окойствие.
     - Лопатин подготовил двух клонов?!
     - Трех. На случай еще более непредвиденных обстоятельств. Но эти-то предвидеть было легко. Крикова знакома со Службой, так что в подвохе не сомневалась. И ты ее не обманул
     - А ты?..
     - А мне пришлось тебя сдать, - пожал плечами Лис. - Сдать и привезти вторую копию, пока тебя не сдал кто-нибудь еще. Но две трети мои, таков уж расклад. Бери, а то и этого не получишь.
     Олег механически забрал карту и сунул ее в ремень к синхронизатору.
     У дальнего выезда раздалось шкворчание дизеля, и на пустырь вкатился оранжевый мусоровоз. За ним, ныряя на рытвинах, ехала "шестерка". Она остановилась рядом с телами, и из нее выбрался Василий Вениаминович.
     - Запасного куда денем? - спросил Лис.
     - Там уже... - Лопатин махнул рукой на нечистый кузов "МАЗа". С Лисом он, как и прежде, держался холодно. Видимо, координатор все еще не забыл того случая, когда по вине опера лишился должности.
     - Василь Вениаминыч... - выразительно произнес Олег.
     - Вопросы потом, Шорох.
     Парализованный водитель "Волги" уже начал шевелиться, и Лис пошел приводить его в чувство, - то ли не хотел возиться с покойниками, то ли угадал приближение тяжелого разговора.
     - Ни хрена не "потом"! - взвился Олег. - Подло, Василь Вениаминыч. Я с завязанными глазами играть не намерен.
     - Ох ты, боже!.. А с какими намерен? И когда ты их себе развяжешь?
     - Что вы этим хотите?..
     - Ты уж или догадывайся, или нет. В барьере был?
     - Ну...
     - В справочную звонил?
     Олег прочистил горло, но ничего не сказал.
     - Моховы... - Василий Вениаминович почесал под бородой и похлопал себя по карманам. - Похожая фамилия. Но другая. А Шорохова нет. Вернее, есть, и в большом количестве, но все не те.
     - Счета за мой телефон приходят вам... - упавшим голосом проронил Олег.
     - Если не тебе, то мне. Должен же их кто-то оплачивать? - Лопатин раскрыл баночку с табаком и начал набивать трубку. - Да ты не напрягайся. Есть еще двадцать пять способов отследить твои брожения. Но специально я этим не занимался. Так уж... всплыло.
     - Очень приятно... - вякнул Олег. - А при чем тут Крикова?
     - При том. Ты, Шорох, на грани срыва. Только сам этого не знаешь пока. А я знаю. И роль серьезней, чем "кушать подано", я тебе доверить не мог. Поди разбери, когда он у тебя наступит... -добавил шеф после паузы.
     - Срыв? - уточнил Олег. - А подробнее можно?
     - Нельзя. Подробно - это сразу все. И в итоге получим истерику. В барьере побывал? Хорошо-о... И квартирку свою поискал...
     - Автобусы тоже искал. На "Щелковской".
     - Ну ясно, ясно, - благодушно отозвался Василий Вениаминович. - Звонки твои датированы июлем. Я уж сообразил, зачем ты туда лазил. Не нашел автобусы-то?
     - Нет.
     - Так их и не было.
     - Так я в курсе, - подражая ему, заявил Олег.
     - Уже тепло, Шорох. Смотри только не обожгись.
     - Это что, угроза?
     - Забота.
     - Мне бы как-нибудь без нее, без заботы вашей... - пробормотал Олег.
     - Вот и я думаю: когда же ты созреешь? Не ребенок ведь. От конца к началу идешь, это правильно. Только медленно у тебя получается, Шорох.
     Олег нахмурился. Хорошо бы, чтоб Лопатин еще я расшифровал... Лопатин, кажется, не собирался.
     Из кабины мусоровоза спрыгнули двое в засаленных комбинезонах - один смахивал на местного оператора Алика, но вряд ли это был он. Мужчина дернул рычаг с круглым набалдашником, и в торце кузова раскрылась черная пасть. Второй, взяв клона за ноги, поволок его к машине.
     В Олеге боролись отвращение и циничное детское любопытство. Он все стоял и никак не мог решить, смотреть ему или отворачиваться. Когда второго клона, раскачав, забросили в контейнер и скругленные створки начали наползать друг на друга, Шорохов отвернулся. Как будто от этого что-то могло измениться.

***

     "От конца к началу"...
     Олег так и не понял, о чем говорил Василий Вениаминович, но, рассудив по-своему, набрал на табло "1970" - начало зоны ответственности.
     В последний момент, когда палец уже коснулся "Старта", Шорохов поменял годна "1978". Январь он перебил на май, а число поставил двадцать пятое. Не хорошее и не плохое, обычное число. Просто он в этот день родился - двадцать пятого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Если для него что-то когда-то и началось, то уж никак не раньше.
     Люди шли по улице двумя разнонаправленными потоками - одинаково радуясь погоде и одинаково обсуждая одни и те же фильмы Можно было пять минут тащиться за какой-нибудь парочкой, потом нагнать другую и услышать продолжение того же самого разговора.
     Машин было мало, все - отечественные, по-родственному тупорылые, крашенные в одни и те же, словно разведенные в общей бочке, цвета. Троллейбусы с покатыми крышами ревели у остановок, сжигая почти дармовое электричество. Вся наружная реклама исчерпывалась стандартными вывесками "Книги", "Хлеб" и "Вино".
     Олег чувствовал, что выделяется и, возможно, смахивает на иностранца. Швеция или Голландия, что-нибудь в этом духе. Он покосился на свою рубашку, мятую и пропитанную потом. Ладно, пусть будет ЮАР. Если подойдет мент, надо сказать "кисе май эсс", и все дела. Да, и не забыть еще про Нельсона Манделу. Если спросят паспорт - будет хуже. Во-первых, документы выданы спустя двадцать семь лет. Во-вторых, паспорт российский, но не советский. Это, как минимум, расстрел.
     Говорить, однако, ничего не пришлось. Те два милиционера, которых Олег заметил, интереса к нему не проявили. Своей небритостью и своим озабоченным видом он напоминал скорее пьющего слесаря, в крайнем случае - пьющего слесаря из Голландии.
     Хватившись про мобильник, Шорохов потихоньку сунул его в карман брюк и сверху заткнул носовым платком. Непонятное для простого человека - хуже всего.
     Нормальных денег, с Лениным, у Олега не нашлось. Предлагать таксисту дензнаки не существующей пока страны России было бы смешно, а за валюту здесь могли подвезти только ночью - либо к "Интуристу", либо прямиком на Петровку-38, но уж никак не к роддому в Черемушках.
     Шорохов прошел еще метров сто, пока его не посетила новая идея - неразумная, зато выполнимая: вернуться в настоящее, добраться до Черемушек по-человечески и снова перенестись сюда, в семьдесят восьмой. Еще не успев толком ничего обдумать, Олег свернул к продуктовому магазину и приткнулся между двумя витринами: с подвешенным куском сыра - бутафорским, и с пирамидой из кильки в томате - натуральной.
     Простояв около минуты, он отважился шагнуть к какому-то работяге с просьбой о помощи.
     - Да я таких, как ты... - начал тот, явно смакуя.
     - Понятно. До-озвиданья, товарищ.
     Вслед за пролетарием тест на гуманность провалили еще двое: дед с орденскими планками и молодой парень. Клянчить у женщин Олег стеснялся и уже не знал, к какой социальной группе ему обратиться. Интеллигенция - как правило, в галстуках и с дерюжными портфелями, - обходила его по краешку тротуара.
     Сжалилась, как ни странно, пенсионерка. Глубоко запустив руку в сумку из задубевшего коричневого кожзаменителя, бабушка выудила оттуда тряпочный кошелечек и положила Олегу на ладонь десять копеек.
     - А хватит тебе? - спросила она.
     - Даже много, - кивнул Шорохов.
     Насколько он помнил из туманного детства, вход в метро стоил пятак. Выход, как случается далеко не всегда, был бесплатным.
     Олег не отдавал себе отчета, зачем он едет в свой роддом и что он там хочет увидеть, но раз уж поехал - ничего не оставалось. Кое-какие сомнения у него, конечно, были, из-за них-то он все и затеял, но сами эти мысли он гнал от себя прочь, да так усердно, что практически и выгнал.
     Поднявшись из подземного перехода на "Новых Черемушках", Шорохов огляделся - все те же приметы: "Овощи-фрукты", "Мясо-рыба", что-то еще.. Напротив через дорогу находился магазин "Охотник", рядом с ним развернулась огромная стройка.
     Олег пошел вдоль белых блочных домов. Украдкой, не доставая из кармана всей пачки, он вытянул сигарету и закурил. Увидев на столбе часы, Шорохов перевел свой буржуйский "Ситизен" на местное время. Кажется, он уже родился.
     Через несколько кварталов, когда за отступившими домами возник угол типового больничного здания, Олег поймал себя на том, что не сводит глаз с чьей-то спины.
     Впереди шел какой-то сутуловатый тип в красной рубашке. Двигались они с одной скоростью, и эта спина маячила всю дорогу от метро.
     Олег докурил сигарету до самого конца, пока бледно-голубые буквы "KENT" не превратились в пепел, и, отбросив фильтр, прибавил шаг. У забора они почти поравнялись, но тут Шорохову пришлось пропустить счастливую компанию, в центре которой брел ошалевший мужчина с гукающим свертком. Незнакомец проскочил в калитку рядом с закрытыми воротами и теперь приближался к парадному входу. Чудовищно модная рубашка модели "батник" обтягивала его в талии, как девушку, и под тканью явственно пропечатывался штатный пояс.
     Олег не ошибся, им было по пути. И вряд ли этому стоило радоваться. В голове крутанулась какая-то карусель из давно уже проросших, но задавленных до поры предчувствий. Да, Шорохов уже догадывался. Это было хорошее, логичное объяснение многих нестыковок, о которые он спотыкался все чаще. Вот только "хорошее" и "логичное" не всегда совпадает - особенно если речь идет не об "объекте" из служебного предписания, а о тебе самом.
     Когда он влетел в холл, оператор уже скрылся на лестнице, - Олег снова заметил его спину, и ничего больше. Он повернул было к регистратуре, но, испугавшись потерять опера в запутанных коридорах, ринулся за ним. При виде взмыленного растерянного мужика народ однообразно захмыкал.
     Шорохов бегом преодолел два марша. Сначала из-за ступенек появились синие кеды, потом местного фасона брюки, потом намозолившая глаза красная рубашка и наконец лицо...
     Все было хуже, гораздо хуже, чем Олег предполагал. Раз послали такого специалиста, значит, операция была серьезной и справиться с ней мог не каждый. А если он сюда явился в качестве диггера, то это и вовсе хана. Дело будет сделано, каким бы оно ни оказалось - простым или сложным, добрым или не очень.
     Лис скользнул по нему безразличным взглядом и, раздосадованно поморщившись, исчез.
     Шорохов прошел последнюю половину лестничного пролета и остановился. Подниматься дальше смысла не было, Лис финиширует где-то здесь. Едва ли он отправился вперед, впрочем, у Лиса свои резоны и свои, особые, расчеты. Он мог стартовать и в будущее... Олег тоже мог, но заранее знал, что там он застанет уже выполненную операцию. Либо превосходно выполненное вторжение.
     Он прижался к холодной чугунной батарее и вытащил синхронизатор. Ловить чужой финиш вслепую - удовольствие сомнительное. Олег решил, что будет двигаться назад по две минуты, при большем интервале Лис мог проскочить мимо. Хотя и при таком тоже мог - много ли нужно времени, чтобы спуститься на пол-этажа и выйти в коридор?.. Однако дробить еще мельче было некуда: возможно, Лис вернулся на целый час, а это даже по две минуты - тридцать перемещений. И тьма неизбежных свидетелей.
     "Ситизен" показывал "13:07". Шорохов выставил на табло "13:05" и стартовал.
     Пусто.
     "13:03". На лестнице ни души, лишь вверху шлепают тапочки.
     "13:01". Опять пусто, Те же тапочки, но пока еще на первом этаже. Женский голос: "Мариночка, захвати, пожалуйста..."
     "12:59". Снова голос - другой, молодой: "...мне показаться! Я что, по-вашему, сумасшедшая?!" Лиса не видно.
     "12:57". Лиса на площадке нет. Где-то в коридоре: "Валерий Палыч!.. Надежда Тимофевна! Тут... быстрее сюда! Тут такое!.." Это вроде та же, которая не сумасшедшая.
     "12:55". В паре сантиметров от Олега возникло чье-то лицо. Девушка в белом халате ойкнула и, отшатнувшись, оцепенела. Вот и попался... Ладно. Дальше.
     "12:53". Никого.
     "12:51" Никого. Слышен смех.
     "12:49". За дверью мелькнул задник синего ботинка. Кеды, поправил себя Шорохов. До синих ботинок здесь еще не дожили.
     Олег не спеша поднялся на третий этаж. Лис шел по коридору, высматривая кого-то на дерматиновых банкетках. Народу было полно, и сидячие места достались не всем. Еще человек десять бродили от окна к окну, отстранение поглядывая на улицу. Те, кто успел пристроиться на лавочках, беспокойно ерзали и будто бы собирались вставать, но в то же время как будто и не собирались.
     Шорохов не представлял, что за операцию можно провести при таком количестве посторонних глаз и что из этого получится. Люди приходили и уходили, отлучались покурить и снова возвращались - закрыть их всех было нереально. Единственный вариант - выстроить под дулом автомата и подойти с корректором к каждому.
     На середине коридора Лис кого-то приметил. Он задержался у окна и, что-то там рассматривая, почесал бок. Рубашка вздернулась, и одна из железок перекочевала в ладонь.
     Через секунду Лис уже мог начать.
     - О! Май фрэнд! - возопил Олег. - Фрэнд!..
     На Шорохова уставились все, и Лис в том числе, но реагировал он точно так же, как и другие, - мол, что это за дурак тут орет?
     Пауза прервалась, люди, опустив головы, вновь принялись гулять и елозить, и в этом монотонном движении вдруг выделился крепкий мужчина, стриженный ежиком. Он вышел из закутка напротив окон и тронул пуговицу на двубортном пиджаке - достаточно широком, чтобы скрыть кобуру с каким-нибудь нешуточным стволом. Например, с "Сайбершутером" компании "Стерлинг", запрещенным к частному обороту в первый же год выпуска, еще в тридцать седьмом. Не этого века, разумеется. Следующего.
     Из другого конца коридора, на ходу раскрывая большую коробку из-под торта, мягко ступал еще один. Увидев его, Олег тут же вспомнил обоих - он встречал их на своей дебютной операции с Павловой-Цыбиной.
     Музыкант и Боксер. Опять роддом, и опять в паре.
     Худощавый сегодня был при волосах - вероятно, надел парик, дабы не смущать социалистическое общество своим татуированным черепом. Белобрысый крепыш не изменился, разве что привел костюм в некоторое соответствие с местными понятиями о прекрасном.
     Яркая точка наведения пронеслась по линолеуму, и Шорохов, не дожидаясь, пока она взберется ему на горло, нырнул в какую-то дверь. Вытянутые руки натолкнулись на железную тележку, и кто-то коротко взвизгнул. Тележка с шестью малюсенькими кульками медленно опрокинулась. Женщины повскакивали с кроватей и застыли в ужасе.
     - Тихо! Все живые... Все нормуль, бабы!
     Одновременно, доказывая, что все далеко не "нормуль", в коридоре раздался звук падающих тел - взрослых, тяжелых. Олег, не поднимаясь, выглянул наружу. Лис выстрелил в Боксера, но, поскольку между ними оказались еще двое, разряд задел всех. Крепыш, получив свою долю паралича, начал заваливаться вперед, и мужики у стенки почему-то затряслись - по очереди, справа-налево. Когда вздрогнул четвертый, Шорохов додумался посмотреть на пол. По линолеуму шла кривая строчка мелких курящихся дырочек, - если б не дым, их бы и не найти... шла, взбираясь, - за плинтус, по стене, по трем животам, черными мушками по чьему-то лицу, оплавленными отверстиями через оконное стекло, и снова вниз, левее, ко второй банкетке, на которой сидели еще четверо.
     Разряд прихватил Боксера уже с согнутым пальцем, и он, не имея возможности отпустить курок, продолжал стрелять. Четырехгранный ствол работал бесшумно, и людям в коридоре - кроме тех, в кого уже попали, - было неясно, откуда взялась эта внезапная свалка. Кто-то расхохотался.
     Музыкант, освободив от картонных обрывков второй "Сайбершутер", кого-то искал красной меткой, Олег вдруг понял, что это за операция. Семьдесят восьмой год, первый провал Лиса. Он не справится с заданием и сделает так, что компенсировать вновь уже ничего не получится - ни вторжение, ни саму его командировку. Все будет застроено вероятностными последствиями настолько плотно, что разобрать их никто не рискнет. Лиса закроют, отряд Василия Вениаминовича расформируют. Так проще. Дешевле для человечества.
     Шорохов выдернул из пояса станнер и, почти не целясь, выпустил в сторону Музыканта серию разрядов. Все попали в кого угодно, только не в диггера, однако это позволило Лису перекатиться из сектора обстрела. На месте Музыканта улегся штабель из парализованных тел, но самого его там уже не было. Диггер выстрелил по Лису еще раз, и в дальнем углу кто-то застонал.
     Народ начал осознавать, что тут творится, и осторожно пополз к выходам. Некоторые пытались забежать в палаты к женам и падали у порогов. Шорохов взял под контроль правую лестничную дверь и стрелял в каждого, кто к ней приближался. Все трое - он, Лис и Музыкант оказались заняты одним и тем же: локализацией вторжения. Они не могли позволить, чтобы кто-то ушел, вызвал милицию, взбаламутил весь город и превратил конфликт в катастрофу. "Сайбершутер" с интеллектуальным наведением редко ранил и часто убивал, но все же на какое-то время он уравнялся в правах со служебными станнерами.
     Все происходило в тишине, нарушаемой лишь хриплыми вздохами и гулким уханьем о пол. На других этажах люди и не догадывались, что в течение нескольких секунд здесь погибло едва ли не больше чем родилось с самого утра.
     Олег срезал последнего из желавших покинуть коридор и тут обнаружил, что Музыкант исчез. Боксер лежал посередине, неподалеку от ниши, а его напарник, похоже, успел воспользоваться синхронизатором.
     Шорохов прислушался. Только стоны.
     - Фрэнд!.. - позвал он. - Лис!..
     - Чего?.. - раздалось откуда-то справа.
     - Не видишь его?
     - Не-а...
     Женщины в палате тихонько завыли. Медсестра подняла каталку и начала укладывать свертки обратно. Детишки, судя по шевелениям, не пострадали. Трое из шести были настолько активны, что даже умудрились распеленаться.
     - Эй, ты!.. - подал голос Лис.
     - Я тут, - ответил Шорохов, не сводя глаз с Боксера.
     - Ты кто такой?
     - Долгая история. Иди сюда, я прикрою.
     - Скажи чего-нибудь. Если ты наш.
     - Твой координатор - Лопатин Василий Вениаминович. Старые песни любит, - добавил Олег, подумав.
     - Ч-черт... что же мы тут... Я иду. Смотри, чтобы второй не вернулся.
     Лис, пригнувшись, перебежал из соседнего кабинета.
     - О, черт! - повторил он, глядя на тележку с грудничками. - Их меняли?
     - Нет, я первый сюда попал.
     - А зачем она их перекладывает?
     - Рассыпались они... немножко... Кажись, все здоровенькие.
     Сестра глянула исподлобья на Олега, но ничего вв сказала.
     - Рассыпались? - воскликнул Лис. - Обалдел, что ли?!
     - А кто тут? Глава Службы? Деятели Европарла?.. - Шорохов осекся. Ему неожиданно пришло в голову, что на этой тележке может лежать он сам. Он осторожно себя пощупал, словно определяя, не объявилось ли в нем каких дефектов.
     - Ты сам-то кто? - спросил Лис. - На подмогу, что ли, послали? Или ты из этих, из вольных стрелков? Из диггеров, - пояснил он презрительно.
     - Не важно. Тебе это все равно закроют.
     - Точно закроют?
     - Так и будет, - заверил Шорохов.
     - А что потом?
     - Ничего. Пошли отсюда. Натворили, блин, делов...
     - Сейчас переиграем, - сказал Лис.
     - Нельзя...
     - Что значит нельзя?! Ты рехнулся? Вот так все оставить? !
     - Все, что тут сделано, - сделано навсегда, - тяжело произнес Олег.
     Ему не давала покоя мысль о том, что, если бы он не оказался в этом месте и в этом времени, операция прошла бы по-другому. Возможно, у Лиса могло бы как-нибудь и получиться... Главное - как-нибудь иначе.
     - Не-ет... - протянул тот. - Сейчас оформим. Сейчас... Где бы только?.. На лестнице?
     - Сортир надежней. - В счастливый исход Олег не верил, но считал, что останавливать Лиса не имеет права. - Мясорубка без десяти началась по местному.
     - Да, я засек.
     Они вышли из палаты и направились к нише. Коридор был завален телами, живыми и мертвыми. Здесь же лежало и несколько женщин. Беременных среди них вроде не было, но от ханжеского "сла