Брайан ОЛДИСС

                              ВЕСНА ГЕЛИКОНИИ




                               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


                                    ЮЛИЙ

     Вот как Юлий, сын Алехо, пришел в страну под названием Олдорандо, где
его потомки стали процветать в те лучшие дни, которые вскоре наступили.


     Юлию сравнялось семь лет, и он уже был практически взрослый  мужчина.
Он сидел, согнувшись, под кожаным пологом вместе со своим отцом,  устремив
взор в пустынный простор земли, которая даже тогда называлась  Кампанилат.
Он стряхнул с себя легкую дремоту после того как отец ткнул его  локтем  в
бок и хрипло произнес:
     - Буря затихает.
     Сильный ветер с запада дул уже три дня, неся с собой снег и льдинки с
Перевала. Он заполнял весь  мир  воющим  свистом,  подобно  громоподобному
голосу, которого не мог понять человек, и превратил весь мир в  серо-белый
мрак. Выступ, под которым был устроен  полог,  плохо  защищал  от  сильных
порывов ветра. Отцу и сыну ничего не оставалось, как лежать, закутавшись в
шкуры, дремать, изредка отправляя в рот куски копченой  рыбы,  и  слушать,
как над их головами неистовствует стихия.
     По мере того  как  ветер  стихал,  усиливался  снегопад.  Снег  падал
густыми  хлопьями,  извиваясь,  подобно  парящему  перу  над  безрадостной
пустыней. Хотя Фреир стоял высоко в небе, -  ведь  охотники  находились  в
пределах тропиков, - оно казалось застывшим. Над их головами  переливалось
всеми  красками  позолоченной  шали  сияние,  концы  которого,   казалось,
касались земли, тогда как его складки поднимались все выше и выше, исчезая
в свинцовом зените небосвода. Сияние давало мало света, не  говоря  уже  о
тепле.
     Отец и сын поднялись, повинуясь инстинкту, потянулись, топая ногами и
энергично хлопая себя по крепким туловищам. Никто не  проронил  ни  слова.
Говорить было не о чем. Они знали, что йелки уже скоро  появятся.  Им  уже
недолго оставалось нести эту вахту.
     Хотя местность была пересеченной, снег  и  лед  придавали  ей  весьма
невыразительный вид. Позади находилось возвышение,  покрытое,  как  и  все
здесь, белым саваном. Только на севере  проглядывала  темно-серая  мрачная
полоса, где небо в кровоподтеках сливалось с морем. Взоры мужчин были  все
время устремлены на восток. Когда они немного согрелись, то вновь  уселись
на шкуры, погрузившись в томительное ожидание.
     Алехо сел, положил свой  локоть,  облаченный  в  мех,  на  камень,  и
засунул большой  палец  глубоко  в  рот  под  левую  щеку.  Тем  самым  он
поддерживал вес своего черепа, упираясь пальцем в скульную кость и защищая
глаза согнутыми пальцами в перчатках.
     Сын его отличался меньшим  терпением.  Ему  не  лежалось  на  шкурах,
сметанных на скорую руку. Ни он, ни его отец не  были  рождены  для  этого
вида охоты. Охота на медведя - другое дело. На медведя  охотились  еще  их
отцы, там, на Перевале. Однако сильный холод, которым  дышали  проходы  на
Перевале, выгнал их вместе с больной Онессой на эти  равнины  с  их  более
мягким климатом. Вот почему Юлий был так неспокоен, так возбужден.
     Его больная мать и сестра находились всего в нескольких милях от них.
Его дяди, вооруженные копьями из слоновой кости, отправились  на  санях  к
замерзшему  морю.  Юлию  очень  хотелось  знать,  как  они  пережили   эту
многодневную бурю. Может быть именно сейчас они пируют, собравшись  вокруг
бронзового котла, в котором варится рыба или  куски  тюленьего  мяса.  При
мысли о мясе, таком шершавом на языке, во рту у  него  навернулась  слюна.
Сглотнув ее, он ощутил мясной привкус, а в  животе,  в  голодном  желудке,
екнуло.
     - Смотри! - локоть отца коснулся его руки.
     Высокая, цвета железа, стена быстро поднималась к  небу,  отчего  все
покрылось тенью, превратившись в какое-то пятно без  очертаний.  Ниже  под
обрывом, где они расположились, лежала в тисках льда великая река  Варк  -
так, по крайней мере, они ее называли. Снег, покрывающий ее, был настолько
глубок, что вряд ли кто-нибудь догадался бы, что это река. Стоя по  колени
в сугробе, они услышали слабый звон под ногами. Алехо остановился,  уперся
концом копья в лед, а другой конец приложил к уху. Он долго  прислушивался
к темному потоку воды где-то у себя под ногами. Противоположный берег реки
неясно вырисовывался своими холмами, кое-где помеченными  темными  пятнами
деревьев, полузасыпанных снегом.  А  дальше  тянулась  безлюдная  равнина,
вплоть до линии коричневого цвета, которую можно  было  бы  различить  под
мрачной шалью далекого неба на востоке.
     Юлий, не мигая, пристально вглядывался в эту линию. Конечно, отец был
прав. Он знал все. Сердце Юлия наполнилось гордостью -  ведь  он  был  сын
Алехо. Шли йелки.
     Через несколько минут уже можно было различить первый  ряд  животных,
движущихся  плотным  фронтом,  поднимая  снежную  пыль   своими   точеными
копытами.  Они  двигались,  наклонив  головы,  а  сзади  них   бесконечной
вереницей шли подобные им. Юлию показалось, что животные заметили их и шли
прямо  на  них.  Он   с   беспокойством   взглянул   на   Алехо,   который
предостерегающе поднял палку.
     - Спокойно.
     По телу Юлия пробежала  дрожь.  Приближалась  пища,  которой  хватит,
чтобы накормить каждого из тех племен, на которые снисходил свет Фреира  и
Беталикса и которым улыбалась Вутра.
     Животные приближались со  скоростью  быстро  идущего  человека.  Юлий
пытался определить размеры этого огромного стада.  Уже  половина  видимого
пространства была  заполнена  движущимися  животными,  рыжевато-коричневые
шкуры которых все появлялись и  появлялись  на  восточном  горизонте.  Что
таилось там? Какие тайны, какие ужасы? И все же,  страшнее,  чем  Перевал,
там ничего не могло быть. Чем этот Перевал, с его обжигающим холодом  и  с
тем огромным красным зевом, который Юлий однажды увидел через  разорванные
мчащиеся облака. Из этого зева на дымящиеся склоны холмов изрыгалась лава.
     Уже можно было увидеть, что живая масса животных состояла  не  только
из йелков, хотя те  составляли  большую  часть.  Среди  движущегося  стада
возвышались подобно валунам на равнине более крупные особи.  Они  походили
на йелков своими удлиненными черепами, над которыми возвышались угрожающие
точеные изогнутые рога,  такими  же  косматыми  гривами,  лежащими  поверх
толстой свалявшейся шкуры, теми же горбами, расположенными ближе  к  заду.
Но эти животные были в полтора раза крупнее йелков, окружавших их со  всех
сторон. Это были гигантские бийелки, грозные животные, способные нести  на
своей спине одновременно двух мужчин... Так, по крайней  мере,  утверждали
дяди Юлия.
     В стаде были и другие животные. Это гуннаду, шеи которых  поднимались
тут и там по  краям  стада.  Масса  йелков  тупо  шла  вперед,  а  гуннаду
возбужденно сновали вдоль ее флангов и их маленькие  головки  подпрыгивали
на  конце  длинной  шеи.  Самой  замечательной  особенностью  у  них  были
гигантские уши, которые беспрепятственно поворачивались в разные  стороны,
чтобы уловить признаки неожиданной опасности.  Это  были  первые  двуногие
животные, которых видел Юлий. Их длинное косматое тело держалось  на  двух
мощных ногах. Гуннаду двигались вдвое быстрее, чем йелки  и  бийелки,  они
покрывали вдвое большее расстояние, чем эти  гиганты,  но  все  же  каждое
животное занимало в стаде именно то место, которое было обусловлено  давно
сложившимися взаимоотношениями.
     Тяжелый гул нарастал с приближением стада. С того места,  где  лежали
Юлий с отцом, можно было различить три вида животных  только  потому,  что
охотники знали, что они там должны  быть.  В  слабом  свете  все  животные
сливались в темную  колеблющуюся  массу  с  неясными  очертаниями.  Черное
облако двигалось быстрее стада  и  теперь  уже  полностью  заволокло  весь
Беталикс так, что смелые  охотники  много  дней  не  смогут  увидеть  его.
Колеблющийся ковер животных катился по равнине, индивидуальные перемещения
в стаде были различимы не более, чем подводные течения в бурной реке.
     Туман сгустился над стадом,  еще  плотнее  окутав  его.  От  животных
исходил запах пота, тепло, над  ними  роились  тучи  насекомых,  способных
существовать только вблизи теплых живых тел.
     У Юлия участилось дыхание. Он увидел, что первые ряды уже ступили  на
берега заснеженного Варка. Они были совсем рядом - и подходили еще  ближе.
Весь  мир  превратился  в  одно  огромное,  пышущее  жаром  животное.   Он
выжидательно взглянул на отца. Хотя Алехо заметил взгляд сына, он  остался
таким же - внимательно смотрящим вперед прищуренными от холода глазами под
набрякшими от мороза веками. Зубы его хищно блестели.
     - Спокойно, - приказал он.
     Живая масса накатилась на скованные льдом берега реки,  которая  там,
внизу, несла свои воды. Уже можно было разглядеть отдельных животных.  Они
шли с низко опущенными  головами.  Ярко  блестели  белки  глаз.  Из  пасти
стекала зеленая струйка слюны. Пар, вырывающийся  из  их  ноздрей,  оседал
кристалликами на шкурах. Многие животные были совершенно  измучены.  Шкура
их была покрыта грязью, экскрементами, свисала клочьями.  У  некоторых  из
них были кровавые  раны.  Это  были  результаты  ссор  и  драк  со  своими
собратьями.
     Бийелки шли вперед, окруженные своими  меньшими  собратьями.  Могучие
лопатки мерно двигались под серо-коричневой шкурой. Они косили глазами  на
тех, кто падал, поскользнувшись на льду. Казалось, что они ощущают впереди
неизбежную опасность, угрожающую им, но понимают ее неотвратимость и  идут
к ней.
     Масса  животных  пересекала  реку,  утаптывая  снег   копытами.   Они
двигались вместе с шумом, который создавали стук копыт, фырканье, мычание,
кашель, лязг рогов и хлопанье ушей, отгоняющих надоедливых мух и комаров.
     Три бийелка одновременно  вступили  на  открытое  пространство  льда.
Раздался резкий звук и глыбы ломающегося льда толщиной в  метр  вздыбились
перед падающими животными. Йелков охватила паника. Те, которые уже были на
льду, бросились в  разные  стороны.  Многие  спотыкались,  падали  и  были
раздавлены  сзади  идущими.  Лед  продолжал  трескаться.  Серая   вода   с
остервенением  рванулась  вверх,  как  бы  торжествуя  свое  освобождение.
Животные медленно погружались в воду, разверзнув в жутком мычании пасти.
     Но уже ничто не могло  остановить  животных,  напирающих  сзади.  Они
представляли собою природную силу, как и сама  река.  Под  их  непрерывным
потоком исчезали их сородичи, заполняя трещины во льду,  перекидывая  мост
из своих тел, по которому на другой берег выползали идущие следом.
     Юлий поднялся на колени с копьем в руке. Глаза его  горели.  Но  отец
схватил его за руку и резко дернул назад.
     - Смотри, дурак, там фагоры, - сказал он,  бросив  на  сына  яростный
презрительный взгляд и ткнул копьем вперед, в направлении опасности.
     Дрожа всем телом, Юлий рухнул на землю,  испуганный  гневом  отца  не
меньше, чем мыслью о фагорах.
     Стадо  йелков,  качаясь,  шло  по  обе  стороны  выступавшей   скалы,
превращая в пыль ее подножие. Под  их  напором,  казалось,  закачался  сам
выступ.
     Туча мух и жалящих насекомых, круживших над их изгибающимися спинами,
обволокла Юлия и  Алехо.  Юлия  пытался  рассмотреть  фагоров  через  этот
клубящийся туман, но безуспешно.
     Впереди ничего не было видно, кроме косматой лавины, движимой  силой,
неподвластной человеческому разуму. Она покрыла собой замерзшую  реку,  ее
берега, она заполонила все пространство до далекого горизонта.  Шли  сотни
тысяч животных, и клубящееся облако мошкары было их дыханием.
     Алехо движением косматых бровей указал сыну, куда надо  глядеть.  Два
огромных бийелка топали по направлению к ним. Вот уже их  массивные  тела,
покрытые шерстью, оказались почти вровень  с  выступом.  Когда  Юлий  смог
отогнать от своих глаз мошкару, его  взору  представились  четыре  фагора,
сидевшие по два на каждом бийелке. Хотя они  и  слились  в  одно  целое  с
гигантскими животными, тем не менее они  имели  вид  всех  тех,  кто  ехал
верхом, а не шел пешком. Они восседали на плечах  бийелков,  обратив  свои
задумчивые бычьи морды в сторону возвышенности, где  предполагалось  пасти
стадо. Их глаза  злобно  мерцали  из-под  загнутых  рогов.  Неповоротливые
головы вращались на толстых  шеях,  росших  из  мощного  туловища,  сплошь
покрытого длинной белой шерстью. За исключением их розовато-алых глаз, они
были совершенно белы и сидели на шагающих  бийелках,  как  будто  были  их
частью. За ними раскачивались во все стороны сумки из сыромятной кожи, где
находились дубинки и прочее оружие.
     Сейчас, когда он осознал опасность, Юлий заметил  и  других  фагоров.
Верхом  ехали  только  привилегированные.  Рядовые  члены  сообщества  шли
пешком, приноравливаясь к шагу  животных.  Юлий  с  напряженным  вниманием
следил за процессией, боясь даже отогнать от лица наседающую мошкару.  Вот
буквально в нескольких метрах от него прошли четыре фагора. Он  без  труда
смог бы пронзить копьем их вожака,  всадив  его  между  лопаток,  если  бы
получил  приказание  Алехо.   Юлий   с   особым   интересом   рассматривал
проплывающие перед его глазами рога. Хотя в  тусклом  свете  они  казались
гладкими, тем не менее он знал, что внутренний и внешний края каждого рога
были остры от основания до самого кончика.
     Он страстно хотел иметь один из таких  рогов.  Рога  мертвых  фагоров
применялись в качестве грозного  оружия  в  диких  закоулках  Перевала.  И
именно за эти рога ученые люди в далеких городах, укрытых от бурь и ветров
в укромных местах, называли фагоров двурогой расой.
     Идущее впереди двурогое бесстрашно двигалось вперед. Походка  у  него
выглядела неестественной из-за отсутствия обычного коленного  сустава.  Он
шагал механически, как вероятно уже шагал многие мили. Расстояние не  было
для него препятствием.
     Его длинный череп резко выступал вперед типичным для фагора  образом.
На каждой руке у него висело по кожаному ремню, к которым были прикреплены
рога, обращенные остриями наружу, причем концы их были обиты металлом. При
их помощи фагор мог отогнать любое слишком наседающее  на  него  животное.
Другого оружия при нем не было, но к спине ближайшего йелка  был  привязан
узел со скарбом, в котором также находились копье и охотничий гарпун.
     За  вожаком  следовали  еще  две  особи  мужского   пола,   а   затем
самка-фагор. Она была меньше ростом.  На  поясе  у  нее  болталась  сумка.
Розоватые груди раскачивались под ее длинными белыми волосами. На ее плече
сидел малыш, неловко уцепившись за мех на шее матери и склонив свою голову
на ее. Самка шла  автоматически,  как  будто  во  сне.  Трудно  было  даже
предположить, какой путь они проделали за эти дни.
     По краям движущейся массы сновали другие фагоры. Животные не обращали
на них никакого внимания. Они их просто терпели, как терпели  мух,  потому
что не было возможности избавиться от них.
     Топот копыт перемежался тяжелым дыханием, шумным  фырканьем,  звуками
освобождавшихся газов. Впрочем, возник еще один  звук.  Фагор,  идущий  во
главе небольшой группы, издавал нечто  вроде  жужжания  своим  вибрирующим
языком. Возможно, он хотел подбодрить тех троих, что шли за ним. Этот звук
вселил ужас в Юлия. Затем звук пропал и вместе с ним фагор. Поток животных
продолжался, и в этом потоке бесстрашно вышагивали другие фагоры.
     Юлий и его отец, затаившись, ждали того часа, когда придется наносить
удары, чтобы добыть мяса, в котором они отчаянно нуждались.
     Перед закатом солнца снова подул ветер, поднявшийся, как и прежде,  с
покрытых снегом вершин Перевала, прямо в морды движущихся животных. Фагоры
шли, наклонив головы и  прищурив  глаза.  С  уголков  рта  стекала  слюна,
которая, мгновенно застыв, ложились лохмотьями на их груди.
     Небо было свинцовым. Вутра, бог неба, убрал свои световые  мантии,  и
его царство покрылось мраком. Пожалуй, он выиграл еще одну битву.
     Фреир показал свой лик  сквозь  темную  завесу  только  тогда,  когда
коснулся горизонта. Ватные одеяла облаков  сбились  в  кучу,  и  показался
Фреир, который тлел в золоте золы. Он  уверенно  сверкал  над  пустыней  -
небольшой, но ярко светящийся, хотя диск его был в три  раза  меньше,  чем
размер его звезды-спутника Беталикса, тем  не  менее  свет,  исходящий  от
Фреира, был сильнее, интенсивнее.
     Вскоре Фреир погрузился за край земли и исчез.
     Наступил сумеречный день, именно такой,  какие  преобладали  зимой  и
летом. Именно такие дни  отличали  эти  времена  года  от  более  жестоких
сезонов. Небо было залито полусветом. Только в канун нового года  Фреир  и
Беталикс вместе поднимались и вместе садились. А сейчас они вели  одинокий
образ жизни, часто скрываясь за облаками,  этим  клубящимся  дымом  войны,
которую постоянно вел Вутра.
     То, как день переходил в сумерки, служило Юлию приметами, по  которым
он судил о погоде. Скоро порывистый ветер принесет на своем дыхании  снег.
Он вспомнил напев, который нередко звучал в старом Олонеце. В нем пелось о
волшебстве и прошедших делах, о красных развалинах и большом  бедствии,  о
прекрасных женщинах и могучих великанах, о роскошной пище и вчерашнем дне,
канувшем в небытие. Этот напев часто звучал  под  низкими  сводами  темных
пещер на Перевале:

                          Вутра в печали
                          Уложит Фреир на дроги
                          И кинет нас ему в ноги.

     Как бы в ответ на изменившийся свет по  всей  массе  йелков  пробежал
озноб  и  они  остановились.  С  ревом  и  мычанием  они  укладывались  на
вытоптанную землю, поджимая под себя ноги. Для огромного бийелка  подобная
поза была недоступна и они засыпали  стоя,  прикрыв  глаза  ушами.  Фагоры
стали собираться в группы,  но  некоторые  просто  бросались  на  землю  и
засыпали, положив голову на круп лежащего йелка.
     Все спало. Два человека на выступе натянули на головы шкуры и, уткнув
лица в локти согнутых рук, погрузились  в  сновидения.  Все  спало,  кроме
ненасытного облака насекомых.
     Все, что  могло  видеть  сны,  продиралось  сквозь  тягучие  кошмары,
которые принес с собой сумеречный день.
     В целом вся картина, где не было четкой границы между светом и  тенью
и где, казалось, все вопило от боли, больше походила на первобытный  хаос,
чем на стройное мироздание.
     Всеобщая  неподвижность  едва  нарушалась  медленным   развертыванием
утренней зари.  С  моря  появился  одинокий  чилдрим,  который  проплыл  в
нескольких метрах над  распростертой  массой  живых  существ.  С  виду  он
казался лишь  огромным  крылом,  светящимся  подобно  уголькам  угасающего
костра. Когда он проходил над йелками, они  вздрагивали  во  сне.  Чилдрим
медленно пролетел над скалой, на которой лежали две человеческие  фигурки,
и Юлий и отец также вздрагивали и подскакивали во сне,  мучимые  страшными
сновидениями. Затем привидение исчезло, продолжая свой  одинокий  путь  на
юг, в  страну  гор,  оставляя  после  себя  шлейф  красных  искр,  которые
постепенно гасли одна за другой.
     Вскоре животные проснулись и стали подниматься на ноги.  С  их  ушей,
искусанных мошкарой,  текла  кровь.  Все  снова  пришло  в  движение.  Две
человеческие фигурки проснулись и провожали взглядом движущееся  скопление
живых существ.
     На   протяжении   всего   последующего   дня   великое    перемещение
продолжалось. Разгулявшаяся стихия покрыла животных сплошной коркой снега.
К вечеру, когда ветер погнал по небу  разодранные  облака,  а  холод  стал
невыносимым, Алехо увидел замыкающие ряды животных.
     Строй замыкающих рядов не был так плотен, как передние шеренги стада.
Отставшие  животные  растянулись  на  несколько  миль.  Среди  них  многие
хромали, жалобно  чихали.  Сзади  и  по  краям  сновали  длинные  пушистые
существа, почти касаясь животом земли и выжид