шизофрении.
     Вначале  ненадолго   возникла   женщина-ягуар,   но   выглядела   она
недовольной. Затем вместо нее появился тот самый олень, которого я недавно
кокнул, не спрося разрешения у Духа Оленей, у  лесных  и  горных  демонов.
Олень выглядел ни живым не мертвым, глаза его были неподвижны, однако тело
слегка дрожало, а  потом  изо  рта  стала  выползать  змея.  Должно  быть,
недовольная душа животного потянулась ко мне, собираясь наказать. Ну,  что
тут попишешь, не глотать же седуксен. Я, ощущая жуть от нарушения  всех  и
всяческих запретов, стал раскисать. Однако тут заработал мой  позвоночник,
как  ось...  вокруг  него  закружились  вихри,  которые   крупным   планом
представали  в  виде  серебристых  нитей   эктоплазмы.   Они   сплетались,
стягивались, обвивались вокруг позвоночника, а в  итоге  я  заметил  возле
своей лица голову очередной змеи. Моей личной  змеи!  Она  могла  выползти
только из меня. Я даже ощущал,  как  она  движется  вдоль  моего  спинного
хребта.
     Немного затошнило. А еще больше я растерялся,  потому  что  не  знал,
радоваться ли с криками  "ура",  или  горевать,  не  мог  сообразить,  что
предпримет так называемая "моя" змея, не говоря уж  о  том  гаде,  который
выползал из невинно убиенного животного.  Мой  аспид  поступил  правильно,
кинулся на змею оленя и мигом заглотил  ее.  Я  видел  как  перекатываются
челюсти змеи-победительницы, как работают ее  глотка  и  пищевод,  как  от
побежденного гада остается только шевелящийся хвостик. Вот так зараза -  я
выплюнул коку из-за щеки. Змеи  тут  же  исчезли.  Но  послышались  другие
шорохи.
     Из-за деревьев показались воины - с шлемами в виде клювов  и  черными
перьями кондоров на щитах. Не какие-нибудь голопопые дикари,  а  настоящие
бойцы. Я даже видел огромные крылья, развевающиеся за их  спинами  -  хотя
это было явным глюком. Копья целились в меня, у них  были  широкие  лезвия
(похожие на лист шалфея), которыми приятно  колоть  и  даже  рубить  мясо.
Однако рядом со мной лежал автомат с пятью патронами в  рожке.  Поэтому  я
решил все-таки рискнуть, тем более, что бредово увидел на  себе  пятнистый
мех зверя ягуара.
     Рывок к спусковому крючку... но  метко  брошенный  вражеский  топорик
выбил из моего ладони рукоятку оружия, заодно сделав внушительную  насечку
на моей коже. А до ножа с зубчиками я уже не успел дотянуться, потому  что
на меня навалилась вражеская кодла. Какое уж  после  этого  сопротивление,
особенно если учесть радикулит.
     Они не прикончили меня сразу. Это было бы слишком просто.  Мою  тушку
привязали к палке и понесли в долину.
     Утром следующего дня я оказался в селении, с которого не столь  давно
началась моя инкская биография. Там  у  меня  отобрали  все  ценные  вещи,
включая ушное золотое кольцо, и кинули в  яму,  возле  которой  неотступно
находилось четверо стражников. Время от время вниз падали  и  лепешки  для
пропитания хиреющего тела. Ночью я заледеневал,  а  днем  распаривался  до
состояния желе под лучами солнца.
     Я понимал, чем дело пахнет, поэтому  пытался  выкарабкаться  из  ямы,
цепляясь за корешки и камушки. Попытки оказывались безуспешными  -  и  это
минус, зато благодаря им у меня прошел радикулит - что было плюсом.
     Кроме того, возле ямы то  и  дело  вертелся  упитанный  жрец,  хорошо
запомнившийся мне мужик в длинном плаще, в шапке-тиаре,  украшенной  двумя
позолоченными змеями, с жезлом, увенчанным  набалдашником  в  виде  головы
ягуара. Щеголял он в своем ухе и конфискованным у меня кольцом.  Служителя
культа звали Золотой Катыш. Тут, кстати, все торопились добавить к  своему
прозвищу какое-нибудь "золото" -  и  не  потому,  что  сознавали  рыночную
стоимость этого металла, а скорее  уж  учитывая  его  почетные  магические
свойства.
     Золотой Катыш готовился к празднику. Судя по  несчастным  голосам,  в
соседних ямах откармливались другие кандидаты на тот свет, и главным делом
жреца было следить за их внутренним и  внешним  благополучием.  Чем  он  и
занимался - усердно как замполит.
     - Ягуар-Скиталец, подходит время большого торжества,  а  вид  у  тебя
несносно скучный. Найди в своем сердце  радость,  -  упрашивал  незлобного
вида человек. Хотелось даже как-то помочь ему.
     -  Слушай,  Золотой  Катыш,  а  по  какому-такому  поводу  я   должен
веселиться?
     Жрец, недоумевая, всплескивал руками  и  разводил  упитанные  ладоши.
Ведь для него все было предельно ясно. Он, как и все  местные  жрецы,  был
параноидальным шизофреником.
     - Все у нас честно  и  по  справедливости,  сам  знаешь,  -  увещевал
Золотой Катыш.
     Так оно и было на самом деле, если без дураков.  Только  честность  и
справедливость являлись своеобразными.
     - Говорили же тебе, Скиталец, блюди четыре закона и будешь чист перед
богами, - напомнил клерикал. - Такие простые правила. АМА СУА - не  воруй.
АМА ЛЬЮЛЬЯ - не бездельничай. АМА КЕЛЬЯ - не лги. Чти Великого Инку,  сына
Солнца, который убеждает божества и светила быть благосклонными к людям.
     - Помню, помню. Так почему же я должен быть доволен? Что я попаду под
серп и молот Супайпы?
     Золотой Катыш садился на корточки и начинал терпеливо объяснять:
     - Змея Яку Мама, воплощение предвечного Виракочи,  душа  всей  жизни,
поднимается из преисподней и уходит в  небо.  Она  состоит  из  темного  и
светлого. Каждое ее свойство - это божество, которому  нужно  поклоняться.
Иначе, конец порядку и начало смуте. Супайпа ничем не хуже других.  Просто
в его обязанности входит устранение всего старого и бесполезного, чтобы на
очистившемся месте могли появиться новые жизни.
     - Надеюсь, что я бесполезный. И  что  же,  с  этим  шайтаном  никаких
трудностей? - с надеждой спросил я.
     - Ну как же без них. Когда Супайпа - да защитит нас благое  Солнце  -
перестает ведать меру и дает началу беспорядку, мы просим его  отступиться
и  приносим  ему  обильные  жертвы.  Именно  для  того,  чтобы   не   дать
чрезмерности превратится в зло... Но ты  не  думай  о  Супайпе,  ты  нужен
светлым богам.  Они  ведь  не  довольствуются,  как  Владыка  Преисподней,
естественной жатвой. Им подавай заклание молодого, цветущего  и  сильного,
им подавай свежую кровь.
     - Ага, я понял, чему радоваться. Тому,  что  самые  светлые  божества
нахлебаются моей кровушки, а простой народ накрутит из меня котлет.
     - Тепло нашей крови нужно светлым божествам, чтобы им хорошо жилось в
трех мирах, тогда и милость нам  будет  оказана.  Ну,  теперь  все  понял,
несмышленыш?
     - Как же, разве не поймешь тут у вас.
     Что мне оставалось еще ответить?
     - Если понял, тогда не обижайся, когда мы  принесем  тебя  в  в  день
осеннего равноденствия отцу нашему Солнцу, умоляя не наказывать нас  своей
недостаточностью или чрезмерностью.
     -  Они  меня  принесут  в  подарок,  чтобы  сиятельная  особа   могла
восстановить свои киснущие силы. Ну, а  мне  что-нибудь  положено  в  этом
мире?! - возопил я в сердцах.
     - Пойми, на самом деле тебя нет, - Золотой Катыш застрекотал быстрее,
потому что близилось время обеда. - Ты состоишь из частей, дарованных тебе
щедрыми богами. И  даже  твой  ум-разум,  который  возражает  мне,  сделан
Виракочей с таким расчетом, чтобы тебе казалось, что ты существуешь сам по
себе... Твоя  разумная  душа  вернется  к  предвечному  Конирая  Виракоче,
владыке мира. Змея Яку Мама, воплощение Виракочи, унесет ее на небо звезд,
пройдя через двенадцать небес, желтое, белое, черное, небо  Луны-Килья,  и
так далее. Душа твоей крови, ее огонь и влага, уйдут к тому,  кто  дал  ее
тебе, к громовому Париакаке...
     - У Париакаки - губа не дура.
     - Он, владелец Копья Света, Небесного Луча и Млечного  Пути,  возьмет
душу крови к себе  и  разделит  со  своей  сестрой  Чаупиньямки,  Теплотой
Плодородия. А твоего жизненного  двойника,  телесную  душу,  звезда  Часка
отведет в преисподнюю, в Супайпа Уасин.
     - Часка, Венера, припоминаю это слово, и эти буфера, и эту попку...
     - Сладкая  Часка  проведет  твоего  жизненного  двойника  через  воды
Титикаки в дом Супайпы, между сдвигающихся гор, мимо яростных  и  огромных
змей и крокодилов, через  пустыни,  в  которых  непрестанно  дуют  ледяные
ветры, несущие обсидиановые лезвия, к сердцу  земли,  к  престолу  Нижнего
Владыки, богу с головой кондора. И через год твой жизненный двойник отдаст
свою силу прорастающим семенам новой жизни.
     - Хорошо,  что  в  самом  последнем  походе  у  меня  будет  приятная
компания...
     И вот наступил праздничный  день.  Толпы  народа  из  разных  селений
долины двинулись по дороге, ведущей к главному храму Урубамбы.
     Впереди  чинно  шествовали  идеологические  работники,  жрецы.   Атун
уильяк, святой отец всей долины в белом  плаще  и  плюмаже  из  страусиных
перьев,  важного  мужчину  поддерживали  двое   служек;   среднее   звено,
настоятели  храмов,  среди  которых  был  и  Золотой  Катыш;   плюс   стая
дьяков-уакаримачиков, заклинатели дождя, лекари,  колдунишки;  плюс  толпы
айяртапуков, мелкотравчатые ясновидцы, прорицатели, гадатели, изготовители
амулетов,  ублаготворители  земельных  духов-чаркакамайоков   и   домашних
демонов-уискамайоков.
     За ними тащились песнопевцы,  прилежно  исполнявшие  гимны-уалья  под
мелодии  флейт,  сделанных  из  берцовых   человечьих   костей,   и   ритм
барабанов-уарачику,    обтянутых     людской     кожей,     соответственно
выкаблучивались и танцоры со своими магическими плясками.
     Далее в процессии участвовало начальство в виде десятников, сотников,
темников - уну камайоков, все были приодетые по  форме  и  различались,  в
первую очередь, по перьям на плюмажах. Солидно  вышагивали  уполномоченные
комиссары Верховного Инки - тикуй-рикуки с золотыми пластинами  маскапайча
на лбах.
     Далее   семенили   пуреки   -   радостные    трудящиеся,    довольные
гарантированной похлебкой и набедренной повязкой. Они  тащили  на  головах
корзины с початками маиса, клубнями картофеля и прочими  плодами  стеблей,
веток и корней, а также кувшины с пивом и чичей.
     В общем, шла праздничная демонстрация по типу недавних наших, тут вам
партийные, хозяйственные, государственные руководители, тут  вам  наглядно
представлены всевышние законы природы и общества. Тут и мы,  приносимые  в
жертву. Я двигался в окружении бравых воинов вместе со  своими  товарищами
по торжественному закланию. Многие из них относились  к  разряду  "сладкие
кости", миски-тульу, то есть лентяев. Одни попали  в  лентяи,  потому  что
дрыхли по утрам, вместо  того,  чтобы  торопиться  в  поле.  Другие  стали
"сладкими костями", потому что экономили силы, придумывая всякие ухищрения
на замену сохе и мотыге - типа плуга, запряженного  верблюдицей-ламой.  Не
помогло лентяям наказание в виде битья камнем и  лечение  в  виде  тонкого
вскрытия черепа, оттого решено было вычеркнуть их из списка живущих.
     Были в нашем числе и нарушители запретов, ходившие по женской  тропе,
и те, кто встречался с девушками без разрешения начальства - лучше бы  эти
распутники любили лам. Были и  те,  кто  забыл  принести  благодарственную
жертву  какому-нибудь  чаркакамайоку,  и  те,  что   пытались   унести   с
государственного поля (владений  Солнца)  в  личный  котел  пару  початков
кукурузы.
     Кстати, во время праздничных гуляний я заметил, что стал воспринимать
произношение кечуанских слов. Значит, благодаря демону-попугаю, я все-таки
выучился инкской фене, стал двуязычным. Жаль, что поздновато,  когда  меня
вот-вот должны разобрать по частям многочисленные божества и духи.
     Основная    церемония    должна    была    проходить    не     внутри
пирамиды-зиккурата, а на ее верхушке, в четырехугольном открытом храме.  К
нему тащиться по ступеням пришлось минут с двадцать.
     На пьедестале торжественно стоял трехликий истукан Инти, с  двуглавой
змеей на макушке, по углам расположились демоны, хранители  сторон  света.
Пониже главного изваяния находился алтарь, на этот раз  из  яшмы,  в  виде
распластанного ягуара.
     Золотой Катыш был тут как тут,  медитировал  на  образе  Отца-Солнце,
хлебнув айя-уакаки. Впрочем, впередсмотрящим являлся атун  уильяк,  каждое
слово которого  подхватывал  хор.  И  меня  не  обидели,  в  числе  других
"закладываемых" обнесли  чашей  с  напитком  из  дурман-травы,  знаменитой
Datura inoxia.
     И  странное  дело.  Как  отхлебнул  я  отвара  из  чаши  (похожей  на
обезглавленный труп), так вскоре и заработала моя голова на местный манер.
Я увидел Инти-Солнце живым существом. Нет, не сам  истукан.  Тот,  кого  я
углядел, имел огромные умопомрачительные размеры. Ноги были горами, тело -
маревом и дымкой над вершинами, а голова - самим солнечным диском.
     В  руках  жреца-палача,  чья  физиономия  была  скрыта   позолоченной
кошачьей  маской,  сверкнул  широкий  нож-секач,  этим  инструментом  была
вскрыта грудная  клетка  первой  жертвы.  Специалист  помог  себе  руками,
раздвигая кости еще живого человека. Вот жрец ухватил сердце и дернул его,
лопнувшие сосуды  брызнули  красным.  Дымящийся  орган  был  направлен  на
исследование  гадателю,  жертва  же  осела  возле   алтаря   -   и   после
непродолжительного  трепыхания  застыла.  А  кровь-то  текла  не  вниз  по
ступеням, а вверх, к  истукану!  Кровь  превращалась  в  пучок  золотистых
нитей, в змейку, которая обвивала идола и, оторвавшись от него, взмывала к
небу. Рубиновые глаза изваяния залучились теплым ласковым светом.
     Я видел тех, кто подходил полизать и похлебать  к  красному  ручейку.
Собакоголовые демоны, духи с клыками ягуара, стайка мелких духов,  похожих
на птиц, вот подвалил кто-то большой, совсем без головы, пойло  уходило  в
дыру на его груди. Следом приблизилась особа с женским телом,  но  змеиной
головой, та шипела, но не забывала елозить раздвоенным языком  в  кровавой
гуще.
     Меж тем  работа  спорилась,  каждый  был  при  деле.  Жрец-палач  уже
обработал три жертвы,  обследованные  гадателем  сердца  смирно  лежали  в
корзине, свитой  из  золотой  проволоки,  тела  крючьями  оттаскивались  в
сторонку, где начиналась их разделка.
     Я оценил очередь к жертвеннику. Еще троих обработают, а  затем  я.  В
запасе десять минут, не больше. Мне будет очень говняно, но все-таки успею
понаблюдать как в руках опытных  людей  я  превращаюсь  в  мясопродукты  и
энергопродукты, и даже ознакомлюсь face-to-face со своим сердцем.  Я  буду
идеальной стандартной жертвой,  свидетельством  хорошо  отлаженной  работы
жертвоприносительной машины. А  после  негеройской  кончины  придется  еще
полюбоваться, как меня потрошат подземные и небесные чудища. Или же ничего
этого не будет и сразу атеистический черный ящик поглотит меня? Что лучше,
чтобы я лично предпочел?
     Впрочем, могу  добавить  в  "плюс",  что  сгину  я  не  где-нибудь  в
питерской подворотне из-за выстрела в упор, ни в чистом, то  есть  грязном
поле, разорванным кавказской миной, не на больничной койке с градусником в
попе.  Я  погибну  в  таинственной  неизведанной  реальности.  Почти   как
космонавт. Но почему-то это меня не радует сейчас.
     Я, может  быть,  хотел  бы  откинуть  коньки  именно  в  той  обычной
реальности, но, чтобы после  меня  всплакнули  жена-вдова  и  дети-сироты.
Впрочем, даже в той обычной реальности я был бы лишен такого удовольствия.
Бывшая жена употребляет мое имя только в сочетании с названиями  некоторых
некрасивых  животных,  а  родное  дитя  кличет  папой  совершенно  другого
человека, который ну ни капельки не похож на меня.  Он  больше  на  кабана
смахивает.
     От дурман-напитка, или же от  переживаний,  что  выплескивали  в  мою
кровь морфины-эндорфины, пейзаж перед глазами немного заволокся туманом  и
стал отдаляться от меня. Отдалялся я не только от пейзажа, но и от  своего
тела, и от своих переживаний. Еще немного и я бы взмыл, полетел,  а  затем
бы рухнул в черный колодец без дна и стен. Как никак, моя очередь к алтарю
подходила через одного.
     И может в самый последний всплеск интереса к миру, я заметил  кое-что
на фоне сияющего лика киллера-Солнца. Темное пятнышко.  И  урчание  мотора
уловил ухом. Неужели аэроплан?
     Отрешенность и отстраненность сразу как вентилятором сдуло. Хоть руки
были связаны, но жрецу-палачу, потянувшемуся  за  мной,  я  хорошо  впаял.
Ногой, облаченной в кроссовку, прямо в промежность. Затем в челюсть.  Меня
бы быстро угомонили, если бы не таинственный фактор.  Навстречу  летел  не
аэроплан, а  дельтаплан,  но  это  уже  что-то.  В  цепь  воинов  кондора,
окружавших пирамиду, слетела сверху автоматная очередь,  затем  посыпались
гранаты.  Не  слишком  аккуратно  посыпались,  не  только  на   воинов   и
руководителей, но и на простых пуреков. Однако, я не мог отказать  себе  в
радости. На радостях я  поддал  еще  какому-то  воину,  который  собирался
приголубить меня обухом топора.  Где-то  неподалеку  свалилась  граната  и
унесла с лестницы пять черноперых  бойцов.  Я,  воспользовавшись  шухером,
перерезал  веревки  на  руках  об  обсидиановое  лезвие  топора.  Но   тут
выяснилось, что понаделав шума, дельтаплан усвистал прочь. Может,  оттого,
что инкские воины дружно направили свои луки в небо?
     Неужели это все?
     Да нет, не все и даже  не  конец.  С  крыш  ближайших  домов  ударили
очереди. Я сразу узнал гавканье  "АК-74"  и  "РПК".  Толпа  с  поросячьими
визгами бросилась врассыпную. Молодцы мои ребята, хорошо  подобрались.  Но
надо их как-то поддержать. Я, подхватив жертвенный  нож,  бросился  резать
веревки на других связанных-увязанных.
     -  Давайте,  братва,  увеличим  свои  степени  свободы,  -  кинул   я
зажигательный клич.
     Однако, граждане, спасенные от заклания, не торопились увеличить свои
степени свободы. Они таращились на меня, явно не врубаясь - почто  нарушаю
я установленный порядок вещей.
     - Вы теперь вольные птицы, господа. Вас никто не растерзает, весь ваш
организм до последнего элемента и винтика принадлежит вам лично  и  никому
больше.
     Однако, покамест пропаганда не давала желаемого результата. В  то  же
время я наблюдал за нашими десантниками-диверсантниками, они  приближались
перебежками, от стены к стене. Но и среди инкских воинов  вдруг  появилось
несколько человек, оснащенных пистолетами-пулеметами. Впрочем, со  стороны
нашей команды заработал миномет.
     Я, пользуясь моментом, хотел выколупнуть колдовские  рубиновые  глаза
истукана, чтобы компенсировать утрату ценных вещей, но он стал  утопать  в
каменном полу, а потом и вовсе поплыл вниз, словно кабина лифта. Похоже, в
пирамиду была встроена механика, пусть и и примитивная, но работающая.
     Одновременно, я с неудовольствием  видел  как  демонические  крылышки
подхватывают стрелы инкских  воинов  и,  набирая  ускорение,  несут  их  в
сторону моей родной команды.  Я  хотел  было  сигануть  вниз  по  ступеням
пирамидной лестницы, но тут  сообразил,  что  не  зря  опустился  истукан.
Сейчас из открывшейся дыры полезут инкские элитные бойцы и тогда у них под
обстрелом окажутся все окрестности.  Я  подбежал  к  краю  шахты  и  сразу
заметил подъемник, движущийся уже к вершине. На нем  толпился  вооруженный
люд. Для начала я подхватил бесполезное тело жреца  и  отправил  в  шахту,
снизу ответили пальбой. Что еще можно  бросить,  не  считая  самого  себя?
Вовремя попался на  глаза  светильник  с  раскаленными  угольями.  Горячая
оказалась штука, едва донес, но, слетев в шахту,  она  вызвала  там  очень
бурную реакцию. А потом я встал на краю площадки и стал семафорить  своим,
показывая, куда надо положить мину. Со второй попытки мои  друзья-товарищи
попали в дыру. Меня же швырнуло взрывной волной по ступеням вниз.
     Внизу меня, изрядно ушибленного, встретили инкские воины  с  копьями.
Они подступали ко мне вместе с десятником, который, шипя, указывал на меня
гневным перстом.
     - Святотатец, он нарушил волю богов, он н