- Спасибо, не двух...
     - Убивать никого не надо, только подготовить. Мой доверитель все сделает сам.
     - Он что, охотник? Скальпы собирает?
     - У него была давняя мечта, и сейчас он принял решение ее осуществить.
     - Мститель? Самое противное - это мстители.
     - Миллион двести, и мы продолжаем, - сказал Фе-дяченко.- Да!.. Вы, наверное, торопитесь? Не стоит. Сегодня здесь ничего не случится, никаких вторжений. Просто нам нужно было где-то встретиться.
     - Вам известно, где я служу...
     - Где и когда, - подтвердил подполковник. - И многое другое. О, не волнуйтесь, я вас не шантажирую, это бессмысленно. Только добровольное сотрудничество, откажетесь - никаких претензий. Мнемокорректор для вас у меня найдется. И.,, чуть не забыл! - обрадовался Федяченко. - Разоружать вас я не буду, это невежливо, но обязан предупредить: во-он там... - он показал на здание, выходящее из-за больницы углом. - Мой снайпер. Не обессудьте. Всего лишь меры предосторожности.
     - Сколько же вас здесь сшивается?
     - Семеро. Это те, про кого я знаю. Не исключено, что мой доверитель подстраховался еще и самостоятельно. Имеет право.
     - Твой доверитель, раз он так крут, мог бы и без меня обойтись.
     - Проблема в том, что вы это компенсируете. И все останется, как было.
     - Обязательно компенсируем. И еще накажем.
     - Это вряд ли. Но скандал действительно нам не нужен. А нужен результат. Обеспечьте его, Шорох. И мы обеспечим вас.
     Олег отстрельнул окурок и вытащил вторую сигарету. Теперь ему стало интересно по-настоящему.
     - Любое вторжение отслеживается, - сказал он, - Вторжение без последствий невозможно, ради них оно и совершается. Последствия себя проявляют. Служба реагирует. Вы же не купите всю Службу?
     - Прекратите, Шорох. Этим все занимаются, шила в мешке не утаишь. Ну, пусть не все... только хорошие специалисты. А Служба реагирует, что ей еще делать?.. Но некоторые вторжения так запутаны, что корректно компенсировать их нельзя. Я мог бы и к другому оперу обратиться, но вы, Шорох... вы мне кажетесь лучшим. Миллион четыреста.
     Олег поперхнулся дымом. Если это была все-таки провокация...
     - Поверьте, Шорох, я не провокатор. - Федяченко посмотрел ему в глаза, и Олег почему-то поверил. - Я... тоже специалист в своем роде. Агент по особым поручениям, так сказать.
     - Допустим, - молвил Олег. - Пока только допустим... В каком году он хочет это сделать?
     - В две тысячи третьем. Это рядом с вами, так что ваш визит туда будет вполне оправдан.
     - И кому он собрался мстить?
     - Пол - мужской, возраст - семьдесят.
     - Убивать старика? Отвратительно... Caм-то он из две тысячи сорокового, не ближе.
     - Чуть подальше, но примерно так.
     - В вашем времени он давно уже мертв...
     - Воля доверителя, - пояснил Федяченко. - Ему не нужна естественная смерть, он желает убить этого человека лично. И данный вопрос не обсуждается.
     - Убить старика... Что за мерзость? Он у вас не извращенец?
     - Извращенцем был как раз старик, - ответил подполковник. - Отец моего доверителя. Если угодно - доверительницы. Ей тоже ровно семьдесят, и она ничего не забыла, - Федяченко помолчал, разглядывая свои полированные, совсем не милицейские ногти. - Вы меня устраиваете, Шорох. Полтора миллиона, и сделка состоялась.
     - Слишком быстро, - возразил Олег. - Мне надо подумать.
     - У вас в запасе еще долгие годы. Пока вы на службе - думайте. Согласитесь ли вы сию секунду, или через пять лет - для нас, как вы понимаете, это роли не играет. Ведь с нашей точки зрения...
     - Что? - встрепенулся Олег. - Что с вашей точки?! Это... все уже случилось?!
     - Гонорар я мог бы отдать вам прямо сейчас, - сказал Федяченко. - Вы справились блестяще.

***

     К метро Олег не пошел. Глупо беспокоиться о таких мелочах, как лишний прогон машины с пассажиром, которого нет и не было, когда тебе сообщают, что вся твоя жизнь уже расписана наперед. Ничего нового фактически: инструктор говорил то же самое, но Олег успел поверить, что операторов это не касается. Просто ему очень хотелось поверить.
     Олег не заметил, как под вытянутой рукой остановилась серая "Волга". Он назвал адрес, водитель спросил: "Сколько?", Шорохов сказал: "Сколько хочешь". Он же миллионер, так какого хрена?.. Банкоматы были щедры, да и обещанный мешок евро, в девяносто пятом пока еще никчемный, согревал даже в перспективе.
     Олег не желал браться за это дело, но он боялся, что его личное мнение ничего не решает. Как, впрочем, и все остальные мнения. Свободу выбора нельзя купить ни за полтора миллиона, ни за все деньги мира - просто потому, что ее, свободы, не существует. Возможность пройти по единственной дорожке, совершить набор строго определенных действий - и ни шагу в сторону. Подсмотреть, что там в конце, и удовлетворенно застрелиться...
     - ...холодно... - обронил водитель.
     - Что?.. - Олег прослушал и теперь не знал, переспросить или отмахнуться.
     - Прохладно, говорю, сегодня.
     - В декабре прохладней, - отстранение ответил Шорохов.
     Водитель пошевелил бровями и занялся магнитолой. Развивать тему он не рискнул.
     Олег, оторвавшись от размышлений, повернулся к окну. Ничего знаменательного там не оказалось. Шорохову было безразлично - и то, что появляется впереди, и то, что остается сзади. У него отняли даже не свободу, а веру в какую-либо свободу вообще. Самое ценное, что есть в жизни, - иллюзию выбора. Отняли. Хотя... именно об этом и предупреждал когда-то вербовщик.
     Вздрогнув, Олег сфокусировал взгляд на маленьком "Фиате", сверкающем после мойки. "Волга" начала останавливаться у светофора, и "Фиат" тоже притормозил. На стоп-линии они встали впритирку, дверь к двери.
     Шорохов разглядывал соседний салон - рядом, буквально в метре, сидела Ася. Кроме нее, в машине находились еще двое молодых людей, худощавых, крашеных и невыносимо стильных - по меркам девяносто пятого. Вся компания болтала и трясла головами, то ли под музыку, то ли так, от благого расположения духа.
     Олега вдруг охватило необъяснимое чувство досады. Ася, вероятно, лет восемнадцати от роду, вероятно, нетрезвая, куда-то ехала с двумя полудурками... Ну и что? Она и сейчас, в настоящем, не обязана перед ним отчитываться, а уж здесь-то, в прошлом... Тем не менее Шорохов не мог себя пересилить. Он прижался к стеклу так, что расплющил нос, и пялился на "Фиат", пока его там не заметили.
     Один из парней толкнул Асю в бок и показал на Олега. Все трое захохотали.
     - За ними, - распорядился Олег.
     - Так э-э... - замялся водитель.
     - Все будет оплачено.
     Светофор подмигнул желтым и сразу включил зеленый. "Фиат" пулей сорвался с места. "Волга", чуть помедлив, стала набирать обороты.
     - Не упустим, - сказал водитель. - Девушка твоя? Какая молоденькая...
     - Сестра, - буркнул Шорохов.
     Он и сам не очень понимал, зачем ему это нужно и что он будет делать, если, к примеру, застанет Асю выходящей из машины.
     "Привет, Асель..."
     "Аты кто?.." Или даже так: "А пошел на..."
     - Отбой, - вздохнул Олег. - Давай куда ехали.
     - Так мы и едем. Нам с ними по дороге. А вот... если хочешь знать, не ты один интересуешься, - проговорил шофер, косясь на зеркало. - Еще кое-кто...
     - За ней?
     - За нами. Беспокойный ты пассажир... Высажу я тебя, пока не нарвался...
     - Какой "высажу"?! - воскликнул Шорохов. - Сколько тебе еще?,.
     - Ну... сотку, наверно,
     Олег обернулся - сзади маячили красные "Жигули".
     - Давно за нами прутся... - сообщил водитель.
     Шорохов порылся в карманах и, выбрав стотысячную купюру, с хлопком положил ее на приборную панель. В том же кармане вперемешку лежали и деноминированные, и две банкноты по десять марок, и десятка евриков, и даже юбилейный полтинник Центробанка, выпущенный в две тысячи девятом году.
     "Это Федяченко, - решил Олег. - Чего ему надо? Проверяет? Больно откровенно..."
     - Теперь убегаем? - с издевкой спросил шофер.
     - Пусть догонит.
     - Послушай, друг... Мы насчет маневров не договаривались.
     Шорохов разыскал еще две сотни. Водитель засомневался пуще прежнего, но умолк.
     На очередном светофоре красная "девятка" поравнялась с их "Волгой" - для этого ей пришлось опасно подрезать другую "девятку", молочно-белую.
     Это не могло быть совпадением. Это и не было совпадением.
     За рулем сидел Иван Иванович. Бывший сокурсник уставился на Олега так же открыто, как он сам недавно таращился на Асю.
     "Он же не помнит, - спохватился Шорохов. - Его же закрыли".
     Иванов не отводил взгляд, однако его лицо при этом ничего не выражало. С такими лицами обычно смотрят новости из Гондураса.
     "И вообще, он местный, - запоздало сообразил Шорохов. - Он и не может помнить - ни школу, ни меня..."
     Иван Иванович, как будто услышав, на секунду отвернулся к светофору и вновь воззрился на Олега. Вряд ли случайно.
     Шорохов опустил стекло и махнул рукой.
     - Здорово! - крикнул он.
     На перекрестке было не очень шумно, и реплика наверняка дошла. Иванов не реагировал. Опасаясь, что машины скоро разъедутся, Олег жестом попросил его остановиться у тротуара, но Иван Иванович плотнее закрыл окно и выразительно покачал головой.
     Хоть что-то определенное...
     И лишь когда красные "Жигули" газанули и умчались, Шорохов наконец понял, что ему не нравилось. Не в машине - в самом Иванове. Если местная Ася была значительно младше Прелести, то Иван Иванович оказался точно таким, каким Олег запомнил его по школе. Разве что взгляд теперь был поуверенней, без чудинки.
     Лопатин утверждал, что Иванова откорректировали, соответственно Служба для него превратилась в пустой звук, а синхронизатор - в несуществующее слово. Что же касается самой возможности перемещения во времени, то для Ивана Ивановича она должна была стать полным абсурдом. Но, похоже, не стала...
     Значит, Лопатин врал. И Ася врала. И все, кто примется доказывать, что Иванов не учился с ним в одной группе, - тоже. А доказывать еще будут, это Шорохов чувствовал.
     - Меняем курс, - объявил он.
     - Да ты что, с дуба рухнул?! - взревел водитель. - Я ж тебе не персональный шофер! Сколько уже катаемся?
     - А чем бы ты без меня занимался? - спросил Олег, подкидывая к рублям десять марок. - Кунцево.
     - Там не передумаешь?
     - Надеюсь, нет...
     Шорохов и вправду надеялся - на то, что найдет квартиру, в которой был только один раз, что не испугается сделать дурное, но необходимое, и что если его компенсируют, то не очень жестко. В конце концов, убивать он никого не собирался. Самое страшное, что ему грозило, - это, пожалуй, коррекция памяти. Коррекция Олега не пугала. В памяти действительно завелось слишком много лишнего.

***

     Пугачева пела "Арлекино, Арлекино!..", Василий Вениаминович барабанил по рулю, Шорохов пытался добыть огонь из пустой зажигалки; синий "Вольво" неспешно удалялся. Тупоносый мини-вэн "Скорой помощи" все еще стоял у тротуара.
     Олег бросил окурок в снег, придавил его каблуком и тут же закурил по новой.
     Прежде чем перенестись обратно в ненавистный декабрь, он заглянул в магазин и приоделся по сезону. Пальто он напялил прямо на ветровку, обувь пришлось оставить ту, что была, иначе - либо таскать с собой какую-то сумку, либо вернуться к Лопатину в меховых ботинках. С майской-то операции...
     От предъявления кредитки Шорохов благоразумно воздержался - наличных, несмотря на транспортные расходы, все же хватило. Олег был уверен, что его необоснованные покупки весной девяносто пятого Служба отследит и так, без засветки карточки, но помогать он никому не желал. Вычислят - значит, вычислят. Накажут - значит, судьба.
     Фээсбэшные спецы по прослушке вышли минут через пять, еще через десять на улице показались два липовых санитара с базы. За это время пятки сквозь тонкую подошву прочувствовали снежок настолько, что Шорохов даже перестал пританцовывать.
     Выждав после отъезда "Скорой" еще немного, Олег воровато огляделся и направился к дому. Этаж, кажется, четвертый. Квартира вторая слева...
     Остановившись перед дверью, он тронул макушку - не то почесал, не то погрел, и коротко позвонил.
     Открыв, Рыжая сразу посторонилась, словно это была не квартира, а что-то общественное, вроде вокзального туалета.
     - Здравствуй... Ирина... - еле вспомнил Шорохов.
     - Ну заходи, чего ты?.. - сказала она.
     На кухонном столе стояла тарелка, в раковине лежала набоку знакомая Олегу черная кастрюля.
     - У тебя пожрать ничего нет? - спросила Рыжая. - Ато просто невозможно, какая дрянь...
     Олег развел руками и, чтобы побыстрей согреться, расстегнул пальто. Движение получилось как бы одно, слитное.
     - Нету? - не поняла Рыжая. - Эх... У меня только суп. Будешь?
     - Ты меня узнаешь, Ира?
     - Тебя?.. - Она обернулась, но посмотрела почему-то не на лицо, а на живот. - Не обижайся, красавец...
     - Забыла? Это правильно.
     Рыжая, пропустив реплику мимо ушей, села за стол.
     - Сейчас кто-нибудь придет, - сказала она, неохотно поднимая ложку. - Что-нибудь принесет. Может быть...
     Олег мимоходом заглянул в ванную - пар после его невостребованного шоу еще не рассеялся. В пепельнице на кухне лежало несколько окурков, два из них оказались от "Кента". Спецы из ФСБ должны были проявить больше внимания к мелочам.
     - Декабрю уже не удивляешься, - констатировал Шорохов, присаживаясь напротив.
     - В каком смысле?
     Не ответив, он достал из-под куртки мнемокорректор.
     - Ты кушай, кушай...
     Олег поковырял малюсенькие пуговки, и в окошке высветилось: "скон. сектор 00-00...00-00".
     Рыжая хмыкнула и с отвращением продолжила трапезу. Шорохов нажал мизинцем скрытую в торце прибора кнопку и глянул на табло. Корректор дал сбой. Олег повторил сканирование - результат подтвердился: "реж. фрагмент., 3911-20... 3908-15". Он даже не сразу сообразил, что это означает. Скорее странное, чем хорошее или плохое, как сказал бы Лис...
     Память Рыжей корректировали, но ей закрыли один узкий сектор длительностью не более трех часов. И относился он к каким-то старым событиям полугодовой давности... приблизительно к июлю. Остальное ей как будто и не трогали. Шесть месяцев в школе и выпускной тест, который закончился несколько минут назад, она должна была помнить.
     - Ты чего такой потерянный? - спросила Рыжая.
     - Я-то ничего... - пробормотал Шорохов. - Ты точно меня не узнаешь? Чем с утра занималась?
     - Спала...
     - Где? Здесь?!
     - У соседки задремала случайно... А что?
     - И сколько дремала?
     - С вечера... В чем дело-то?
     - Да так... - Олег включил прибор еще раз и получил то же самое: три часа в июле. - Проснулась во сколько?
     - Только что, даже не умывалась.
     - В ванной кто-то был, - заметил Шорохов. - Там пар, и зеркало запотело.
     - Серьезно?.. Я, наверно, вчера воду не выключила. День рождения отмечали. Соседкин. А это у тебя сигара? - осведомилась Рыжая, указывая на корректор. - Угостишь?
     - Обязательно.
     Олег шевельнул мизинцем. Такая уж у корректора была форма - с кнопкой под мизинец. Рыжая уронила руки и клюнула носом тарелку. Цифры в окошке тут же обнулились - закрытый сектор памяти стал доступен.
     Шорохов опрокинул женщину на спину и перенес в спальню. Сгрузив ее на кровать, он утер ей щеки наволочкой и осмотрелся.
     Объективно после теста прошло меньше часа, субъективно - Олег уже прожил больше суток. Однако комнату он помнил отлично: пыльный телевизор, темный затоптанный пол, скомканное одеяло. Найти следы технарей было несложно - на стене возле шкафа осталась тонкая бороздка, а под стулом неуместно блестел мелкий винтик. Шорохов подцепил его ногтями и выкинул в форточку, затем послюнявил палец и растер царапину на обоях.
     Рыжая должна была пролежать в шоке еще минут десять Олег вернулся на кухню и закурил. Он не отдавал себе отчета, зачем ему понадобились три часа из чужой жизни, которые за полгода могли забыться и без корректора. Он-то рассчитывал совсем на другое... Шесть месяцев - вся школа, начиная от встречи с вербовщиком и заканчивая выпускным тестом. Куда все подевалось? Не могло же это утрамбоваться в какие-то три часа - три часа в давно прошедшем июле...
     В коридоре послышалось жалобное оханье, и на кухне появилась Рыжая - с искренним недоумением на лице и со смертельной тоской в глазах. Вспоминать насильно забытое тяжело, Олег знал это по себе. Особенно в первый раз, когда ты не понимаешь, что с тобой происходит, когда вдруг наваливается глухой беспричинный депрессняк. Бороться с ним невозможно, но с опытом приходит умение его терпеть. А еще спасает мысль о том, что это скоро закончится.
     - Доброе утро, - сказал Шорохов.
     - Ой... А я тебя знаю! - отозвалась Рыжая.
     Олег помрачнел. Что-то не складывалось... Полная ерунда...
     - Разве мы с тобой виделись? - спросил он. - Летом мы не могли...
     - Летом, да, - подтвердила Рыжая. - Но... Ой...
     - Что?..
     - Я сейчас вспомнила! - воскликнула она. - Это же такое!.. Как же я могла-то?..
     - Забыть? Не расстраивайся. Погода, давление...
     - Да не-ет... - протянула Рыжая. - Там... просто мистика! И забыть!..
     - Так что у тебя случилось? - не выдержал Олег.
     - Представь! - Она энергично подошла к столу и забрала у него сигарету. - Июль. Жара. Лето нормальное... Представляешь?
     Шорохов медленно кивнул.
     - Потом. Просыпаюсь - зима!.. Натуральная! Снег на улице, по телевизору - тоже снег, вроде Новый год скоро. Шиза... А чего я тебе рассказываю? Ты же сам...
     - Рассказывай, - поддержал Олег.
     - Тебя видела. И еще мужика какого-то. В шляпе и с бородой. Ну, маленькая борода, клинышком такая... И он... с-собака!.. Из штучки из какой-то в меня стрелял. Потом, правда, приятно было. Ну и все...
     - Как это все?!
     - Опять заснула. Проснулась - опять лето. Июль. Чума, да?.. И вот такое забыть!.. Кошмар! Если бы я подумала, что это мне приснилось... Да я бы так и подумала, если б не забыла. Может, на самом деле приснилось?.. Тьфу!.. Вот же ты сидишь...
     Олег треснул зажигалкой о стол.
     - Послушай... Ирочка, послушай меня. То, что ты вспомнила, действительно было, но было совсем по-другому До этого ты провела шесть месяцев за городом, в военном санатории.
     - Ну, не-ет! - уверенно заявила Рыжая.
     - Погоди, не перебивай. Шесть месяцев мы с тобой жили в одном корпусе, ходили на одни занятия. Нас было шестьдесят человек. Там были... ну, напрягись! Там был я, там был Хапин, Ася была, еще был Иван Иванович...
     - Шесть месяцев?! Я даже имени твоего не знаю.
     Шорохов испытующе посмотрел на сокурсницу. Играет?.. Не похоже. Да и не обманешь корректор - три часа, будьте любезны. Больше ей ничего не закрывали. Рыжая либо врала - здорово, талантливо, либо она никогда не бывала на базе.
     - Какие шесть месяцев?! - возмущенно повторила она. - Какой еще санаторий?! Я в Москве летом торчала. Ну, съездила на недельку к друзьям...
     "Скверно, - сказал себе Олег. - Лучше бы она вообще не помнила эти полгода, тогда была бы надежда, что прибор неисправен. Если же воспоминания на месте..."
     Рыжая действительно не бывала в школе. От человека можно скрыть любой кусок его жизни, любые события можно спрятать, но заменить их вымышленными нельзя. Память жестко структурирована. Подсадить фиктивные воспоминания можно лишь в чистые мозги, пустые, как у клона, которому целиком загружают биографию оператора, и чья память после этого становится такой же организованной системой.
     "Клон... - безразлично подумал Шорохов. - Эта Рыжая... как ее?.. Ирина, да. Клон... Прототип закончил школу и поступил в Службу. А клона оставили - жить. У меня тоже есть копия... У каждого опера есть. Ну и что?.. А то, что клона таскать по временам ни к чему. И устраивать ему тест - бессмысленно. Отвлекать занятых фээсбэшни-ков... Микрофоны, камеры - зачем, если заранее известно, что Рыжая не пройдет?.. Ее дело