арушил мудрый порядок вещей.
     - Ну и что? Как видите, ничего особенного не  случилось.  Пора  духов
поставить на диету, пусть вкушают только духовную пищу  -  книги,  газеты,
картины. А мы принадлежим сами себе.  Если  вам  угодно,  то  поклоняйтесь
Господу, тому, который требует только одного - хорошего поведения.
     Я заметил, что по примеру святых отцов  миссионеров  начал  проповедь
монотеизма.  Некоторые  индюшки  призадумались,  другие  решили  на   деле
опровергнуть тезис, что со мной "ничего особенного не случилось". Их копья
с "шалфейными" наконечниками, нацелились на меня, одно острие  хотело  уже
кольнуть, но я, увернувшись, уцепился за древко. Осталось крутануть  им  и
срезать противника с ног. В качестве десерта на меня замахнулся товарищ  с
палицей, я сумел поймать его за запястье и попытался дать коленкой в  пах.
Однако мы рухнули и стали кататься и бороться на земле.
     Тут подключился чей-то автомат и заклевал всех окруживших меня воинов
кондора, и задумавшихся, и тупых.  А  потом  чья-то  мощная  рука  сразила
индейца, с которым я отчаянно боролся, - ударом по  затылку.  Та  же  рука
подняла  меня  за  шкирку.  Это  был   безмолвно   улыбающийся   Кукин   с
"калашниковым".
     - Эх, черт, Колька, хоть и Каменный Глаз, хоть и отключенный, но толк
от тебя все же есть, - стал нахваливать я, едва отдышался.
     - Да он нас, собственно, и втравил в эту историю. - Ко  мне  подходил
оснащенный ручным пулеметом Кузьмин. - Коковцов как всегда не доверял, был
против, не хотел  подставляться.  Но  потом  Кукин  молча  нарисовал  план
местности и пути безопасного  подхода  к  главному  храму  долины.  А  еще
приписал на бумажке, что наш отряд расположился в уязвимом месте, и  здесь
нас орлиная гвардия  скоро  накроет.  И  вправду,  только  мы  снялись  со
стойбища, как туда гранаты посыпались и пули... Короче, уломался Коковцов,
а с помощью Альвареса сотворили мы этот самый дельтаплан - перуанец-то как
никак бывший планерист-любитель.
     С двух сторон от  процессионной  дороги  на  обочине  лежали  простые
пуреки и руководители. В основном не мертвые, а живые, хотя  некоторые  из
них действительно были трупами.  Часть  народа  уже  удрала  на  приличное
расстояние, виднелись только мелькающие коричневые пятки.
     Наши "казаки-разбойники" расхаживали по дороге, кто с пулеметом,  кто
с автоматом. С удивлением я заметил  среди  них  десятка  два  практически
голозадых дикарей.
     - А это еще кто?
     - Союзники. Мы дали им пару раз стрельнуть из "громобоя" и они  стали
наши, - отозвался Коковцов. - Ну, что пора отходить?
     - Куда отходить, зачем?
     Я прошелся вдоль дороги и нашел "епископа" долины - атун уильяка.
     - Будешь работать с нами? Тогда останешься атун уильяком, что само по
себе и неплохо.
     Человек потерял свой плюмаж, но сохранил плащ из голубиных перьев.
     - Как это работать? Эти ходячие трупы говорят о какой-то  работе!  Да
скоро огненный дождь упадет на ваши  безумные  головы  и  превратит  их  в
обугленные головешки. Вас на пути в Супайпа Уасин будут  терзать  ядовитые
скорпионы-великаны и размачивать едкой слюной огромные  пауки.  Вы  будете
корячится в когтях подземного ягуара...
     В итоге, атун уильяк, прервав пропаганду насилия,  ухватился  за  мое
горло со стандартными обвинениями в святотатстве. Тут пропела спасительная
стрела, пущенная одним  из  союзников,  и  "епископ",  испортив  оперение,
рухнул на дорогу ничком.
     Отдышавшись и расправив горло, я  огляделся  по  сторонам.  Ага,  вот
залег и Золотой Катыш. Я подошел и протянул ему  руку.  Он  вначале  делал
вид, что мы незнакомы, но я  все  равно  потащил  его  вверх  по  ступеням
пирамиды.
     На высоте метров двадцать мы присели.
     - Катыш, видишь людей долины, распластавшихся внизу? Ты можешь  стать
их атун уильяком. Тебе даже не придется держать ответ за то золотое кольцо
стоимостью в двести баксов, которое ты у меня спер.
     - Что от меня требуется, господин?
     - От тебя ничего. Ты просто должен слушаться нас.
     После небольшой паузы, наполненной наморщиванием лба, жрец отозвался.
     - Я согласен, если кто-то из вас назовется Сыном Солнца.
     Этот малый был вполне понятливым и действовал адекватно ситуации.
     - Допустим, Золотой Катыш, кто-то из нас назовется  Сыном  Солнца.  С
чего ты взял, что он будет истинно Сыном Солнца?
     Опытный идеолог, конечно же, не растерялся.
     - Если Господин-Солнце не испепелил вас своими жгучими  руками  и  не
спустил  на  вас  своего  огненного  ягуара,  когда  вы  дерзко   прервали
жертвоприношение, значит, он потворствует или даже помогает вам.
     - Ты можешь проводить какие угодно ритуалы, достопочтенный, однако мы
потребуем от тебя прекратить заклание людей.
     -  Это  бессмысленно!  -  закричал   жрец,   досадуя   уже   на   мою
непонятливость. - Ведь тогда прекратится кругооборот жизни в природе. Если
к богам не будет возвращаться то, что они дали нам, мир замрет, окоченеет,
и никто никогда не сможет оживить его. На нас опуститься Солнце Ночи и  мы
станем бледными призраками.
     -  Хорошо  описано,  Катыш.  Но  попробуй  обойтись  кровью   лам   и
каких-нибудь кроликов.
     Я, прекратив приватный  разговор,  обратился  к  распростертым  внизу
инкам.
     - Меня должны были принести в  жертву  Господину-Солнце,  но  он  был
против. Как видите, я жив, здоров и улыбаюсь. Похоже, что я его внебрачный
сын. Но не это главное. Отныне боги занимаются своими делами, а вы своими.
Вы им больше не нужны, вы им пофиг, все что есть у вас,  члены,  косточки,
жизненные соки, мысли, знания, теперь только ваши.  Есть  Единый,  который
все сотворил. Вы на свой лад представляете его и зовете Конирая  Виракоча.
Так вот, он дает добро, чтобы вам пользоваться всеми благами и  удобствами
этого мира, не боясь неудовлетворенных духов. Он своим  небесным  декретом
запретил поить богов вашей  кровью.  Это  называется  Сухой  Закон.  Из-за
Сухого Закона вовсе не остановится Солнце, скорее уж  наоборот,  и  каждую
ночь будут исправно карабкаться на свои небеса и Мать-Луна, и  Дева-Венера
и сестры-звезды. А тот, небезызвестный  начальник,  который  называл  себя
Сыном  Солнца,  который  запрещал  или  разрешал  вам   дышать,   уходить,
приходить, какать, чихать,  сношаться,  который  заставлял  вас  наполнять
хранилища вдоль дорог, строить какие-то дурацкие дамбы, кормить его баб  в
Доме Избранниц и всю эту стаю тикуй-рикуков, он больше не имеет власти над
вами. Теперь воля наступает. Каждый может сидеть сиднем на одном месте или
же отчалить на заработки, может выращивать хоть маис, хоть орехи, или  же,
вместо этого, тачать сандалии, может ссыпать свой урожай в общие хранилища
или же  продать  на  базаре,  может  жениться  на  ком  угодно  под  любым
забором...
     Я спустился на несколько ступенек вниз и снова  обратился  к  народу,
который как обычно безмолвствовал, не врубившись в новые идеи:
     - Вопросы есть? У кого есть вопрос, может встать и задать.
     Спустя  минуту  тягостного  ожидания,   поднялся   какой-то   селянин
скромного вида.
     - Вы, новый повелитель, за ленивых, за "сладкие кости" воюете?
     - Опять слышу стереотип,  пардон,  устойчивое  суждение.  Нельзя  всю
жизнь ходить по одной колее, которая ведет вас в  разделочный  цех.  Пора,
товарищи индейцы, искать свежие  пути.  Нельзя  лишь  тупо  и  однообразно
трудиться, это и дятел умеет, весь день-деньской носом долбит; надо думать
и соображать. Каждый должен самостоятельно найти свое дело,  то  самое,  с
которым он лучше справится и на котором больше заработает, пусть это будет
совершенно новое и необычное дело. Каждый обязан знать свою меру,  сколько
ему работать,  сколько  отдыхать  и  сколько  сидеть  на  горшке,  сколько
оставить себе и сколько продать на сторону.  Надо,  господа,  смотреть  не
только под ноги, но еще и по сторонам, и даже вверх.
     Я оглянулся и увидел склоненные  головы  индейчиков  и  недоумевающие
лица соратников. Кажется, переборщил со своей агитацией.
     - Ты не слишком на политику налегай, тем  более,  они  и  не  поймут,
чурки ведь, - притормозил меня Кузьмин.
     - Короче, кто сейчас запишется в наше войско, тот освободится от всех
повинностей. Желающих прошу встать.
     - Ну, наконец-то дело сказал,  -  выдохнул  кто-то  из  наших  внизу,
кажется, Коковцов. - Ребята, вы извините, что он такой трепач несносный.
     Поднялось  до  полусотни  желающих  вступить   в   войско.   Это   из
десятитысячной-то толпы.
     В другом селении мы набрали еще сотню "отчаянных".
     В следующем селении мы вывели из строя каждого третьего  и  никто  не
отказался.
     Тем более, и Золотой Катыш везде напускал  тумана,  что,  дескать,  я
имею прямое отношение к Солнцу, если уж не сын, так внучатый племянник.
     В других населенных пунктах выводили каждого второго и даже  первого.
И опять никто не возражал и не сопротивлялся. К концу недели  у  нас  было
минимум  пятитысячное  войско.  К  сожалению,  я  быстро   убедился,   что
большинству моих воинов лучше бы в стаде баранами работать  -  впрочем,  в
стране инков даже бараны не водились.
     А к концу недели  стало  меркнуть  солнце,  подернувши  пеленой  свой
светлый лик. Казалось тот  самый  умопомрачительный  великан,  которого  я
наблюдал  с  верхушки  пирамиды,  наклонился  к  нам   своим   недовольной
физиономией. Грозовые облака около соседних вершин изобразили собой  морду
зловредного беса, однако дождь так и не пролился.  Вдобавок  стало  трясти
почву, как будто кто-то, ворочаясь, просыпался в сердце гор.
     Впрочем, я нередко говорил соратникам, чихаю-де на все, что угрозливо
нарисует нам природа. За такую открыто проявленную  храбрость  на  военном
совете  меня  избрали  главой  стремительно   растущего   войска.   "Пусть
покомандует, - согласился Коковцов, - посмотрим, надолго ли  его  хватит."
Кстати, Кузьмин стал начальником штаба, а Коковцов - замом по тылу.  Кроме
того, было принято решение спешно покинуть долину и потихоньку  спускаться
с гор.
     Так начался героический переход Суворова через Альпы, вернее Хвостова
через Анды. Кстати, особой поклажи  мы  на  себе  не  тащили,  надеясь  на
общественные хранилища, носильщиков у  нас  было  завались,  также  как  и
проводников. И лам, верблюдов местных, хватало - поскольку мы забирали  их
везде, где ни попадя, не стесняясь. Ведь все стада были имуществом Солнца,
то есть общегосударственными.
     Узкими скалистыми тропами мы преодолели перевал Уилькабамба, несмотря
на пару каменных и несколько селевых лавин. И,  наконец,  оставили  позади
насупившийся лик Господина-Солнце. В  центральных  областях  страны  инков
солнышко светило с прежней силой.
     Тут мы и занялись мы крепостью Мойок-Марка, которая запирала  путь  к
инкской столице. Решено было показать врагу, что такое лихой ночной рейд.
     Обстреляли мы крепостные стены из пулеметов, а то, что  за  ними,  из
миномета. Наши лучники тоже хорошо поработали, утыкав стрелами и превратив
в ежиков немало вражеских солдат. Правда, воспользоваться  лестницами  для
штурма крепости не получилось - из-за глубоких пристенных  рвов.  Зато  мы
вскарабкались на верхотуры с  помощью  веревок,  оснащенных  "кошками"  на
концах. Потом перекрошили гарнизон у стен и  обезвредили  башни,  нашвыряв
через бойницы "лимонки".  В  крепости,  кстати,  имелось  пару  пулеметных
гнезд, но пулеметчиков кокнули наши снайпера и гранатометчики.  Боеприпасы
мы сэкономили, когда остатки  гарнизона  также  просто,  как  и  оловянные
солдатики, перешли на нашу сторону. В общем-то, мы только в раж  вошли,  а
уже все и кончилось.
     Набеги на окрестные селения быстро увеличили наши ряды до семи  тысяч
- за счет оперативно сдававшихся в плен ополченцев. Впрочем, все остальное
они делали чрезвычайно замедленно, как будто были погружены в густую кашу.
Мне это не слишком нравилось. Чересчур уж  легко  поддавалось  государство
инков, я в два  приема  получил  большое,  но  малобоеспособное  и  дурное
войско. Например,  в  штурме  крепости  и  последующих  набегах  принимало
участие не более пары сотен моих солдат. Из них тринадцать тех, кто пришел
вместе со мной из цивилизованного мира-метрополии, плюс союзники из  самых
диких  племен,  которые  ненавидели   инков   за   то,   что   те   мешали
людоедствовать-сыроедствовать и спариваться в любое время суток,  а  также
заставляли пахать и сеять. Остальные мои тысячи  годились  только  на  то,
чтобы тащить что-нибудь на горбу, выносить горшки и подметать улицу.
     Однако хотелось отдохнуть, чем я и  занимался  в  покоях  на  верхнем
этаже цитадели, которая раньше принадлежала коменданту крепости.  До  меня
доносились вопли глашатая  Верховного  Инки,  который,  стоя  на  соседнем
холме, проклинал наше воинство.  Минут  через  десять  до  него  доберется
патруль,  прирежет  или  прогонит,  ну,  а  до  этого   придется   терпеть
откровенное хамство.
     "И  нарушили  бунтовщики  волю  богов,  осквернили   храмы,   предали
поруганию святыни, разорвали хоровод жизни.  Господин-Солнце  закрыл  свое
лицо пеленой и очнулся от снов Хозяин Гор, сын Супайпы. Но  пока  страшная
кара предотвращается милостью Верховного  Инки,  Сына  Солнца.  Покайтесь,
бунтовщики,  пока  не  поздно,  и   примите   справедливое   наказание   с
очистившейся душой..."
     Из-за этих воплей плохо сочинялись лозунги насчет привлечения на нашу
сторону честных тружеников, а не только лентяев и разных "отмороженных".
     Мешали  и  "казаки-разбойники",  топавшие  внизу  на   площадке   для
тренировок.
     Экс-десантники и экс-морпехи гоняли индейцев, пытаясь сделать из  них
хороших  строевиков.  Всем  тренируемым  дали  в  левую  руку  по  початку
кукурузы, чтобы те не путались, с какой ноги надо начинать  марш.  Эта  же
кукуруза выполняла роль учебной гранаты и учебной палицы.
     От маршевых песен типа "через две зимы, через две весны"  уже  болела
голова.
     В  последнем  селении,  которое  мы  взяли,  пришлось  столкнуться  с
нешуточным сопротивлением. Из ополченцев девяносто процентов сразу сдались
в плен и затем только путались под ногами. Но десять  процентов  вместе  с
небольшим отрядом инкской гвардии - воинами орла - дрались  как  звери  (и
птицы). Причем огнестрельного оружия у них было еще меньше, чем у нас.
     Прорваться к центру селения и водрузить штандарт  они  позволили,  но
потом взяли нашу передовую группу в клещи. Пришлось нам ударить с  флангов
и брать буквально каждый дом  с  боем.  И  что  самое  интересное:  когда,
наконец, гвардейцы  Инки  были  окружены  и  сгрудились  в  каменном  доме
тысяцкого, то они оттуда просто-напросто исчезли. Наши ворвались в  дом  и
не встретили там никого, ни трупов, ни  раненных.  И  никакого  подземного
хода. Словно воинов орла и не  было  в  помине.  Растаяли  как  бред,  как
сон-кошмар. Я  терялся  в  догадках:  как  эти  "приснившиеся"  бойцы  так
наклепали нам.
     И еще чудной момент. У этих воинов орла было огнестрельное оружие. Не
только  тяжелые  "шмайссеры".  Нашлось  несколько  странных   трубочек   с
непонятными деталями из золота и серебра. У нас было с  десяток  убитых  и
вдвое больше раненых (по счастью, все командиры остались целы), и  кое-кто
получил диковинные сквозные  ранения.  Судя  по  обугленным  краям  дырок,
противник всаживал в наши тела высокотемпературные  импульсы.  Похоже,  те
самые трубочки внаглую плевались огнем. Это наводило на мысли, что у Уайна
Капака имеется много всяких штучек-дрючек, которые держатся пока в запасе.
     Вдобавок, из нескольких разведывательных групп, направленных  мною  в
сторону Мачу-Пикчу и Куско, вернулась  только  одна.  А  от  остальных  ни
ответа ни привета.
     Сейчас никакие разумные лозунги не приходили в голову. Я не знал, как
из придуманной Великим Инкой игры  с  известным  малоприятным  результатом
сделать что-то непредсказуемое. На стороне Уайна Капака была стопроцентная
осведомленность во всех местных делах. Плюс хороший контакт с непонятными,
но бесспорно существующими силами судьбы. Плюс нежелание нормальных  инков
заниматься  самовыражением  и  прочими  изысками,   когда   дисциплины   и
послушания достаточно для того, чтобы было сытно и тепло. Плюс уверенность
всех нормальных инкских  людей,  что  установленный  простой,  но  строгий
порядок - это основа жизни на земле. Все  целесообразно  и  справедливо  в
мире, движимом волей Властелина и его друзей  богов.  В  самом  деле,  что
можно противопоставить  трем  наставлениям:  "не  лги",  "не  воруй",  "не
бездельничай"? Если и принесут тебя в жертву, или, допустим, съедят -  так
это мелкая неприятность, ведь в целом жизненный процесс не пострадает.
     Опору  мне  представляли  только  грязные  "отмороженные"  маргиналы,
которые были настолько бесполезны, что даже не  хотели  приносить  себя  в
жертву на очередном торжественном мероприятии.
     Как не кричал Золотой Катыш на каждом  сходе,  что  я  очередной  Сын
Солнца, вкушающий золото и драгоценности, народ  быстро  определял  обман,
послушав мое выступление.
     Получалось в итоге -  как  не  склоняй  людей  на  разные  проявления
творчества и инициативы, ничего не сделаешь лучше того, что существует.
     Эх, коки что ли пожевать?  Или  что-нибудь  покрепче  принять?  Легко
прервав хилую цепочку мыслей, в моих покоях появилась девушка Часка.
     - Ну чего тебе, мешаешь ведь. До ночи еще далеко.
     Хотя  Часка  нынче  ослабляла  меня  в  периоды  интима  меньше,  чем
поначалу, однако лишний раз я старался с ней дела не иметь. Без  коки  она
не казалась такой прекрасной, как в ту пору,  когда  мы  познакомились  на
царском плоту и когда я был почти настоящим индейцем. А если барахтаться с
ней под наркоту, то к девице добавлялась и грызущая баба-ягуар.
     - Господин, что вы только про ночь, как будто со  мной  и  поговорить
нельзя?
     Сейчас я толком и не знал, общаюсь ли с ней по-русски,  по-кечуански,
или каждый по-своему с переводом через демона-попугая.
     - Ну, если ты считаешь, что любишь меня, то  пожалуйста  про  другое.
Можешь, например, воспеть меня и востанцевать.
     - А ты меня? - неожиданно спросила она.
     Пришлось соврать девушке.
     - Я тебя - да. Когда выйду на пенсию, займусь тобой вплотную.
     - Вот я и думаю, господин, что сейчас ты любишь меня левою  ногой.  -
Похоже,  демон-попугай  использовал  не  слишком  правильную  идиому   для
описания моего отношения к Часке.
     - Ну, ты требовательна совсем не  по-инкски.  Забыла,  наверное,  что
будь ты простой девчонкой, мужа бы тебе нашел тикуй-рикук,  предварительно
попользовавшись тобой на пару со жрецом. А останься ты среди Избранниц,  в
Аклья-Уаси, то  дожидалась  бы  годков  пять-десять,  пока  тебя  навестит
Великий Инка со своими гостинцами.
     - Ну, я не должна уже думать по-инкски, - нашлась девушка. -  Ведь  я
постоянно верчусь возле тебя.  Накормить,  принести-унести,  помассировать
уставшие плечи, обслужить в постели. Я стала наполовину  человеком  вашего
верхнего мира. Хотя он, конечно, страшный. Все люди там сами по себе.
     - А у вас тут просто райский уголок.
     Часка подсела ко мне и я подумал, что она мне  может  понравиться,  в
смысле как человек. И скоро, чего доброго, появится у меня  к  ней  та  же
привязанность, что и к Нине Леви-Чивитта, канувшей в неизвестность.
     Однако едва я вспомнил про Нину, тут же зароились в  голове  мысли  о
шпионах, агентах и так далее. В самом деле, исторический  процесс  в  этом
мире, скорее всего, углубляется, расширяется и идет по плану. Не по моему.
По плану Уайна Капака. И Часка играет, как моя  наперсница,  наверное,  не
самую последнюю роль. Она наверняка запрограммированна,  причем  программа
включает и это мнимое раскрепощение ее личности. Вдобавок, меня смущает  и
постоянное присутствие демонической бабы-ягуарицы.