоньком  зрачок.  Впрочем,
несмотря на грозный облик, взгляд у них был довольно снисходительный.
     Все в этом доме дышало мощью Властелина и близким присутствием богов,
казалось, что от одного прикосновения к предметам  я  заряжаюсь  бодростью
необыкновенной.
     К тому же, в одном из золотых чеканных сосудов с изображением  Земной
Матери я нашел сухие фрукты, а в инкрустированном бирюзой кувшине  немного
превосходной чичи, глотнув которой растянулся на лежанке-пуме.
     Открыл глаза, когда почувствовал вблизи тело, причем женское. А затем
к ощущению добавился образ. Из ее глаз смотрела сама  Венера-Часка,  а  на
ланитах словно отражалась Луна-Килья. Золотое кольцо  в  ноздре  придавало
еще больше прелести ее нежному лицу. На тонких запястьях  играли  сапфиры,
обсыпавшие золотые же браслеты. Шейку  подчеркивало  ожерелье  из  круглых
белых и кажется костяных шариков, со вставленными изумрудами - что  весьма
напоминало выдавленные глаза. Мягкую ткань туники натягивали те  "яблочки"
наливные, с которыми не прочь поиграть каждый уважающий себя индеец  вроде
меня. Два зуба, как и полагается по местной моде, были  подпилены.  Ножки,
смугленькие и точененькие, тоже были хорошо  заметны,  особенно  благодаря
браслетам с бубенчиками.
     Елки-пальмы,  она  довольно  похожа  на  ту  девицу,  которая  то  ли
пригрезилась, то ли взаправду морочила меня у Кориканчи в Куско.  С  такой
штучкой надо бы поосторожнее. Мне даже показалось пару раз, что  очертания
незнакомки   расплываются   и   я   вижу   страшно    сексуальный    образ
полубабы-полуягуарши. Я быстро перешел из лежачего состояния в сидячее.
     - Что это всполошились, господин мой? - послышался голосок гостьи.
     - Какой это я тебе господин? Я тебе господин не больше, чем  вон  тот
горшок.
     -  Велено  быть  во  всем  вам  послушной,  -   последовало   краткое
объяснение.
     - А если бы тебе велели слушаться во всем этот самый горшок?
     - Так бы оно и было, - кратко доложила девушка.
     А что, тоже правильно.
     - И если я тебя поцелую взасос?
     - Так тому и быть.
     Я взял паузу на сомнения. А если она из  Дома  Избранниц?  Вдруг  мою
душу захватил в свою власть  посланец  Супайпы  и  подначивает?  С  другой
стороны, девица может быть куклой  на  чьих-то  ниточках  -  страшно  даже
подумать чьих.
     Я, тем не менее, прикоснулся к неведомой избраннице, а потом взял  ее
более основательно и занялся поцелуем. Похоже, меня на это дело  тянула  и
подталкивала какая-то высшая сила.
     Внезапно заиграла музыка,  и  флейты,  и  барабаны,  и  тамбурины,  и
дудели. Кто-то запел о любви сильным чистым  голосом.  Дверь  открылась  и
появился сам Верховный Инка. Нет,  сомнений  быть  не  может.  В  головной
повязке два пера птицы кора-кенке, концами вверх. На ушах подвески в  виде
солнц,  золотой  посох-скипетр  с  небесной   двуглавой   змеей   в   виде
набалдашника. Плащ весь обсыпан  драгоценными  камушками,  и  алмазами,  и
сапфирами,  и  фиолетовыми  александритами,  и  золотистыми  топазами,   и
благородными опалами,  так  что  получается  изображение  звездного  неба.
Полами плаща играют здоровенные кошки дымчатого окраса.
     - А я все видел, - сказал Инка. - Жених да невеста...
     Я  заметался  по  комнате,  наконец  распростерся  на  полу,  пытаясь
заползти под пуму-лежанку. Сам  Инка  пожаловал!  Да  от  него,  наверное,
небесные копья-молнии сейчас посыпятся.  Не  удивлюсь,  если  следующим  в
дверях покажется Отец-Солнце.
     - Ну ладно, хватит, хорошего понемногу, - изрек Верховный Инка  Уайна
Капак и сделал жест, чтобы я поднялся.
     Одна из дымчатых кошек пописала рядом с моим лицом.
     Я хоть и поднялся, но сильно зашатался.
     - Да, тебе, наверное, лучше  посидеть,  -  с  поражающей  воображение
заботой произнес Сын Солнца.
     Я присел на лежак и тут до  меня  дошел  уровень  святотатства  -  я,
ничтожный, сижу, а великий-то, стоит себе.
     - Ничего, ничего, - уловил  мои  мысли  Властелин  и  даже  милостиво
успокоил, - когда ноги твои окрепнут, то и встанешь на них. А поклонишься,
когда сочтешь нужным по собственному разумению, а не из привычки.
     От этих слов во мне проскочило какое-то сомнение.
     - Вы, Властелин  всех  людей,  Мировой  Столб,  Вселенский  Кормилец,
Верховный Инка Уайна Капак?
     - Да, мы - именно то самое.
     Человек с перьями кора-кенке щелкнул пальцами и пума,  на  которой  я
сидел, дрогнула и зарычала, а  потом  снова  застыла.  Человек  с  перьями
кора-кенке хлоп