отгородиться  щитком  ноктоскопа  от  призрачного
города. Да уж, рисуемая ноктоскопом штриховая, без полутонов,  картина  мира
была куда реальнее, чем сама реальность в этом новом свете...
   Солдаты   внизу,   "поймавшие   зайчиков",   еще   минут   десять   будут
дезориентированы. Егерям этого хватит.
   Первая волна самолетов вышла в зенит. Клянусь, даже я,  дослужившийся  до
второго офицерского чина, прошедший от  и  почти  до  Тувинскую  экспедицию,
совершивший более тысячи десантирований, учебных и боевых,  присутствовавший
по  долгу  дальнейшей  службы  на  многих   маневрах   и   прочих   подобных
мероприятиях, - даже я никогда не видел, как  десантируется  целая  егерская
армия. На фоне блестящего,  как  фольга,  неба  проплывали  размытые  светом
силуэты "Добрынь", и из распахнутых люков сыпались вниз черные, как  маковые
зерна, фигурки, быстро вырастая в  размерах;  иногда,  при  каком-то  особом
падении света, над их головами вспыхивал бледный круг -  как  очень  большой
нимб. Лишь над самой землей срабатывали двигатели, рисуя бенгальское колесо,
и лопасти ротора подхватывали солдата и плавно опускали его  на  землю.  Над
головами уже опустившихся метались "горбатые" прапорщики, готовые прикрыть в
случае внезапного огня. Через  прицел  релихта,  дав  полное  увеличение,  я
видел, как егеря бежали по летному полю, а мимо меня - рукой  подать  -  уже
заходили на полосу "Добрыми" второй  волны.  Они  не  садились,  они  только
проходили над полосой и взмывали, облегченные, круто вверх,  а  за  ними  на
поле оставались, раскатываясь, как мячики,  "барсы"  на  воздушной  подушке,
мчались куда-то, поводя тонкими стволами своих универсалок. Далеко, где-то в
районе Кунцева, взорвалось что-то большое. Потом там же -  еще  и  еще  раз.
Поднялось пламя. Похоже, горел  бензин.  "Добрыни"  уходили,  но  воздух  не
пустел окончательно: на малой скорости и  небольшой  высоте  кругами  ходили
разлапистые двухфюзеляжные "сапсаны" - машины смешные с виду, но страшные  в
деле.
   Позади меня - крыша мешала увидеть, откуда - донеслись пушечные  очереди,
и в небо потянулись трассирующие струи. В ответ грянуло  несколько  ракетных
залпов -  стрельба  оборвалась.  По-моему,  это  была  единственная  попытка
отпора.
   Выброска десанта длилась одиннадцать минут. Не . было потеряно ни  одного
самолета.
   Через прицел я бегло  осмотрел  ближайшие  улицы.  Тройками  и  пятерками
сновали  егеря.  На  бульваре  перед  "Гамбургом"  уже  строили  в   шеренгу
обезоруженных солдат Рейха. Никто не сопротивлялся. Небо  понемногу  меркло.
"Сапсаны" иногда добавляли  одну-две  "Лены",  но  это  было  уже  не  то...
Вторжение состоялось.
   С чем вас и поздравляем, господа...
   Я нацепил "горб",  встал.  Керосина  оставалось  на  семь  минут  полета.
Запустил турбину и шагнул с крыши. Перелетел реку - подумал еще: может быть,
над водой? Нет, решил срезать угол. На бреющем, почти касаясь крыш,  полетел
над старыми кварталами. Надеюсь, Феликс не такой идиот, чтобы ждать меня...
   Удар был медленный, с  оттяжкой:  ниже  колен  ноги  обожгло  огнем,  все
опрокинулось и рванулось навстречу, наверное, я зацепился за какой-то провод
или за антенну - грудью ударился обо что-то еще, невидимое, и удар этот  был
так силен, что лопнул узел крепления, "горб" покинул  меня,  и  я  повалился
вниз, без опоры, но и без страха, с холодным  неодолимым  любопытством,  это
уже было, недавно, только что, - и  тут  мне  показалось,  что  растрескался
экран ноктоскопа, но нет - это переплетенные ветви  дерева,  в  них-то  я  и
вломился с треском не знаю чего, не было ни малейшей боли,  не  было  вообще
ощущения тела, падала чужая ненужная кукла, падала, падала -  запах  горящей
кошмы! - удар спиной, затылком, меня впечатало в матушку-землю, как холодный
штемпель в расплавленный сургуч...
 
   Год 2002.
   Михаил
   28.04. 13 час. 50 мин.
   Константинополь, собор Спаса на Хоре
   День был  особый:  Пасха  и  траур  одновременно.  При  моей  прискорбной
ненабожности переживать длительные требы сложно. Поэтому я просто постарался
отключиться. Способ для этого я выбрал не самый лучший: стал вспоминать, что
забыл сделать или сделал неправильно. Не дозвонился до отца; видимо, проявил
недостаточно упорства. Не заявил в полицию о краже лодки; просто было не  до
того. Не позвонил матери; пришлось бы врать, а не хотелось. И... что-то еще.
   Мерзкое чувство: будто застрявшая в горле тонкая рыбья косточка.
   Я еще раз пролистал два последних дня: в обратном направлении. Но  больше
ничего серьезного не вспомнил. Наверное, просто реакция  на  то,  что  я  ни
черта не понимаю в происходящем...
   Я повторил это еще раз: ничего не понимаю. Ничего не...
   А почему, собственно? Что такого неожиданного и необъяснимого происходит?
Ничего...
   Тем не менее  я  откуда-то  знал:  все  происходящее  не  имеет  никакого
рационального объяснения.
   Это я начитался Петьки.
   Так вот, наверное,  что  я  забыл:  поискать  его  по-настоящему.  Елочки
зеленые, ведь я вообще его не искал! Я будто бы забыл о нем... хотя на самом
деле - не забыл. Но при этом - ни малейшей попытки...
   Да, иногда я веду себя странно. Даже очень странно. Но ведь не  настолько
же!
   Морок. Наваждение. Отвод  глаз.  Сейчас,  думая  о  Петьке,  я  испытывал
некое... томление? Желание переключиться на что-то другое?
   Как будто пытался удержаться на маленьком,  но  очень  скользком  ледяном
бугорке...
   Запах воска и ладана становился все сильнее: будто  я  силился  вспомнить
что-то, с ними связанное. Но потом тупо застучало в висках, что-то тяжелое и
холодное просунулось и стало скапливаться позади глаз, я смежил веки: резь.
   Недосып. Дым.
   Ничего. Скоро все кончится.
   Голова и глаза болели так, что из  собора  я  выходил  слегка  в  тумане.
Однако,  судя  по  всему,  никаких  глупостей  я  не   совершил.   Один   из
телохранителей, Алексей, шел впереди, осторожно  прокладывая  путь,  второй,
Василий, -  прикрывал  сзади.  Все  было  чинно.  В  дверях  нас  пропустил,
посторонившись, Валерий Михайлович. В руке  его  был  зажат  серый  бумажный
конверт - в таких бросают в кружку пожертвования.
   Значит, все готово...
   Первая операция была простейшей: мы садились в машину, и в этот момент  в
нее стукался - так, чуть-чуть - грузовичок для уборки улиц. Меня выхватывали
из машины и уводили под прикрытием в отель "Привал".  Все  это  должно  было
происходить под  прицелом  минимум  трех  видеокамер  -  городского  канала,
"Европы" и  "Веры":  все  естественно,  репортеры  подкарауливают  известных
персон,  которым  в  такой  день  миновать  собор  непросто.   А   в   отеле
телохранители  должны  раза  два  обратиться  ко  мне   со   словами   "Ваше
Высочество"...
   К вечеру слух просто обязан распространиться. Я  же  попаду  в  еще  одно
незначительное происшествие...
   Разыграли, как по нотам. Помойный грузовичок, за рулем которого я  увидел
того щуплого и в очках парня, стерегшего  конспиративную  квартирку,  тюкнул
нас в бампер, телохранители выхватили меня и,  прикрывая  собой,  быстренько
оттащили под своды. Суету репортеры засекли, это было видно, а  кроме  того,
несколько  туристов  и  паломников  тоже  быстренько  отсняли  нас  на  свои
компакты. Что ж, сюжет будет. В холле меня установили  в  темный  уголок  за
стойкой, рядом с телефонами. Телохранители стояли в шаге от  меня,  сканируя
взглядами  все  окружающее  пространство.  Сквозь  стеклянную  стену,   чуть
осмугляющую внешний мир, я смотрел, как разбираются наш  водитель,  водитель
помойной машины и дорожный полицейский. Потом я почувствовал на себе  чей-то
взгляд. Очень пристальный  взгляд  -  он  припекал  щеку.  Я  скосил  глаза,
повернул голову...
   У лестницы,  крытой  красным  ковром,  стоял  Петька  и  с  беспредельным
недоумением на круглом веснушчатом лице разглядывал меня.
   - Вася, - тихо сказал я.
   Телохранитель, продолжая держать  холл,  чуть  развернул  голову,  сделал
знак: слышу.
   - Видишь парня у лестницы? Мне нужно с ним незаметно поговорить. Это  как
раз по нашему делу. Кивок в ответ.
 
   28.04. Около 15 час.
   Константинополь, улица Осман-паши, дом 322
   Теперь  я  видел,  что  Валерий  Михайлович  был  абсолютно  прав:  мы  с
наследником походили друг на друга почти как близнецы. Сейчас, когда опасное
и неприятное приключение для него закончилось,  он  был  возбужден,  говорил
много и громко, часто смеялся коротким резким  смехом,  обрывая  себя,  -  и
чувствовалось, что он сам себе неприятен,  но  бессилен  что-либо  изменить.
Такое состояние следует переждать, выжечь понемногу, не допуская посторонних
до процесса. Но возможности для этого у него не было.
   Спасителем  наследника  оказался  Петр.  Там,  на  роковой   встрече   со
студентами, когда все вдруг начали вести себя странно и  говорить  непонятно
что (этот момент Петька упомянул вскользь, Валерий Михайлович, возможно,  не
заметил, а я засек и решил потом  допросить  Петьку  отдельно  и  подробно),
когда телохранители вдруг будто вспомнили нечто неимоверно важное и исчезли,
наш герой испытал что-то похожее на сильное опьянение от  хорошего  коньяка:
голова стала ясной, восприятие четким, мысли - быстрыми и логичными. Правда,
почти отнялись  ноги.  Но  когда  появились  шустрые  ребятишки:  мальчик  с
Огромной кошкой и девочка с голой собакой, - Петр вдруг  понял,  что  должен
пересилить безволие тела, потому что в противном случае этому  телу  никогда
больше не загорать на пляже.  Ментальные  усилия,  предпринятые  им,  что-то
сдвинули в восприятии: он вдруг обнаружил себя в тугом  лабиринте  из  стен,
заборов, решеток и кустов. Почему-то  он  знал,  что  лабиринт  этот  совсем
невелик, но в него упакован  весь  город.  Петр  несколько  раз  обежал  все
закоулки - выхода из лабиринта не было.  За  поворотами  ему  попадались  то
мертвые, то какие-то завороженные  люди,  но  страшных  ребятишек  он  видел
только со спины. Он ухитрялся прятаться так,  что  они  его  не  находили  и
пробегали мимо. Это длилось очень долго.  Потом  ему  встретился  наследник,
озирающийся на перекрестке. У него был вид человека,  внезапно  попавшего  в
незнакомое место. Они стали искать выход вдвоем. Лабиринт между тем  как  бы
расправился, развернулся. И в конце одного из проходов наконец  обнаружилось
темное овальное отверстие...
   Они вывалились из этого отверстия и оказались на  моей  лодке.  У  Петьки
были ключи и от швартового замка, и от мотора. Я давным-давно отдал  ему  на
хранение запасной комплект. Он завел мотор и отплыл на середину  бухты.  Тут
они оба стали понемногу приходить в себя...
   Пережитое  наследником  было  примерно  похоже:  ему  казалось,  что   он
заблудился в лесу, где на строго одинаковых полянах стоят одинаковые мертвые
дома, в которые нет входа. В конце концов, нашлась  деревянная  перекошенная
дверь, за которой и ждала лодка. Но перед тем,  как  заблудиться,  наследник
пережил что-то  такое,  что  изгладилось  из  его  памяти.  Он  помнил  лишь
громадное изумление...
   Утром Петр предложил принять  дополнительные  меры  предосторожности.  Из
головы его не  шли  видения  многочисленных  трупов,  лежавших  на  дорожках
лабиринта. Возможно, конечно, что это был один и тот же труп, но он пугал  и
тревожил.
   После странного разговора между собой (трудно выныривать из многослойного
кошмарного сна, вдобавок сдобренного хорошей ложкой реальности) они  решили,
что  следует:  первое:  как  можно  больше  узнать;  второе:  при  этом   не
подставиться. Перебрав варианты, выбрали простейший: перебраться  в  большую
гостиницу в центре - из тех, где сейчас  толпятся  паломники  и  туристы,  -
забиться в номер и плотно усесться перед видео.  Они  провели  более  суток,
сменяя друг  друга,  у  двух  экранов,  принимающих  всемирные  и  городские
новости, узнали об убийствах в университете и  о  нападении  на  полицейский
госпиталь (убитого мною террориста почему-то не показали и даже не упомянули
о нем, зато кошку снимали со всех сторон), насквозь  пропитались  атмосферой
жути, наползающей на мир, - густой  иррациональной  жути  скорой  неизбежной
войны, которой никто не хочет, но которая все равно намерена  начаться  даже
против воли генералов, правительств  и  просто  людей,  -  и  вдруг  увидели
короткий, почти прямой репортаж с площади перед отелем...
   В  кармане  Валерия   Михайловича   вдруг   мурлыкнул   телефон,   он   с
неудовольствием поднес трубку к уху:
   - М-да?
   Там что-то сказали. Лицо Валерия Михайловича стало таким, будто на званом
вечере у генерал-губернатора ему за шиворот сунули кубик льда.
   - Понимаю. Но только при чем здесь "Трио"? Вообще вне  их  компе...  что?
Хорошо, не буду. Пусть приезжает. Когда? Ах, уже... Ладно, мы все тут.
   Он внимательно сложил телефон, вернул его  в  карман  и  чуть  прихлопнул
ладонью.
   - К нам едет ревизор? - спросил наследник.
   - Я бы сказал: рыбнадзор... Не знаю, господа, в чем дело, но похоже,  что
мы  нечаянно  забросили  удочки  на  чужую  прикормку.  Сейчас  здесь  будет
шеф-координатор, а с ним главный опер из охотников за диверсантами.
   - Вам что-то грозит? - спросил наследник.
   - Вряд ли. Натыкают носом...
   В дверь деликатно стукнули, и просунулась Зойка. В руке  у  нее  был  мой
телефон.
   - Простите, - сказала она. - Миша, это тебя. Я сказала, занят, но...
   Взглядом испросив у Валерия Михайловича позволения, я взял  телефон.  Это
был лейтенант Наджиб.
   - Михаил Игоревич?
   - Да, лейтенант.
   - С вами все в порядке?
   - Более или менее. Что-то случилось?
   - Я хочу убедиться, что говорю именно с тем человеком...
   - Понял. Сейчас... Я вам интересен, потому что принимаю мир таким,  каков
он есть.
   - Вы все еще верите в идеал?
   - Да. И потому не хочу работать в полиции.
   - Отлично. Я рад, что вы в полном здоровье. До свидания.
   Гудки. Я мысленно почесал в затылке. Отдал Зойке телефон. На какой-то миг
задержал ее руку в своей. Вернулся на стул. Он был еще теплый.
   - Ты... прочитал? - наклонился ко мне Петька.
   - Да, - сказал я. - Но ни черта не понял. В смысле: к чему все это?
   Петька набрал воздуху, чтобы  разом  все  объяснить,  но  в  дверь  снова
стукнули, и вошли двое:  маленький  турок  или  татарин,  уменьшенная  копия
Саффет-бея, а с ним - представьте, мой отец.
   Выглядел он бодро. Как егерский  поручик.  Такая  бодрость  давалась  ему
тяжело, и расплачиваться за нее приходилось долгой черной депрессией.
   Я вздохнул. Он посмотрел на меня, потом на  наследника.  Потом  опять  на
меня. Лицо его передернулось. Казалось, он борется с желанием заорать.
   - Так, - сказал он. - С вами все понятно... - это наследнику. - А вот что
здесь делаете вы, сир? - и прищурился на меня.
   Валерий Михайлович  приоткрыл  рот.  Некоторое  время  сидел  так.  Потом
повернулся к отцу.
   - Господи, Пан, - сказал он.
   - Я вам не Пан, - оборвал его отец. - Я вам господин бригадный генерал. А
вот этому парню я - Пан, - сказал он мягче  и  встал  перед  наследником.  -
Сиди, бедолага. Приплыли. "Блажен, кто ожидает и  достигнет  тысячи  трехсот
тридцати пяти дней; а ты иди к твоему концу, и упокоишься и  восстанешь  для
получения твоего жребия в конце дней".  -  Он  произнес  это  медленно,  без
выражения, четко, до буквы, выговаривая слова.
   Наследник судорожно вздохнул и чуть выгнулся, запрокидывая лицо. И тут же
обмяк. Потом - резко встряхнул головой.
   - Ф-фу, черт, - сказал он тихо. - Уже все? Где мы? - он огляделся. - Пан,
что произошло? Я... прокололся?
   Нет, - сказал отец. - Успокойся, Марат. Ты ни при чем. Ты молодец. Просто
кое-чего мы не учли.
   - Подожди... - тот, кого все мы считали наследничком, сел прямо  и  стал,
нахмурясь, всматриваться в наши лица. - Подожди, командир...
   Игорь Зденович,  -  Валерий  Михайлович  встал.  -  Не  соблаговолите  ли
объяснить, что сие означает?
   - Да, конечно... Простите, полковник, за  резкость.  Это  от  внезапности
событий. Когда я вдруг увидел... здесь... думаю, вы меня поймете.
   - Буду вынужден понять, - вздохнул Валерий Михайлович.  -  Так  все-таки:
что происходит?
   - Разрешите, я объясню, - решительно и бодро сказал турок. Или не  турок:
уж больно чисто он  говорил.  -  У  нашего  уважаемого  бригадного  генерала
сорвалась тщательно подготовленная операция. Не  столько  по  чьей-то  вине,
сколько по стечению обстоятельств... - голос его вдруг замедлился и  утратил
всю  бодрость.  -  Вообще-то...  мне  не  хотелось  бы  обсуждать  детали  в
присутствии посторонних... - он  посмотрел  на  меня,  а  потом  на  Петьку;
полковник и отец тоже на нас посмотрели; потом отец махнул рукой. - Под вашу
ответственность, уважаемый Пан?
   - Хотите записать мой голос? - неприятным тоном произнес отец.  -  Да.  Я
разрешаю  вам,  господин  советник  Габдрашидов,  изложить  основную   канву
операции "Зеркальный щит" в присутствии невольных  свидетелей  и  участников
событий. У которых, вполне возможно, возникнут юридические претензии к нашей
службе...
   Он был очень напряжен, я это чувствовал. Будто  прислушивался  к  чему-то
важному, но очень далекому, еле слышному.
   - Хорошо, - сказал советник. - Итак,  около  трех  лет  назад  нам  стало
известно, что в демилитаризованной зоне,  вероятно,  в  Измире  или  Манисе,
существует некое тайное общество "Бродячие псы".  Достоверной  информации  о
них  не  было,  только  слухи.  Слухи,  правда,  достаточно   зловещие,   но
достоверность их вызывала сомнение...
   - Секунду, - сказал Валерий Михайлович. - Создание  сиротских  приютов  и
какие-то мистические экзерсисы? Ориентировка по  ним  проходила  около  года
назад, если я не ошибаюсь.
   - Да. Год  назад  мы  еще  ничего  по-настоящему  о  них  не  знали.  Как
выяснилось в последнее время, это общество насчитывает в своих  рядах  около
трех тысяч активных членов,  контролирует  более  половины  объема  транзита
наркотиков в  зоне  черноморских  проливов  и  почти  монополизировало  сбыт
опиатов глубокой переработки в Восточной Турции и в демилитаризованной зоне.
Ядром общества, как это ни покажется странным, являются не турки, а мадьяры.
В силу глубокой обособленности они практически недоступны...
   - Извините, советник, - перебил его отец, - давайте  лучше  я  -  в  трех
словах. Полторы сотни убийств только за последний год. Доход за этот же  год
более тридцати  миллиардов  марок.  Подготовка  из  детей  квалифицированных
убийц-террористов.  Совершенно   невероятные   эксперименты   на   животных.
Опережающие исследования в области модификации поведения человека. Ближайшая
цель: взятие государственной власти в Восточной Турции, отторжение от  Рейха
Месопотамии, от России - зоны  проливов  и  Кавказа.  Механизм  действий  не
вполне ясен, предположительно - некие нетрадиционные  методики.  Причем,  не
исключено, вкупе с традиционными: они уже захватывали с целью  шантажа  двух
помощников  премьер-министра  и  нескольких  депутатов  парламента.  Хотя  -
подозрительно  легко  отпустили...  В  начале   этого   года   мы   получили
неподтвержденные сведения  о  том,  что  "Бродячие  псы"  намерены  похитить
кого-то из влиятельных политиков России.  Мы  решили  не  ждать,  когда  это
произойдет, и произвести встречный поиск. Константин  Павлович,  -  вежливый
поклон в мою сторону, - любезно согласился нам помочь...
   Отец не мог меня не узнать. И если он видит во мне наследника... так тому
и быть. Но неужели Валерий Михайлович попадется так легко?.. только бы  Петр
ненароком не выдал. Не должен бы - догадливый...
   - То есть... вы хотите сказать... - Валерий Михайлович  даже  не  пытался
скрыть растерянность. - Почему вы мне не сказали? -  он  наклонился  и  даже
как-то выгнулся в мою сторону.
   Секунды мне хватило, чтобы обо всем подумать.
   - Я не должен был раскрывать свою личность до получения указаний от