оган, иммунактив-тетра, геморегулон).
     ЦЕЛЬ: сохранение беременности.
     СЛОЖНОСТЬ: стандарт, класс А.
     КОМПЕНСАЦИЯ: адекватная, стандартная.
     ДОПОЛНИТЕЛЬНО. Внимание: рецидив! Предлагаю более радикальные меры на ваше усмотрение".
     Внизу, как и положено в приличном документе, стояли дата и подпись:
     "17января 1978года. Оператор Лис".
     - Увлекся? - Василий Вениаминович приблизился к Олегу и заглянул через плечо.
     Шорохов торопливо впихнул листок в уничтожитель.
     - Интересно, что тут у нас... - Лопатин вырвал из-под ножа страницу и, разгладив, поднес ее к лицу. - М-м... ничего особенного, рутинная работа. Таких случаев большинство. Восстановить картину сможешь?
     - Василий Вениаминович, дайте я попробую, - подала голос Ася. - Кстати, курить здесь нельзя?..
     - Тебе - не знаю. Мне точно можно, - ответил тот, извлекая из кармана жестяную банку с табаком. - А операцию должен реконструировать Шорох. Для Прелести у меня что-нибудь посложней найдется.
     Ася наморщила носик - о своем позывном она уже забыла, вернее, надеялась, что забыл начальник.
     - Давай, Шорох, это легко, - поддержал Лопатин. Олег прислонился к столу и снова просмотрел текст,
     - С самого начала?..
     - Да хоть с конца.
     - Нарушитель... мужчина. Возраст - пятьдесят пять лет. Год отправления - две тысячи сорок девятый. Год прибытия - тысяча девятьсот девяносто седьмой. Объект - женщина, двадцать два года... - Шорохов прикрыл один глаз. - Она старше его на девятнадцать лет.
     - Считаешь ты хорошо. Дальше.
     - В связи с целью вторжения... предполагаю, что объект - его мать.
     - Так... - Лопатин одобрительно склонил голову.
     - Тысяча девятьсот девяносто седьмой... Ему тогда было три года, возможно, неполных. Тут сказано про лекарства и сохранение беременности. Вероятно, в это время матушка носила в себе его братишку. А может, сестренку. И... Не получилось у него братишки. А ему так хотелось, что он даже в пятьдесят пять лет эту мечту не оставил. В две тысячи сорок девятом он добрался до синхронизатора, взял с собой медикаменты... - Олег сверился с отчетом. - Эмбриоган... иммунактив-тетра... Я о таких не слышал.
     - Неважно, - сказал Лопатин. - Правильно. И в девяносто седьмом Лис его обезвредил,
     - Действительно, Лис, - вспомнил Шорохов. - А сам он...
     Нижняя часть страницы была оторвана - все, что шло после слова "ДОПОЛНИТЕЛЬНО", уничтожитель успел превратить в стружку.
     - А сам Лис служил в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. В моем оперотряде. И вот что от него осталось... - Василий Вениаминович указал на ворох пожелтевшей бумаги. - Не от Лиса, естественно. От моего отряда... Держи, оператор, - он передал Олегу свернутый кожаный ремень. - Тут весь набор, и мнемокорректор в том числе. Что, сразу бросишься закрытые сектора восстанавливать?
     - Погожу пока... - буркнул Шорохов, принимая пояс.
     В специально отведенных кармашках находился штатный комплект опера: станнер, мнемокорректор и главный помощник правосудия - синхронизатор. Плоская металлическая коробочка, которая опрокидывала мир уже столько раз, что старина Архимед со своим умозрительным рычагом расплакался бы от зависти. Опрокидывала и вновь восстанавливала. И опять опрокидывала - если оказывалась не в тех руках.
     Олег вытащил синхронизатор из ремня и, взвесив его в ладони, сунул обратно в узкое отделение. Ячейка была еще не растянута, прибор вошел в нее туго, как нож в живое тело.
     Станнер смахивал на разобранный пистолет. Матовая рукоятка требовала приделать к себе ствол - хоть какой-нибудь, хоть самый короткий, "бульдожий" - без него прибор казался неполноценным. Зато не вызывал возбуждения у милиции.
     Третье устройство выглядело и вовсе неинтересно. Мнемокорректор даже не с чем было сравнить, разве что с чехлом от сигары, как подумалось Олегу во время теста.
     Овальная заглушка, закрывавшая крохотное табло, прилегала к корпусу настолько плотно, что найти ее можно было лишь на ощупь. Кнопка, такая же незаметная, находилась в торце.
     Шорохов распихал снаряжение по кармашкам и застегнул ремень поверх джинсов.
     Ася к его осмотру "железок" отнеслась равнодушно - видимо, свой пояс она уже получила. Безмятежно покуривая в кресле, она стряхивала пепел куда-то в сторону, прямо на пол.
     Василий Вениаминович все это время набивал трубку и с любопытством следил за Асей. Убрав банку с табаком, он сказал:
     - Не забудь затоптать бычок.
     Она отвлеклась от своих мыслей и непонимающе посмотрела на Лопатина.
     - Бычок, - повторил тот.
     Ася сделала последнюю затяжку и, бросив окурок, прижала его подошвой.
     - Вот и славно, - мурлыкнул Лопатин. - Теперь у Прелести есть моральное право помыть полы. Тряпка должна лежать вон там, - он указал на проем между шкафами.
     Олег, перегнувшись через стол, обнаружил в комнате боковую дверь с двумя фанерными табличками "М" и "Ж".
     - Я вообще-то, Василий Вениаминович,.. - начала Ася, но договорить он ей не дал.
     - А ты, Шорох, побыстрее с бумажками! Пока порядок не наведем, спать не ляжем.
     - Спать тоже здесь? - осведомилась Ася и, заглянув в туалет, отпрянула. - Бо-оже!..
     - Во-во, - произнес Лопатин. - Чтоб мои опера в такой антисанитарии сидели?.. Не позволю. Так что вперед, друзья! Ну и я, чем смогу...
     Он выудил из-за шкафа тощий веник и взмахнул им, перегоняя плотный клуб пыли на другое место.
     Олег вернулся к резке документов. Уничтожив первую, не самую объемную пачку, он расчистил часть стола. Под бумагой валялась масса мелкой ерунды, вроде ржавых точилок, спичек и засохших стержней от шариковой ручки. Среди этого мусора лежала кривая бурая сигарета марки "Новость".
     - Василий Вениаминович, из каких же она годов? - поинтересовался Шорохов.
     - Из прошлых. Их знаешь, кто курил? Сам да-ра-хой и у-ва-жа-е-мый...
     - Брежнев, что ли? Служба и до него добралась?
     - Брежнев нам ни к чему, - серьезно ответил Лопатин. - Ася, ты шубу-то сними! - крикнул он.
     - Вспотеешь, простудишься, - добавил Олег. - Между прочим, тут пепельница нашлась.
     В туалете сердито загромыхали ведрами.
     - Василий Вениаминович, я еще спросить хотел. Документы, которые здесь лежат... они, может, не очень-то и секретные...
     - Секретные, Шорох, секретные.
     - Тем более. С нашей дверкой, даром что она бронированная...
     - Любой дурак справится, да? - угадал Лопатин. - Не беспокойся, дураки сюда не попадают.
     - На хитрый замочек надеетесь? Но есть же "болгарка", автоген, тротил, наконец...
     - На свете много чего есть хорошего, - согласился Василий Вениаминович. - Только замок у нас хитрее, чем ты думаешь. Потом как-нибудь проверишь, когда время будет.
     Олег кивнул и начал совать в машинку сразу по три листа. Ножи гудели натужней, но все же справлялись. Лопатин, бросив бороться с пылью, принялся освобождать ящики в столах. Из смежной комнатушки вышла Ася с ведром воды и дырявой тряпкой на перекошенной швабре. Шубу, вероятно, из принципа, она так и не сняла.
     Отправляя листы в уничтожитель, Шорохов невольно скользил взглядом по блеклому шрифту, выхватывая отдельные строчки:
     "ОБЪЕКТЫ: М., 2 дня, Россия, 1995; М., 2 дня, Россия, 1995.
     ВТОРЖЕНИЕ: полная замена..."
     "Самое банальное, что только можно изобрести", - прокомментировал про себя Олег.
     "ОБЪЕКТ: М., 21, Россия, 1993.
     ВТОРЖЕНИЕ: передача коммерческой информации...
     ЦЕЛЬ: вложение капитала в..."
     "Нет, дорогой. Так бизнес не делается. Даже в России девяносто третьего".
     "ОБЪЕКТ: Ж., 17, Россия, 2003.
     В ТОРЖЕНИЕ: попытка задержать объект по пут ив...
     ЦЕЛЬ: предотвращение насилия..."
     "Эту жалко. Семнадцать лет... Что там с ней было? А, уже прожевалось...".
     Его внимание привлекла мятая страница с жирным пятном посередине. Отчет был подписан опером по имени Лис, но Олегу бросилось в глаза не это.
     "СЛОЖНОСТЬ: особая, класс С.
     КОМПЕНСАЦИЯ: нестандартная (рапорт прилагается).
     ДОПОЛНИТЕЛЬНО. В связи с чрезвычайной ситуацией, оператор принял решение..."
     Шорохов, продолжая читать, взял со стола следующую бумажку и в этот момент почувствовал, что у него за спиной кто-то появился. Дверь не шелохнулась, шагов по лестнице Олег тоже не слышал, однако он был уверен, что в кабинете их уже не трое, а четверо. Он рванулс пояса станнер, но тут заметил реакцию Лопатина. Если начальник и удивился, то удивился приятно.
     - Здрась, Василь Вениаминыч! - скороговоркой бросили сзади. - Привет, Аська! - Швабра упала и громко ударилась о край ведра. - Какая ты нескладная, Прелесть! Кто же в шубе полы моет?.. Здорово, Шорох.
     Олег обернулся и увидел то, к чему давно уже был готов. Возле антикварного шкафа стоял мужчина его роста и его комплекции, с сигаретой в зубах и с глупенькой улыбочкой на небритом лице. На его собственном, Олега, лице.
     - Здорово... - медленно выговорил Олег. - Здорово, Шорох...

***

     Близился к концу третий месяц пребывания на базе. Октябрь принес с собой мутное темное небо и бесконечные дожди. Народ, и до этого выходивший на улицу нечасто, сидел в корпусе целыми сутками. За половину учебного срока группа сократилась до двадцати человек, зато те, кто удержался, были уж точно людьми неслучайными.
     На какое-то время ситуация с отчислениями стабилизировалась: в последние две недели из группы не выкинули никого. Оставшиеся курсанты расселились по свободным кубрикам согласно симпатиям, однако до общих комнат все-таки не дошло - "мальчики" и "девочки" по-прежнему жили отдельно. Хотя спали, как правило, вместе.
     Друзьями Олег так и не обзавелся, более того - перестал к этому стремиться. На его глазах распалось уже столько компаний, что относительность дружбы на базе стала очевидной. Приклеившийся Иван Иванович Иванов, ходячий фельетон курса, каким-то чудом не вылетел и за три месяца окончательно превратился в шороховский придаток.
     На очередном занятии он сел, как всегда, перед Олегом. На улице моросило уже пятый день, листья с берез обреченно срывались и прилипали к мокрому асфальту. В классе горел свет, и от этого вид за окном казался еще тоскливей.
     Невзирая на пакостную погоду, курсанты пребывали в приподнятом настроении. Мужчины побрились, а женщины изобразили на лицах подобие макияжа, некоторые даже напялили гражданскую одежду, однако большинство явилось все-таки в форме - так было удобней. Сегодня, по слухам, им планировали сообщить что-то безумно секретное.
     Инструктор, тоже как будто слегка взволнованный, торопливо вошел в помещение, но на полдороге к кафедре остановился и сунул руки в карманы. В этот раз на нем была простая застиранная хэбэшка с ефрейторскими "сопельками". Некоторые неугомонные курсанты нашили себе погоны старших офицеров - генеральских у Хапина в запасе не было, - и, по сравнению с толстыми полковничьими звездами, одинокие лычки инструктора выглядели забавно.
     - Похоже, у нас утечка информации... - произнес он с иронией.
     Все слухи и утечки проникали в группу весьма простым способом: Ася в разговоре с девушками случайно роняла какую-нибудь фразу - этого было достаточно. Старшина Хапин, в отличие от нее, лишнего не болтал, поскольку школьное начальство уже убедилось, что курсантам хватает и одного источника, С "секретной" лекцией все вышло строго по сценарию: Ася намекнула, что опоздавшие пропустят самое главное, В итоге курсанты собрались за полчаса до начала.
     - Сегодня обойдемся без демонстраций, - предупредил инструктор. - Побеседуем о вечном. Никто не возражает?
     Из двадцати человек пятеро хмыкнули, остальные пожали плечами.
     - Время... - промолвил он, - по утверждению теоретиков, время имеет начало и конец. Кроме того, оно способно искривляться, сжиматься, вытягиваться, и... на что оно еще способно?.. А, еще в нем бывают петли и дырки. Как на колготках, наверно. Спорить не стану, но сам я дырок не видел... Чего и вам желаю, - раздельно произнес инструктор. - Хорошо. Пусть у него будет и начало, и конец, и что угодно. Но мы точно знаем, что в тысяча девятьсот семидесятом году время, Земля и человечество уже существовали. Мы точно знаем, - повторил он, повысив голос, - что в две тысячи семидесятом году время, Земля и человечество по-прежнему существуют. Все остальное вас почти не касается. Потому что вам хватит работы и на этом отрезке. Сто лет: от семидесятого года двадцатого века до семидесятого двадцать первого - зона ответственности нашей Службы.
     Кто-то из курсантов чихнул, кто-то подвинул стул, и эти два звука провалились в тишину, как в омут.
     - Нашей Службы?.. - спросил Иванов с ударением на первом слове. - Значит, есть и другие?..
     - За обсуждение данной темы полагается... - инструктор выразительно постучал пальцем по мнемокорректору. - Разница в том, что вам закроют несколько месяцев, а мне несколько лет. Сказав "наша Служба", я всего лишь противопоставил ее другим ведомствам... допустим, налоговой полиции и рыбнадзору. Понятно?..
     Иванов пригладил всклокоченную макушку, но в его прическе это едва ли что-то изменило. Инструктор медленно дошел до стола и сел, сложив ладони у подбородка.
     - У вас интересная книга, - обратился он к Иванову. - Энциклопедия дохристианской Руси? Спрячьте ее под подушку, она вам не понадобится. Мы не занимаемся историей. Каждая операция - это частный случай, краткий миг в чьей-то жизни, иногда трагический... Но он не имеет отношения к истории. Или так: не должен иметь, - подчеркнул инструктор. - В этом и заключается наша задача. Любой человек, вторгаясь в прошлое или получая информацию из будущего, нарушает естественный ход событий. Здесь вопросов нет?.. Отлично. Дело за малым: разобраться, что же это такое - "естественный ход". Вы можете возразить, что год две тысячи сороковой, с точки зрения потомков, уже состоялся, тогда как для нас он находится в будущем. Соответственно, на взгляд потомка, это жесткая и полностью определенная событийная линия, не терпящая никаких "бы" и "если". Мы же с вами считаем, что две тысячи сорокового года еще не существует. Он пока формируется - под влиянием наших поступков и нашего ежесекундного выбора. Правильно?..
     Инструктор покусал большой палец и, положив руки на стол, неожиданно объявил:
     - Нет! Неправильно... Вам ведь обещали разочарование? Обещали утрату иллюзий?.. Готовы?.. Сейчас утратите, - заявил он серьезно. - Понятие "будущее" исключительно субъективно. Любое событие находится в будущем лишь по отношению к иному, более раннему событию. Относительно же более позднего оно... нетрудно догадаться, в прошлом. Таким образом, каждый момент времени всегда будет расположен не только "после" чего-то, но и "до". Каждый момент - часть той самой сложившейся линии. И языческая Русь, и Гагарин, и верхняя граница нашей зоны, две тысячи семидесятый год, - все уже история, все уже в прошлом. Я ничего не упустил?.. Ах да... Где-то на этой линии помещается и ваша жизнь. Которая, как и моя, объективно уже состоялась вплоть до...
     У стенки опять чихнули, и инструктор покачал головой.
     - Совершенно верно. И даже это. И то, что вы сделаете через неделю, через месяц... К сожалению. К великому сожалению... Объективно все это уже произошло. Мы с вами родились, потребили некоторое количество пищи, сносили столько-то пар обуви - и умерли. Примерно так мы воспринимаем людей прошлого. Точно так же кто-то воспринимает и наше настоящее. Жизнь каждого человека уже прожита - до последнего вздоха. Она вплетена в общую магистраль, которая лично мне представляется эдаким бесконечным бетонным столбом... ну, возможно, у вас фантазия окажется побогаче... Вот что Служба подразумевает под "естественным ходом событий". Бетонный столб. Его мы и охраняем.
     Инструктор снова покосился на энциклопедию и отвернулся к окну.
     - Жду ваших вопросов...
     Курсанты подавленно молчали. Олег несколько секунд рассматривал поверхность парты и, убедившись, что ничего нового не увидит, перевел взгляд на плачущую березу.
     Америку инструктор не открыл, отнюдь. К аналогичному выводу Шорохов мог бы прийти сам, путем несложных логических рассуждений. Однако ему, как и всякому нормальному человеку, проделывать этот путь не было нужды. Даже попав на базу, в школу операторов, и уже зная, к чему их готовят, Олег не спешил забегать вперед. Будет время - все объяснят. Теперь время настало, и им объяснили. Почти все. Шорохов чувствовал собственную беспомощность и бесполезность. Он не мог избавиться от мысли, что его обманули, - в самый момент рождения, когда ему дали жизнь, но при этом отобрали что-то не менее ценное.
     Вот выйти бы к доске, снять трусы и показать инструктору задницу... Или сей факт тоже записан в скрижалях истории ?.. Он тоже нацарапан на нашем столбе ?
     "Это известная фишка... - ответил себе Олег. - Во-первых, оголяться прилюдно я не стану, духу не хватит. Во-вторых, если и решусь - значит, так оно и было. И все давно уже сделано. Все, что для меня "есть" и "будет", - для кого-то уже в прошлом. А мне остается... не мне, а всем... Всем нам остается лишь катиться по рельсам. До чего же, блин, тошно...".
     - Но если жизнь каждого человека уже сложилась, - начала рыжая с последней парты, - тогда тем более любопытно узнать, что с тобой будет через год, через десять лет, через пятнадцать...
     "Она либо полная тупица, либо чудовищный циник", - подумал Шорохов. Рыжая была единственной сокурсницей, которая ему не нравилась, - настолько, что он уже дважды отказывался разделить с ней узкую школьную койку. Рыжая, как приличный мужик, на эти демарши не обижалась, а спокойно разворачивалась и шла искать альтернативные варианты. Дублеров она находила без проблем, кажется, с ней переспал даже робкий Иван Иванович. Олег презирал ее за распущенность и звал не иначе как "Рыжей". Рыжая не обижалась и на это.
     - Да, любопытно... - процедил инструктор. - Была б моя воля, я бы это любопытство удовлетворял: сообщал бы всем желающим дату смерти их близких, месяц, когда грузовик переедет любимую собаку, день, когда единственный ребенок сядет на иглу, и день, когда он скончается от передоза...
     - Чтобы люди мчались все это менять?!
     - ...а потом приходил бы опер, вроде вас, и все возвращал на место, - добавил инструктор. - Корректно изменить то, что уже случилось, нельзя. А все уже случилось, это мы с вами выяснили... Нет, я бы выдавал информацию в виде наказания. Хочешь знать - знай. Твое право.
     - Что ж вы так?.. - с укором проронила Рыжая.
     - Естественный ход событий нельзя подправить, его можно только нарушить. Или разрушить. Отдаленные последствия даже для ничтожного вторжения не в силах просчитать ни один вычислительный центр. Я говорю не о современных ресурсах... - он показал глазами в потолок, - ...о ресурсах куда более мощных. И кто гарантирует, что спасение любимой собачки не приведет к гибели ста человек? Другое дело, что многие изменения вскоре поглощаются без остатка. Естественный ход событий обладает колоссальной инерцией и стремится к самовоссозданию... Но оператору об этом лучше не помнить. Существуют и такие моменты, или точки, где изменения нарастают в бешеной прогрессии, которую невозможно ни спрогнозировать, ни прервать. Система уравновесится, но уже в новом виде, с учетом навязанных ей корректировок. Время как часть Вселенной будет существовать - в том или ином состоянии, с человечеством или без. Я внятно излагаю?
     - Получается, что какую-то отдельно взятую собачку все-таки можно спасти без ущерба для рода людского... - вопросительно произнес Иванов.
     - Наверняка, - ответил инструктор.
     - А другую собачку спасать нельзя, поскольку это грозит катастрофой...
     - Не исключено, что именно так.
     - Простите, но откуда людям известно об этих... э-э, моментах? - осведомился Иванов с сарказмом. - Ведь если бы в них уже вляпались, мы бы давно жили в э-э... новом мире.
     - Наличие таких точек установлено сугубо теоретически. Хотя кто же поручится, что наш мир не является