кто? Я не пойму: ты в Службе или нет?
     - В Службе. Но не в твоей.
     - Ты из другой зоны?
     - Можно и так сказать. Да, считай, что я из соседнего филиала. Командированный как бы.
     Последняя оговорка Олегу не понравилась. Лучше бы Иван Иванович обошелся без этого "как бы".
     - Зачем ты в меня стрелял? - спросил Шорохов. - Тогда, на "Щелковской". Я же не собирался тебе ничего делать... ничего плохого...
     - Ты бы и не смог. Но ты начал меня спрашивать, и это было... немножко несвоевременно. Ты и сюда напрасно явился.
     - А где я?
     - Трудно объяснить. Нарисовать еще как-то можно... - Иванов задумчиво провел носком по земле, потом посмотрел на небо и опять полез за фляжкой. - А словами... словами тяжело. Барьер... - крякнул он, глотая теплую воду. - Это барьер, и мы сейчас в нем.
     - А что за ним? Что дальше?
     Иван Иванович глянул по сторонам, будто искал тень или кресло, и вздохнул.
     - За барьером находится будущее, - сказал он. - Время-то бесконечно.
     - А до барьера - прошлое... - проронил Шорохов. - Это ясно. Но если минуту назад был декабрь две тысячи семидесятого, а еще через минуту наступит...
     - Январь две тысячи семьдесят первого, правильно. - А между ними - пустыня, жара...
     - Тоже правильно. Только это не пустыня. Так мы воспринимаем барьер.
     - И как же через него перескакивают?..
     - Кто перескакивает? - нетерпеливо спросил Иванов. - Никто никуда не перескакивает. А, ты хочешь знать, что случилось в последнюю минуту и что было бы с тобой, останься ты там?
     - Ну!
     - Тебя бы не стало. Ничего интересного там не произошло. Просто все прервалось.
     - Погибло?..
     - Прекратило существование, За барьером, с той стороны, все продолжается, но уже независимо от твоего настоящего. Вершина вашего... гм, "столба" с будущим почти не состыкуется.
     - "Нашего"... - буркнул Олег. - А "ваш"?.. А школа?! - спохватился он. - Что ты делал в моей группе?
     - Ничего. В школе я не учился.
     - Как?.. - опешил Шорохов. - Я же тебя отлично...
     - "Отлично" надо поставить нашим мнемотехникам, - усмехнулся Иванов, - Ты должен был меня знать, ты меня знаешь. Это все, что требовалось от подсадки.
     - Подсадка?..
     - Мнимое воспоминание. Вшитое, кстати, в такое же мнимое.
     - Я не понял, - признался Олег. - Ты про школу?
     - Учебная база находится в другом месте. И ты никогда на ней не бывал.
     - И автобусы...
     Олегу показалось, что часть снега ссыпалась ему за шиворот. Он даже потрогал шею, настолько это ощущение было натуральным. Нет, рубашка давно высохла.
     - Автобусы... - повторил он с ужасом. - От "Щелковской"!.. Мы же ехали... И старшина... Хапин... И солдатики гэбэшные. И лекции...
     Иван Иванович лишь молча кивал.
     - Все шесть месяцев - сплошная липа? - тихо спросил Шорохов. - Но я же встречал некоторых... уже после школы.
     - Тебе вшили вполне правдивую историю. О том, как ты мог бы учиться... если бы учился на самом деле. Сокурсники, инструкторы, обслуга - все взято из жизни. Ни одного вымышленного персонажа.
     - А Рыжая?
     - Какая еще рыжая?
     - Эта... Ирина!
     Иванов подвигал бровями и вновь достал фляжку,
     - А, Ирина Проценко! - обрадовался неизвестно чему.
     - Фамилию я не знаю. Но она меня не помнит. И школу тоже. При этом у нее почти ничего не закрыто.
     - Ей и закрывать нечего. Проценко - человек со стороны. Ее использовали, чтобы связать твои мнимые воспоминания с действительностью. Помнишь рыжую на занятиях - встречал ее в жизни. И никто тебе не докажет, что базы нет. Ты же сам видел рыжую!.. Да ты и сейчас сомневаешься, верно? Это потому, что ты рано пришел. Рано начал меня доставать своими поисками, своими вопросами... Процесс тяжелый, и не надо его форсировать, Олег. Времени у нас навалом.
     - У нас?..
     - Ну, а зачем же меня к тебе подсадили? Мы вместе, опер Шорох. Ты и я. Если хочешь знать, кто я такой... Ну, допустим, консультант. Хотя, думаю, ты и без моих советов справишься. Если спросишь, кто ты сам... Тут я, наверно, не отвечу. Даже без "наверно". Рановато тебе. Не спеши, у тебя все получится.
     - Мне многие это говорят...
     - И они правы. Или ты про Крикову? Ты, между прочим, зря оттуда удрал, Федяченко подстраховался, он не дурак, но на его страховку найдется и другая. Так что возвращайся. Дело-то не частное, а служебное. Санкционировано на самых верхах. Служба окажет любезность вице-спикеру - вице-спикер окажет любезность Службе. Заканчивай операцию, не ломай логику.
     - А потом?
     - Потом я тебя разыщу. Придет время, и разыщу.
     Шорохов снова без толку повертел сигареты и переступил с ноги на ногу. Пятки уже сварились - теперь, Когда пот иссяк, они начинали поджариваться.
     - Значит, ты сидишь только в моей памяти? - спросил Олег.
     - Ты волновался, что меня никто не помнит? Не переживай, так и должно быть.
     - А про школу?..
     - Неужели это важно?
     - У меня есть подозрение, что "заочно" обучался не я один. Это обычная практика?
     - Не-ет, что ты! Это вариант дорогой, эксклюзивный. Гораздо проще переместить курсанта в настоящую школу. Но не всегда это удается.
     - Темнишь, - сказал Олег.
     - Хорошо, не буду. Твою напарницу тоже по ускоренной программе подготовили.
     - Прелесть... Она помнит, что провела этот год у себя дома. А где, интересно, был я? У меня и дома-то вроде нету...
     - Задавая вопрос, всегда рискуешь услышать ответ. Поэтому меньше спрашивай. Я ведь как лучше хочу. Не загоняй себя в угол, на Шороха многие надеются, очень многие.
     - Надежда - вещь бесполезная. Все уже случилось. Либо - не случилось. Все в магистрали.
     - Согласен, но с одной поправкой. Сама магистраль... Олег, дружище!.. - Иван Иванович широко развел руками. - Сама магистраль меняется - по чуть-чуть, незаметно. И возникает другой "естественный ход событий", не менее естественный, чем тот, что был прежде. И внутри новой редакции ничего не переделать, потому что все причины и следствия в ней жестко связаны. Но ведут они уже не туда. Изменить будущее действительно нельзя. Но можно создать иное будущее, которое вытекает из иного настоящего.
     - Магистраль... будущее... В чем разница?
     - Разница? Наверно, в терминах. Понятие "будущее" существует лишь в единственном числе. Оно может быть такое, или не такое, или пятое, или десятое, но будущее всегда одно. То, которое в итоге оказалось реализованным. А кроме этой уникальной магистрали существуют и теневые. Несложившиеся варианты развития.
     - Что значит "существуют"?.. Несложившиеся варианты будущего - существуют?! Если только в чьем-то воображении?..
     - В вероятности, - ответил Иванов. - Все, я ухожу. Меня сейчас тепловой удар хватит.
     - Потерпишь! - заявил Шорохов. - И каким же образом они существуют, эти варианты?
     - Опять торопишься. А не надо бы... - Он потряс раскрытым прибором. - Что здесь хорошо, так это пылища. Встань на свои следы и вернись в точку старта.
     Едва договорив, Иван Иванович исчез, возможно - и впрямь перегрелся, возможно - опасался новых вопросов.
     Олег в который раз вытащил сигареты и все-таки закурил. Дым, как и местный воздух, был безвкусным.
     Шорохов изучил отпечатки на глине и, разыскав самые первые, отряхнул брюки. Возвращаться к мадам Криковой не хотелось, но выбирать было не из чего. Олег отстрельнул окурок и, проследив за тем, как он катится по глине, достал синхронизатор.
     Уже набрав новую дату, он вспомнил, как сюда попал. Тогда он сомневался, что можно поймать конец периода случайно, наугад. Теперь было ясно, что он ничего и не ловил, а просто уперся в барьер. Граница расположилась подозрительно удачно: на последней минуте декабря
     Это не могло быть природным катаклизмом, природе начхать на календарь - и Юлианский, и Григорианский, и любой другой. У нее свои способы разметки времени. Значит, то, что произошло, сделано человеком. И значит, это можно компенсировать. Вот только нужно ли это ему, Олегу Шорохову, он не знал. Все его прошлое и будущее вполне укладывалось в столетнюю зону ответственности, а жить вечно он вроде и не собирался.
     - Вы, Шорох, способны на большее, - с укором произнес Федяченко.
     По своим субъективным часам Олег провел в барьере не так уж и долго, но по количеству впечатлений эти сорок или сорок пять минут можно было приравнять к суткам. А то и к неделе.
     На пустыре его отсутствие длилось долю секунды, и, кроме охранников, этого никто не заметил. Крикова, не отрываясь, смотрела на отца, Федяченко был слишком увлечен своей речью и своим пистолетом. Телохранители тоже вряд ли поняли, что случилось. Пока сигнал путешествовал по зрительному нерву, пока мозг подбирал адекватный ответ, Шорохов уже появился вновь - в сантиметре от того места, где он исчез, в слегка изменившейся позе и с открытым синхронизатором.
     - Опер такого класса, как вы, не должен недооценивать чужого интеллекта, - назидательно продолжал Федяченко. - О-о!.. Собрались сбежать, Шорох? Не думаю, не думаю...
     Он снова повел стволом. Охранники оружием не размахивали, но угрозы от них исходило не меньше. Опасность схлопотать обещанные дырки, если не три, так две - точно, была все еще актуальна.
     Олег нарочито медленно закрыл прибор и уложил его в ремень.
     - Вы меня неправильно поняли, - сказал он. - Кто же станет убегать от полутора миллионов?
     Федяченко озадаченно перевел взгляд на старика у "Волги".
     - Посмотрите, Шорох.
     - Да я видел, видел. - Олег все-таки повернул голову и тяжело сглотнул. Между Криковым и третьим охранником стоял... Лис.
     "Вы справились блестяще..." - опять вспомнил Шорохов и обозлился. Не на Федяченко, не на Лопатина, даже не на Лиса - на самого себя. Больше винить было некого. Попался на "предопределенность", как простой нарушитель. Что в этой операции могло быть блестящего, так это дебетовая карта, которую получит Лис за предательство, и, не исключено, гранитная плита с надписью: "Шорохов Олег Алексеевич. 1978 - ????". Хотя рассчитывать на такую роскошь не приходилось. Виртуальный старшина Хапин шутил про бочку с цементом... Олег уже не был уверен, что это шутка.
     Крикова опустила руку в сумочку и достала оттуда небольшой револьвер, кажется, из семейства "Кольтов".
     - Папа... - промолвила она с усилием. - Папа, встань вот здесь... - Она показала клону место за "Линкольном". - И ты тоже... папа,.. - обратилась она к Крикову-прототипу, - Ты тоже сюда. Ну?!
     Два старика медленно двинулись к одной точке. Отличить их можно было разве что по одежде - натурального Крикова привезли в белой футболке и ярко-голубых джинсах, тогда как клон, поспешно собираясь к дочери, напялил серые брюки и клетчатую рубашку.
     - Сударыня, зачем вам двое? - подал голос Лис.
     - Вам мы доверяем больше, чем Шороху, - отозвался Федяченко. - Но не могу сказать, что намного. Нужны гарантии.
     - Оставьте фальшака!
     Женщина, не удостоив его ответом, подошла к близнецам. Те бестолково топтались и щурились на солнце, Они как будто и не догадывались, к чему все идет.
     - Помнишь?.. Помнишь, папочка?.. - Крикова, теребя револьвер, заглянула в глаза сначала клону, потом прототипу. - Ты сделал мне больно, папа... очень больно.
     Оба молча шмыгнули и потупились.
     Олег испытывал к мадам Криковой все большее отвращение. Семидесятилетняя вице-спикер Европарламента собиралась стрелять в двух стариков, тоже семидесятилетних. Что это было - совпадение или умысел не вполне здоровой бабы, он не знал. Внезапно он обнаружил, что у нее был и другой вариант, надежный и логичный. Путь, по которому шли все нарушители, - путь человека, желающего что-то исправить. Раз уж Крикова договорилась с начальством, она могла организовать вторжение в свое детство - либо самостоятельно, либо с теми же диггерами. Не убивать жалкого старика, а предотвратить то, что он когда-то с ней сделал.
     Пока Шорохов не увидел ее лицо, покрасневшее и перекошенное в истоме, ему ничего подобного и в голову не приходило. Мотивы нарушителей его интересовали лишь в части, касающейся самой операции. Теперь же он понял с поразительной ясностью, что целью Криковой было не исправление случившегося, а только месть. То, за что она ненавидела отца, было частью ее жизни, и менять она ничего не хотела.
     Третий человек в Европе. Фигура, от которой зависит функционирование Службы... Олег смотрел на Крикову и думал о том, что нормальная женщина никогда бы не полезла во власть. А если бы и полезла - исключительно из-за женского же легкомыслия, - то вряд ли достигла бы успеха. Просто не хватило бы сил. Да... Нормальному человеку не должно хватить сил вскарабкаться так высоко. Одно честолюбие не поможет, им хворают слишком многие. Кроме голой жажды власти нужно что-то еще, какая-то подпитка, какая-то большая заноза, особая пружинка в мозгах. Ненависть. Мощная, как инстинкт самосохранения, и чистая, как первая любовь.
     - Ты помнишь, папа?.. - вкрадчиво сказала Крикова сразу обоим, точнее - куда-то в пространство между ними.
     - Вы, уважаемая... вы это прекратите... - подал голос один из двойников, тот, что был в джинсах.
     - Вон как тебя спасают, папа... - продолжала она, обращаясь уже лично к нему. - Ничего люди не боятся... Только бы ты жив остался. - Крикова поднесла "кольт" к груди и задумчиво покрутила барабан. - Мы с тобой ровесники, папа. Тебе повезло: увидел дочку в старости. Другой бы радовался, чувствовал себя счастливым... Ты счастлив, папа? Почему же ты не спросишь меня?.. Не спросишь, счастлива ли твоя дочь...
     - Надеюсь, копию-то она трогать не станет? - осведомился Лис.
     Большой беды не будет... - ответил Федяченко. - Это ведь нужно еще выяснить - который из них клон. Один к вечеру должен вернуться. Вам не о чем волноваться, Лис.
     - Живой человек - слишком серьезный фактор. Если он исчезнет просто так, без замены... Через сорок лет вы не узнаете своего мира.
     - Не ваше дело! - прикрикнул Федяченко. - Заказ должен быть отработан безупречно - вот что для меня главное.
     Шорохов все еще находился под прицелом одного из охранников. Второй невзначай перевел пистолет на Лиса, да так и оставил. Вмешиваться в разговор Олег не считал нужным. Действительно, преждевременная смерть любого человека - это катастрофа. Не в этическом, разумеется, смысле, а в причинно-следственном. Ничто не должно исчезать и появляться - ни старик, ни младенец, ни мужчина двадцати семи лет от роду...
     Олег вспомнил незнакомую бабку у себя дома. О том визите он не забывал ни на секунду, но сейчас увидел его отстраненно, как бы чужими глазами. Он просто пропал - из квартиры, из Москвы и даже из области. Этому могла найтись тысяча объяснений, и Олег уже принимался их перебирать, но все они выглядели неубедительно, все так или иначе касались Службы, а она была отнюдь не всесильна. Она позволяла себе не считаться с законами государства, но и над ней, выше всякой Конституции, стояла логика. Если кому-то понадобилось вычеркнуть опера Шороха из магистрали, Служба обязана была отреагировать. Если же это вторжение совершено именно Службой, то почему, уничтожив следы Олега, она не тронула его самого?
     Шорохов подумал, что вопросов к Лопатину у него накопилось многовато, и в этот момент встретился взглядами с Лисом. Диггер ни грамма не смутился, еще бы продал за хорошие деньги.
     - Прощай, папочка... - сказала Крикова, приставляя ствол ко лбу одного из близнецов.
     Старик зажмурился. На то, чтобы молить о пощаде, у него не осталось воли. Он вряд ли поверил, что немолодая женщина в строгом костюме - его родная дочь, но, видимо, хорошо представлял, за что эта самая дочь хотела бы его убить.
     Палец Криковой на спусковом крючке выжал свободный ход; курок вздрогнул и чуть оттянулся, удаляясь от капсюля.
     - Нет... - прошептала она, опуская оружие, - Нет, нет...
     - Шорох! - бросил Федяченко. - У вас есть шанс реабилитироваться.
     - Пош-шел ты... - Олег не стал себя ограничивать вводным словом и назвал полный адрес, даже с некоторыми излишествами.
     - Лис?..
     - Аналогично, - ответил тот, закуривая.
     Старик открыл глаза. Женщина ласково ему улыбнулась и, ткнув второго револьвером в живот, выстрелила четыре раза подряд. Криков резко, с шумом вздохнул, как будто пули попали в него. Клон секунду пошатался и рухнул.
     - Поверил?.. - спросила Крикова, улыбаясь еще шире. - Ты поверил, папа? Ты думал, я не смогу?.. Уважаемый Лис! - позвала она, не оборачиваясь. - Ну хоть теперь-то вы проясните? Кто это был. Копия?
     - Копия.
     - Слышал, папа? Это была репетиция. Помнишь?.. Ты мне тоже репетицию проводил. Тогда... Ты помнишь или нет?!
     - Прости... - одними губами ответил он. Женщина покачала головой - не утвердительно и не отрицательно.
     - Пятьдесят пять лет из семидесяти, папа... Вся жизнь - и какое-то "прости"... Так не бывает.
     Крикова медленно поднесла "кольт" к глазам отца и, любуясь его ужасом, задержала дыхание.
     - Ты наконец-то плачешь, - сказала она. - Я все-таки дождалась...
     Этот выстрел прозвучал громче, чем предыдущие четыре, вместе взятые. Старик откинул голову и повалился на спину. Теперь между ним и клоном не было ничего общего: скрюченное тело, уткнувшееся лицом в землю, под которым влажно темнела большая лужа, - и распластанный, словно в полете, человек с входным отверстием над переносицей.
     - Господину Шороху тоже надо заплатить, - сказала Крикова сухо, по-деловому. - С вычетом за подлог.
     - Воля ваша... - Федяченко протянул Лису две карточки.
     - Мальчики! Поедем уже. Пыльно...
     Перед ней открыли дверь. Она подошла к "Линкольну" и, взяв револьвер за ствол, брезгливо отшвырнула его куда-то в сторону.
     - Это было неосмотрительно... - посетовал Федяченко, и двое из трех охранников без приказа ринулись за "кольтом".
     Они бродили по кустам минут пять, перепачкали все брюки, но оружия так и не нашли. Крикова начала выказывать нетерпение, и водитель длинно просигналил. Телохранители подбежали к машине и запрыгнули в салон. Последним погрузился тот, что следил за Олегом. "Линкольн" задним ходом откатил от черной "Волги" и, развернувшись, направился по извилистой дороге обратно.
     Лис почиркал зажигалкой и приблизился к Шорохову.
     - Дай прикурить. А станнер не трожь, - проговорил он буднично.
     Олег шагнул в сторону и хмуро посмотрел на два трупа.
     - Звони Лопатину, - распорядился Лис.
     - Кому?.. Лопатину?! Даты...
     - А старухе в театр хорошо бы. - Зажигалка после десятого щелчка все-таки дала огонь, и он затянулся. - Могу поспорить, каждую фразу перед зеркалом шлифовала. Наверно, еще и с заряженной пушкой. И с надеждой, что случайно в себя выстрелит, Кстати! Ствол-то они там не нашли. Да, май фрэнд?.. - подмигнул Лис. - Кто-то опередил, не иначе... Ладно, ладно, мне он не нужен. Звони, говорю, Вениаминычу, а то он волнуется.
     Олег, подозревая Лиса в блефе, набрал номер. Ответа он не ждал - Лопатина тут сейчас не было, соответственно, не было и его телефона.
     Ответили после первого же гудка.
     - Шорох? Как там у вас?..
     - У нас... хуже некуда.
     - Угум... Покури пока.
     Шорохов от растерянности вытащил пачку "Кента". Лис стоял к нему лицом - Криковы, прототип и клон, лежали за Олегом, и диггер не мог их не видеть. Тем не менее он увлеченно пускал кольца.
     - Полтора лимона тебе, фрэнд, не обломится, - сказал он. - Значит, это байка...
     - Что - байка?
     - Полтора миллиона евро, которые ты якобы получил. Держи. - Лис помахал зажатой в пальцах карточкой. - На этой пятьсот тысяч. Хотя основной кайф Крикова словила с твоей подачи. Без первого действия спектакль был бы скучнее. Она очень на него рассчитывала.
     - Так она что же?.. Она заранее знала, что я привезу копию?!
     - Это знал даже Криков.
     - Какой из них? - жестко спросил Олег, оборачиваясь на трупы.
     - Настоящий, - ответил Лис.
     Шорохов лишь теперь понял, откуда взялось его сп