та в узкие брюки и голубую майку, достаточно декольтированную, чтобы морской конек показал свою хитрую мордочку. Лето же, черт возьми... Солнце золотило Асину распушившуюся челку, и, даже пройдя сквозь пыльное стекло, лучи играли в ее зеленых глазах, как рыбки на мелководье.
     - Что у тебя стряслось? - спросила она.
     - У меня?..
     Олег прихлопнул дверь и обнаружил на средней площадке еще двоих, - молодых и симпатичных. Если бы не деловитый прищур Прелести, можно было бы заподозрить, что парочка улеглась тут сама. Первое тело, которое Олег уже видел, находилось здесь же, в той же позе - лицом вниз и с задранной курткой.
     - У меня-то все в порядке, - сказал Шорохов, - а вот у тебя...
     Ася, не вынимая изо рта сигареты, нагнулась и откинула на парализованном ветровку. Совершенно белые волосы и большое мясистое ухо. Олег недоуменно хмыкнул.
     - Не признал? - Она взяла мужчину за загривок и оторвали лицо от ступеньки. - У тебя с ним операция была, не так ли?
     - С ним...
     Седой почти не изменился, разве что выглядел более запущенным. Постарел... Несомненно, это был он, сегодняшний нарушитель.
     - Приперся с оружием, - сообщила Прелесть, мельком показывая в сумочке компактный, но мощный "вальтер-мастер" образца две тысячи тридцатого. - Вон... - Она выставила пальчик, и Олег, проследив за острым ноготком, узрел в стене отверстие, круглое, как от любой пули.
     - Так это он тут шмалял? Пожалел его, скотину.., А ты мне, что?.. - вскинулся было Шорохов.
     - Не шурши! Если бы ты знал, что он опять вернется, ты бы ему такую компенсацию устроил...
     - Уж не сомневайся!
     - Вот потому тебе и не нужно было этого знать. Мне-то... сам понимаешь... - Ася пожала плечами. - Лопатин так велел. Не наслаивать одну проблему на другую.
     - Ты в курсе, что он возвращался трижды?
     - Можешь не рассказывать, - покивала Прелесть. - Я трижды в бункер и ездила. А у Вениаминыча постоянно оказывалось новое предписание - сюда же и на него же. Только время менялось, каждый раз на пятнадцать минут. А из местного отряда опера... хамы!.. Они мне, представляешь?.. заявляют: "Ты бы хоть пиццу по дороге прихватила, а то мотаешься без толку"!
     - Они сами-то сюда собираются или мы его на метро повезем?
     - Скоро должны приехать. Чем же ты ему так насолил, Шорох? Стрелять он не умеет, но отлавливал тебя старательно, как будто у него и врагов других нет.
     - А сам он ничего не сказал? Не успел?
     - Бред... Про сына что-то. Ты его сына не убивал случайно? Я надеюсь... А он твердит: сын умер молодой, кандидатскую даже не защитил... При чем тут кандидатская?!
     - Да так... - Олег запустил руку в Асину сумочку и достал себе "Салем". - Я ему пообещал кой-чего...
     - Обманул? - Прелесть с осуждением посмотрела, как он хозяйничает с ее сигаретами, и разыскала в сумке пачку мятных подушечек.
     - Ну-у... конечно. - Шорохов стесненно улыбнулся.
     - Довольно глупо с твоей стороны... Обещать человеку то, что ты не можешь выполнить, - это...нехорошо.
     - Наверное. Но убивать за вранье тоже не здорово. Откуда он прибыл?
     - Пятьдесят второй.
     - Значит, два года мужик верил в пустое... А потом... Эх, что же он так рано-то, сын его? Пожил бы, пока родитель не загнется, потешил бы стариковское самолюбие...
     - Мне не нравится то, что ты говоришь, и тем более не нравится то, что ты делаешь, - заметила Ася. - Становишься каким-то жонглером, Шорох. Чем жонглируешь? Живыми людьми...
     - Ясно... Дай мне жвачку, - сказал он.
     - Что?..
     - Жвачку. Да не новую, а свою. - Олег подставил ладонь, и Ася, не совсем понимая, чего он хочет, выплюнула резинку.
     Он встал на цыпочки и залепил в стене дырку от пули. Прелесть до нее не дотянулась бы при всем желании, но главное - это был хороший повод отвлечься. Разговор, кажется, зашел не в то русло.
     - В Службу нас не для того брали, - настырно продолжала она. - И твои эксперименты... Твои детские приколы, они... Людей надо любить, Шорох. Хотя бы чуть-чуть.
     - Ага, я и люблю... Время, Земля, человечество... и так далее.
     "Срал я, Асенька, на твое человечество", - меланхолично подумал он.
     У Олега пиликнул мобильник, и он торопливо ответил. Звонили местные.
     - Ты тоже здесь? - осведомился голос.
     - Нет, в светлом будущем, - огрызнулся Шорохов. - Если соединили, значит, здесь... Вы едете?
     - Уже. Назови код.
     - Какой еще код? - озадачился Олег.
     - Домофона, какой!
     - А-а.., Не работает
     - Мы на лестнице.
     Вскоре появился незнакомый опер - в белой футболке и спортивных штанах. Его можно было принять за кого угодно, именно к этому он и стремился, а чтобы не провоцировать Асю с Олегом на поспешные действия, поверх одежды оператор застегнул штатный пояс.
     - Меня Пастором зовут. Можешь не представляться, знаю... - сказал он Шорохову. - Ну что, Прелесть, поймала клиента? Замучилась, бедняжка... О-о, как все серьезно! Свидетелей не закрывали пока? Что у нас еще? Пушечка... - проронил он, принимая "вальтер". - За ствол дадут пожизненное. Это не младенцев по люлькам тырить, это покушение на должностное лицо. Все, отбегался, болезный...
     - Он и не бегал, - буркнул Олег. - Уже сорок два года.
     Вместе с Пастором они понесли Седого к выходу. Ася поднялась на площадку с неподвижной парочкой и закрыла обоим по часу.
     Когда нарушителя уже доволокли до тамбура, в подъезд вошел молодой парень, тоже в брюках от спортивного костюма и тоже в белой майке, почти как оператор, - только без ремня и с барсеткой на левом запястье. Остановившись, он с назойливым любопытством наблюдал, как двое тащат третьего.
     - Тебе чего?.. - зло спросил Пастор.
     - А тебе чего?.. - Парень набычился и преградил путь.
     - Пусти, приступ у человека... Я сейчас вернусь, не уходи.
     - Не уйду, - заверил он. - Ты сам смотри не уйди... в тину.
     На улице стоял светло-серый "Фольксваген". Нарушителя загрузили назад, Ася с Олегом сели там же, но не по бокам, а вместе - после пяти разрядов из станнера особой прыти от Седого ждать не приходилось.
     - Я скоро, - предупредил Пастор и крикнул водителю: - Заводи!
     - Может, не надо этого?.. - робко спросила Ася.
     - У нас, Прелесть, свои правила, - откликнулся спереди другой опер.
     - И какие же?
     - Воли волкам не давать. А то совсем одичают. Шорохов раздраженно отметил, что местные уже общаются с напарницей, как со своей.
     Спустя несколько секунд Пастор выскочил из подъезда и, запрыгнув в машину, бросил:
     - Дуй!
     Еще через мгновение на улицу выбрался и паренек. Он растерянно вертел головой, словно пытался вспомнить что-то важное. Пытался - и не мог.
     - Грязно работаем... - посетовал водитель. "Фольксваген" мягко зажужжал мотором и тронулся.
     Машина была не новая, но еще бодренькая, как и у Василия Вениаминовича.
     Шорохов позаимствовал у Аси еще одну сигарету и вдруг понял, что вот сейчас, или тридцатью минутами раньше, напарница спасла ему жизнь. Это открытие было таким ошеломляющим, что Олег на некоторое время перестал воспринимать окружающий мир и очнулся лишь после того, как Ася щелкнула у него перед носом зажигалкой.
     Так и не прикурив, Олег обнял ее за плечи и окунул лицо в пушистые волосы.
     - Слушай... если бы не ты... этот старый пень меня бы грохнул...
     - Три раза, - скромно уточнила она.
     - Спасибо тебе, Асенька.
     - Не за что, Шорох. Это не личное.
     - Ну да, просто работа... - блаженно произнес Олег. У нас с тобой просто прелесть, а не работа.

***

     Седой начал потихоньку оттаивать, и это было своевременно: теперь он смахивал на пьяного. По крайней мере нарушитель уже мог перебирать ногами, и вот так, спотыкаясь и повисая на плечах Олега и Пастора, он преодолел три метра от "Фольксвагена" до бункера.
     Кое-как спустив Седого по узкой лестнице, Пастор толкнул задом дверь и, чуть не завалившись, втащил тело в кабинет.
     Нарушителя пристроили на массивном деревянном стуле с высокой спинкой - именно таком, какого не хватало этой комнате в субъективном времени Шорохова. Остальная мебель полностью соответствовала: и столы, и три шкафа с резными финтифлюшками - все было на месте. Даже негодный контакт в центральном плафоне.
     На месте Василия Вениаминовича восседал грузный мужчина того же возраста или немного постарше, но с чисто выбритым лицом и без лысины. Перед ним стоял компьютер - вероятно, уже Пентиум-3. Когда Шорохов прибыл на операцию, координатор вот так же сидел и таращился в монитор - Олег еще заподозрил, что тот попросту играет. Местный начальник назвал свою фамилию, но теперь, после долгих часов на солнце и трех микроперемещений, она вылетела из головы.
     Кроме компьютеров, на столах ничего не было, и Олег невольно вспомнил, в каком виде застал кабинет впервые: повсюду громоздились стопки рыхлой бумаги, а на полу лежали невесомые клубы пыли, отлетавшие в сторону от каждого резкого движения. При этом половина бланков была отпечатана на древнем матричном принтере, а некоторые листы и вовсе оказались машинописными.
     Откуда они взялись в настоящем, если в двухтысячном году их тут уже не было, Шорохов представлял с трудом Лопатин ему что-то втолковывал про "вечный" цех, объективно работавший всего двенадцать часов, но сути Олег так и не уловил. Видимо, со служебным кабинетом творилось что-то подобное. Шорохов суеверно обернулся на закрытую дверь, скользнул взглядом по стене без окон и поймал себя на том, что не может сказать определенно, какой сейчас год.
     Пастор достал обычные милицейские наручники и пристегнул Седого к стулу. Затем выложил на стол "вальтер" и, подсев к свободному компьютеру, начал что-то набирать одним пальцем.
     - Чайку?.. - спросил водитель.
     Ася раскрыла сумочку и закурила. Координатор оторвался от монитора и с неудовольствием посмотрел на сигарету, однако промолчал.
     - Тоже вдвоем служите? - осведомился Шорохов.
     - Нет, еще трое на операции, - сказал водитель. - Жаркий сегодня денек.
     - Да-а... Ну и как тут у вас?
     - Беда. Скоро же двадцать первый век наступит, будь он неладен... У американцев, правда, уже наступил, а мы только в этом году справим...
     - Вечно они торопятся, - не поднимая головы, откликнулся Пастор. - Эсхатология, еп... Ой!.. Прости, Прелесть, дорогая. Отвык от женского общества.
     - Расслабься... - Ася взяла какую-то бумажку, свернула в кулек и аккуратно стряхнула в нее пепел.
     - Народ на ушах стоит, все чего-то ждут, - пробормотал он. - То ли ужасного, то ли прекрасного... Да им без разницы, по-моему.
     - Народ успокоится, - заверил Олег. - Поблажит и успокоится, как всегда.
     - Неужели и этот миллениум без Судного дня встретим? - фальшиво огорчился Пастор. - Тогда уж до следующего... - Он посмотрел на экран и, скривившись, застучал по "бэкспейсу".
     Шорохой поджал губы, "Миллениум" - это слово он еще не забыл, хотя в новом тысячелетии оно постепенно вышло из обихода. И раньше следующего вряд ли понадобится. Люди потанцевали на площадях, пожгли фейерверки, позлорадствовали на тему несостоявшегося конца света и вернули красивое латинское словечко в небытие.
     Олег припомнил, как сам отмечал две тысячи первый год, и почувствовал что-то среднее между стыдом и ностальгией. Гульнул он тогда славно: настроение было в высшей степени апокалиптическое, а последних денег Шорохов не жалел никогда, - видимо, поэтому любые его деньги быстро становились последними. Но здесь был случай особый: тому новогоднему исступлению предшествовала вереница потерь - и мелких, и крупных.
     Двухтысячный год был для него неудачным. Летом, как раз в эти самые дни, он решил заняться бизнесом. Бизнес получился так себе и, кроме долгов, ничего не принес. А осенью, в октябре, Шорохов имел неосторожность влюбиться в одну стерву. В итоге - месяц чудовищной депрессии, потом месяц чудовищного запоя. Словом, к концу света он был готов как никто: почти пустой карман, почти пустая душа...
     "Предупредить, что ли, горемыку?.."
     Олег украдкой потрогал мобильник. Прямой номер Служба зарегистрировала в девяносто пятом году еще двадцатого века и оплатила его везде, вплоть до пятнадцатого года уже века двадцать первого. Этот номер тоже преодолел миллениум - благополучно, как и все человечество.
     Главное, застать себя дома...
     В углу зашумел электрический чайник, и Шорохов отдернул руку от трубки.
     "Не надо, Олежек, не дури..."
     Внезапно он ощутил слабую волну воздуха, и посреди кабинета появился какой-то мужчина.
     - Как ни приду, вы все чаи гоняете, - заметил тот, складывая синхронизатор.
     - У Лиса нюх на халяву, - отозвался Пастор. - Печенье захватил? С орехами и с такими штучками внутри. Нет?! Тогда фиг чего получишь!
     - Оператор! Отказывая курьеру в бутерброде, ты рискуешь не только бутербродом, - объявилЛис. - О, и ты здесь? - обратился он к Олегу. - Шорох, кажется?.. Сколько лет, сколько зим...
     Олег узнал его без труда, но не мог сообразить, при каких обстоятельствах они встречались. Курьер был одет в темно-зеленые армейские брюки и красную футболку. Спереди и сзади по ней вертикально шли огромные буквы: "FOX". Как на шапке. Вот шапку Олег помнил.
     - Сколько лет?.. - переспросил он. - Нисколько. Пару дней всего...
     - Это для тебя. А я уж на год состариться успел.
     - Выглядишь все так же.
     - Работенка у него блатная... - вставил Пастор.
     - Работенка у тебя, а у меня служба, понял? Пронзающий время с преступником на горбу, - изрек Лис.
     - Вот и давай... Пронзай отсюда, раз ты без гостинцев, - ответил Пастор.
     Лис, никак не отреагировав, забрал у водителя стакан и налил себе чаю. Затем вручил координатору мини-диск и, усевшись на свободный стул, вперился взглядом в Седого.
     Нарушитель уже оклемался и начал беспокойно шевелиться.
     - Копец тебе, фрэнд... - равнодушно произнес Лис. - Вы отчеты накропали? Две операции по одному объекту - это плохо. Но если они в одной точке... это, скорее, хорошо. Лишний раз не мотаться.
     - Ему даже в этом халява выпала, - хмыкнул Пастор. - Умеют же люди!..
     - На чем писать? - спросила Ася.
     - Компы заняты, пишите на бумаге. - Пастор достал несколько чистых бланков и выловил в ящике две гелевые ручки.
     Шорохов пристроил листок на колене и быстро, почти не задумываясь, заполнил пустые графы.
     - Э-эй... - обронил Лис, просмотрев отчет. - Что ты мне нацарапал? "Дополнительно: объект крайне опасен, склонен к рецидиву, не исключена попытка вооруженного..." Это что такое?!
     - Ну?.. - не понял Олег.
     - С такой характеристикой ему прямая дорога на Север. Его потому и амнистировали, что ты там ведро слез вылил. Пиши, как было, Шорох.
     - А как было-то? - озадачился тот. - Ничего еще не было. Я собирался, да...
     - Вот и пиши, раз ты собирался. Это же его касается, - Лис указал на Седого, как на предмет интерьера. - Изменишь его судьбу - изменишь всю магистраль. Получится натуральное вторжение. Будешь наказан.
     - Но я же... Да нет, мне все равно! - воскликнул Олег. - Мне не жалко. Просто... я ведь того отчета не писал. Только планировал...
     - С твоей точки зрения - планировал. С моей - давно сделал.
     Нарушитель окончательно пришел в себя и дернул прикованной рукой.
     - Учти... Шорох, да? Учти, Шорох, я вернусь за тобой снова, - проговорил он с ненавистью. - Сколько бы мне ни осталось, я всю жизнь буду...
     - Твое "буду" уже закончилось, - перебил его Лис. И монотонно добавил: - Поверь мне, я точно знаю. Теперь у тебя только "был", и ничего больше. А еще одна реплика с места - отправишься в картонной коробке. Замороженным брикетом.
     Олег взял новый лист и задумчиво повертел ручку. Если бы Седой не прибыл убивать его в этот же день, если бы они не встретились сразу, то при составлении отчета он обладал бы свободой выбора. Какой-никакой свободой, пусть чепуховой, - да к тому же она и привела совсем не туда... Но она как будто была. Теперь Шорохов ее потерял, и, что еще хуже, он увидел ее иллюзорность. Он не выбирал, а лишь прошел по единственной дорожке, которую принял за одну из многих. На самом деле выбирать оказалось не из чего, и, попробовав отклониться с пути, Олег в этом убедился. Все было так, как он сделал, и никак иначе. Хотя даже и не сделал, а только планировал... Не узнай он последствий, не измени решение - это и не проявилось бы. Ведь он действительно хотел выпросить для Седого амнистию... Но чем он тогда отличается от "замурованных" с их скрытой, но строго установленной предопределенностью? Они - в бетонном столбе, а он?.. Где он, если не в таком же столбе?
     - Не мучайся, Шорох, - сказал Пастор. - Я уже набрал. Вот. - Он ткнул пальцем в экран, и Олег прочитал:
     "ДОПОЛНИТЕЛЬНО. В связи с искренним раскаянием, добровольным отказом от вторжения, а также особыми личными обстоятельствами, прошу рассмотреть вопрос о менее жестком наказании, по возможности - полной амнистии".
     - Нам этот отчет еще в школе показывали, как пример пагубного гуманизма, - потешаясь, заявил Пастор.
     - В какой школе, что ты несешь? - вскинулся Олег. - Ты когда учился-то?
     - Тебя же не смущает, что наши железки будут изготовлены только через сорок лет? Короче! Ты так написать хотел? Так и написал. "Оператор Шорох"?..
     - "Оператор Шорох"... - вздохнув, подтвердил Олег.
     Пастор натюкал в конце еще два слова и, сохранив файл, скинул его на мини-диск.
     - Забирай, Лис. И с глаз моих долой. И без гостинцев чтоб не являлся!
     - Тебе бы все жрать... - Лис спрятал диск в карман и туда же положил Асин отчет на бумаге, вполне предсказуемый и ничему не противоречащий. Затем взял пистолет и отстегнул Седого от стула.
     - Давай,.. счастливо... - проблеял из-за монитора координатор.
     Лис помахал рукой, как бы сразу всем, и, встряхнув нарушителя за локоть, немедленно стартовал.
     - Ну и мы, пожалуй... - промолвила Ася. - Тем более тоже с пустыми руками...
     - Да что ты, Прелесть! - воскликнул Пастор. - Тебя я завсегда рад видеть. Даже без печенья, Кстати, чай!..
     - Нет, пойдем уже, - сказал Олег. - Душновато у вас тут.
     - А у вас? - спросил Пастор.
     - Свежо, Минус двадцать примерно.
     Ася сняла с вешалки шубку - водитель тут же ее отобрал с намерением помочь, но к нему подлетел Пастор. Вероятно, его авторитет был выше, и шуба досталась ему. Олег с иронией наблюдал за этим галантным состязанием - он-то имел возможность одевать Асю ежедневно.
     Накинув куртку, он переобулся и сложил летние ботинки в пакет. Туда же попали Асины туфли и сумочка - для зимы у нее была другая.
     - Ну... - Шорохов оглядел кабинет, соображая, что бы еще сказать.
     - Навещай нас почаще, Прелесть, - напутствовал Пастор. - И ты, Шорох... Если дела какие будут.
     - Давайте, счастливо... - не оборачиваясь, проговорил координатор.
     Плафон опять мигнул, и трое из чужого отряда пропали, - так Олег воспринял это перемещение. Большой монитор на столе у Лопатина превратился в ноутбук, второй стол оказался чист. Исчезла из угла подставка с чайником, да дверцы одного из шкафов неуловимо быстро закрылись. В остальном комната ничуть не изменилась. Ася, как была в метре от Олега, так и оказалась - в том же метре.
     - Вениаминыч ушел, а свет не выключил, - заметила она.
     - Это он для нас. В темноте финишировать неуютно. Пойдем?
     - Да, девять уже. В приличных местах рабочий день закончился.
     Поднявшись по лестнице, Олег открыл железную дверь, и куртку тут же распахнуло ледяным ветром. Шорохов, проклиная погоду, быстро застегнулся. Еще час назад он маялся от жары и мечтал о морозе, но теперь снова затосковал. Зимой принято мечтать о лете, летом - о зиме. Человек редко бывает доволен.
     Прелесть беспомощно куталась в короткую шубу. Олег подумал, что какой-нибудь рыцарь на его месте обязательно отдал бы теплую одежду девушке, но Ася, едва на него взглянув, заранее сказала:
     - Не надо, Шорох. Заболеешь.
     - Загад