з  Тифлиса.  Через  бюро  "Арфа"  сняли   квартиры   в
фешенебельном районе между  Смоленской  площадью  и  Смоленской  набережной.
Леван Лежава, двадцать  два  года,  прибыл  вместе  с  ними,  но  живет  при
Центральном рынке, арендует грузовик.  Александр  Калабадзе,  двадцать  лет,
Акакий Даушвили, двадцать три года. Самолетом, двадцать  восьмого.  Живут  в
кемпинге "Тайнинка"  на  Ярославском  шоссе.  Арендуют  легковой  полуфургон
"опель-пони-800" и спортивный "центавр".  Доктор  Самсон  Шанидзе,  тридцать
семь лет, спортивный врач, прибыл из Ростова  самолетом  двадцать  девятого;
живет в спортивной гостинице на стадионе "Гром". Пустые карты:  абонент  еще
одного номера в шлафтблоке Центрального рынка,  два  неустановленных  парня,
прикрывавших Иосифа на контакте (одному из них  Командор  сломал  руку),  и,
главное, сам абонент номера 171-65-65...
   Яков и Кучеренко сидели рядком на диване и, сияя, посматривали  на  меня.
Свою работу они сделали блестяще.
   - Яша, тащи сюда Панина, - велел я Якову, и Яков, герой дня, побежал вниз
-  выполнять.  Сзади  Яков  был  безумно  похож  на  большую   собаку-колли,
занявшуюся прямохождением.
   - Что они могут возить на  грузовике?  -  задал  я  вопрос  Кучеренке,  и
Кучеренко, конечно же, пожал плечами. - И вообще - какой у них грузовик?
   - Нижегородская полуторка с крытой платформой. Он произнес эти  слова,  и
мы уставились друг на друга, потому что здесь уже мог быть готовый ответ  на
многие вопросы: дело в том,  что  у  Русского  территориального  корпуса  на
вооружении  состояли  стошестидесятимиллиметровые  минометы,  смонтированные
именно на нижегородских полуторках...
   - Та-ак... чем дальше, тем смешнее...
   - Может, пометим грузовичок, Пан?
   - А ты его найдешь?
   - Попытка не пытка.
   - Па-апитка нэ питка... вэрно, Лаврентий?
   - Так я поищу?
   - Сережа... хорошо бы не в ущерб остальному.
   - Обижаешь, начальник.
   В дверях Кучеренко посторонился, пропуская Панина. Панин хлопнул  его  по
плечу - так, что  задребезжали  оконные  стекла.  Кучеренко  покачнулся,  но
устоял на ногах.
   - Высший пилотаж! - сказал Панин. Это не я, -  сказал  Кучеренко,  огибая
Панина по дуге. - Это все Яков... - он ускользнул от второго  поощрительного
тумака  и  затопал  по  лестнице.  Лестница  была  непарадная,  с  железными
решетчатыми ступеньками, удивительно громкая.
   - Ну вот, Сережа, - я широким жестом предъявил ему свой пасьянс. - Работа
по твоей основной специальности. Выбирай: этот, этот или этот, -  я  показал
на тех троих, которые снимали квартиры. - Выбирай. Надо будет его  тихонечко
исчезнуть, квартиру  осмотреть,  а  самого  допросить  и  потом  куда-нибудь
незаметно пристроить.
   - Три карты, три карты, три карты... - пропел Панин хорошим, едва  ли  не
профессиональным баритоном. Я никогда не слышал, чтобы он  пел.  -  Понятно.
Возьмем... вот этого.
   Он протянул руку  и  подцепил  карточку  Оникашвили.  На  фотографии  был
очкастый, начинающий лысеть мальчик.
   - Попробуй управиться до полуночи, - сказал я.
   - Это уж, Пан, как получится, -  сказал  Панин,  не  отрывая  взгляда  от
карточки. - Как получится,  как  пойдет  масть...  нет,  Пан,  за  сроки  не
ручаюсь.
   - А ты попробуй, - зачем-то сказал я.  Панин  быстро  взглянул  на  меня,
хотел сказать что-то злое, но промолчал.
 
   10.06. 16 час.
   Ресторан "Алазани"
   Машину пришлось оставить на стоянке на  набережной  и  топать  пешком:  и
Ордынка, и Пятницкая были забиты  грандиозными  пробками.  Вроде  как  через
мосты пускали уже только по пропускам... Хвоста за собой мы не видели, но  с
другой стороны, если "Алазани" под превентивным наблюдением  -  а  Кучеренко
был уверен, что так оно и  есть,  -  то  и  подходы  к  нему  могли  скрытно
контролироваться через оптику, а это такой способ наблюдения, от второго  не
оторвешься. С другой стороны - ну и что? Даже если гепо  сфотографирует  нас
входящими в ресторан... пусть. Такие методы разработки требуют значительного
времени, а нас, если все пойдет как задумано, завтра здесь уже не будет.
   Было знойно. Мы старались прятаться в куцые тени домов и редких деревьев.
Кто придумал этот город, заворчала Саша, Томск куда лучше...  Она  запрыгала
на одной ноге, вытряхивая камешек из туфли. Томск действительно  был  лучше:
плотный, чистый, зеленый, очень удобный для житья город - только вот мне  он
изредка начинал  давить  на  виски,  и  хотелось  попасть  куда-нибудь,  где
смешались времена и  стили,  проросли,  проломились  одно  сквозь  другое...
побыть там сколько-нибудь времени и вернуться. В Томске  -  да  и  в  других
наших городах - я ловлю себя на чувстве, будто попал на страницы  рекламного
каталога "Ваш дом" или "Уют",  или  даже  "Шик":  все  чуть-чуть  слишком  -
слишком красиво, слишком уютно и слишком продумано. Когда я  говорю,  что  у
меня дом в Старом Томске - с печным отоплением, без горячей воды, но зато  с
садом, - на меня смотрят, как на ненормального. У тебя что, с деньгами туго?
Нет, с деньгами у меня полный порядок. Так зачем тебе этот  хлам,  посмотри,
какой домик можно за две недели... Зато у меня есть баня и  кузница,  говорю
я. Может, у тебя и сортир во дворе? -  смотрят  подозрительно.  Нет,  сортир
теплый, есть у меня слабость к теплым сортирам... Мало кто понимает,  что  я
не могу видеть над собой гладкий, без малой трещинки, потолок, - и поэтому у
меня самый-самый удобный и уютный - для меня одного - дом...
   В этом ресторане горное эхо  начиналось  от  самого  входа.  Замечательно
пахло  пряным.  Метр,  похожий  на  генерального   директора   процветающего
концерна, проводил нас к сервированному на четверых столику. Первым делом  я
налил Саше и себе по бокалу фруктовой воды. Потом достал из кармана детектор
микрофонов, поводил им над столом, под столом, над диваном - чисто. С  точки
зрения скрытности столик был очень неплох: его окружал  С-образный  диван  с
высокой, выше голов, спинкой. Поэтому дистантный  аудиоконтроль  был,  мягко
говоря, затруднителен - исключая, конечно, направленный микрофон  ввинченный
в потолок над нами, - что маловероятно: ведь если гепо распоряжается  здесь,
как у себя на Лубянке, то на кой черт наружные посты? Мы с Сашей  потягивали
фруктовую, я изредка смотрел на часы: наши хозяева задерживались.  Это  было
против всех и всяческих законов разведок и контрразведок, и  если  следовать
им, то нам сейчас надо было удалиться и никогда сюда не показываться. Но мы,
слава  Всемогущему,  были  не  разведкой-контрразведкой;   мы   были,   если
формально, вольнонаемными служащими  ВВС,  "отделом  особых  операций",  или
"Трио" - "Три-0" - наследниками  знаменитой  "Бригады  "Сокол",  той  самой,
которая в  шестьдесят  шестом  отбила  у  мятежников  Гурьянова,  тогдашнего
президента, вытащила его из зоны  боевых  действий  -  и  при  этом  полегла
практически вся. Почему-то  имя  той  бригады  досталось  пресловутой  форме
"сокол" - самому грязному, на мой взгляд, изобретению Тарантула. Суть  формы
заключалась в том, что группа, выполнившая  задание,  не  эвакуировалась,  а
ликвидировалась на месте. Правда, за всю  историю  "Трио"  форма  "сокол"  в
полном виде применена была только один  раз:  в  семьдесят  третьем  году  в
Гамбурге. Усеченная, повседневная разновидность формы - это когда все заботы
по эвакуации перекладываются на саму группу.  Конечно,  сознание  того,  что
тебе купили билет только в  один  конец,  не  радует;  но  почему-то  всегда
получается так, что группы,  работающие  по  стандартным  формам,  несут  не
меньшие потери...
   Княжна и ее спутник, среднего роста человек в светлосером костюме-тройке,
похожий, скорее всего, на преподавателя гимназии,  появились  через  полчаса
после назначенного срока.  Я  сравнил  портрет  абонента  номера  171-65-65,
составленный Яковом, со спутником княжны - совпало. Средний  рост,  короткая
шея, лицо квадратное, тонкие усы, мимика бедная, не жестикулирует. По-русски
говорит грамматически  правильно  и  почти  без  акцента,  свободно  владеет
немецким, английским и, возможно, итальянским... да, Яков, сказал я, вряд ли
мне удастся это проверить, Яков посмотрел на  меня  и  пожал  плечами:  твои
проблемы... - Здравствуйте, - сказала княжна, - извините нас, но мы даже  не
имели возможности предупредить вас о задержке... спасибо вам, что дождались.
Позвольте представить: Нодар Александрович Гургенидзе.
   - Меня вы знаете, - я пожал руку Нодару  Александровичу,  -  а  это  Саша
Полякова.
   Нодар Александрович поклонился и поцеловал Саше запястье.
   - Какие красавицы посещают иногда наши места! --восхитился он.  -  Зураб,
сделайте музыку, - не оборачиваясь, бросил он метрдотелю. - Что  будут  пить
дамы? Я  порекомендовал  бы  "Напареули",  почему-то  в  этих  погребах  оно
совершенно необыкновенное...
   Полилась музыка. Под такую музыку, обняв  рог  с  добрым  вином,  следует
плакать от любви и счастья, клясться в вечной дружбе или уж если  драться  -
то на саблях и на краю ущелья... Мы же под эту музыку - под такую музыку!  -
творили медленный Иудин поцелуй.
   - Теперь можно говорить все, - улыбнулся Нодар Александрович. -  Как  раз
над этим столиком образуется интерферентный звуковой купол.
   - Глухая зона? Замечательно. Видите ли, на улице  мы  засекли  два  поста
аудиоконтроля, - сказал я.
   - Там их семь, - сказала княжна. - До вашей акции был один.
   - Ага, - сказал я. - То есть мы в осаде.
   - Да. Они думают, что мы  в  осаде.  У  нас  по  этому  поводу  несколько
отличное мнение. Давайте выпьем вот этого великолепного коньяка  -  и  потом
поговорим о деле.
   - Это чем-то напоминает мне  пирушку  трех  мушкетеров  и  д'Артаньяна  в
обстреливаемом бастионе.
   - Причины те же, - улыбнулась княжна.
   - О деле, - сказал я. - Мы обсудили ваше предложение и решили согласиться
на него. Более того: мы готовы помочь вам... секунду, - я  жестом  остановил
Нодара Александровича, который хотел что-то сказать. - Нам не нужны ни  ваши
планы, ни ваши лавры. Мы просто пришли к выводу, что в  обстановке,  которая
создастся в результате вашей акции, у нас  будет  больше  шансов  на  успех.
Больше, больше, не сомневайтесь. Поэтому мы хотим предложить  вам  вот  что:
непосредственно перед вашей акцией провести нашу акцию  и  отвлечь  на  себя
внимание гепо и полиции.
   Княжна  и  Нодар  Александрович  переглянулись.  Княжна  что-то   сказала
по-грузински, тут же повернулась к нам:
   - Извините, забылась. Я сказала, что нужно обдумать это...
   - Это очень интересное  предложение,  -  сказал  Нодар  Александрович.  -
Сейчас мы попробуем взвесить все "про" и "контра"... при  разработке  нашего
плана  мы  намечали  проведение  отвлекающей  акции,  но  нам   не   удалось
перебросить сюда  достаточно  людей.  Поэтому  ваше  предложение...  давайте
понемногу пить, есть и думать.
   Мы пили,  ели  и  думали,  изредка  перебрасываясь  короткими  репликами.
Соглашайтесь, думал я,  чего  тянете,  соглашайтесь.  Но  тогда  надо  будет
вставать и  выходить  на  жару...  Ладно,  думайте  дальше.  Думайте  еще...
Официант принес блюдо с шашлыком. Как интересно,  сказала  Саша,  я  думала,
шашлык едят прямо с шампуров. О, нет, сказал Нодар Александрович,  так  едят
только на... забыл, не в походе, а на... на пикнике,  подсказал  я,  да,  на
пикнике, да и то не всегда, и не всякий шашлык можно  так  есть,  вот  этот,
царский, так есть нельзя... Нежнейшее мясо таяло во рту, и я тут же пустился
в рассуждения о том, что прогресса в кулинарии нет, и в  этом  наше  немалое
счастье, да, подхватил Нодар Александрович, это как в поэзии: все лучшее уже
написано - много веков назад... он стал декламировать, гортанная речь лилась
четко и завораживающе красиво, это как музыка, сказал я, это и есть  музыка,
согласился он, где вы сейчас услышите такое? Великий Шота из Рустави написал
это восемьсот лет назад, и с  тех  пор  никто  не  мог  подняться  на  такую
высоту... почему? Потому что это от Бога, сказала Саша, тогда еще был Бог, а
теперь его нет. Нодар Александрович с уважением посмотрел на нее: я тоже так
думаю - и думаю, что именно поэтому за последние  двести  лет  было  столько
претендентов на эту вакансию. Если  Бога  нет,  то  все  дозволено,  -  так,
кажется, писал ваш Достоевский?  Не  писал  так  Достоевский,  давя  в  себе
внезапное раздражение, сказал я. Это слова одного  из  его  героев,  некоего
Смердякова, который,  в  свою  очередь,  переиначивает,  подгоняя  по  себе,
философию Ивана Карамазова... по-моему, это тайный  ужас  Достоевского:  что
все дозволено, потому что Бог  есть...  Давайте  вернемся  к  более  частным
проблемам, предложила княжна. Сможете ли  вы  устроить  небольшой  фейерверк
где-нибудь в центре во второй половине дня? Почему нет? - сказал я. В  любое
время и там, где скажете. Тогда нерешенных вопросов больше нет, сказал Нодар
Александрович. Но неплохо бы устроить нам "горячую линию" - как вы  думаете?
Давайте обменяемся телефонами, сказал я. Это проще всего. Проще
   - да... - сказал Нодар Александрович и  задумался.  Нет,  давайте  иначе.
Давайте обменяемся людьми, ваш человек будет с нами  и  наоборот.  Что-то  в
этом есть, сказал я. На старом Востоке вожди, заключая  союзы,  обменивались
детьми, сказал он. Детей у нас под  рукой  нет,  а  вот  дамы...  Мы  с  ним
одновременно посмотрели на дам. Княжна согласно кивнула. Саша пожала плечами
- якобы равнодушно. Мы обсуждали этот вариант, но не предполагали даже,  что
инициатива будет исходить от  противника.  Хорошо,  сказал  я,  дамы  меняют
кавалеров - и расходимся. И вообще, вы планируете отход  после  акции?  Нет,
сказал он, какой уж тут отход, а вы? С нашим образом  действий  вы  знакомы,
сказал я. Надеюсь, Игорь, у вас найдется и для меня место в одной из торпед?
- спросила княжна ровным голосом. Ты ведь не станешь возражать.  Гриф?  Нет,
девочка, сказал Нодар Александрович. Да и стала бы ты меня слушать...
 
   10.06. 23 час.
   Турбаза "Тушино-Центр"
   - А здесь и был аэродром. До войны и немного  после.  А  когда  заключили
Дрезденское соглашение и иметь авиацию  стало  нельзя,  на  месте  аэродрома
разбили парк.
   Так и осталось.
   -  Очень  неуютно  без  гор,  -   княжна   приподнялась   на   локте.   -
Подсознательно: чего-то не хватает,  отсюда  -  постоянная  тревога...  Зато
какие роскошные сумерки - этого мы лишены. Какие закаты!..
   - А в Петербурге вы были?
   - Да, но только зимой, к сожалению. Пойдемте еще в воду, там хорошо...
   - Будет холоднее - не простыть бы вам.
   - Никто не простывает на войне.
   - Это правда. Пойдем купаться, старый, - я ткнул Командора пяткой в бок.
   - Нет, я тут полежу, - сказал Командор. - Я, наверное, и правда старый...
   - Я пойду, - из-под покрывала вылезла Валечка. Единственная из всех  нас,
она сохранила верность натуральному стилю.  Мы  с  Командором,  ренегаты,  в
присутствии гостьи со строгого нравами Востока облачились в плавки; на самой
же гостье был черный глухой купальник с короткими рукавами и штанишками -  в
таком можно гулять по городу, и  никто  не  оглянется.  У  лавочника  выпали
глаза, когда он понял, что эту реликвию мы действительно хотим взять и  даже
отдать за нее какие-то деньги. Так мы и поплыли,  живая  диаграмма  прироста
трикотажа на душу населения: слева голая Валечка,  в  центре  я  -  в  очень
экономной, но уже одежде, справа княжна как символ грядущих достижений.  Дно
ушло из-под ног, но впереди, метрах в  сорока,  была  песчаная  отмель,  где
можно будет постоять и передохнуть: княжна плавала плохо, по-собачьи.
   - Странно, - сказала она, - мы жили так близко от  моря...  два  часа  на
машине... и так редко бывали там... три раза всего. Не понимаю, клянусь...
   - Не надо разговаривать в воде, - сказал я. - Потеряете дыхание.
   Валечке надоело плестись наравне с нами, она молча нырнула и через минуту
вынырнула далеко впереди, прямо в лунной дорожке.  Там  уже  шла  отмель,  и
Валечка стала, приседая, выпрыгивать из воды - почти вся целиком.
   - Вы все так... хорошо плаваете...
   - У нас отличные реки. У нас океан. У нас столько озер. - У нас море... в
двух часах... Папе просто... не  хотелось...  не  любил  моря...  и  нам  не
давал...
   - Давайте руку.
   На короткий миг она потеряла контроль над собой: судорожно вцепилась  мне
в кисть. Но тут же расслабила пальцы и дальше держалась почти спокойно.
   - Расслабьтесь, Кето, расслабьтесь, - сказал я. - Не держите  так  высоко
голову, не прогибайтесь столь сильно, свободнее, свободнее... - я греб одной
левой, и так, гребков в двадцать,  мы  добрались  до  Валечки.  Почувствовав
песок под ногами, княжна отпустила мою руку и приложила ладони к щекам.
   - Я вдруг испугалась, - сказала она. - Я  вдруг  чего-то  испугалась.  Не
боялась ничего, и вот, пожалуйста...
   - Постоим, отдышимся, а потом обратно мы отвезем вас на буксире, - сказал
я.
   - Нет, я поплыву сама... рядом, но сама... надо же учиться плавать. Я уже
поняла, что неправильно делаю. И... вот... - она стояла по шею в воде,  и  я
видел только ее лицо с виноватой улыбкой,  но  понял  -  она  выбирается  из
своего костюма. - О-о, я и не знала...  не  знала  вовсе...  мы  всегда  так
запираемся от природы, от Бога... это же - как лететь, лететь самому...
   Валечка скользнула к ней и за руку потянула ее от глубины, на мелководье,
а я лег на спину, раскинув руки крестом, и поплыл по  течению,  чуть  шевеля
ногами, и позади остались две девы в  лунном  свете,  а  слева  висела  сама
госпожа Луна, голубоватая, как свежий снег, а справа  проступали  крупные  и
мелкие звезды, и под всем этим великолепием плыл я, раскинув руки, и уже  не
плыл, а висел, висел без опоры, - это  было  упоительно.  Не  знаю,  сколько
времени я провисел так. Наверное, долго, потому что  отнесло  меня  довольно
далеко. Я возвращался тихим брассом, глядя вперед, потому что  там  было  на
что посмотреть: Валечка и Кето, взявшись за руки, взмывали  над  водой,  как
молодые дельфинихи, и плюхались обратно, поднимая фонтаны  серебряных  искр.
Девочки, сказал я наконец, выныривая позади них и приобнимая обеих за плечи,
нам пора. Командор стоял на берегу и махал рукой. Не хочу  уходить,  сказала
княжна, просто не хочу... Ее колотила легкая  дрожь.  Еще  пять  минут.  Еще
пять, согласился я. Но из веселья уже вышел пар, мы попрыгали,  побрызгались
и поныряли - без былого восторга, - потом шагнули на глубину и поплыли.
   - Никогда не думала, что может... быть  такое  наслаждение...  -  сказала
княжна. - Наверное, когда всегда так... это не так остро... а  когда  первый
раз... и последний... очень остро... очень сильно... спасибо...
   На берегу княжна с Валечкой забрались под одно  покрывало  и  вздрагивали
там, согреваясь. Вода  была  куда  теплее  воздуха.  Я  насухо  протер  себя
полотенцем и натянул футболку.
   - Панин идет, - сказал Командор.
   Вдали, действительно, кто-то шуршал по песку.
   - Нюхом учуял? - не поверил я.
   - Говорю - Панин...
   Это действительно оказался Панин.
   - Вот вы где, - сказал он, подходя. - А я ищу на обычном месте.
   Обычным было место на траверзе затопленного контейнера со снаряжением. Мы
ушли оттуда на случай,  если  Панину  понадобится  что-нибудь  спрятать  или
взять. Не понадобилось: Панин был сух.
   - Командор тебя метров с двухсот опознал, - сказал я.
   - А у него в левый глаз ноктоскоп вставлен, - сказал Панин. - Это чтоб ты
знал.
   - Княжна, - сказал я, - позвольте представить: Сергей Панин,  наш  лучший
актер. Княжна Дадешкелиани.
   - Можно просто Кето, - высвободив из-под покрывала руку, княжна подала ее
Панину. Панин тут же продемонстрировал, что он актер и в старом смысле этого
слова: пал на колени и приложился к ручке так, как не снилось и д'Артаньяну.
   - Как работа? - спросил я  его,  когда  он  наконец  оторвался  -  вернее
сказать, отвалился - от руки.
   - Более