мотрено и прописано. И если бы ты был клоном... мы бы сейчас с тобой не встретились. Тебе бы просто не позволили.
     - Будущее! - бросил Олег. - Самое начало, сразу после активации.
     Курьер пробежался пальцами по клавишам, и колонка символов поехала вправо.
     - Выпускной тест, - сказал Дактиль. - Слушай, Шорох... Меня не касается, но странные какие-то у вас с Прелестью отношения. То вы с ней... это... А то вдруг того... подрались. Прямо в ванной.
     - Подрались?.. Иванов, сука! - Олег врезал кулаком по столу. - Куда он лезет?!
     - Какой еще Иванов?
     - Иван Иванович. Неважно.
     - Но этого же не было?.. Значит, программа не твоя!
     - Моя, Дактиль, моя... Вот это дерьмо в меня и собирались забить. До девяноста трех лет. На долгие и счастливые годы...
     - Ты что-то запутался, Шорох. Если тебя активировали, значит, в тебя все уже и забили. А если программа не совпадает с жизнью...
     - Значит, перед загрузкой программу кто-то изменил.
     Дактиль испуганно обернулся.
     - Команда "вырезать" тут есть? - спросил Шорохов.
     - Это тебе не Виндоуз! - взмолился курьер.
     - Но вырезать можно...
     - Ну, можно, можно...
     - Тогда действуй. Все, что находится за точкой загрузки. Все это вонючее будущее. Отрежь его к черту!
     - Шорох!..
     - Сотри. Все, кроме воспоминаний. И твоя смерть станет вероятностью... достоверно несбывшейся.
     - Хорошо формулируешь, коллега.
     - Мы с тобой не коллеги. Стирай!
     - С чего ты взял, что у меня получится?
     - Уже получилось. Мы встретились, а в программе этого быть не могло, ты сам сказал. Она бы этого не допустила.
     Дактиль со стоном вздохнул и, поглядывая на пропитанный кровью галстук, принялся что-то отстукивать.
     "Вот и все... - опустошенно подумал Олег. - Останется одно прошлое. Как у нормальных людей - только неизменное прошлое и неизвестное будущее. Будущее, которого еще нет..."
     Июль тысяча девятьсот семьдесят шестого года был сухим и солнечным. Олег, в остромодной латвийской майке с английским "Peace" на животе, шел от Пушкинской к Никитским Воротам. Все вокруг было пыльное и какое-то одноцветное с навязчивым уклоном в желтый. Нелепые прически, неудобная одежда, невнятные лица. В окнах маленькой парикмахерской торчали выгоревшие фотографии, - Шорохов подумал, что их место не здесь, а где-нибудь в гранитной мастерской. Да и саму вывеску "САЛОН", состоящую из пяти штампованных пластмассовых букв, тоже словно бы сняли с зала ритуальных услуг. Единственное, что Олегу нравилось в тысяча девятьсот семьдесят шестом, так это тепло. Он все шагал и шагал вниз по Тверскому, затягивался зловонным "Пегасом" и отогревался.
     На площади он свернул вправо и, обогнув церквушку, оказался в маленьком, неожиданно сумрачном сквере. Почти все лавки были свободны, и он выбрал ту, на которую сквозь прореху в кронах падал хоть какой-то свет. В дальнем углу дремала старушенция в смешной старомодной шляпе, у нее на коленях распласталась сонная и, видимо, немолодая кошка. Или кот. Напротив, также в одиночестве, сидела девушка лет двадцати с небольшим: босоножки, умеренно открытый сарафан и темные очки на лбу, крупные и несуразные.
     Сбоку, через газон, в скверик вошел жилистый мужчина с такими же "фарами". На нем была полосатая рубашка и джинсы явно подпольного пошива, в руке он держал зеленую бутылку. Мужчина подцепил крышку ключом и, отхлебнув пену, подсел к Шорохову.
     - Здорово, Пастор... - процедил Олег. Тот подался вперед и приподнял очки.
     - У кого тут свидание-то, у них или у нас? - Пастор сделал шумный глоток. - А я опять за тобой. Опять компенсировать. Печально, Шорох... Но я рассчитываю, что мы снова договоримся. Как-нибудь культурно.
     - И я рассчитываю...
     - Вот и отлично. Крикову не тронул, и этих в покое оставь. Зачем они тебе?
     - Быстро объяснить не получится.
     - И медленно тоже, - сказал Пастор. - Такого ты мне не объяснишь никогда.
     Олег пожал плечами и, взяв у него бутылку, запил горечь от местной сигареты. Во рту добавился привкус дрожжей, больше ничего не изменилось.
     - Бросил бы ты свою затею, - лениво проговорил Пастор. - Ведь нормальные люди, никому не мешают...
     - Я же не убивать их собрался!
     - Эх... Ну вот гляди: сидит себе спокойно... - Он показал бутылкой на девушку. Та жест заметила, но предпочла не реагировать. - Подругу ждет. Подруга-то не явится, у нее дочка приболела.
     - Глубоко копнул... - оценил Олег.
     - Служба такая, Шорох.
     - Ты действительно хороший опер. У тебя, наверно, большое будущее.
     - Наверно.. Так о чем мы?.. А-а! Подружка не явится, - повторил Пастор. - Зато придет друг. Во-он, уже чапает... Да ты и сам все знаешь.
     Олег посмотрел назад. К скверу приближался высокий парень не старше двадцати пяти, одетый примерно так же, как Шорохов, как все вокруг. Перепрыгнув через кованую ограду, он отряхнул брюки и направился к лавочкам.
     - Вот идет простой советский инженер, - вполголоса прокомментировал Пастор. - Проходя мимо... Ай!..
     Тот споткнулся и, поджав левую ногу, завязал шнурок.
     - И что же... - Оператор снова сделал паузу, в это время молодой человек заметил девушку. - Она ему понравилась... Да еще как! Любовь с первого взгляда! На улице знакомиться нехорошо... - умиленно продолжал Пастор. - Она слегка растеряна... Но ей нравятся решительные ребята! Подруги, очевидно, уже не будет... Так почему бы и нет?.. Кавалер вполне достойный: не урод, не алкоголик, портки поглажены, ботинки начищены... Парень, заговорив, сел рядом с девушкой.
     - Спорим, что они переспят уже сегодня? - спросил Пастор.
     - Вряд ли. Здесь так быстро не принято.
     - О-о-о!.. У тебя неправильные представления о семидесятых. Скоро они пойдут в кино. Оттуда - в кафе, благо у джентльмена вчера была зарплата и он временно платежеспособен. Потом он позвонит товарищу. Товарищ тоже на коне - дочка в пионерском лагере, жена у тещи. Пустит их на ночь, сам до утра прошляется по городу. Настоящий друг, у меня таких не было, к сожалению... Джентльмен привел бы ее к себе, да он в однокомнатной с родителями. Нереально, согласись...
     - Хватит, Надоело слушать.
     - Я про них могу долго рассказывать. Эту историю я знаю до конца.
     - Ну и что там, в конце?
     - Да все путем. Распишутся, как ни странно. Родят мальчика, - Пастор улыбнулся, широко и нагло. - И будут дальше жить, пока не помрут. Все как положено, как в нормальной мелодраме. Я люблю мелодрамы, Шорох. А ты?
     - Я - нет.
     - Знаешь, в чем секрет их успеха?
     - Ты про кого?..
     - Про мелодрамы, конечно.
     - Тьфу!..
     - В них все так, как хочется людям.
     - А мне нравится, чтобы как в жизни, - ответил Шорохов.
     - Догадываюсь... Тебе что, самой этой жизни не хватает?
     Парень с девушкой поднялись и нарочито медленно направились к перекрестку. Сначала, видимо, в кино...
     - Приятно было пообщаться, - мурлыкнул Пастор. - Надеюсь, что и следующие твои преступления смогу предотвратить с такими же затратами. Сам потом благодарить будешь,
     - Чао... - обронил Олег.
     Пастор встал и кинул бутылку в урну.
     - Да!.. - спохватился он. - Не надо этого!
     - Чего?
     - Не надо, говорю.
     - До встречи.
     - Ну, значит, до встречи... - отозвался Пастор.
     Шорохов перешел улицу, нырнул под арку и, оказавшись в тесном дворике, вытряс из пачки сигарету. Грязно-желтые трехэтажки стояли квадратом, стена к стене, лишь впереди гудела, отражая звуки мостовой, вторая арка. Подъезды здесь вряд ли чем-то отличались, и Олег, прикурив, свернул к тому, что был ближе.
     Высоко забираться он не стал. На площадке между этажами раскрыл синхронизатор, прислушался к дверям и переместился на пятнадцать минут назад.
     Возле дома на качелях сидел Пастор с бутылкой пива.
     - Давно ждешь? - поинтересовался Олег.
     - Шорох!.. Брось ты эту затею, брось!.. Ты ведь в Службе, нашу кухню знаешь: что бы ты здесь ни замудрил, все это всплывет, все будет как на ладони.
     - Пошли, - Олег взял его за локоть и повел к скверу.
     - Старая фишка!.. - скривился тот, выдергивая руку. - Думаешь, покажемся им в нескольких экземплярах - они и того?.. От удивления вместо мальчика девочку заделают? Так это не скоро еще будет!
     - Пойдем, я тебе расскажу кое-что. На глаза им не полезу, обещаю. Я просто объясню. Ты тут про их историю распинался... Но все истории, как бы они сейчас ни начались, закончатся одинаково.
     - В две тысячи семидесятом?
     - В семьдесят первом, - возразил Шорохов. - Я знаю, кто создал барьер.
     - И ты намекаешь, что твое вторжение его снимет? Поэтому я не должен тебя компенсировать... Даже помочь обязан, так? Нет, Шорох. Достаточно того, что я вообще занимаюсь этим делом. - Пастор остановился на тротуаре, давая понять, что и сам дальше не пойдет, и Олега не пустит.
     С этого места было хорошо видно обе скамейки. Парень уже познакомился с девушкой и теперь, похоже, травил анекдоты про Чапаева. Пастор, помахивая бутылкой, рассказывал Шороху, где эти двое проведут ночь.
     - За барьером война, - молвил Олег. - Большая война, после которой никого не останется.
     - Если это и так... Пусть себе воюют. Ты тут при чем? Нам с тобой и до барьера хватит... Мы же почти ровесники, я в семьдесят девятом родился... Тысяча девятьсот, - пояснил Пастор. - Через три года, если отсюда считать. Поживем еще. А ты... ради каких-то чужих людей...
     - Ты так говоришь, будто я полмира под нож пустить вознамерился. Мелкое вторжение, незначительное...
     - Точно. Таким оно из нашего времени и представляется. В Службе сейчас завал полнейший, если б не я, на него бы никто и внимания не обратил... Мелкое!.. - воскликнул Пастор. Потом вдруг отстранился и с недоверием посмотрел на Олега. - Шорох, погоди-ка... Ты что, действительно их не узнаешь? Здорово тебе мозги прочистили! Ну, хорошо... Она: Алла Николаевна Терентьева. Пока еще Терентьева, да... Он: Алексей Борисович Шорохов. Ты не можешь их не помнить!
     "Мне даже их лица в памяти заменили... - равнодушно подумал Олег. - Как мне их помнить?.."
     - Присмотрись, Шорох! Глаза, рот... мамины! Нос у тебя папин! Ты что, самоубийца? Тогда это самый изощренный способ. Разлучить родителей, чтобы они ими и не стали, твоими родителями... Но тебе же не могли закрыть всю жизнь!
     "Мне и не закрывали... У меня ее не было,.."
     - Шорох, я догадывался, что ты нездоров. Ты так засекретил свою магистральную биографию, что даже Служба не знает, где ты родился - в каком году, в каком городе... Это уже не вопрос безопасности, это натуральная паранойя. Что ты скрываешь? Что там у тебя, в прошлом?
     - Ничего... - угрюмо ответил Олег.
     - Старикан боится собственной тени? Объясни мне, Шорох!
     - Я пытался...
     - Да не про войну эту мифическую! Зачем ты себя гробишь?! Ты ведь специально уничтожил информацию о своем детстве, юности. Чтобы это казалось рядовым нарушением, до которого у Службы просто не дошли бы руки. Чтобы убрать себя чисто, без следа... Но ради чего?!
     - Ради.. - Олег кисло усмехнулся. - Ради человечества.
     Он знал, что будет тяжело, но не предполагал, что настолько. Иван Иванович не сказал главного: против кого направлена операция, чье рождение придется отменить, чтобы возникла новая магистраль, единственный путь к спасению. Поэтому Иванов и хотел снова загрузить в него всю программу, от начала до конца
     Шорохов пожалел, что заставил Дактиля стереть ему будущее. С программой было бы лучше. Легче. А без нее, добровольно и осознанно, эту задачу выполнить невозможно...
     Олег затоптал окурок и пригляделся к лавочкам. Алла Терентьева и Алексей Шорохов по-прежнему болтали. Их должен был узнать не он, а прототип - Олег Алексеевич Шорохов, проживший девяносто два года, занявший место координатора Службы и ставший исходником для одной копии.,. Какое этой копии до него дело? Разве что она тоже перестанет существовать...
     Но если так надо... то так и будет. Иначе операция Иванова останется незавершенной, вероятность возникновения его магистрали скатится к нулю, и Старикан не даст команды на свое клонирование. Прототип, тот самый Олег Алексеевич, будет до последнего дня помнить Прелесть, помнить и страдать, но ничего не изменит. Клон исчезнет, как часть сорванной операции, - исчезнет и все, что он сделал. На третий день службы Прелесть погибнет...
     Цепочка получилась короткой, и она пугала Олега чрезмерной, какой-то избыточной ясностью.
     - К чему ты стремишься, Шорох? К смерти?
     - Стремлюсь?.. Да.
     - Что ты себе выдумал? При чем тут человечество?
     - Если бы ты знал, как мало я вкладываю в это слово... Я не считаю, что сумма всех ваших жизней дороже одной моей... Но у вас есть то, из-за чего я не могу отступить. Как же она тогда сказала-то?.. "Я тоже часть"?.. Во!.. Понимаешь, Пастор? - Олег схватил его за рубашку и засмеялся так, что прохожие обернулись. - Она тоже часть вашего человечества! Ты понимаешь, нет?.. И мне придется сдохнуть... - закончил он, медленно убирая руки.
     - Кто?! Какая еще часть? Ты бредишь!
     Алла с Алексеем дошли до угла и скрылись за поворотом.
     - Вот и ладненько, - сказал Пастор, успокаиваясь. - Теперь по домам?
     - Ага. - Олег направился обратно во двор.
     - Уймись, придурок!
     - Чего?.. - Олег резко остановился. - Ты, опер, забыл, с кем разговариваешь? Желаешь трудной службы?
     - Ох, ох!.. Тебе, обормоту, до верховного координатора, как мне до...
     - Смирно стоять! - рявкнул Шорохов. - Пастор, дорогой... Ты карьерой интересуешься? Я тебя продвину так высоко, как только смогу.
     - За одну услугу... - предположил тот. - И куда ты меня продвигать будешь? Если ты вначале сам задвинешься. На тот свет.
     - Логика есть... - согласился Олег. - Тогда хрен тебе!
     - А мне и так по жизни - хрен...
     - Соплежуй, неудачник.
     - Иди к черту.
     - Лузер...
     - Заткнись! - не выдержал Пастор.
     - А почему бы тебе не вызвать подмогу? Вот это да, самого Старикана покушаюсь... Сенсация, блин!
     - Разберемся... - неопределенно ответил тот.
     - Первое вторжение ты вроде бы компенсировал, а второго объективно еще нет. - Олег посмотрел на сигарету и сунул ее обратно в пачку. - Это твоя версия для Службы, - произнес он тем же тоном. - А в действительности...
     - Ну-ну...
     - Амбиции, Пастор, амбиции. Опер, спасший верховного координатора! Круто! Еще круче - только спасти весь мир, но эта вакансия уже занята.
     - Опять пургу погнал...
     - Одно дело - сообщить о вторжении, другое - раскопать самому и принести начальству готовый результат. А Старикан потом образумится и поощрит. Вы все на это и надеялись. И все ошиблись.
     - Кто это "все"? - ревниво спросил Пастор.
     - Лис. И еще человек двадцать. В вероятности, конечно. Все, кого я ликвидировал. Если бы стало известно, что здесь поднимают руку на Старикана, сюда слетелась бы половина Службы. Скажи, нет?.. Но каждый из вас пытался хапнуть славы в одиночку. А прикол в том, что славы эта операция не принесет. Она ведь и вправду рядовая... Я не буду верховным координатором.
     - От такой судьбы не отрекаются, Шорох.
     - Я от большего отрекся. А уж от судьбы-то... У меня ее просто нет. Хочешь проверить? - сказал Олег, заходя в арку. - Смотайся вперед, к нам. Кстати, мне и самому любопытно, кто у нас теперь за Старикана. А потом - снова сюда. Если верховный по-прежнему я, спасай меня и дальше, мне такое внимание приятно. Если же нет... Ты просто забудешь об этой операции. Изначально о ней не узнаешь. Зачем тебе судьбы двух обычных людей, которые встретились где-то в Москве в каком-то семьдесят шестом году... или не встретились... Сколько таких дел уже похоронено? На них особо не выдвинешься.
     Шорохов потянул за облупленную ручку. Из подъезда повеяло сыростью и крысами.
     - Часто видел, как люди цепляются за жизнь... - проговорил Пастор. - Но чтобы наоборот, да еще с таким усердием... Почему бы тебе просто не застрелиться? Ты же свистнул тогда стволу Криковой. Заперся бы в сортире, написал бы записочку...
     - "Кольт" где-то в бункере валяется... Патрон там был только один. Я бы вот тебя с удовольствием пристрелил, но нашелся более достойный. - Олег вздохнул и открыл дверь шире. - Иди убедись: меня в Службе нет.
     - Это будет означать, что твое вторжение состоялось.
     - Состоялось, - согласился Шорохов, поднимаясь по стертым ступеням. - Оно состоялось, и уже давно. Но не то, о котором ты думаешь. Родят меня или не родят... какая тебе разница? Я никто, дружище! Я пустое место, и охранять меня - дело неприбыльное. Позаботься лучше о себе, о том, чего у тебя пока нет.
     - И чего же?..
     - Past or... О будущем подумай, вот о чем. О собственном будущем. А я никуда не денусь. Если что - вернешься прямо сюда. Или еще раньше, на лавочку. Вернешься и будешь меня караулить дальше. Ну?! Давай!
     Олег сел на высокий подоконник и, свесив ноги, закурил. Пастор помялся и прикрыл за собой дверь.
     - Я тебя разыщу, - предупредил он, вынимая синхронизатор.
     - Не сомневаюсь. - Олег выпустил дым в мутное стекло и засек время.
     Оставаться в подъезде дольше минуты он не собирался, - минуты было вполне достаточно, - однако проторчал целых пять. Сигарета оказалась последней, и выбросить хороший окурок Олег не мог. Пришлось дотянуть "пегасину" до самого фильтра Это была единственная причина, по которой Шорохов задержался. Увидеться с Пастором он уже не рассчитывал. После перемещения тот должен был попасть в новую магистраль, где отсутствие Олега уже стало реальностью. Как минимум отсутствие в Службе - если операция все-таки сорвется. Если же не сорвется... отсутствие где бы то ни было.
     Сигарета испустила предсмертный дымок и погасла. Спрыгнув с подоконника, Олег включил синхронизатор и снова попал назад.
     Алла Терентьева сидела на скамейке. Босоножки, розовый сарафан, темные очки. По меркам семьдесят шестого - нормальная современная девушка. Подруга все не шла, у нее, как сказал Пастор, заболела дочка, однако мобильные телефоны в семьдесят шестом были еще фантастикой. Подруга опаздывала, но Алла терпеливо ждала...
     Напротив так же терпеливо ждал Шорох. Он знал, что компенсировать его придет Пастор, и знал, что тот попытается договориться по-хорошему, как в две тысячи третьем, с мадам Криковой. Но Пастора все не было...
     Олег опустился на свободную лавочку справа от Шороха. Девушка заметила его первой. Некоторое время она сравнивала их взглядом и, убедившись в полной идентичности, прыснула.
     Шорох, увидев ее реакцию, обернулся и вздернул брови. Олег показал ему большой палец и жестом велел оставаться на месте. Алла Терентьева продолжала на них таращиться - близнецы, да еще одинаково одетые, почему-то сидели на расстоянии друг от друга.
     Олег проверил часы. Пастор давно должен был прийти... Это означало, что в новой редакции у него пропала причина, по которой он сюда явился. А если нет причины, не возникнет и следствия. И Пастор не явится, потому что первая часть операции уже выполнена: Шорохов отказался от своего будущего. Теперь ему предстояло отказаться от всего остального.
     Алексей Борисович, потенциальный муж и потенциальный отец, перепрыгнул через низкую ограду и отряхнул брюки. Проходя мимо лавочек - между потенциальной женой и потенциальным сыном, - он споткнулся, завязал шнурок и случайно обратил внимание на девушку.
     Олег скрестил на груди руки и наблюдал всю сцену знакомства, до самого конца, пока молодые люди не встали и не отправились в кино. После этого он пересел на противоположную скамейку и, приказав Шороху не двигаться, раскрыл синхронизатор. Народу, кроме бабульки с рыжим котом, поблизости не было, и Олег позволил себе стартовать и финишировать прямо в сквере, за несколько минут до своей точки вторжения.
     Теперь их оказалось трое на трех разных лавках. Девушка, стараясь не засмеяться, разглядывала Шороха-первого и Шороха-второго, но, когда о