м в гальку.
     Пришло утро. Свет  двух  солнц  согрел  его.  Он  встал,  держась  за
жиденький ствол ближайшего дерева.
     Затем он повернул голову, удивляясь тому, что ему  удалось  совершить
это несложное движение. В  нескольких  ярдах  от  него,  отделенный  узким
потоком, стоял фагор и смотрел на него.
     - Значит, ты все еще жив, - сказал он.
     Через долгие годы, теперь затерянные в древности, во  многих  странах
Геликонии сохранился обычай убивать вождя племени, когда у него появляются
первые признаки дряхлости. Способ убийства был разным для  разных  племен.
Хотя короли и вожди были посланы на землю Акхой, жизнь их была ограничена.
Как только у правителя появлялись седые волосы, или он лишался  сил  и  не
мог отрубить голову  человека  одним  ударом,  или  не  мог  удовлетворить
сексуальные желания своих жен, его душили,  подавали  чашу  с  отравленным
вином или убивали каким-нибудь другим способом, принятым в этом племени.
     Аналогично этому убивали и тех  членов  племени,  которые  заболевали
смертельной болезнью. В  те  давние  времена  милосердие  было  неизвестно
людям. В основном болезни подвергались целительной  силе  огня.  Причем  в
костер вместе с больным шла и вся его семья. Однако  даже  такое  свирепое
лечение не спасало от эпидемий, и все чаще разгорались костры, все  громче
звучали предсмертные крики несчастных.
     И  несмотря  на  все  это,  человечество   медленно,   но   неуклонно
продвигалось к цивилизации, без которой люди не смогли бы жить вместе и на
земле царила бы разрушительная анархия.  Теперь  уже  появились  больницы,
доктора, жрецы. И все они должны были облегчать страдания больных,  но  не
излечивать болезни полностью.
     Аоз Рун выздоровел без этой помощи.  Возможно  его  сильный  организм
преодолел болезнь. Не обращая внимания на фагора, он подошел к воде, вошел
в нее по колени, наклонился, зачерпнул воды в пригоршню и стал пить.


     Струйка воды, пробежавшая между его пальцев, потекла по  бороде  и  с
легким звоном снова вернулась в бегущий поток. С  Авернуса  заметили  даже
эти маленькие капли. Наблюдательные мониторы Станции  Наблюдения  замечали
каждый жест лорда Эмбруддока, задыхающегося от  изнеможения  на  маленьком
острове. Авернус передавал все сигналы, поступающие с планеты Геликония  в
Геликонианский Институт.
     Приемная станция Геликонианского Института располагалась  на  Хароне,
луне Плутона, на самой окраине солнечной системы. Все события на Геликонии
затем обрабатывались и передавались в виде продолжительной саги всем людям
Земли и на другие планеты солнечной системы.
     Огромные  экраны  стояли  на  больших  площадях,  способных  вместить
громадное количество зрителей. Временами  эти  аудитории  были  пусты,  но
когда в жизни планеты намечались большие события,  в  аудиторию  стекались
люди, как пилигримы. Геликония была самым любимым зрелищем на Земле. Никто
на Земле, от ее правителей до самых низших сословий, не был не  знаком  со
всеми аспектами жизни на отдаленной планете. Имена Аоз Руна, Шей Тал, Ври,
Лэйнтала Эй были у всех на губах. С  тех  пор,  как  умерли  земные  боги,
другие фигуры заняли их места.
     Люди принимали Аоз Руна как своего современника, пусть и  живущего  в
другом мире. Люди заполняли аудитории, шаркая обутыми в  сандалии  ногами.
Слухи о страшной болезни, о затмениях распространялись вокруг  земли,  как
они расползались вокруг Олдорандо.
     Люди, наблюдавшие  за  Геликонией  на  экранах  больших  телевизоров,
забывали о том, что эта планета находится от них страшно далеко. И даже те
ученые на Авернусе были отрезаны от планеты, которую они изучали. Они были
отрезаны и от родной Земли. Ведь они передавали  сигналы  на  Землю  в  то
время, когда эти аудитории еще даже не были построены, а нынешние  зрители
еще не родились. Сигналы долетали до Земли только через тысячу лет,  а  за
это время менялась не только Геликония.
     И те, кто сейчас, затаив дыхание,  смотрел  на  огромного  Аоз  Руна,
пьющего воду, смотрел, как с его бороды стекают капли  и  падают  в  реку,
даже не задумывался о том, что смотрит на человека, находящегося от него в
тысяче лет времени и в тысячу световых лет расстояния.
     Все,  что  они  сейчас  наблюдали,  это  было  технологическое  чудо,
физическая конструкция. И только метафизики могли сказать, что  существует
в данный момент: Аоз Рун или  те,  кто  смотрит  на  него.  И  все  же  не
требовалось большого ума, чтобы сделать вывод о  том,  что  макрокосмос  и
микрокосмос  взаимосвязаны,  объединены  такими  например  явлениями,  как
геллико-вирус. Такие явления объединяют макрокосмос и микрокосмос  в  одно
целое, заставляя их проникать сквозь игольное ушко выживаемости. Понимание
шкалы  малого  и  большого  может  помочь   разумным   существам   ощутить
бесконечный порядок в бесконечной Вселенной.
     Люди смотрели, и их  воображение  функционировало,  а  геллико-вирус,
несущий смерть людям на далекой планете был только плодом их воображения.


     Два йелка неслись вперед, вытянув шеи почти горизонтально. Ноздри  их
раздувались, бока были покрыты пеной.
     Их всадники были в высоких сапогах с завернутыми голенищами и длинных
плащах из серой материи. Лица  их  были  суровыми  и  серыми,  окаймленные
небольшими бородками. Каждый признал бы в них сиборнальцев.
     Каменистая тропа, по которой они ехали,  находилась  в  тени  горного
хребта. Стук копыт йелков гулко разносился по пустынной равнине.
     Это  были   разведчики   войска   воина-жреца   Фестибариатида.   Они
наслаждались  скачкой,   вдыхая   свежий   воздух,   изредка   обмениваясь
замечаниями и зорко следя, нет ли поблизости врагов.
     А за  ними  шли  пешие  сиборнальцы,  ведя  с  собой  группу  пленных
протогностиков.
     Толпа привела их к реке, на другом берегу  которой  виднелась  горная
страна.  Остроконечные  утесы  громоздились  тут  и  там,  на  их  склонах
виднелись скрюченные низкорослые деревья. Это была граница страны, которой
правил Фестибариатид.
     Разведчики нашли брод и переправились через реку. Йелки  здесь  пошли
осторожно, выбирая путь среди острых камней. Это  были  животные  северных
долин, и им не нравились горы.  Это  были  предки  тех  животных,  которых
привели с собой переселенцы с севера.  Именно  поэтому  северные  животные
находились так далеко на юге.
     В арьергарде пешего отряда  сиборнальцев  шли  пленные  мадис,  среди
которых находились и Катхаарнит-он  и  Катхаарнит-она.  Оба  они  все  еще
чесались, хотя находились в плену несколько недель.
     Подбадриваемые уколом копий, они перебрели  через  реку  и  пошли  по
каменной тропе среди гор в  селение,  которое  называлось  Новый  Акиштон,
основанное Фестибариатидом.
     Именно сюда, в это опасное место  через  несколько  недель  пришел  и
Лэйнтал Эй. Но это был уже Лэйнтал Эй, которого с трудом могли  бы  узнать
даже его  ближайшие  друзья.  Он  потерял  треть  своего  веса,  кожа  его
посерела, в глазах было странное выражение. Он походил на ходячий  скелет.
Из-за изменения веса он и двигался теперь по-другому. Лэйнтал  Эй  пережил
костную лихорадку.
     Покинув Олдорандо, он пошел на  северо-восток,  в  направлении,  куда
ушла Шей Тал со своим кортежем. Он заблудился  и  потерял  тропу.  Страна,
которую он знал с детских лет как снежную страну, белое безмолвие,  теперь
утопала в зелени.
     То, что когда-то было  пустыней,  теперь  было  полно  опасности.  Он
двигался вперед, скрываясь от всех и опасаясь  всех  -  людей,  полулюдей,
фагоров, зверей. За каждым поворотом его мог ожидать враг, отовсюду за ним
следили глаза врага, уши врага прислушивались к каждому его шагу.
     Голд очень нервничал в лесу. Хоксни были животными  открытых  равнин.
Он стал упрямым, и Лэйнталу Эй пришлось спешиться и с ворчанием вести  его
за собою.
     Наконец он выбрался к каменной  башне,  стоящей  среди  непроходимого
леса. Он привязал Голда к дереву. Вокруг все  было  спокойно.  Лэйнтал  Эй
вошел в башню. Он чувствовал себя бесконечно усталым. Наконец собравшись с
силами, он поднялся на вершину башни и тут он узнал  окрестности.  Он  уже
бывал здесь в своих одиноких скитаниях.
     Он  спустился  с  башни,  вышел  на  улицу.  Чувствуя  утомление,  он
опустился на землю, потянулся и тут же понял, что не может опустить  руки.
Костная лихорадка нанесла свой удар внезапно и Лэйнтал Эй  изогнулся  так,
как будто он хотел сломать себе спину.
     Из кустов вышли маленькие темные мужчины и женщины. Они  смотрели  на
него,  понемногу  приближаясь.  Это  были  протогностики  племени  Нондаг,
волосатые существа, ростом до пояса Лэйнтала Эй. На руках у  них  было  по
восемь пальцев, их было почти не видно из-за  густой  шерсти,  покрывающей
руки. Лица их напоминали морды ассокинов. Видимо они находились в каком-то
родстве с мадис.
     Их язык был смесью фырканья, свиста, прищелкивания  и  совершенно  не
был похож на олонецкий, хотя несомненно в нем ощущалось его  влияние.  Они
посовещались между собою и наконец решили взять с собой Сына  Фреира,  так
как его личные октавы были хорошими.
     За башней возвышалась линия райбаралов. Их толстые стволы были укрыты
густыми зарослями. Возле основания одного из деревьев  Нондаги  спустились
под  землю,  волоча  с  собою  Лэйнтала  Эй.  Они  фыркали,  выражая  свое
недовольство тем, что человек был так тяжел. Голд тоже фыркал,  видя,  что
его хозяин исчезает под землей.
     Среди корней огромного дерева  было  жилище  Нондагов.  Спали  они  в
гамаках, сплетенных  из  длинных  нитей.  Эти  сетки  предохранили  их  от
родентов, которые тоже жили под землей.
     Жизнь их была полностью лимитирована старыми обычаями.  По  обычаю  с
самого рождения выбирались короли, которым было суждено править, и  воины,
призванные защищать королей.  Воины  воспитывались  в  жестокости,  и  под
землей нередко разыгрывались битвы и погибали слабейшие. Но короли служили
символом любви и дружбы для остального племени.  Они  как  бы  сглаживали,
смягчали жестокость. Они были хранителями жизни и,  следовательно,  должны
были попытаться сохранить жизнь Лэйнталу Эй. Поэтому его и притащили сюда,
хотя он уже был при последнем издыхании.
     Одна из женщин стала для Лэйнтала Эй снуктруиксом. Она лежала рядом с
ним, ласкала его, гладила, отгоняла от него болезнь.  Теперь  Лэйнтала  Эй
терзали видения, маленькие, как мыши, большие, как горы. И когда он пришел
в себя, то в темноте обнаружил рядом с собой чужое существо, близкое,  как
жизнь. Это существо делало все,  чтобы  спасти  его,  вернуть  ему  жизнь.
Чувствуя себя призраком, он  стал  привыкать  к  новому  образу  жизни,  в
которой и ад и рай слились для него в одно целое.
     Насколько  он  смог  понять,  снуктруикс  означало  и   целитель,   и
врачеватель души, и тот, кто отгоняет злых духов.
     Он лежал в темноте, скрюченный в объятиях  болезни,  и  его  существо
покидало  его  тело  с  потом.  Вирус  сражался  изо  всех  сил,  стараясь
протолкнуть юношу сквозь ужасный  глаз  Шивы.  Лэйнтал  Эй  превратился  в
долину переплетенных нервов, на которой сражались полчища боли. И  все  же
таинственная снуктруикс была здесь, рядом, и Лэйнтал Эй не чувствовал себя
одиноким. Она дарила ему исцеление.
     Со временем армии боли  отступили.  Он  уже  стал  слышать  голоса  в
темноте и понимать, что произошло с ним. В странном языке Нондагов не было
слов, означающих пищу,  воду,  любовь,  голод,  холод,  тепло,  ненависть,
надежду, отчаяние, боль. Члены  племени,  не  занятые  битвами,  проводили
долгие часы в беседах о Бесконечном. Обыденная жизнь их  не  была  описана
словами, потому что она была обыденная. Имело смысл говорить только о том,
что важно - о Бесконечном.
     Лэйнтал Эй, несмотря на все усилия, так и не смог постичь их язык  до
такой степени, чтобы понять суть их бесед о Бесконечном. Но все же главную
мысль он ухватил:  многие  поколения  спорили  о  том,  должен  ли  каждый
растворить свое существо внутри великого  бога  темноты  Витрама,  или  же
нужно перейти в какое-либо другое состояние.
     Диспуты о том, каким должно быть другое состояние, были бесконечными,
они не прекращались даже за едой. О том, что они съели Голда,  Лэйнтал  Эй
никогда не узнал. У него аппетит пропал. Рассуждения  о  другом  состоянии
протекали сквозь него как вода.
     Это другое состояние  приравнивалось  ко  многим,  часто  неприятным,
понятиям, например, свет, битва и  тому  подобное.  Это  было  проявлением
индивидуальности. Индивидуальность противостояла воле Витрама. Но каким-то
образом  в  результате  этих  споров,  переплетающихся  между  собою   как
переплетаются  корни   райбаралов   в   земле,   оказывалось,   что   даже
противостояние воле Витрама означает покорность его воле.
     Все это было для Лэйнтала Эй смутным и непонятным, особенно  когда  в
его объятиях лежала маленькая волосатая снуктруикс.
     Она умерла не первой. Нондаги умирали спокойно,  без  жалоб  уходя  в
вечную тьму, растворяясь в ней. Лэйнтал Эй даже не сразу заметил их  уход.
Он только обратил внимание, что все меньше голосов участвовали в спорах. А
затем и снуктруикс застыла  в  неподвижности.  Лэйнтал  Эй  стиснул  ее  в
объятиях,  сам  удивляясь  тому,  что  способен  испытывать  к  ней  такую
привязанность. Нахкри-нондаги по обычаю не сопротивлялись болезни, которую
Лэйнтал Эй принес с собой под землю. Болезни и  выздоровления  не  были  в
обычаях у них.
     Снуктруикс умерла. Лэйнтал Эй долго сидел и плакал. Он так никогда  и
не увидел ее лица. Лишь руки его знали ее тело, подарившее ему свою жизнь.
     Споры о Бесконечном  подошли  к  своему  концу.  Последние  фырканья,
прищелкивания, свист затихли во мраке. Ничто так и не  было  решено.  Даже
смерть показала свою нерешительность. Обращаясь к  каждому  индивидуально,
она поразила всех. Только Витрам мог сказать,  доволен  он,  или  нет.  Но
Витрам, как присуще всем богам, хранил молчание.
     Пораженный ужасом, Лэйнтал Эй собрал все силы, чтобы придти  в  себя.
На четвереньках он пополз через трупы своих спасителей, чтобы  найти  путь
наружу. Жуткая величественная тьма подземелья давила на него.
     Он говорил себе, как бы стараясь поддержать угаснувшие споры:
     - У меня есть своя индивидуальность,  что  бы  там  ни  говорили  мои
друзья Нондаги. Я знаю, что я - это я, и я не смогу выбраться отсюда, если
не буду самим собой. Значит, мне нужно быть в мире с  самим  собой.  Я  не
собираюсь вмешиваться в их бесплодный спор, но по крайней мере узнаю,  что
произойдет со мной. Я принадлежу только себе, и останусь  ли  я  жив,  или
умру, я буду вести себя в соответствии со своими принципами  и  желаниями.
Мне не стоит искать Аоз Руна. Он мне не хозяин. Я  сам  себе  господин.  И
вовсе не из-за Ойры я ушел из города, стал изгнанником. Такие  решения  не
могут принимать рабские натуры...
     Так он говорил себе, убеждая себя, пока эти  слова  не  потеряли  для
него всяческий смысл. Путаясь в лабиринте корней, он  не  находил  выхода.
Много раз он бросался  вперед  в  надежде  увидеть  свет,  но  каждый  раз
натыкался на новое, еще более плотное сплетение корней,  на  все  новые  и
новые трупы Нондагов, возле которых уже  копошились  роденты,  пожирая  их
внутренности.
     Пробираясь через одну из  широких  пещер,  Лэйнтал  Эй  наткнулся  на
одного из королей. В темноте различие их размеров не играло никакой  роли.
Король бросился на Лэйнтала Эй, растопырив когти и рыча.  Юноша  покатился
по земле, отбрыкиваясь ногами. Он пытался  достать  свой  кинжал,  но  это
существо рвалось вперед, стараясь добраться до горла. Лэйнтал Эй навалился
на него всей тяжестью, но безрезультатно. Удар локтем прямо в лицо  слегка
умерил ярость короля, но через мгновение тот снова  бросился  на  Лэйнтала
Эй. Две фигуры, сплетясь в одну, катались по  земле  в  кромешной  тьме  в
смертельной схватке.
     Только  что  оправившийся  после  смертельной  болезни,  Лэйнтал   Эй
понемногу стал слабеть. Когти царапали его,  конец  приближался.  И  вдруг
что-то вторглось в это сражение. Дикий крик и щелканье  заполнили  пещеру.
Сознание Лэйнтала Эй уже мутилось  и  он  не  сразу  понял,  что  в  битву
вмешался третий. Один из воинов Нондагов. Воин  вонзил  ядовитые  клыки  в
короля.
     Лэйнтал Эй,  отчаянно  брыкаясь,  откатился  в  сторону  и,  выхватив
кинжал, прижался к стене  в  темном  углу.  Выставив  вперед  ноги,  чтобы
защититься от фронтальной атаки, он стал ощупывать землю вокруг себя  и  к
счастью обнаружил узкую дыру. Лэйнтал Эй буквально  ввинтил  свое  тело  в
щель. До болезни он ни за что не смог бы пробраться туда. Через  некоторое
время он очутился в небольшой впадине. Разгребя руками  сухие  листья,  он
растянулся на земле, тяжело дыша. Со страхом  он  прислушивался  к  звукам
битвы, продолжающейся позади.
     - Свет, ради Вутры? - выдохнул  он.  Впереди  что-то  смутно  серело.
Кажется он был на самой окраине царства тьмы.
     Страх погнал его вперед, к свету. Извиваясь, как червяк, он  выбрался
на воздух и, дрожа всем телом, встал возле толстого ствола райбарала. Свет
струями обливал его, низвергаясь из неба-озера.
     Еще долго он стоял, стирая кровь и грязь со своего тела. Взглянув  на
землю, он увидел свирепое мохнатое лицо, выглянувшее из коры, и  мгновенно
скрывшееся из вида. Да, он только что выбрался из государства Нондагов,  и
его визит не принес им счастья.
     Он вспомнил о снуктруикс. Жалость и благодарность ощутил он.
     По небу плыло одно из светил. Беталикс висел  над  самым  горизонтом.
Его  лучи  были  направлены  почти  параллельно  земле.  Они   пронизывали
молчаливый лес, создавая зловеще красивую картину из океана листьев.
     Кожа Лэйнтала Эй  висела  лохмотьями.  Из  многочисленных  царапин  и
ссадин сочилась кровь. Кошмарная схватка в  темноте  не  прошла  для  него
даром.
     Лэйнтал Эй осмотрелся, позвал Голда, но без  особой  надежды.  Он  не
ждал, что снова увидит своего хоксни.
     Охотничий инстинкт подсказал ему, что не следует оставаться здесь. Он
может оказаться жертвой нападения, а он был слишком слаб, чтобы  выдержать
новую схватку.
     Он прислушался к райбаралу. Внутри  что-то  копошилось  и  шелестело.
Витрам приказал своим подданным жить внутри дерева и изредка  выплескивать
свою ярость на внешний мир, столь несправедливый к протогностикам. Что  же
будет делать Витрам, подумал Лэйнтал Эй, когда умрут все Нондаги? Ведь ему
придется тогда поменять свою индивидуальность.
     - Проснись! - приказал он себе, чувствуя, что его мысли разбегаются в
стороны. Сейчас он не  видел  той  старой  разрушенной  башни,  с  помощью
которой  он  смог  бы  ориентироваться.  Поэтому,  повернувшись  спиной  к
Беталиксу, он побрел по лесу, совершенно не чувствуя ног.
     Шли дни. Он прятался от отрядов фагоров и других врагов. Голода он не
ощущал. Болезнь лишила его аппетита, и мозг его был не затуманен ничем. Он
размышлял о том, что говорили ему Ври, Шей Тал, его мать и бабка. Скольким
же он обязан женщинам? А снуктруикс? Он чувствовал, что мир, в котором  он
живет, добр к нему, что ему все время будет везти и воздух  благословенным
потоком наполнял его легкие.
     И так, в легком полусне, он шел вперед, туда,  где  было  расположено
селение сиборнальцев, известное под названием Новый Акиштон.


     Новый Акиштон  жил  в  постоянном  состоянии  возбуждения.  Колонисты
любили его за это.
     Селение  занимало  большую  площадь.  Вдоль  периметра  располагались
хижины и забор с редкими сторожевыми  башнями.  Фермы  и  поля  находились
внутри огороженного пространства, а в центре находилось  скопление  домов,
магазинов, складов, помещений, где содержались  пленные.  А  венцом  всего
являлась круглая башня - Храм Всеобщего Мира.
     Везде  деловито  сновали  мужчины   и   женщины.   Бездельничать   не
приходилось никому. Вез