ая момент, чтобы перекусить у
животного  жилу  возле  копыта,  после  чего  жертва,  рухнув  на   землю,
оставалась неподвижной и беспомощной.
     Мимо выступа проходили последние фагоры. То ли из-за боязни  хищников
с  отвисшими  животами,  то  ли  желая  поскорее  пройти  это  вытоптанное
пространство, фагоры не обращали внимания на отставших животных.
     Наконец Алехо поднялся и знаком приказал сыну сделать  то  же  самое.
Они стояли, крепко держа в руках копья, а  затем  соскользнули  на  ровную
землю.
     - Отлично, - сказал Алехо.
     Снег был усеян трупами животных, и особенно по берегам Варка. Полынья
была забита огромными тушами. Некоторые из  тех  животных,  которые  легли
спать прямо там, где стояли, примерзли к  земле  и  превратились  в  глыбы
льда.
     Обрадованный возможностью двигаться, Юлий с криками бегал и прыгал по
запорошенной снегом земле. Но когда  он,  перепрыгивая  с  опасностью  для
жизни с одной бесформенной глыбы на другую,  бросился  к  замерзшей  реке,
отец властным окриком призвал его к порядку.
     Отец указал сыну на то место, где подо льдом двигались едва  заметные
тени, оставляя за собой пузырьки воздуха. После  них  в  мутной  среде,  в
которой они плыли, оставался алый след. Пробуривая слои льда,  они  упорно
шли к тому месту, где  лежали  застывшие  животные,  чтобы  устроить  себе
кровавый пир.
     По воздуху уже прибывали другие хищники. С востока и угрюмого  севера
прилетели большие белые птицы,  тяжело  взмахивая  крыльями  и  размахивая
клювами, с помощью которых они долбили лед, чтобы  достать  замерзшее  под
ним мясо. Пожирая добычу, они посматривали на охотника и его сына глазами,
полными птичьей расчетливости.
     Но Алехо не стал терять на них времени. Приказав  Юлию  следовать  за
собой, он пошел к тому месту, где стадо наткнулось на поваленные  деревья,
криками и копьем отпугивая хищников. Здесь можно было легко подступиться к
мертвым животным. Хотя они были истоптаны копытами своих  собратьев,  одна
часть тела оставалась в  неприкосновенности.  Череп.  Лезвием  ножа  Алехо
разомкнул мертвые челюсти и  ловко  отсек  толстый  язык.  По  его  кистям
потекла кровь. Тем временем Юлий ползал по стволам деревьев, собирая сухие
ветки. Ему пришлось ногой  отгрести  снег  от  поваленного  ствола,  чтобы
устроить защищенное место для небольшого  костра.  Обмотав  тетиву  вокруг
заостренной палки, он принялся тянуть ее взад и вперед. Кучка щепок  стала
тлеть. Юлий осторожно подул. Маленький язычок  пламени  взметнулся  вверх,
как это часто бывало на его глазах под магическим дыханием  Онессы.  Когда
костер разгорелся, Юлий поставил на него свой  бронзовый  котел,  набил  в
него снега и добавил соли. Соль всегда была в  кожаном  мешочке  при  нем.
Когда отец подошел, держа в руках семь слизистых языков, все было  готово.
Языки скользнули в котел.
     Четыре  языка  предназначались  Алехо,  три  для   Юлия.   Они   ели,
удовлетворенно чавкая. Юлий  все  время  пытался  поймать  взгляд  отца  и
улыбкой дать ему понять, как он доволен, но Алехо хмурил брови, разжевывая
пищу, и не поднимал глаз от вытоптанной земли.
     Впереди было много работы. Еще не кончив есть, Алехо поднялся на ноги
и ногой разбросал тлеющие угли. Питающиеся падалью птицы тотчас взвились в
воздух, а затем снова уселись продолжать свою трапезу. Юлий вылил  остатки
из горшка и привязал его к ремню.
     Они были на том месте, где большое стадо животных  достигло  западных
пределов своей миграции. Здесь, на возвышенности, они  обыкновенно  искали
лишайник под снегом и питались косматым зеленым  мхом.  Здесь,  на  низком
плато, некоторые животные завершали свой жизненный цикл, производя на свет
потомство. Именно к этому плато в  миле  от  них  и  устремились  в  сером
полумраке отец с сыном. Вдали они увидели группы охотников, направлявшихся
туда же. Каждая группа намеренно не обращала внимания  на  других.  Но  ни
одна из групп, как заметил Юлий, не состояла всего лишь из  двух  человек.
Это было проклятие его семьи - ведь они  были  уроженцами  не  Равнины,  а
Перевала. Для них все доставалось с большим трудом.
     Они шли, согнувшись, вверх по склону. Их путь был  усеян  валунами  -
следами  древнего   моря,   которое   когда-то   отступило   перед   лицом
надвигающегося холода, - но об этом они ничего не знали и не хотели знать.
Для них было важно только настоящее.
     Стоя на краю плато, они прикрывали свои глаза ладонью от  обжигающего
холодом ветра, вглядываясь вдаль. Большая часть стада  исчезла.  Все,  что
осталось, так это  едкий  запах  и  рои  насекомых.  Да  еще  остались  те
животные, которые должны были дать жизнь потомству.
     Среди этих обреченных животных были не только йелки,  но  и  стройные
гуннаду и массивные гигантские бийелки.  Они  лежали  неподвижно,  занимая
огромную площадь, мертвые, или почти мертвые,  изредка  вздымая  бока  при
вдохе. Охотники пробирались между тушами умирающих животных. Алехо  указал
рукой в направлении группы сосен, возле которых лежало  несколько  йелков.
Юлий стоял неподвижно и смотрел,  как  его  отец  приканчивал  беспомощное
животное, которое с трудом пробивало себе дорогу в серый мир вечности.
     Подобно громадным бийелкам и гуннаду, йелк был некрогеном:  он  давал
жизнь потомству только через свою смерть. Животные  были  двуполы.  Иногда
самки, иногда самцы. Природа наградила  их  примитивными  органами,  среди
которых не нашлось места яичнику  и  матке,  как  у  млекопитающих.  После
совокупления изверженная сперма развивалась в теплой внутренности  в  виде
личинкообразных форм, которые развивались, пожирая желудок своих матерей.
     Наступал момент, когда йелк-личинки достигали главной артерии и тогда
они распространялись, подобно семенам на  ветру,  по  всему  телу-хозяину,
вызывая его смерть в течении  короткого  времени.  Данное  событие  всегда
имело место в то время, когда большие остатки  стада  достигали  плато  на
западной границе своей миграции. Так  это  происходило  в  течение  многих
веков, которых никто не мог бы сосчитать.
     Как только Алехо и Юлий склонились над животным, его желудок  сжался,
как пустой мешок.  Голова  откинулась  и  животное  испустило  дух.  Алехо
торжественно всадил в тело копье. Оба встали на  колени  и  своими  ножами
вспороли брюхо животного.
     Личинка йелка была внутри - размером с ноготь. Ее было едва видно, но
эти личинки чудесны  на  вкус  и  очень  питательны.  Они  помогут  Онессе
избавиться  от  болезни.  Под  воздействием  морозного   воздуха   личинки
погибали.  Если  бы  их  оставили  в  покое,  личинки  йелка  жили  бы   в
безопасности внутри шкур  своих  родителей.  В  границах  своей  маленькой
темной вселенной они без всякого колебания пожирали бы друг  друга.  Много
кровавых битв происходило  бы  в  аорте  и  других  артериях.  Посредством
последовательных метаморфоз, они увеличивались бы в размере, уменьшаясь  в
количестве. И наконец из горла или из заднего прохода появились бы два или
даже три уже активно передвигающихся йелка. Их появление в  этом  голодном
мире совпадало с началом обратной миграции  на  северо-восток,  в  сторону
Чалки, и они таким образом избегали смерти под копытами своих сородичей.
     Здесь и по  всему  плато,  среди  размножающихся  и  в  то  же  время
умирающих животных, стояли толстые каменные колонны. Они были  установлены
более древней расой людей. На каждом столбе был вырезан простой рисунок  -
круг или колесо с меньшим кругом внутри. От центрального круга к  внешнему
отходили две изогнутые спицы. Никто из находившихся на  сотворенном  морем
плато, будь то человек или  животное,  не  обращал  на  эти  разрисованные
столбы внимания.
     Все внимание Юлия было поглощено добычей. Он  отрывал  полосы  шкуры,
связывал их в грубое подобие мешка  и  соскребал  туда  умирающие  личинки
йелка. Тем временем его отец разделывал тушу. Каждый кусок  мертвого  тела
мог пригодиться. Из самых длинных костей можно соорудить  сани,  перевязав
их полосками кожи. Рога будут служить полозьями. Это значительно  облегчит
им путь домой, так как повозка будет загружена  доверху  крупными  кусками
мяса спинной и задней части и накрыта оставшейся частью шкуры.
     Они сосредоточенно  работали,  тяжело  дыша  от  напряжения.  Над  их
головами в струйках пара кишела мошкара.
     Вдруг Алехо громко вскрикнул, упал, затем вскочил и попытался бежать.
     Юлий в ужасе оглянулся.  Три  огромных  фагора  подкрались  из  своей
засады  среди  сосен  и  сейчас  стояли  над  ними.  Двое   бросились   на
свалившегося Алехо и ударами дубинок свалили  его  в  снег.  Другой  резко
ударил Юлия. Он, вопя, покатился в сторону.
     Они совершенно забыли о той опасности, которую представляли фагоры, и
поэтому пренебрегли осторожностью. Откатившись  в  сторону  и  вскочив  на
ноги, Юлий ловко уклонился от рассекшей  воздух  дубинки.  Неподалеку  над
подыхающими йелками спокойно трудились другие охотники, так  же,  как  это
только что делали он и его отец. Они  были  преисполнены  такой  решимости
закончить работу, соорудить сани и  исчезнуть  -  угроза  голодной  смерти
надвигалась все ближе и ближе, - что не  прерывали  свою  работу,  а  лишь
изредка бросали взгляд на свалку. Все было бы  по  другому,  если  бы  они
приходились  родичами  Алехо  и  Юлию.  Но  это   были   жители   Равнины,
приземистые, недружелюбные люди. Юлий напрасно звал их на помощь. Один  из
них швырнул окровавленную кость в фагоров, на этом его помощь и кончилась.
     Увернувшись от дубинки, Юлий  бросился  бежать,  но  поскользнулся  и
упал. К нему стремительно  приближался  фагор.  Инстинктивно  Юлий  принял
оборонительную позу, опираясь на колено. Когда фагор кинулся на него, Юлий
резким движением всадил ему кинжал в живот снизу вверх.  С  удивлением  он
почувствовал, как его рука глубоко ушла в жесткую  шерсть  противника,  из
которой тотчас же рванул густой золотистый поток крови. Но противник сумел
ударить его, и Юлий снова покатился, на  этот  раз  сознательно,  стараясь
убраться подальше от опасности. Укрывшись  за  спину  мертвого  йелка,  он
тяжело дыша взглянул на мир, который вдруг стал таким враждебным.
     Его противник упал, затем поднялся, прижав к  золотому  расплывшемуся
пятну свои огромные ороговевшие лапы и пошатываясь, ничего не  видя  перед
собой, заорал: "Ооооо!", затем рухнул на землю и больше не двигался.
     Поверженный Алехо лежал, скорчившись, на земле. Фагоры подняли его, и
один из них взвалил его на плечи. Оба оглянулись  на  своего  неподвижного
собрата, взглянули друг на друга, что-то прокричали и двинулись прочь.
     Юлий встал. Ноги его в меховых штанах подрагивали. Он  не  знал,  что
ему делать. Отрешенно, он обошел тело фагора, которого убил - будет о  чем
похвастаться перед матерью и братьями - и бросился  к  месту  схватки.  Он
поднял свое копье и затем, после минутного колебания, забрал  также  копье
своего отца. После этого он отправился вслед за фагорами.
     Они устало тащились впереди и было видно, как им  тяжело  подниматься
вверх по склону со своею ношей. Вскоре они заметили  мальчика,  следующего
за ними, несколько раз оглянулись, пытаясь  угрозами  и  криками  отогнать
его. По-видимому, они не сочли нужным тратить на него копье.
     Когда к Алехо вернулось сознание, оба фагора остановились,  поставили
его на ноги и, подбадривая ударами в спину, погнали впереди себя.  Свистом
Юлий подал  знак,  что  он  рядом,  но  каждый  раз,  когда  отец  пытался
обернуться, он получал от одного из фагоров такой удар в спину,  что  едва
удерживался на ногах.
     Фагоры вскоре сравнялись с компанией своих  соплеменников.  Это  были
самка и два самца. Один из самцов был стар и  шагал,  тяжело  опираясь  на
палку. Он то и дело спотыкался о кучи навоза, оставленные йелками.
     Наконец туши животных перестали попадаться и запах исчез. Они шли  по
тропинке, ведущей вверх, по которой не проходило стадо. Ветер утих,  и  на
склонах стали появляться нарядные деревца.  Тут  и  там  виднелись  фигуры
фагоров, карабкающихся вверх. Многие из них сгибались под тяжестью  трупов
йелков. А за ними крался семилетний мальчик, старавшийся  не  упустить  из
вида своего отца. Сердце его было полно страха.
     Воздух был густым и тяжелым, как будто кто-то  наколдовал.  Шаг  стал
медленным. Лиственницы уже были видны и фагоры стали сбиваться  в  крупные
группы. Их грубое пение, издаваемая ороговевшими языками, звучало  громко,
переходя в жужжание, которое временами достигало оглушительного накала,  а
затем затихало. Юлий был объят ужасом и  отставал  все  больше  и  больше,
стремительно перебегая от дерева к дереву.
     Он не мог понять, почему Алехо не пытается оторваться и убежать  вниз
по склону. Тогда он смог бы снова взять свое копье и они  вдвоем  перебили
бы всех этих косматых фагоров. Вместо этого  он  продолжал  оставаться  их
пленником, и сейчас его более хрупкая фигура затерялась среди толпы рослых
фагоров в спустившихся на деревья сумерках.
     Гудящая песня резко взметнулась  вверх  и  снова  замерла...  Впереди
мерцал дымчато-зеленый свет, предвещавший новые события.
     Юлий, крадучись, продвигался вперед, а затем, наклонившись,  метнулся
к  следующему  дереву.  Впереди  маячило  подобие  здания  с  приоткрытыми
двойными воротами, за которыми был виден слабый свет огня.  Фагоры  что-то
прокричали и ворота распахнулись  шире.  Фагоры  толпой  повалили  внутрь.
Стало видно, что свет исходил от головни, которую один из фагоров держал в
руке.
     - Отец! Отец! - закричал Юлий. - Беги! Я здесь!
     Ответа не было. В темноте, которая казалась еще более  плотной  из-за
света факела, невозможно было рассмотреть, был ли Алехо  уже  за  воротами
или нет. Несколько фагоров  обернулось  на  крик  с  равнодушным  видом  и
беззлобно пугнули Юлия.
     - Проваливай отсюда! - крикнул один из них по-олонецки. Фагорам нужны
были только взрослые мужчины в качестве рабов.
     Последняя рослая фигура вошла в здание, и ворота захлопнулись. Юлий с
плачем подбежал к ним и стал барабанить по плохо обструганному дереву.  За
воротами раздался звук задвигаемого засова. Долгое время мальчик оставался
неподвижным, упершись лбом в шершавое дерево,  отказываясь  примириться  с
тем, что произошло.
     Ворота были вделаны в фундамент из грубо  обработанных  глыб.  Зазоры
между  глыбами  были  плотно  наполнены  длинным  мхом.  Данное   строение
представляло собою не более чем вход в одну из подземных пещер, в которых,
как было известно Юлию,  жили  фагоры.  Они  были  ленивыми  существами  и
предпочитали, чтобы за них работали люди.
     Некоторое время Юлий топтался  возле  ворот,  затем  полез  вверх  по
крутому склону и вскоре наткнулся на то, что искал:  дымовую  трубу.  Она,
имея внушительный диаметр, была раза в  три  выше  его.  Юлий  стал  легко
карабкаться вверх, поскольку труба сужалась  кверху,  а  плохо  пригнанные
грубые камни, из которых она была сложена,  давали  возможность  упереться
ногами. Камни были не так холодны, как можно было ожидать.
     Взобравшись  наверх,  он  неосторожно  высунулся  вперед  и  тут   же
отпрянул, потерял опору и упал правым плечом вперед, покатившись по снегу.
     Ему в лицо ударила струя горячего  зловонного  воздуха,  смешанная  с
древесным  дымом  и  застоявшимися  испарениями.  Дымовая  труба  являлась
вентиляционной системой для бесчисленных жилищ фагоров  под  землей.  Юлий
понял, что  отец  безвозвратно  потерян  для  него,  что  ему  никогда  не
проникнуть внутрь.
     Удрученный  Юлий  сидел  на  снегу.   Его   ноги   покрывали   шкуры,
зашнурованные до колен. На нем были штаны и  куртка  из  медвежьей  шкуры,
подогнанная его матерью, с мехом внутрь. Кроме того, на нем была  парка  с
капюшоном. Онесса, когда чувствовала себя хорошо,  украсила  парку  белыми
хвостами кроликов - по три хвоста на каждое  плечо,  и  отделала  воротник
узором из красных и синих бус. Несмотря  на  это  Юлий  представлял  собой
плачевное зрелище. Парка его была заляпана жиром, мех  одежды  свалился  в
грязную массу. Лицо его, обычно светло-желтого или  бежевого  цвета,  было
покрыто грязными полосами,  а  волосы  маслянисто  блестели  на  висках  и
воротнике. У него защипало в плоском носу, а рот, широкий чувственный рот,
стал  непроизвольно  кривиться,  открывая  осколок  зуба  в  ряду   других
белоснежных зубов, и он заплакал, в бессильном отчаянии ударяя кулаком  по
земле.
     Затем он поднялся, бесцельно зашагал между  одинокими  лиственницами,
таща за собой копье отца. Ему ничего не оставалось, как повернуть назад  и
попытаться найти обратную дорогу к матери, если только он вообще сможет ее
найти среди бескрайнего снега.
     Он вдруг понял, что голоден.
     Придя в отчаяние от одиночества, он яростно  забарабанил  в  закрытые
ворота.  В  ответ  не  раздалось  ни  звука.  Пошел  снег,  медленно,   не
прекращаясь ни на минуту. Он  стоял,  подняв  кулаки  над  головой.  Затем
плюнул, и плевок повис на воротах. Это отцу. Юлий возненавидел его за  то,
что тот оказался таким  слабаком.  Он  вспомнил  все  побои,  которые  ему
пришлось вынести от отца. Почему же отец не побил фагоров?
     Наконец он с отвращением отвернулся и зашагал сквозь  снежную  пелену
вниз по склону.
     Копье отца он швырнул в кустарник.


     Голод был сильнее усталости и погнал его вперед, пока он не  добрался
до берега Варка. Но его надежды  были  тут  же  разбиты.  Все  йелки  были
съедены. Хищники, хлынувшие со всех сторон, сожрали все без остатка. Возле
реки были видны лишь скелеты и груды костей.
     Он завопил от отчаяния и ярости.
     Река вновь замерзла, и на твердом льду лежал снег. Он  расшвырял  его
ногой. Во льду виднелись туши вмерзших животных. Голова  одного  свесилась
вниз, в мутный поток. Большие рыбы клевали ее глаза.
     Орудуя копьем, Юлий просверлил отверстие во льду, расширил его и стал
ждать, держа копье наготове. В воде мелькнули  плавники.  Он  нанес  удар.
Когда он потянул копье на себя, на острие копья затрепетала рыба в голубых
тонах, разинувшая рот от удивления. Она была размером в  две  его  ладони.
Поджаренная на маленьком огне, рыба оказалась удивительно  вкусной.  Он  с
удовлетворением отрыгнул, затем, опершись на бревна,  проспал  целый  час.
После  этого  он  зашагал  на  юг  по  тропе,  которую  почти   уничтожили
мигрирующие животные.
     Фреир и Беталикс  сменяли  на  небе  друг  друга,  а  он  все  шел  -
единственное движущееся существо в этой снежной пустыне.


     - Мать! - крикнул старый Хаселе своей жене, еще  не  дойдя  до  своей
лачуги. - Мать, взгляни, что я наше л возле Трех Арлекинов.
     Его сморщенная от старости жена Лорел, хромая с детства,  проковыляла
к двери, высунула нос на улицу, где холодный воздух обжигал все  живое,  и
проговорила:
     - Плевать на то, что ты нашел. К тебе по делу из  Панновала  приехали
люди.
     - Из Панновала? Вот они удивятся, когда увидят, что я  нашел  у  Трех
Арлекинов. Иди, помоги мне. Не всю же жизнь тебе сидеть в этой хибаре.
     Дом был чрезвычайно примитивен. Он состоял из кругового нагромождения
валунов,  некоторые  из  которых  были   выше   человеческого   роста,   с
проложенными над ними досками и бревнами,  а  сверху  все  это  сооружение
покрывали шкуры, поросшие дерном. Отверстия между валунами  были  заделаны
мхом и  липкой  грязью,  так  что  все  сооружение  напоминало  дикобраза,
отошедшего в мир иной. К основному  строению  были  добавлены  пристройки,
выполненные  в  том  же  духе,  что  и  основное  жилище.  В  хмурое  небо
поднимались бронзовые трубы, мирно попыхивая дымком. В некоторых  комнатах
сушились меха и шкуры, в других они продавались. Хаселе  был  торговцем  и
ловцом животных, и зарабатывал достаточно, чтобы к концу жизни обзавестись
женой и упряжкой в три собаки.
     Дом Хаселе примостился