результатом чьего-то вторжения?.. - Инструктор криво усмехнулся. - Главное - не уповать на то, что очередная операция окажется рядовым случаем, от которого ничего не зависит. Вы можете изменить историю и увидеть, что спустя пару лет все вернулось вспять. Вы можете спасти соб... да будь она неладна! вы можете, к примеру, купить в киоске газету и этим повлиять на дальнейшую судьбу человечества.
     - Тем, что прочитаем интервью с Киркоровым? - рискнула пошутить Рыжая.
     - Тем, что некоему дяденьке, предположим, не достанется этого номера, и он не позвонит по объявлению, и не снимет квартиру, и не познакомится с некой тетенькой, и та не родит некоего гиганта мысли... или террориста... А восполнить его отсутствие система не сможет.
     - Ни влиять на прошлое, ни разведывать будущее человек не вправе, - подытожил Иванов. - Какой же тогда в этом смысл?!
     - В чем? - не понял инструктор.
     - В наших синхронизаторах.
     - Ну, в наших-то смысла как раз много. С их помощью мы добираемся до нарушителей и компенсируем их вторжения.
     - Нет, я.. - Иванов описал руками широкой круг. - Я не о том...
     - А, вы о значении для цивилизации и тэ пэ?
     - Вот именно, "и тэ пэ".
     - Я убежден, что это одно из самых вредных открытий, - признался инструктор. - Две тысячи сороковой год, в котором состоялось первое перемещение во времени, проклят всей Службой и каждым опером в отдельности. Беда в том, что синхронизатор слишком доступен. Вместо того чтобы его засекретить, о нем поспешили раструбить. Лет через пятьдесят атомные бомбы продаваться на базарах еще не будут. Через пятьсот, надеюсь, тоже. А синхронизатор... Цена на него в шестидесятых годах двадцать первого века равна трехмесячной зарплате школьного учителя.
     Класс шумно выдохнул.
     - Или он совсем ничего не стоит, или учителя там в большом порядке.. - заметил один из курсантов.
     - Частное владение синхронизатором запрещено, но... вы понимаете. В две тысячи шестьдесят пятом, по данным местных операторов, оборот составил около трехсот тысяч единиц. Большинство из них, к счастью, никогда не заработает. В основном люди приобретают их на всякий случай, для ощущения власти над судьбой. Блажен, кто верует...
     Инструктор встал и прошелся вдоль доски. Зачем-то взял мелок, положил обратно, вытер пальцы о губку и, увидев, что испачкался еще сильней, удрученно покашлял.
     - Вообще-то, вам крупно повезло, господа опера... Период активного применения пока только надвигается. Частота вторжений достигнет пика к две тысячи десятому, и в следующее столетие вряд ли снизится. Прибор попадет на черный рынок уже к концу сорокового года, сразу после изобретения. Тридцать - сорок лет - опасный возраст, особенно для мужчин: хочется что-то поменять в жизни. Иногда - саму жизнь... Сейчас рождаются те, кому в две тысячи сороковом будет около тридцати пяти. Первое поколение, получившее в руки такую игрушку. Ну как не воспользоваться, правда? Они вторгаются и в более ранние года, с целью повлиять на своих родителей, но это достаточно сложно. Даже полным кретинам понятно, что результат может не совпасть с ожиданиями.
     Инструктор, щурясь, покачался на носках и вернулся за стол.
     - Когда вы жили дома... - продолжал он, - еще до школы... когда ездили в транспорте, гуляли по паркам. Вы не думали о том, что среди вас находятся люди из будущего?
     - Кто думал - тот лежит в психушке, - отозвалась Рыжая.
     - И всерьез об этом не говорят. Значит, Служба пока справляется. Дальше будет тяжелее. Многие нарушители в наше время уже родились, и теперь у них есть возможность вторгаться не в папину-мамину жизнь, а в собственную. Самый простой вариант... и поэтому самый распространенный,.. но, на мой взгляд, один из самых неумных... Так вот, способ в корне изменить свою судьбу - это...
     - Простите! - неожиданно вклинился Иванов. - У нас сейчас перерыв, и мы...
     - Серьезно? - Инструктор посмотрел на часы. - Надо же... Ладно, к этому варианту вернемся позже. А кто любит кино, тот должен сообразить сам.
     - Тебе что, приспичило?! - зашипели на Иванова отовсюду, но инструктор уже поднялся и вышел из класса.
     - Иван Иваныч! - воскликнул Олег. - Ты что здесь делаешь? Ты учишься или повинность отбываешь?
     - Ничего я не делаю... - Тот вдруг улыбнулся. - И ты тоже. Разве нет?
     - В каком смысле? - растерялся Шорохов.
     - В прямом.
     Олег было задумался, но вспомнил, с кем он paзговаривает, и, чертыхнувшись, направился в курилку.

***

     Шорох с досадой посмотрел на мигающую лампочку, и Олег лишь сейчас понял, как сильно она его раздражает - не двойника, а его самого, хотя разницы между ними не было.
     Шорох пожал руку Лопатину и по-свойски чмокнул Асю, Олегу же он просто кивнул. Тот кивнул в ответ и машинально опустил недочитанный лист в прорезь уничтожителя.
     Двойник выглядел изможденным и, похоже, здорово торопился.
     - Василь Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу, В смысле, он, - двойник показал на Олега.
     - Откуда ты знаешь? - нахмурился Лопатин. - Ах да...
     - Вот именно, - подтвердил Шорох. - Бумажки и Прелесть порезать может. Когда полы домоет. А мне бы сейчас... то есть ему... сгонять бы кой-куда. Работы, Василь Вениаминыч!.. - Он провел ладонью по горлу.
     - Не пойму я твоей логики, - заметила Ася. - Что ты пытаешься на этом выиграть? С синхронизатором все равно не опоздаешь.
     - Первый день службы?.. Посмотрю я на тебя через месяц, Прелесть. Субъективное время идет, и фиг ты его остановишь. Оно идет - и проходит... Можно двадцать лет прожить в одном году и в нем же состариться. Отдыхать мне положено или нет?! А вы тут бумажки кромсаете... Выручайте, Василь Вениаминыч! - взмолился он. - Дело простое: полная замена, прямо в роддоме. А?..
     - Лучше я, - решительно произнесла Ася.
     - Ну уж нет! - отозвался Олег. - Швабра на кого останется, на меня? Я бычки по полу не раскидывал. Справлюсь, Василий Вениаминович, не волнуйтесь.
     - Орел... - буркнул тот, глядя почему-то не на Олега, а на двойника. - Показывай материалы.
     Шорох протянул мини-диск в прозрачной коробочке.
     - Задача из учебника, - сказал Олег, посмотрев на экран.
     - Нехорошо это... - Василий Вениаминович снова снял шляпу и бросил ее на стопку серой бумаги. - Нехорошо и опасно.
     - Как и все в нашей жизни, - изрек Шорох, Лопатин недоверчиво покосился на двойника, затем на Олега и сказал, неизвестно к кому обращаясь:
     - Быстроты стал... философом.
     У него на языке явно вертелись какие-то вопросы, но он терпел. Любой обмен информацией, даже на тему погоды, не мог не вызвать последствий, которые всегда негативны, - просто потому, что в "естественном ходе событий" они отсутствуют. Олег сознательно брал это определение в кавычки, уж очень оно ему не нравилось. Называть поток времени "бетонным столбом" было вроде бы удобней, но лишь на первый взгляд: пресловутый "столб" мгновенно возникал в воображении и тянул за собой мыслишки о бренности, тленности и полной предопределенности. Мысли, одним словом, не полезные.
     Олегу и самому хотелось расспросить двойника, но он был уверен, что Шорох ничего не скажет, иначе эту встречу классифицируют как типичное вторжение. И тогда за ними нагрянут - либо сейчас, либо позже...
     "Не за нами, - поправился Олег, - а за мной. В настоящем или в будущем, - но это я. Один человек в двух лицах. В разных временах. Нет уж, пусть он молчит... Да, я уж помолчу...".
     - Ты там... далеко?.. - спросил Лопатин.
     Шорох погладил небритую шею и с неохотой ответил:
     - Не настолько, чтобы успеть забыть.
     - Помнишь сегодняшний день?
     - И весьма подробно.
     - Василий Вениаминович!.. - вмешался Олег. - Если он знает, что это было, то... так оно и было. Фактически я уже все сделал.
     - Ты мне голову не дури! - рассердился Лопатин. - Пока ты не включил свой синхронизатор, ничего еще не сделано, ясно? А помнить можно все что угодно, в том числе и то, чего никогда не было. Вернешься с задания - убедишься... Добро, пошел, только без экспромтов, - закончил он неожиданно.
     - Спасибо, Василь Вениаминыч, я верил, что вы не откажете. - Шорох повернулся к Олегу: - Главное, не дергайся. Все у тебя получится.
     Тот набрал на табло время и глубоко вдохнул. Школьные тренировки позволяли почувствовать физический процесс, но не могли передать того, что испытываешь при самостоятельной отправке.
     Олег обнаружил, что прибор у него в руках подрагивает, и, пока начальство не передумало, придавил круглую кнопку старта.
     Контуры предметов стали нечеткими, а голоса зазвучали низко и тягуче. Каждое из трех тел при движении размывалось в длинный прозрачный шлейф. Свет плавно померк, и Олег, переступив с ноги на ногу, услышал, как под подошвой зашуршал сухой мусор.
     Прибыл...
     Вокруг была тьма. Сообразив, что в комнате нет окон, Олег дотянулся до стены и, проведя по ней ладонью, нашел выключатель.
     Молочные плафоны затрещали и по очереди вспыхнули - за исключением среднего, который спустя несколько секунд все-таки зажегся, но, щелкнув, тут же погас.
     На полу плотным слоем лежала нетронутая пыль, а столы опять были доверху завалены макулатурой, - хотя Олег подозревал, что уничтожитель документов Лопатин уже приобрел.
     От субъективного настоящего его отделяла всего неделя. Это было не страшно, совсем не страшно. В школе они перемещались и на год, и на два... Могли бы и на двадцать, ничего особенного... И все же Олега трясло.
     - Поговорим?.. - раздалось рядом.
     Олег чуть не вскрикнул: в кресле Василия Вениаминовича, умиротворенно сложив руки, сидел все тот же двойник.
     - Ты?.. Ты откуда?
     - Откуда и ты, - ответил Шорох, поднимаясь. - У меня к тебе просьба.
     - Так я ведь... я уже... - Олег посмотрел на синхронизатор и еще до того, как увидеть дату финиша, понял, что все в порядке: ни Аси, ни Лопатина в кабинете не было.
     - Другая просьба, не эта, - сказал двойник.
     - Настоящая, - догадался Олег. - А эта, значит, для прикрытия...
     - Нет, отдохнуть мне тоже не помешает. Но ради лишнего часа я бы к вам не поперся. Скоро в моей группе... то есть в твоей... пройдут повторные тесты. Убеди Лопатина, чтобы Иванова поручили тебе. Вот, собственно, и все.
     - И какой нужен результат?
     - Из Ивана Ивановича славный опер получился бы...
     - Понятно, - проронил Олег. - Значит, он опять тест завалит.
     - Все завалят. Уже завалили, вернее. Все пятеро Мы с Прелестью до сих пор вдвоем горбатимся. Вениаминыч не берет никого. Странный он...
     - Да это ты странный! - возмутился Олег. - Ты на что меня подписываешь? На вторжение!
     - А во что мы вторгаемся? Будет Иванов служить или домой вернется - ничего не изменится. Мы все уже вырваны: и я, и он, и Лопатин. Все, кто связан со Службой
     - Ну да, вырваны из среды, инструктор говорил... Только естественный ход событий ..
     - Да нет нас в магистрали! - воскликнул Шорох. - "Естественный ход" идет своей дорогой, но уже без нас. Удивительно, что я тебе такие вещи объясняю... Нас же всех заменили, об этом еще в самом начале предупреждали.
     - Что-то я не помню... - признался Олег.
     - Как это, интересно, не помнишь?! Что бы с опером ни случилось - магистраль не пострадает. Все судьбы вмурованы в бетонный столб насмерть. Но это уже не наши судьбы, а тех, кто там остался. Тех, кто проживет нашу жизнь за нас.
     - Кто же они такие?
     - Близнецы, - недоуменно ответил Шорох.
     - Кто?! Нет у меня близнецов, - отрезал Олег, и у тебя тоже нет.
     - Раньше не было, до Службы. А теперь у нас с тобой братец имеется. Искусственный. Клон, - спокойно пояснил Шорох.
     - Клон?..
     - А что ты так напрягся? Близнец есть у каждого опера. Должен же кто-то остаться вместо нас. Там, в магистрали. Ходить на нашу работу, пить с нашими друзьями, спать с нашими бабами. Потадо... Ты и это забыть умудрился?!
     - Умудрился...
     - Слушай, у тебя больше никаких провалов нет? Если половина школьного курса из головы вылетела... Может, тебе не тот сектор закрыли?
     - Все будет нормально, - пообещал Олег. - Мне только не нравится, что моя служба начинается с нарушений. Да еще каких!..
     - Каких?.. - Двойник вздернул брови. - Ну?.. Каких нарушений? Пока ты не начал влиять на внешние события, нарушений нет. Можешь поссориться с Лопатиным и перейти в другой отряд. Можешь вообще застрелиться... хотя лучше не надо бы... Ко времени, Земле и человечеству все это уже не имеет отношения. А Иванов нужен в Службе. Сделай, прошу тебя... Иногда мы отступаем от буквы закона, чтобы сохранить его дух. И заодно - тот самый бетонный столб... будь он проклят. В общем, я на тебя надеюсь.
     Шорох раскрыл синхронизатор и, не прощаясь, нажал на кнопку.
     Оставшись в одиночестве, Олег утомленно потер лоб и сунулся по карманам. В куртке нашлась только зажигалка, - пачку "Кента" он выложил, и теперь она пребывала в этой же комнате, но на неделю позже. Чудно...
     Он присел на угол стола и, приподняв ворох бумаги, разыскал среди карандашей древнюю "Новость". Сигарета была почти невесомой и грозила высыпаться. Прикурив, Олег вытащил из-под стопки бланков металлическую пепельницу.
     - Ну и дрянь... - пробормотал он, кривясь.
     После третьей затяжки Шорохов надолго закашлялся и с отвращением затушил сигарету.
     - Дрянь, - повторил он.
     Олег не мог поверить, что тахую отраву курил сам генеральный секретарь.
     Он лениво пощипал мятые листы - где-то здесь валялся и недочитанный отчет оператора по имени Лис, недочитанный и еще не порезанный... На мгновение Олегом овладело какое-то беспричинное девичье любопытство, но, взглянув на табло, он спохватился и вышел из комнаты.
     Десяток ступеней по узкой лестнице, подпружиненная щеколда, упругий скрип стальных петель, хруст отжатого дверью снега - и холодный ветер в лицо. Темно-синее небо, редкие звезды, замызганная "Ока" у тротуара. Ничего сверхъестественного: тот же декабрь, только семью днями раньше. Шорохов, курсант, слушает заключительные лекции и готовится к выпускному тесту. Шорохов, клон, возвращается с работы.
     Он не стал уточнять, куда едет заменившая его кукла, - к себе, домой, или к нему, к Олегу. Пожалуй, что все-таки "к себе". Отныне это место принадлежало клону - судьба, вплетенная в общую магистраль, намертво схваченная раствором "естественного хода событий". Чужая жизнь, о которой Олег ни капли не жалел.
     Шорохов, оператор Единой Межвременной Службы Контроля, поднял воротник и перешагнул через порог.
     Олегу подумалось, что люди должны смотреть на него с ужасом и восторгом, но переулок был пуст.

***

     Он вспомнил. Вспомнил и не поверил, что мог об этом забыть. Одно из первых занятий: инструктор объяснял, почему не стоит переживать за своих близких. Потому, что для них ничего не изменилось. В тот момент, когда шестьдесят курсантов попали на территорию школы, в разных городах России появились шестьдесят клонов.
     "Не пытайтесь с ними встретиться, - предупреждал инструктор. - Они живут за нас - в наших семьях, по нашим подлинным документам, и оснований считать себя прототипами у них даже больше. Имейте в виду, что последнее время вы провели в изоляции, и вас легко поймают на незнании каких-нибудь деталей. Жизнь продолжается, но уже без нас. Мы наблюдаем за ней со стороны и следим, чтобы она себя не погубила..."
     Теперь, вспомнив каждое слово, Олег мог бы пересказать лекцию от начала и до конца. Он представил, как звучал его вопрос - тогда, сразу после теста. Хорошо, что Василий Вениаминович не обратил на это внимания. "Кем вы меня подмените?" Глупо, очень глупо. Его давно подменили - еще в июле, и ко времени выпуска клон прожил за него почти полгода. И проживет еще лет сорок или сколько уж ему там отпущено...
     Будь счастлив, близнец.
     Шорохов вышел на "Бабушкинской" и остановился у палатки, чтобы купить сигарет.
     "Авось у них не последняя пачка, - подумал он со смешком, - которой не хватит какому-нибудь дяденьке, который не угостит сигаретой какую-нибудь тетеньку, которая в результате не родит какого-нибудь гения... Ничего, здоровее будут".
     Олег прикурил и, оскальзываясь на замерзших лужах, направился к роддому. Вторжение, как было указано в ориентировке, ожидалось стандартное, но время он все же выбрал с запасом.
     Синее небо успело обуглиться, однако звезд от этого больше не стало. Над головой по-прежнему висело штук двадцать желтоватых точек, самых ярких. Народ сосредоточенно месил снег и смотрел в основном под ноги. Дверь продуктового павильона хлопала, исторгая пар; несколько мужиков отважно глотали студеное пиво; по другую сторону компания уже подогретых парней затевала бесперспективные переговоры с двумя девушками. Все было нормально, как положено, - как будет, наверно, еще долго-долго, если не всегда.
     Никто не оборачивался на Олега, никто не видел его гордости и волнения, никто не знал, что Шорох идет на свою первую операцию, и оттого, как он справится, может зависеть их дальнейшее существование. Впрочем, в последнее он и сам верил с трудом. Инструктор твердил об ответственности, но его доказательства становились с каждым разом все менее убедительными, а примеры - все более абстрактными.
     Шорохов прошел вдоль кованой ограды и свернул в открытую калитку. Рассеянный свет фонарей выхватывал голые кусты, запорошенные снегом лавочки, покосившийся пожарный щит - словом, все что угодно, только не то, что нужно. На газоне была вытоптана диагональная дорожка, и Олег, срезав угол, приблизился к темному корпусу.
     Пологая эстакада поднималась под навес, рядом на стене висел колпак из оргстекла с надписью "Приемное отделение". Тропинка вела мимо пандуса к торцу здания и заканчивалась возле обитой жестью двери без каких-либо опознавательных знаков. Олег, не оглядываясь, потянул ее на себя. Не заперто.
     За дверью оказался длинный коридор, сумрачный и холодный. Подошвы ступали по кафелю негромко, но дальше резонанс мог усилиться. Шорохов снял с пояса станнер и прижался к левой стене. На последних метрах он втянул оружие в рукав и пошел уверенней. Крадущихся типов охрана не любит вдвойне.
     "Попросят денег, - предположил Олег. - Если б и были, не дал бы".
     Коридор уперся в маленький холл. Из него в разные стороны расходились другие коридоры, пошире, - с линолеумом и деревянными панелями на уровне задницы. Напротив лифтов покачивалась от сквозняка хлипкая дверца на лестничную клетку.
     Была и охрана. Сбоку, привалившись плечом к подоконнику, на дерматиновой банкетке сидел молодой человек в черной форме. По первому впечатлению, секьюрити "задвинулся" - уснуть в такой неудобной позе было бы затруднительно. Однако колоться прямо на работе, да еще в медучреждении, тоже вроде не вариант...
     Заметив, что глаза у охранника открыты, Шорохов подошел ближе. Человек определенно был жив - по крайней мере, дышал, хотя и редко. Взгляд у него был вполне осмысленный, но какой-то беспомощный.
     Этот взгляд Олег помнил. Так смотрел Иван Иванович, а позже и остальные сокурсники. И сам Шорохов смотрел точно так же - когда девчонки поднесли ему зеркальце, предварительно выстрелив из станнера.
     Значит, его опередили. До точки вторжения оставалось минут пятнадцать, но нарушитель был уже здесь.
     Воспользоваться лифтом Олег не решился. Взбежав по лестнице, он вышел на третьем этаже и почувствовал, как спина покрывается потом: в коридоре никого не было. На столе у дежурной сестры лежала книжка карманного формата, из низкой штампованной вазочки тоскливо свешивался пяток розовых гвоздик, откуда-то доносились приглушенные стоны. Нарушитель отсутствовал.
     Из темной ниши вышла пожилая санитарка со стопкой постельного белья. Проковыляв через весь коридор, она поравнялась с Олегом и спросила, почти доброжелательно:
     - Чего шляешься?
     - Я не шляюсь... - буркнул он. - Я стою.
     - А-а... Ну стой, стой, - с издевкой ответила санитарка и скрылась в палате.
     Шорохов проверил