ной расслаблялись только трое.
     При всем при этом дочь грезила увидеть отца издыхающим медленно и тяжко. Тот, как назло, умрет тихо - скоро, уже через пару месяцев. А спустя сорок лет, когда Криковой самой стукнет семьдесят, она осознает, что детская мечта - это святое и что хотя бы раз в жизни мечта должна исполниться.
     Время исполнения она выбрала удачно: молодая Крикова улетела в Таиланд и не могла ей ни помочь, ни помешать, да к тому же получила бесспорное алиби.
     Криков-прототип тоже был эвакуирован, но уже стараниями Службы. Около полудня с ним связался "приятный баритон" из наградного отдела и пригласил на вручение звезды Героя России. У подъезда его ждала черная "Волга" с казенными номерами. Водитель попался симпатичный и разговорчивый, но бестолковый - завез Крикова черт знает куда, влез во все пробки, какие только встретились, да еще и проколол колесо. Затем орденоносца ожидали новые волнения: по дороге должно было выясниться, что награждают не его, а какого-то однофамильца, что кто-то и что-то фатально перепутал, что кому-то там уже мылят шею, что его, конечно, отвезут обратно, с тысячью извинений, конечно же, отвезут, но сначала поменяют второе колесо...
     Старческая наивность иногда превосходит даже наивность детскую. Но Крикову она должна была обеспечить лишних два месяца жизни.
     Дактиль покорпел над замками, и покатая крышка, пшшшикнув, как банка пива, но раз в двадцать громче, слегка приподнялась. По комнате распространился горький запах миндаля. Крышку отсоединили и приставили к стене - закругленный контейнер, напоминавший аварийный буй, стал похож на простое корыто. Внутри, в мутном зеленоватом бульоне, плавало тело.
     Ася лишь бросила на него взгляд и отшатнулась.
     - Как гроб... - проронила она.
     - В гробах, Прелесть, мертвые, - отозвался Дактиль. - А эта тушка живее всех живых.
     Тело парило в плотной жидкости и, будто покачиваясь на волнах, изредка касалось локтями гладких стенок. Кожа у клона была синюшно-белая, и, хотя кое-где по ней расползлись старческие пигментные пятна, она все же производила впечатление здоровой. Клон выглядел гораздо лучше, чем средний мужчина, доживший до семидесяти лет, - если не принимать во внимание того, что он не двигался и не дышал.
     Шорохов смотрел на тело с неприязнью, но без страха - пока клон был не активен, пока он не стал человеком, ничего хуже вони от него ждать не приходилось. Такая копия была у каждого, и у самого Олега тоже.
     Школа - как бы Шорохов ни сомневался в ее реальности - дала ему общие сведения и об этом. В недалеком будущем клонирование выделится в целую отрасль, но лишь как производство донорского материала. С евгеникой и биоинженерией, тем более - каким-либо тиражированием, оно не будет иметь ничего общего. Со временем технология отработается настолько, что клонов начнут выращивать, как гидропонные помидоры, однако запрет на заключительный цикл останется в силе.
     Как строго этот запрет соблюдается, Олег уже убедился и продолжал убеждаться сейчас. Дактиль достал из своей коробки свернутый шнур с разъемами на концах. Присев возле контейнера, он провел пальцами по стенке и откинул две плоские заглушки, под которыми оказались такие же разъемы. Первый он подсоединил, никого ни о чем не спрашивая. Затем поднялся и отдал второй штекер Олегу.
     - Операция ваша, - сказал он. - Этим должен заниматься координатор, но если не он., тогда кто-то из вас.
     Шорохов посмотрел на Асю - та взглядом ответила, что главную роль в этом деле доверяет ему. Он склонился к ящику и, особо не задумываясь, воткнул кабель.
     - Держите его! - бросил курьер.
     Олег почему-то решил, что это относится к нему, и, оторвавшись от контейнера, недоуменно обернулся. И пропустил тот момент, когда полуживое стало живым.
     Зеленоватый раствор мгновенно вспенился и повалил через край. Над корытом образовалась плотная шапка, сквозь которую не было видно ни дна, ни клона.
     - Что?.. - спросил Шорохов
     - Держать! - крикнул Дактиль.
     Пена вдруг взметнулась вверх, и из нее вынырнула голова - скользкая, как будто залитая жидким стеклом, с медленной кривой струйкой на подбородке и гладкими прядями, облепившими лоб и уши. Клон резко согнулся пополам и, неестественно широко, по-змеиному распахнув рот, глотнул воздуха. В плоской грудной клетке раздался звук рвущегося полиэтиленового пакета. Ребра с глухим похрустыванием расправились и снова сжались. В горле слышался надсадный хрип, с губ слетали крупные брызги, но это уже было настоящее дыхание.
     Вскоре голосовые связки перестали вибрировать, и клон задышал тише. Выпростав из-под воды тонкие трясущиеся руки, он нащупал бортики и взялся за них - движение получилось незавершенным, точно клон намеревался что-то сделать, но так и не осмелился.
     Курьеры собрались вокруг контейнера в напряженных позах ловцов сбежавшей кошки. Один поглаживал станнер.
     Ася отходила от ящика все дальше, пока не уперлась спиной в противоположный угол. Там она и стояла - сама белая, как клон. От Олега тоже особого толку не было. Суть происходящего он приблизительно понимал, но, что от него требуется в данный момент, уловить не мог. Криков-второй, кажется, пробуждался и без посторонней помощи.
     Тело в контейнере принялось вяло раскачиваться вперед-назад. Клон негромко подвывал, словно на что-то решаясь. Посидев так, по пояс в растворе, он неожиданно замер.
     И открыл глаза.
     Комнату огласил дикий вопль. Клон дернулся вверх, потом в сторону, попытался вскочить, но его схватили за плечи и опустили обратно.
     - Держа-ать... - с усилием произнес Дактиль.
     Пластиковая ванна зашаталась, и половина жидкости выплеснулась на паркет. Клон мычал и вырывался, раскидывая вокруг слезы и тягучие нити слюны. Это бешенство не было направлено против тех, кто его усмирял, - кажется, он вообще не классифицировал мир и воспринимал комнату со всей обстановкой и людьми как единую враждебную среду.
     Шорохов на мгновение поймал его взгляд. В светлых водянистых зрачках клона не было ни отблеска мысли, ни намека на что-то человеческое, - только ужас, тупой безотчетный ужас перед явившейся ему непостижимой вселенной.
     Олег не видел настоящего Крикова - того увезли еще до их прихода, но теперь он вполне представлял, что это был за старик. Вся мимика клона состояла из двух-трех мучительных гримас, но по оформленным чертам лица, по характерным морщинам, можно было судить и о прототипе. Криков оказался нормальным, приятным пенсионером - седеньким, но не плешивым, с маленьким носиком и впалыми щеками.
     Пока еще в контейнере плескался не он, а все-таки кусок мяса, но тело, прошедшее заключительный цикл, уже было, и отличить его от тела подлинного Крикова мог лишь он сам - и, возможно, его массажист. Копия, воссозданная по генокоду, целиком повторяла прототип и обладала всеми его качествами, за исключением шрамов, татуировок, мозолей и прочих неродовых признаков. Изменения во внутренних органах, возрастные пятна - все это формировалось в клоне сразу, еще в процессе созревания.
     Их всех выращивали взрослыми - молодыми или старыми, - на той стадии развития, какая требовалась. Крикова клонировали в семьдесят, и его клону по биологическим часам было ровно семьдесят, не больше и не меньше. Олегу и Асе на момент вербовки исполнилось по двадцать семь, значит, где-то были вскрыты такие же контейнеры, и оттуда вот так же, с воем и корчами, вылезли их ровесники. Координатор отряда... Шорохов не знал, когда Лопатин поступил в Службу, но клон был и у него, а следовательно, "Василий Вениаминович номер два" в свое время тоже выныривал из плотной зеленой жижи и ныл, и содрогался, и выворачивался из-под чьих-то крепких рук.
     Дактиль накинул Крикову на лоб широкий жгут и туго стянул его на затылке. Подвинув ногой картонную коробку, он достал прибор наподобие ноутбука.
     Мнемопрограмматор. Странно, но Олег вспомнил и это - сейчас, увидев чемоданчик. Вспомнил не только название и назначение, но и практические занятия. Клонов им не доверяли, курсанты обходились мединститутским муляжом, но какие-то знания все же отложились. Базовый объем на уровне ликбеза - для того чтобы нормально ассистировать. Да, им говорили, что основную работу выполнит координатор отряда, поскольку фальшак - это не прогулка в роддом. Это большая ответственность и малопредсказуемые результаты - потому-то и ответственность.
     "Фалыпак", аналог "замены", точнее, натуральная замена, при которой на место человека попадает его клон, - будь то счастливчик, ожидающий незапланированного джекпота, или, как Криков, потенциальная жертва. Для Службы это не важно, для Службы и тот и другой - всего лишь субъекты вторжения. "Фальшак", копия, созданная либо для смерти, либо для непродолжительного функционирования, и в результате - опять же скорой смерти. Существо, чья жизнь ограничена рамками отдельной операции, - вот кто стонал и раскачивался с датчиком на липкой голове. Василий Вениаминович решил удовлетворить мадам Крикову способом ненадежным и весьма дорогим, но, учитывая ее влияние, единственно приемлемым.
     Дактиль подключил контактный обруч к мнемопрограмматору и зыркнул на Прелесть.
     "Не стоило ей сюда приходить, - подумал Олег. - Лопатин, не иначе, намерился познакомить ее с худшей стороной Службы. Так ведь и это еще не худшая..."
     - Скомандуешь что-нибудь, или ты у нас тоже для мебели?
     Шорохов сообразил, что реплика относится к нему, и, отерев потные ладони, бросил:
     - Врубай...
     Клону зажали рот, и Дактиль, помедлив, будто проговорив про себя молитву, щелкнул по кнопке.
     Криков вздрогнул, застыл, громко вдохнул через нос, снова вздрогнул и вдруг затрясся - мелко и часто. Глаза у него покраснели, но взгляд начал проясняться. Зрачки уже не вращались бессистемно, как у пупса, а метались от одного лица к другому. Кукла постепенно становилась человеком.
     Клон по-прежнему колотился о контейнер, как будто попал под напряжение, однако тело било не током, гораздо хуже - Крикова било его прошлым и будущим, которое из этого прошлого вытекало. Ничего не изменить, все уже сделано и все уже прожито. Все давно пройдено, до последней точки - и эта точка, хотя и на бессознательном уровне, тоже вошла в его память. Он должен умереть через пятьдесят девять дней, и никакой целитель, никакая реанимация этому не воспрепятствует. Он умрет через пятьдесят девять суток, и для смерти найдется сотня объективных причин, но самая главная заключается в том, что в этот день умер его прототип.
     Курьер, державший ему рот, убрал руку, но не отошел. Криков некоторое время беспомощно озирался, потом вдруг сказал.
     - Отпустите меня...
     Совсем недавно интеллекта в этом туловище заключалось меньше, чем в моллюске, а сейчас оно принадлежало живому человеку, оно само и было - живым человеком. Пенсионером, по счастью - отцом обеспеченной дочери... И обычным слабым стариком, в детстве хлебнувшим оккупации, в молодости вдоволь погорбатившимся во благо социализма, помнящим водку и по два восемьдесят семь, и по три шестьдесят две, и так далее, а сейчас имеющим возможность употреблять "Мартель" и "Хеннесси", правда, почти уже не имеющим печени.
     - Кто вы?.. Зачем?.. - спросил новорожденный Криков.
     Он суетливо перебирал пальцами по мокрым бортикам. Несколько секунд назад три здоровых мужика с трудом удерживали его на месте, а теперь Криков едва ли смог бы самостоятельно подняться.
     Дактиль отстегнул жгут, смотал кабель, закрыл мнемопрограмматор и сложил все это в коробку от телевизора.
     - Принимай работу, - сказал он устало. - В отчете, смотри, не забудь про меня... Ну и вообще не забывай.
     - Спасибо, Дактиль.
     - Клона в душ, - распорядился курьер. - Прелесть, отомри! Да, и привет вам обоим от Пастора.
     Двое операторов вытащили старика и, взяв его под руки, повели в ванную. Увидев Асю, он попытался прикрыться, и та отвернулась к окну.
     - Не надо... Что вы .. - продолжал скулить Криков, и Олег понял, что единственный способ не провалить операцию - это каждую секунду думать о бледном теле в зеленоватом растворе, И как мантру твердить одно слово - "фальшак".
     Ася наконец сдвинулась с места и принялась искать тряпку, чтобы вытереть пол. Олег, сунув руки в карманы, встал над контейнером. Мысль о том, что в такой же пластиковой бочке родилось существо с его лицом и его судьбой, вызывала отвращение - почему-то не к клону, а к самому себе.
     - Мы закончили, - сообщил какой-то опер. - Думайте, во что его одеть. Ящик заберут курьеры, народ мы закроем, об этом не беспокойся. Как его вывести - вот проблема... Со станнером я бы не рисковал, он и так еле живой. Доставить труп, сказать, что сами уже справились... - усмехнулся он.
     - Сообразим, - ответил Олег. - Кто у вас за рулем?
     - Я. Алик. - Оператор подбоченился, будто это могло что-то изменить. Он был мелок и чрезмерно подвижен.
     - Алик - это имя или от "алкоголика" сокращенно?
     - От "аллигатора", - пояснил тот.
     - Спускайся в машину, Аллигатор, мы сейчас будем
     - Уверен? Тут нищие не живут. Фальшак один раз на лестнице каркнет - через минуту менты уже будут в подъезде.
     - Не каркнет. Фальшак. Иди вниз, мы скоро. Олег встретил Крикова у ванной и помог ему завернуться в большое пушистое полотенце
     - Вы нас не бойтесь, дедушка. Ничего страшного, вам плохо стало, мы и приехали. Ваши домашние вызвали.
     - Так вы врачи, - с облегчением произнес старик.
     - Да. Из Службы спасения. Как вы себя чувствуете?
     - Сносно.
     - Вам нужно побыстрее одеться. Не хочу вас тревожить, но...
     - Что?! - Криков, разумеется, встревожился.
     - Ваша дочь... - Шорохов скорбно поджал губы.
     - Что с ней? Самолет?! - воскликнул старик. "Клон... - сказал себе Олег. - Фальшак. Либо он, либо прототип. Кого-то из них сегодня не станет. Надо, чтобы клона".
     - Нет, с самолетом все хорошо. Она прилетела раньше, приземлилась... Все в порядке. Только по дороге...
     - Жива?.. - упавшим голосом спросил Криков. "Фальшак. Фальшак. Фальшак".
     - Да, жива, но мы должны немедленно...
     Старик сбросил полотенце и, уже не обращая внимания на присутствие женщины, устремился к шкафу.
     Ася, догадавшись, что ему наплели, посмотрела на Олега с ненавистью.
     - Фальшак... - выдавил Шорохов.

***

     Непременным условием Криковой была полная адекватность объекта. Никаких успокоительных или антидепрессантов, тем более - никакой наркоты. Стрелять в наколотый манекен ей было неинтересно, она заплатила не столько за смерть отца, сколько за отчаяние в его глазах.
     Отчаяния пока не было, было лишь волнение. Криков вертел головой и непрерывно задавал вопросы. Ася, шаг за шагом сглаживая версию об автоаварии, сгладила ее уже настолько, что было непонятно, куда и зачем его везут. Старик чувствовал обман и беспокоился еще сильней. Шорохов, повторяя про себя одно и то же слово, пялился в окно.
     Алик и вовсе был занят другим. Пятнадцатилетний "БМВ", принадлежащий местному отряду, еле тащился, даже по сравнению с "восьмерками".
     - Пусть полюбуется, на какой рухляди катаемся... - мстительно бормотал опер. - Хотя что ей?.. Где она и где мы... Из того бюджета нам ни копейки не свалится.
     Клон, будто догадавшись, что речь идет о его дочери, снова зашевелился и осторожно тронул Асю за руку.
     - Мы ведь в Шереметьево едем?..
     Прелесть посмотрела на Шорохова, но тот демонстративно отвернулся: мол, взялась успокаивать - сама и расхлебывай.
     - Да, - ответила она. - В Шереметьево. Только другой дорогой
     - Когда же она прилететь успела? - спросил Криков. - Обещала послезавтра вечером.
     - Утром. Сегодня, - скупо произнесла Ася
     - Прекрати, - прошипел Олег. - Сама себе нервы мотаешь. Фальшак уже никуда не денется... Алик, останови, пожалуйста.
     Тот притормозил возле застекленного перехода и выжидательно глянул в зеркало.
     - Проваливай, Прелесть, - приказал Шорохов. - Не нужно тебе это.
     - Не бойся, я на долю не претендую, - процедила она.
     - Доля... Об этом что, в газетах уже написали?! Алик...
     - Мир слухом полнится... - отозвался опер. Шорохов вздохнул.
     - Вылезай, Ася. Дальше ты не поедешь. Прелесть, помедлив, распахнула дверцу и выбралась из машины.
     - Вы напрасно с ней ругаетесь, молодой человек, - проблеял Криков. - Не ругайтесь, не надо. Вы так друг другу подходите...
     - Слушай, ты!.. Специалист по подходам!.. - Олег скривился и замолчал. - Ладно... Погнали.
     Оператор газанул, и "БМВ", отъехав от тротуара, проскочил перекресток уже на "желтый".
     Август убивал духотой. Термометр в кабине показывал плюс двадцать пять, снаружи было на десять градусов больше. За тонированными стеклами неслась пегая улица. Ночью был дождь, утром еще оставались какие-то лужицы, но к обеду асфальт просох и раскалился. Шорохов хрустел пальцами и с вожделением думал о декабре.
     - Куда вы меня везете? - неожиданно спросил Криков.
     Олег, максимально затягивая паузу, принялся ковырять в зубе.
     - Стройку объезжаем, - ответил за него Алик.
     - Какую еще стройку? - возмутился старик. - Это же в другую сторону!
     Возразить было нечего. Насчет "другой стороны" Криков преувеличил, однако если бы они действительно ехали в Шереметьево, то были бы уже на месте.
     - А станнером нельзя... - с сожалением заметил Алик.
     Шорохов посмотрел на его глаза в зеркале и грустно кивнул.
     - Как-нибудь... Недалеко уже.
     "БМВ" свернул у "Петровско-Разумовской" и, сбросив газ, вкатился на бесплатную парковку перед новым супермаркетом. То ли из-за жары, то ли еще по какой причине, машин почти не было, а те, что стояли - штук десять-пятнадцать, не больше, - терялись на обширной площади, как горошины в тазу.
     Отдельно от этих горошин, слева у ажурной ограды, вольготно расположился кремовый "Линкольн". Алик отъехал вправо и тоже пристроился у забора, вдали от разноцветного стада "Жигулей" и подержанных иномарок.
     - Сейчас я выйду, - предупредил Олег.
     - Ну это ясно...
     - Выйду и направлю на тебя станнер. Чтобы они увидели. А ты отрубишься. Так, чтобы они увидели, - повторил он с нажимом.
     - А надо?.. - обронил Алик.
     - Лучше я понарошку, чем они взаправду.
     - Согласен.
     - Они могут оставить наблюдателя, так что полчаса не рыпайся.
     Олег обошел "БМВ" спереди и ободряюще подмигнул. Когда он приблизился к окну водителя, станнер был уже в руке.
     - Лбом в руль, - сказал он шепотом, хотя "Линкольн" находился метрах в пятидесяти. - Чтоб издали было заметно. Только на бибикалку на попали. Раз...Два...
     Не досчитав до трех, Шорохов нажал на курок. Алик замер на вдохе, - получился жалобный всхлип, - потом медленно, словно и впрямь стараясь не задеть клаксон, уронил голову вперед.
     - Не в обиду, Аллигатор, - душевно произнес Олег, - но так будет лучше. Сейчас еще... формальности, сам понимаешь Ничего личного.
     Шорохов вытащил мнемокорректор. Просунув руку в окно, он взял Алика за волосы и приподнял. В глазах у оператора читалось недоумение. Чтобы снять все вопросы, пусть и немые, Олег закрыл ему последние три часа. С запасом.
     Вытащив Крикова из машины, Шорохов повлек его к лимузину. Старик сопротивлялся, но скорее морально: гнусавил про свою доверчивость, про его, Олега, непорядочность и про что-то еще, все в том же духе.
     Шорохов, придерживая его за тонкий локоть, продолжал повторять про себя "фальшак... фальшак...", и, кажется, это помогало.
     Одно из черных, абсолютно непроницаемых стекол "Линкольна" медленно опустилось, но в сумрачном салоне Олег так ничего и не разглядел. Он подвел Крикова к открытому окну и поставил, как манекен. В машине молчали. На секунду из тени вынырнуло чье-то немолодое лицо, - Шорохов даже не успел сообразить, мужчина это или женщина, - и вновь скрылось в глубине.
     - Он? - спросил наконец Олег.
     - Вам виднее, - откликнулся женский голос. И повелительно добавил: - С нами поедете.
     - Нет.