учами мухи...


     Сам-то я отбивался довольно лихо, с автоматом-то, с матом, сзади меня
к тому же прикрывал Носач. Но мои личные  успехи  не  имели  судьбоносного
значения в этом кавардаке. И вот где-то  в  центре  лагеря  среди  огня  и
павших бойцов надо мной зависло божество хищного племени. Морда его лица с
довольной ухмылкой наклонилась как бы сказала: "Зря трепыхаешься, зудень."
     Сейчас я не думал о вечной борьбе добре  и  зле  -  тем  более,  ведь
неизвестно, кто есть who и что есть what. Я примитивно хотел отомстить. По
уже испытанной технологии  мой  позвоночник  завибрировал  и  вокруг  него
закрутились вихри. Однако, они никак  не  могли  соединиться  во  что-либо
путное. Демон-ягуар рассеивал их своих дыханием. Как я не  вспоминай  свои
чешуйчатые конечности  с  когтями,  ничего  серьезного  не  получалось.  Я
оставался маленьким человечком, к тому же  мне  приходилось  увиливать  от
мощных лап, которые искали меня. Упал - и  одна  из  них  пронеслась  надо
мной, отпрыгнул в сторону и другая свистнула в дециметре от меня.
     Демон-ягуар уже готовился закогтить меня, когда я поймал свежую струю
эктоплазмы. Вначале меня понесло словно бурным потоком, а я только твердил
пароль - неистовство и ярость. Потом я заново родился на свет  из  сгустка
энергий. Сгусток стал клубком багровых нитей, из которых было соткано  мое
"тело войны". Панцирь, чешуйчатый гребень, кривые мощные  лапы,  вытянутая
пасть, костяные дуги над  глазами  и  шеей.  Глава  и  вдохновитель  всего
бесовства, демон-ягуар, сразу прыгнул на меня и воткнул  свои  когти  -  в
гребень - там они и застряли. Хвост, мой хвост,  сбил  неприятеля  с  ног,
оставалось только изогнуть шею и запустить челюсти с многорядками зубов  в
его глотку. Жизненная сила потекла ко мне обратно...
     А потом я шел с автоматом и топором, собирая ватагу бойцов и  добивая
разбегающихся   монстров,   которые,   похоже,   потеряли   ориентацию   в
пространстве и жалобно скулили.
     Коковцов и Кузьмин тоже воспряли и,  собрав  несколько  сот  людей  в
боевые порядки, прочесали весь лагерь и его окрестности. Кукин, окруженный
верной командой дикарей и внушая им  бесстрашие,  бился  как  воинственный
демон от начала до конца... Это дело мы довершили к утру.
     В строю, в итоге, оставалось не более полутора тысяч, но  зато  самых
крепких. В поход мы снова двинулись лишь около полудня,  но  когда  солнце
собиралось заползти за край горизонта, очутились уже  на  крепкой  дороге,
выложенной из каменных монолитов.
     Это ночь прошла спокойно, было  достаточно  времени  для  зализывания
ран. На следующий день до Титикаки оставалось менее шести часов  перехода,
но дорога входила в довольно узкое ущелье между двух  скалистых  массивов.
Вперед были высланы патрули из наиболее ловких и осторожных бойцов.
     Оказывается, по обе стороны ущелья нас уже караулили. Слева  от  него
были только крутые склоны гор, а справа,  за  скальной  грядой  -  долина,
полная войск. Тысяч семь не меньше,  причем  отборные,  среди  них  личная
стража Верховного Инки -  уаранку,  также  воины  кондора  и  воины  орла,
которые, как известно, плюются огнем и пулями. Это против  наших  полутора
тысяч плюс двухсот раненых.
     (Кстати,  дикари  потихоньку  своих  раненых   жрали,   несмотря   на
разъяснительную  работу.  Нетерпеливые   жруны   уверяли   меня:   увечные
соратники-де сами хотят, чтобы их магические силы перешли к здоровым; я же
тщетно объяснял, что мы воюем именно за то, чтобы каждый соратник мог  при
желании съесть только самого себя.)
     - Как видите, направление было выбрано правильно, - уверенно сказал я
на военном совете, - именно к Титикаке  боялся  нас  пропустить  Верховный
Инка.
     - Направление как раз было выбрано неправильно, - оспорил Коковцов. -
Инка хотел увести нас подальше от своей столицы и засеянных  полей,  чтобы
разбить в этом диком углу. Что у него почти получилось.
     - На пути в столицу нас бы встретило не семи, а сорока семи  тысячное
войско, - напомнил я, с чем присутствующие должны были согласиться. -  Так
что давайте решать военные вопросы. Напоминаю, что в рукопашном бою важную
роль играет плотность клинков, а в дальнем - плотность огня. Ни  того,  ни
другого у нас нет. Так что ночью мы вскарабкаемся на скалы, те что  справа
от дороги, а  утром  атакуем  врага  ударом  сверху  -  надеюсь  он  будет
внезапным. Сколько у нас огнестрельного оружия?
     - Десять "АК" и шестьсот  патронов,  восемь  пистолетов,  два  ручных
пулемета и к ним семьсот патронов в  снаряженных  магазинах.  Плюс  десять
самодельных винтовок. Еще  десятка  два  гранат.  Один  легкий  миномет  и
десяток мин к нему. Огневая мощь "потрясающая", - отозвался Коковцов. - Да
враги заплюют нас, пока мы будем торжественно спускаться со скал в долину.
     - Есть еще прибор ночного видения, - напомнил Кукин.
     - Тогда мы пройдем по скальной гряде незамеченными  и  ударим  по  их
войску с той стороны, которая сейчас считается ими  тыловой,  -  включился
Кузьмин. - Там, конечно, случатся шум, паника, переполох и все такое. Если
нам в такой ситуации не удастся выиграть,  значит,  нам  ни  в  коем  разе
победа не светит.
     Ну, что, остается согласится с  таким  мнением.  Нам,  действительно,
полторы тысячи человек не спустить без  шухера  и  заморочек  со  скальной
гряды.
     - Остается узнать, господа, у кого альпинистская подготовка?
     - У Альвареса. Он чуть ли не на пальцах умеет карабкаться по скалам.
     Подозвали Григорио Альвареса, иначе говоря дядю Гришу. Он уже неплохо
научился изъясняться по-русски. Как выяснилось, ему  все-таки  нужны  были
веревки. Даже не столько ему, сколько тем, кто полезет следом.
     Дикари, к сожалению, раненых товарищей уже доели, так что весь личный
состав, к счастью,  был  готов  к  продолжительным  физическим  нагрузкам.
Привели ко мне предводителя голозадых Кори-Амару, господина  с  жирными  и
довольными губами, который сказал, что  его  люди  умеют  плести  отличные
веревки из некоторых сортов лиан. Сказано - сделано. Три часа понадобилось
диким людям, чтобы нарвать гибкие растения и сплести их - получилось нечто
вроде веревочной лестницы.
     В первой тройке  скалолазов  двигался  дядя  Гриша,  его  глаза  были
оснащены прибором ночного видения, который все  представлял  в  призрачных
зеленоватых тонах. Следом Кузьмин, а потом я, но в той же связке.
     Я не люблю гор, особенно ночью. А тут, чтобы остаться  незамеченными,
надо было оперативно вскарабкаться  по  стене  высотою  в  двести  метров.
Альварес, который тащил веревку, конечно, классно пер вверх. Правда,  раза
три поскользнулся на влажных камнях, но все-таки не упал, так что  нам  не
пришлось его вытягивать. Скорее уж наоборот - он нас заражал бодрячеством.
     При этом Альварес уверял, что некоторые камни его  кусают  за  пальцы
или специально рассыпаются. Я же, как спец  по  экстрасенсорике,  различал
живые вибрации и понимал, что это "сыроватости" играют.  Эктоплазма  здесь
заряжена дурной энергией сдвига на всякие подлости.
     Альварес, наконец, выбрался на более-менее  горизонтальную  площадку,
потом мы с Кузьминым.
     Неподалеку  прогуливалось  несколько  вражеских   солдат,   наверное,
какой-то патруль. Они шли уверенно, причем без прибора теплового видения и
даже факелов. Не иначе, их ведет что-то или кто-то.
     - Я беру первого, Альварес - второго, ты - третьего,  -  распорядился
Кузьмин, не дождавшись моего приказа.
     - Там еще проводник должен быть, демон такой, - сказал я.
     - Да, ну тебя, выдумщик... Гриша,  оставайся  посередке,  я  проползу
влево, ты, Егор, - вправо. Подключайтесь после меня.
     Кузьмин ухватил "своего" неприятеля за ноги, затем повалил и  кокнул,
Альварес тоже подсек противника приемом "ножницы" и свернул ему голову.  А
мне не хватило природной ловкости. Я  кинулся  на  "своего"  врага  сзади,
пытаясь зажать ему рот и избавить от  мучений  штыком.  Однако  неприятель
чуть не прокусил мне руку, а штык уткнулся  во  что-то  твердое.  Потом  я
схлопотал удар вражеского затылка в свой лоб  и  вообще  отпал.  Инка  уже
хотел приголубить меня топором, так бы и сделал, кабы  Кузьмин  не  метнул
финку и не попал, куда надо.
     Вместо того, чтобы отдышаться, я кинулся за демоном-проводником, а он
от меня - мелкая тварь, похожая на крысу.
     Сейчас он нас всех раскроет и тогда - хана! Позвоночник мой  задрожал
и выплеснул несколько вихрей, вихри стали нитями,  из  которых  получилась
стайка преследователей... Я вгрызся во  тьму  многими  глазами,  я  увидел
юркую тень сразу со многих сторон. Потом последовал  рывок.  Этой  "крысе"
некуда было выскочить и вскоре она хрустнула на зубах. О  чем  я  радостно
поведал соратникам.
     - Ну ты чмо! - только и сказал Кузьмин. Альварес воспринял мои  слова
стоически, он как раз искал утес,  на  котором  можно  закрепить  лиановую
лесенку.
     Когда это получилось, то  начали  появляться  остальные  товарищи  по
борьбе. Двинувшаяся вперед цепочка соратников старалась  держаться  правой
стороны, потому что слева, ближе к ущелью, располагались вражеские бойцы.
     Справа за обрывом была видна долина, которая полнилась огоньками. Как
ни  странно,  огоньки  поднимались  и  вверх,  словно  инки   пользовались
сигнальными ракетами.  В  любом  случае,  зрелище  было  внушительное.  За
полтора часа мы без особых происшествий - разве  что  я  пару  раз  сшибал
своими "щупальцами" летучих демонов - прошли вдоль всего скального массива
и стали спускаться вниз. Через два с половиной часа мы оказались с  другой
стороны от вражеской кодлы.
     - По-моему, пора  начинать,  -  сказал  Коковцов,  когда  наши  бойцы
более-менее выстроились в несколько колонн. - Днем мы все равно просрем. А
сейчас достаточно светло из-за этих тысяч факелов.
     - Вижу, кстати, золотой штандарт.  В  том  шатре,  похоже,  проживает
военачальник. Может сам Верховный Инка, - заметил Кузьмин,  приладивший  к
глазам прибор ночного видения.
     - Вот туда ударим колонной с левого фланга, - предложил я.
     - Чтобы нас отрезали и  забили  дубинками,  -  скептически  отозвался
Коковцов.
     - Тогда ударим к центру одновременно и с правого  фланга.  Пусть  они
думают, что мы их окружаем. Когда у них подымется  паника  и  всякий  хай,
остальные наши колонны ударят им в лоб и сомнут то, что останется.
     - Ну, ты стратег, - присвистнул Кузьмин.
     - Это достаточно глупо, чтобы сработать,  -  согласился  Коковцов.  -
Только я поведу те колонны, что выступят в конце.
     - Ладно, я ударю с левого фланга. Пятисот человек мне, думаю, хватит,
- вынужден был сказать я, хотя от страха немножко вспотел. Откликнулись  и
разные рефлекторные зоны: сердце задергалось,  под  ложечкой  образовалась
томительная пустота, в коленках - слабость. Но я  понадеялся,  что  вскоре
фронтовой психоз выбросами адреналина избавит меня от неприятных ощущений.
     - Пойду с правого фланга, - вызвался  молодец  Кузьмин.  -  Мне  тоже
нужно не менее полутысячи народа, и как минимум один пулемет.
     - Я - с тобой, - веско заявил мне Кукин.
     Меня тут сомнение взяло,  все-таки  был  Коля  закодирован-заколдован
Верховным Инкой. Хоть и не навредил он ни  разу,  однако  неизвестно,  как
сыграет в самый ответственный момент.
     - Ты лучше себя побереги, - сказал я.
     Он подошел поближе, поигрывая желваками.
     - Без меня пропадешь. Я выдавил  из  себя  беса,  которого  имплан...
имплантировал мне полковник Максимов.  Эта  тварюга  напрочь  лишала  меня
воли, заставляла жить по плану товарища полковника.
     - Это когда надо было напасть на храм долины Урубамба?
     - Нет, тогда еще я действовал по плану Верховного. Истребил я беса во
время штурма высоты, на которой  засели  огнеплюйщики.  По  замыслу  этого
хренова Инки твое воинство должно было понести там гораздо большие  потери
и дезорганизоваться на несколько дней.
     Так,   сейчас   Кукин   уже    раскодированный    или    притворяется
раскодированным? По идее, если он человек Максимова, то зачем  ему  сейчас
раскрываться? Продолжал бы творить втихаря свое темное дело. Поэтому  надо
вроде бы ему довериться.
     - Коля, не подведи, - внушительно сказал я. - Вспомни  ту  кавказскую
станцию, где мы  бегали  от  свинцовых  конфет,  вспомни  майора  Крылова,
которого зарезали эти гады, вспомни и держи себя в руках...
     И вот взмыла наша синяя ракета, сразу  ударили  очереди,  отправилось
несколько мин в центр вражеского стойбища, а следом, после такой хиленькой
артподготовки, пошли в атаку две усиленные колонны.
     Первые  сто  метров  удалось  преодолеть  довольно   спокойно,   инки
мельтешили, бегали во всех направлениях, но разбивались о нас, как волны о
каменный мол.
     Мы двигались клиньями - тактика не очень известная  местному  люду  -
это когда выстроенная острым углом группа, прикрывшись щитами и ощерившись
копьями, режет и протыкает вражеские порядки  и  толпы.  С  крыльев  клина
должны вдобавок работать лучники своими длинными луками, а также  пращники
и метатели дротиков. В случае  применения  огнестрельного  оружия  колонна
обязана была сразу залечь, а из ее сердцевины застрочить пулеметчик.  (Еще
раз напоминаю, что пули не обладали  здесь  такой  эффективностью,  как  в
цивилизованном мире - по-крайней мере, для  увеличения  убойного  действия
надо было прилагать особые мысленные усилия.) Возглавлял мой клин Кукин  -
это дело у него неплохо получалось, не зря он все-таки напросился.
     Воины врага, полусонные или нажевавшиеся коки, замахивались  топорами
и палицами, наседали, но кончалось это тем, что просто повисали на копьях,
после чего их скидывали на землю, как сено с вил.
     Однако, после первой сотни метров появились воины орла и  застрочили.
Наш клин, по счастью, успел быстренько залечь, а пулемет,  находившийся  в
руках Носача, - ответно загавкать.
     Где-то за десять минут мы израсходовали практически  все  боеприпасы,
но наши минометчики лихо обработали вражеские огневые точки и  практически
все их накрыли. Теперь можно  было  двигаться,  сближаясь,  как  с  шатром
вражеского главкома, так и с  колонной  Кузьмина.  Кукин,  находящийся  на
острие нашего клина, взмахнул топором и расколол очередную голову.
     Когда до ставки вражеского главнокомандующего оставалась  не  слишком
протяженная  дистанция,  путь  вперед  преградили  цепи  личной  стражи  -
уаранку. В мощной броне. Такую я уже видал на лесистом склоне. Только  там
противостояло нам куда меньшее количество латников.
     На них были сплошные доспехи, шлемы в виде змеиных голов, нагрудники,
наплечники, пояса, передники, наручи, перчатки с когтями и прочее - все из
металлических пластин. Причем они постоянно перемещались  и  меняли  форму
доспеха - для соответствия движениям тела.  Происходило  это  так  плавно,
непринужденно и без скрежета, что оставалось признать  -  у  деталей  этой
брони не имелось обычных сочленений, не были пластины нашиты на ткань  или
кожу. Скорее всего, специалисты опять  создали  из  податливой  эктоплазмы
вещи условно существующие и страшно опасные. Воины-уаранку были  вооружены
не только палицами, цепами и топорами, похожими на секиры,  но  и  мечами.
Как прямыми, так и изогнутыми. Использовавшийся на доспехи и клинки металл
имел сочный черный оттенок.
     Среди наших воинов прошел шорох,  они  не  ожидали  встретить  такого
бронированного противника  в  таком  количестве.  Но  я-то  и  понимал,  и
чувствовал, что эти доспехи произведены нашей энергией сдвига, той  самой,
которую выжимают из нас демонические силы.
     Над шатром вражеского владыки твердо встал каменного  вида  демон  из
нижнего мира с черно-желтой головой ягуара, с морщинистой головой кондора,
с зазубренной головой ящера  -  символ  неотвратимости  и  неприступности.
Похоже, готовилось серьезное изменение судьбы.


     Я видел, как из  недалекого  озера  Титикака  выплывает  нижний  мир,
подарок  рейхсляйтера  Бормана.  Недостроенный  храм-зиккурат  на   святом
острове рос на глазах, набирая ярус  за  ярусом,  превращаясь  в  тоннель,
связующий реальности.
     В этом диверсионном мире человек был органично включен в  кругооборот
веществ и энергий.
     Там одни граждане поедали других  открыто  и  не  стесняясь,  получая
одобрение прессы и начальства. Персоны,  предназначенные  к  употреблению,
обязаны были носить на одежке знак "М" - "мясо". Просторечно  их  называли
"ходячими бифштексами". В назначенный час их усыпляли и уносили  в  мясной
магазин, где сразу выстраивалась очередь. Туда  же  приезжали  фармацевты,
добывающие  полезные  вещества  из  человеческих  организмов,  и  хирурги,
подыскивающие органы для трансплантации.  Ясно,  что  люди  с  буквой  "М"
старались дома не проживать, поэтому их отлавливали по подвалам и чердакам
с помощью охотников-любителей и пионерских дружин.
     Попасть в категорию "мясо" мог любой, кто  отлынивает  от  порученной
работы, не видит в ней толка или же плохо сотрудничает с товарищами.
     На  Красной  и  Дворцовой  площадях  происходили  массовые  заклания,
присутствующие массы народа ("бодрствующие") в  активном  трансе  помогали
энергии сдвига покинуть свежие жертвы и слиться  в  единый  поток.  Единый
поток под управлением Высших Сил и контролем  "бодрствующих"  устанавливал
гармонию в природе, уравнивая количество  сознания  в  камнях,  растениях,
животных и людях.
     Созданные из металла и  лазерных  лучей  изваяния-изображения  Высших
Разумных Сил украшали центры городов.
     На окраинах и в старых городских кварталах строились  храмы,  которые
назывались "медитационными центрами". Там все граждане регулярно, два раза
в будний день и три раза в выходной, слышали голоса и видели образы Высших
Сил, которые вдохновляли на труд и на подвиг.
     Высшие Разумные приходили к каждому,  кто  умел  правильно  дышать  и
раскрывать энергетические  центры,  расположенные  на  осевом  психоканале
тела.
     Высшие  Разумные,  духи  стихий  и  устоев,  нисходили  к  народу   и
спонтанно, при помощи телевидения и радио. Электронные средства информации
постоянно  крутили  психоделическую  музыку,  отключавшую  малополезные  и
вредные участки мозга. То есть, зоны коры, что ведают критикой, сомнениями
и рекурсивным мышлением, и которые годятся  лишь  для  обдумывания  мелких
делишек, но не для приобщения к Генеральной Линии Жизни.


     Между нашим клином и  передней  цепью  гвардии  уаранку  не  осталось
пустого пространства и уже пошла крутая рубка. С огорчением я заметил, что
другая наша колонна, потихоньку сдает,  отползает  назад,  едва  сдерживая
натиск оправившихся инков. Да и мы бы охотно двинулись в  ту  же  сторону,
кабы не Кукин. Он методично пер вперед, работая топором, словно не замечал
крутых вражеских доспехов и этих злых клинков, как будто в нем жила  сила,
защищавшая судьбу всей нашей метрополии.
     Это меня вдохновило настолько, что с оси моего позвоночника сорвались
быстрые вихри, облетели поле  боя  и,  став  серебристыми  нитями,  сплели
сфероид, иначе говоря, пузырь.
     В нем и отразилась вся интересующая меня местность.
     Фигуры и вещи,  находящиеся  поблизости,  представали  большими  и  и
словно размазанными, пребывающие вдали -  сплющенными  и  тощими.  Но  что
удивительно, события, уже происшедшие, тоже отражались в пузыре.  Я  вновь
видел наше войско, перебирающееся через скальную гряду и располагающееся в
боевые  порядки   перед   началом   атаки.   Все   это   изображалось   на
противоположной стороне магического пузыря, где таким образом  представало
прошлое.
     Поддавалась теперь наблюдению траектория каждого тела во времени,  то
есть линия его судьбы. Роковые линии не только  пробегали  из  прошлого  в
будущее. На противоположной стороне пузыря  я  начинал  различать  смутное
будущее - наши клинья, отсеченные и рассыпающиеся